Пропуск на Олимп

Даниэль

      — А папа точно не будет ругаться? — спрашиваю и передаю маме самый крупный осколок стекла.              — Нет, это всего лишь рамка.              — Вчера вы ругались, когда что-то разбилось.              Обнимаю новенький футбольный мяч, чувствуя небольшую вину за свое буйственное поведение. Но идея играть в мяч в гостиной была чересчур привлекательной, чтобы я мог упустить ее.              — Дэн, тебе не стоит переживать, — мама мягко треплет меня по макушке и поднимается на ноги, направляясь к выходу из гостиной. Я иду за ней, следя, как аккуратно она несет осколки в руках. — Это взрослые дела, в которые тебе не нужно лезть.              — Ладно, — обгоняю маму и разворачиваюсь спиной к проходу. Мелкими шажками, стараясь не споткнуться, проделываю знакомый путь на кухню. — А папа меня любит?              — Конечно, милый, — мама слабо улыбается и выкидывает в урну стекло, что с грохотом ударяется о железное дно.              — А тебя? — интересуюсь, придерживая мяч одной рукой.              Не помню, что мне ответили. Но точно помню, что четкого ответа я не получил. Лишь уцепился за застывший голубой взгляд мамы, в котором часто видел свое отражение и который всегда был наполнен любовью.              Любовью, что на тот момент была подарена двум самым главным мужчинам в ее жизни. Любовью, что зачастую не возвращалась в ответ ни от одного.              — Иди собирайся, Дэн, скоро идти на занятие, — мама опускается на корточки передо мной, прикасаясь большим пальцем к щеке.              — Я больше не хочу ходить на сольфеджио. Может, запишешь меня на футбол? — с надеждой в голосе спрашиваю.              Мама молчит несколько секунд, внимательно всматриваясь мне в лицо, а после, улыбнувшись, говорит:              — Хорошо, футбол, так футбол, — она поднимается на ноги. Прежде чем выйти из кухни, спокойно продолжает: — Но сегодня все равно сходишь на занятие. Тебя ждут. А после, я найду подходящий футбольный клуб.              Радостно киваю и, в предвкушении новых ярких событий, напрочь забываю про разбитую фоторамку в гостиной, про недавний разговор, про вчерашний вечер.              Мама всегда соглашалась на все мои просьбы, лишь бы я не задавал провокационных вопросов; лишь бы я не думал, что наша семья с каждым днем рушится. Только тогда я был слишком мал, чтобы это понять и просто восторгался огромному количеству подарков как от мамы, так и от отца.              Их споры блекли на фоне нового дорогущего конструктора, а крики заглушались благодаря набору видеокассет с недавно вышедшими мультфильмами.              Редко меня окутывал страх.              Он чувствовался едва заметным облаком горечи, что обволакивало тело и сковывало движения.              Но самым страшным для меня были ни ссоры, ни ругань родителей. Самой страшной для меня была наступающая после них тишина.              Она была такой громкой, тяжелой. Иногда казалось, что замолкал весь мир, и только я имел возможность издать тихий, незаметный звук, который со временем становился постыдным и был скрыт глубоко внутри. Где-то в душе я продолжал редко всхлипывать, пока в реальности крепче сжимал в руках джойстик, убегая от наступающей на пятки правды.              — Гадство, — шепчу, смотря на порезанную ладонь.              Прикрыв на секунду глаза и шумно выдохнув, выкидываю собранное стекло. Подставляю раскрытую ладонь под поток холодной воды и упираюсь лбом в навесной ящик на кухне. Слежу, как изначально алые разводы, постепенно бледнеют, а после и вовсе пропадают.              Я прикладываю бумажную салфетку на небольшую, но глубокую рану, чувствуя, как вместе с ней что-то кровоточит и в душе. На языке растекается привкус предательства.              После сделанного Грейс предложения, я, как кажется, самый старший, получил выговор от мамы. И я бы его понял, будь он обоснован и подкреплен аргументами, сильнее, чем просто: «Зачем ты сделал это в такой важный для Грейс день? Зачем ты перетянул все внимание на себя? Почему так эгоистично поступил?».              Как будто у меня до этого где-то в кармане находилась методичка по правильному ведению фиктивного брака, на который я, собственно, и не соглашался. Не спорю, что во мне сыграла вредность еще в тот день, как кольцо оказалось у меня. А когда вместе с ним в руке красовался билет на открытие галереи, пазл сложился сам, предвкушая нечто грандиозное.              Только вот удовольствие, полученное в первые тридцать минут, улетучилось так же быстро, как и прошел момент моего триумфа над Грейс. На смену радости пришли те самые грубые вопросы и осуждающий взгляд мамы. Словно из-за меня продуманный задолго сценарий пошел не по плану.              Тогда у меня возникает встречный вопрос: если вы так хотите играть в жизнь, то почему бы не раздать правила всем игрокам?              Уборка оставшегося после устроенного Грейс погрома занимает у меня небольшое количество времени, но тем не менее отнимает слишком много сил и энергии. К концу, когда последняя подушка оказывается на диване, я окончательно валюсь с ног.              Достав из холодильника бутылку пива, недолго думая, заменяю ее на тяжелый граненый стакан, в котором плещется виски с парочкой кубиков льда. Поднявшись на второй этаж, в последнюю секунду дергаю себя, отскочив от двери теперь уже чужой спальни. Да, я мог бы привычно лечь там, сыграв одну из сцен сказки про семейство медведей и заглянувшую в их дом девочку. Но боязнь после покрыться аллергической сыпью или словить приступ какой-нибудь краснухи от проведенного в спальне Грейс времени не позволяет мне этого сделать.              Я кидаю последний взгляд в сторону двери и, выждав драматичную паузу, захожу к себе. Тут практически все точно такое же, как было в моей привычной комнате. Просто не столь уютно.              Бросаю рубашку в кресло, не беспокоясь за ее внешний вид, и занимаю место на кровати. Остаток вечера я провожу в компании виски, тишины и мыслей, что зачастую возникают в момент разочарования в самом себе.       

═════ ◈ ═════

      Пыль блеклым полотном поднимается у моих ног, когда я ловко спрыгиваю на землю. От песка в горле немного першит. От резких движений металлическое стремя тихо гремит, привлекая к себе внимание.       Хлопаю коня по боку и наблюдаю, как тот жадно отпивает воду, перегнувшись через огибающий манеж невысокий забор. Снимаю бейсболку и протираю лоб низом черной спортивной футболки, стирая пот. Сегодня на Лондон обрушилась неистовая жара, превращая когда-то туманный Альбион в часть ада.              Руки немного не слушаются после пары часов езды верхом, в попытке выгнать из головы злобу, ненависть и желание убивать. Взяв Каприза за поводья, выхожу с ним за пределы площадки и направляюсь к конюшне. Ржание других лошадей перебивает хруст песка под ногами, когда я захожу в небольшое помещение. Конь, несмотря на свое имя, послушно заходит в стойло.              — Если бы ты во время прогулок таким послушным был, — сквозь улыбку говорю и глажу шею коня, ладонью чувствуя гладкую шерсть.              Каприза подарил мне Габриэль на двадцать первый день рождения. Узнав от мамы о моем пристрастии к конному спорту, — это единственное хобби, оставшееся с детства — он решил, что молодой жеребец — лучшая инвестиция в развитие будущих отношений с пасынком.              Спокойный, на первый взгляд, конь, сразу же приглянулся мне. Я испытал чувство, схожее с исполнением детской мечты, вроде встречи с зубной феей или же прогулки по облакам с Питером Пэном. С радостью приняв подарок, я пару дней не мог поверить, что Каприз настоящий; что он не плод моего разыгравшегося воображения.              Статный. Красивый. Волевой.              Цвет его шерсти растягивается от белой морды, ушей с вкраплениями светло-серых пятен до цвета мокрого асфальта на шее, груди, ногах. Бедра усыпаны редкими яблоками. Дымчатая короткая грива жесткостью проскальзывает между пальцев.              Он с самой первой встречи устраивал мне взбучки: скидывал с себя прямиком в грязь, норовился лягнуть. Потребовалось немало времени, чтобы борзый, местами дикий конь, привезенный из Испании, стал моим другом.              За все четыре года нашей с ним дружбы, Каприз, кажется, смог проникнуться всеми моими проблемами. Он терпеливо выслушивал долгие монологи во время прогулки в лесу, смирившись со своей участью и моим длинным языком.              Хотя периодически моя задница встречалась с землей, когда Каприз оправдывал свое имя, или я ему просто надоедал.              Но это не делает его плохим.              Наоборот, так я не расслабляюсь и не позволяю себе полностью довериться даже близким. Каприз держит меня в узде.              Иронично, правда?              Раньше, когда в моей жизни не было клуба, я проводил в конюшне, находящейся неподалеку от дома мамы, почти каждый день. Габ снял здесь несколько мест для Каприза и своих лошадей, за которыми ухаживаем не только мы, но и работники конюшни.              Габриэль сам увлекается ездой верхом. Пару раз, во время совместного отдыха, мы выбирались в чащи лесов Ирландии, бесконечные луга Франции и горы Румынии, взяв лошадей напрокат. Во время наших прогулок непроизвольно сближались, хоть и не смогли до конца стереть те границы, позволяющие нам стать родными.              Мистер Мур появляется в конюшне чаще, — почти каждый вечер. Он ответственно проверяет своих лошадей и моего Каприза, а после пишет короткое сообщение или звонит, рассказывая.              Порой мне становится стыдно, что я навещаю своего друга лишь в редко появляющееся свободное время или когда мне хочется забыться, отвлечься, выплеснуть скопившуюся злость путем долгих тренировок.              Как произошло сегодня.              Когда я днем подошел к своей машине, чтобы спокойно отправиться на работу, во мне вспыхнул такой сильный огонь ярости. Мое сердце так быстро колотилось от негодования, а рот то и дело приоткрывался как у выброшенной на берег рыбы. Я ходил вокруг автомобиля, осознавая, что мне даже не нужно просить запись с камер, чтобы понять, кто именно это сделал. Мать его, был готов лично притащить Грейс за шкирку и заставить убирать царапины собственными руками.              Глянцевая черная поверхность была сильно исполосана. Особенно интересно на их фоне смотрелись ругательства, выцарапанные так глубоко, что, кажется, проще заменить капот целиком, чем попытаться это закрасить.              Гнев был мощным. Но разум смог перебить красную пелену, возникшую перед глазами. С желчью, подступающей к горлу, я свалил сюда, Прежде чем разобраться с Вернер, решил разобраться в себе и выплеснуть всю энергию.              Я не заметил, как мысль о мести, кружившаяся в голове несколько часов, постепенно бледнела, ходила волнами, а после и вовсе исчезала. На смену ей пришло понимание, что чем больше я буду вспыхивать, обращать внимание и как-то показывать свою заинтересованность, тем больше буду получать от Грейс. Она как маленький ребенок, готовый нашкодить еще раз, лишь бы увидеть всплеск эмоций.              И если я действительно прав и смогу держать себя в руках, не показывая полный спектр эмоций, — хотя желание убить ее все еще растекается в груди, — то смогу снизить риски на несколько процентов. Придется свыкнуться со статусом терпилы. Но чего не сделаешь ради счастливой семейной жизни?              Главное, на практике не сорваться и не закатить очередной спор, который повлечет за собой тюремный срок.              — Эй! — знакомый голос раздается над ухом, и я вздрагиваю. Чуть не роняю из рук вилы, которыми раскидывал сено. — Что у тебя на лице? — весело произносит Джош, уперевшись локтями в дверцу стойла.              Растерянно хлопаю глазами, пересекаясь взглядом с другом. Но быстро натянув самодовольную улыбку, выпрямляюсь.              — Красота.              Эванс закатывает глаза, и я весело хмыкаю.              — Нет, на нем зло. Темное, глубокое. Я вижу, Дэн, с тобой что-то не так. Тем более ты взял выходной, чтобы что, убирать навоз?              — Я взял выходной, чтобы отдохнуть. Да, и убирать навоз, — упираюсь одной рукой в бок, а другой придерживаю вилы.              — И дело вовсе не в помолвке?              — Нет.              — И твоей невестой тут не пахнет?              — Нет. Тут пахнет лошадьми и твоим необоснованным любопытством.              — Поэтому ты так пафосно садился в красный «Mini Cooper» под слова Арианы про бывших в истории Эммы?              Раздраженный стон слетает с моих губ. Отбросив вилы в сторону, вытираю лоб тыльной стороной ладони. Просить Эмму взять у мамы ключи от машины — было ошибкой. И я знал, что что-то подобное всплывет. Один ее ехидный взгляд чего стоил.              Эванс вопросительно приподнимает брови, дожидаясь моего ответа и явно игнорируя сердитость на моем лице.              — Грейс испортила мою машину, и мне пришлось взять мамину, потому что такси в Лондоне — убийство собственного времени.              — Как ты понял, что это была именно она?              — Потому что только она могла выцарапать на капоте «пернатый импотент»!              Смех Джоша неприятно царапает слух. Закатываю глаза и начинаю сомневаться: друг он мне или нет.              Складываю руки на груди и выхожу на улицу. Сегодня все хотят сделать меня посмешищем?              — Мне даже интересно, почему именно такая кличка к тебе прицепилась. Чем вы занимаетесь вместе? — отсмеявшись, спрашивает Эванс.              Он щурится от ярких солнечных лучей и поправляет рыжую челку.              — Обычно мы не пересекаемся, но, когда встречаемся, происходит «бум», — изображаю руками взрыв. — Как видишь, страдаю в большинстве своем я. А всему виной — взаимное желание прикончить друг друга.              — И что ты сделал ей взамен на машину?              — Ничего. Позже вышлю счет, — спокойно говорю и открываю стоявшую на деревянной скамейке бутылку с водой, жадно отпивая.              — В смысле ничего? Она испоганила машину. Да я бы шею свернул!              — О, я бы тоже так сделал, — беззаботно отвечаю. — Только вот, в итоге же сам останусь виноватым. С меня хватило выслушивания возмущения матери из-за того, что бедная Грейс осталась обижена.              — Неужели, ты так сильно ее обидел? — с откровенным непониманием интересуется Джош, пролистывая фото автомобиля на телефоне.              Черт, да там настолько все плохо, что мне пришлось вызывать эвакуатор. Потому что проще пройтись голым рядом с Букингемским дворцом, чем выехать со двора на когда-то дорого выглядевшим «Range Rover».              — Не то, чтобы сильно, — небрежно пожимаю плечами и забираю мобильник, просунув его в передний карман спортивных штанов. — Думаю, это все ретроградный Меркурий. Эмма как-то упоминала о нем.              — А ты знаешь… эм… что это значит?              — Нет. Но, кажется, не самое приятное время года. Обычно Эмма оправдывает им свои психи, прогулы и импульсивные покупки, — замолкаю на долю секунды и задумчиво добавляю: — Слишком часто он случается…              Джош согласно кивает и неловко чешет затылок.              — Тебе надо расслабиться, — выдает Эванс, и я свожу брови к переносице. Я так сильно расслабился здесь, что мне теперь нужен отдых. — Вчера в клубе был аншлаг, и я провел вечер с такой… Дэн, да ты бы сам не устоял. Она еще и с подругой была. Мы весь вечер… — Джон мечтательно прикрывает глаза.              — Избавь меня от подробностей, — отмахиваюсь от друга, как от надоедливой мухи. — Надеюсь, ты хотя бы работал.              — Конечно, — широко улыбается Джош. — Я не отлыниваю, в отличие от некоторых директоров, которые меняют работу на помолвку.              Я цокаю языком, готовый начать отстаивать свои позиции, впрочем, Джош меня перебивает и хватает за руку.              — Дэн, это конец нашего братства, — с наигранной серьезностью произносит Эванс. — Ты теперь помолвлен, и любой твой промах сделает тебя козлом отпущения.              Выдергиваю руку и морщу нос, когда на лице друга появляется сочувствующее выражение.              Мне правда было не до размышлений о своих будущих вылазках в клубах или на каких-либо мероприятиях, с целью развлечься с девушкой. Как-то в голову не стучались мысли об ограничениях, да и в прочитанном мной несколько раз договоре пункта о сторонних связях я не помню.              — Тебе надо съездить к Грейс.              — Не думаю, что она хороший вариант для расслабления.              — Фу, Дэн, что за мысли? — Эванс морщится, сдерживая улыбку. — Поговорить с ней о правилах отношений.              Сжимаю переносицу, надавив на уголки глаз.              Правда, что за глупые игры разума, которые предложили мне дикарку в качестве чего-то большего, чем просто объект для ненависти и раздражения? От одного представления совместно проведенного с ней вечера бросает в дрожь. И это вовсе не от предвкушения.              Вроде.              — Никаких мыслей. Я лишь собрал ответ из контекста сказанных тобой слов, — безэмоционально отвечаю. — Пожалуй, ты прав, — Джош самодовольно вскидывает подбородок вверх. — Не обольщайся. Это в моих же интересах.              — Да, да. Только помойся, от тебя конем пахнет, — Эванс кривится.              — Мы в конюшне, ясен хрен, от меня будет так пахнуть!              Джош ахает и делает шаг назад. Он качает головой, с осуждением смотря на меня.              — Ты и заговорил, как фермер. Дэн, завязывай со своим коневодством!              — Я не фермер!              — Конечно, клетчатой рубашки только не хватает, — Эванс быстро скрывается из моего поля зрения, явно заметив злой, не сулящий за собой ничего хорошего взгляд.       

═════ ◈ ═════

      Захлопываю дверь красного автомобиля, ступая на шуршащий под ногами гравий. Поездка домой к Грейс не входила в мои планы. Однако разговор с Джошем стал весомым поводом. Главное, придерживаться выстроенной утром тактики: спокойствие, глубокое дыхание и никакого раздражения.              Попасть на территорию особняка семьи Вернер оказалось просто: охрана уже в курсе о нашем с дикаркой родстве. С номером Грейс было сложнее, но тем не менее, сообщение ей отправить у меня получилось.       

Я: Скажи, на каком дереве тебя найти. Надо поговорить.

      Отрываю взгляд от экрана, подняв его к небу. Плотная черная туча загородила собой солнце, намекая на возможное спасение от жары. Но яркие лучи все равно юрко пробираются через нее, ослепляя вместе с пришедшим уведомлением.              Грейс Вернер: Фальк?              Я ухмыляюсь, быстро печатая ответ.       

Я: Как лестно, что ты узнаешь меня по смс.

      Грейс Вернер: Мой промах. Обычно все идиоты у меня заблокированы.              Вспыхнув, зло свожу брови к переносице и облокачиваюсь на капот автомобиля. Поправляю накинутую поверх футболки рубашку, понимая, что даже переписка с дикаркой — вещь неприятная.       

Я: Твое остроумие не отменяет того факта, что ты — дикарка, мешающая мне жить.

      Грейс Вернер: А ты — грубиян. Но я же молчу.       

Я: Я не грубиян. Я говорю то, что думаю.

      Грейс Вернер: Думать у тебя плохо получается. Ты потренируйся и приходи.       

Я: Я пришел сейчас. И нам надо поговорить.

      

Я: Где ты?

      Грейс Вернер: В саду.              Закатываю глаза и прикусываю щеку, ощущая, как начинаю беситься.

Я: А конкретнее?

      Грейс Вернер: У пруда.              Грейс Вернер: Встречать не буду, ведь поговорить надо тебе;)              Нет, что за издевательство?              Мало того, что я приехал сюда по собственной воле, так еще и сам буду искать. Может, Джош не очень-то и прав, и этот разговор ни к чему?       

Я: Очень гостеприимно.

      

Я: Да и разговаривать с тобой мне не хочется.

      Три точки внизу экрана весело прыгают пару секунд, а потом исчезают. Так повторяется несколько раз, пока ответ, из-за которого начинают гореть кончики ушей, не высветиться на экране.              Грейс Вернер: Тогда иди в задницу и не отвлекай.              Убираю телефон в карман брюк и плетусь в сторону сада. Здесь больше играет моя вредность, чем желание увидеть Грейс.              Да и о каком желании ее увидеть может идти речь?              Поиски той, имя которой лучше не произносить, занимают у меня больше пятнадцати минут. Миновав маленький прудик и не найдя около него Грейс, я вознес глаза к небу.              Бездумно плетясь по переплетению дорожек и любуясь пестрыми цветами, я наконец выхожу к берегу большого, искусственного озера.              От красоты застываю на месте, сразу же представляя, как было бы здесь уютно зимой. Покрытые снегом деревья, окружающие замерзшую воду, переносили бы в сказку. Но, к сожалению, климат Англии не позволит наблюдать за изяществом таких мест. Да и мне самому не хотелось бы оказаться здесь еще раз.              Скользя взглядом по берегу, натыкаюсь на ярко-красное пятно неподалеку. Едва не вскинув победно руку вверх, направляюсь прямиком к нему.              На пледе с незамысловатым клетчатым рисунком, расположилась Грейс. Неподалеку, у берега, носится ее бешеный пес, который явно перенял характер своей хозяйки. Однако, Бруно — или как Грейс его называла? — импонирует мне больше.              Сначала я хмурюсь, думая, что мне показалось. Только стоит подойти ближе, как я убеждаюсь в отсутствии хотя бы капли адекватности у дикарки. Она, лежа на животе и подложив руки под голову, изображает труп в черном купальнике.              Невольно осматриваю тело, которое прикрыто небольшими кусочками ткани. Не могу ничего поделать с разразившимся внутри любопытством. Даже отвращение подступает к горлу не сразу, позволяя немного оценить фигуру той, кто портит не только жизнь, но и машины.              И как в такое маленькое, относительно меня, тело, помещается столько злобы, вредности и сумасшествия?              Прокашливаюсь, встав сбоку от пледа. Грейс лениво распахивает глаза и поворачивает голову в мою сторону. Она с напущенной заинтересованностью смотрит на меня, а после ложится обратно.              — Если ты пришел выставить мне счет, то отправь его на почту, — беззаботно бросает.              От такой наглости я неконтролируемо надуваюсь, сложив руки на груди.              — Не переживай, обязательно вышлю. Ты серьезно даже не пытаешься скрыть свою вину?              — Да. Тебя в целом не должно интересовать то, что я пытаюсь сделать. Я же избалованная, ни на что не способная девочка, — в голосе Грейс проскальзывают нотки злобы, и она сама передергивает плечами. Все же лениво поднимается на ноги, устремляя на меня пронзающий взгляд. — Чего приперся?              Я хмыкаю от серьезности, с которой слова слетают с губ Грейс, а после тихо смеюсь.              Раньше я и не замечал, что дикарка своей макушкой едва дотягивается до моего подборка. Возможно, потому что босой она передо мной так близко никогда не стояла, а, возможно, потому что сейчас она выглядит слишком комично, уперевшись руками в бока и изображая злого ягненка.              — Ты чего ржешь, придурочный? — не выдерживая, выпаливает Грейс. — У тебя припадок?              — Прости, — отмахиваюсь от возникших в голове смешных картинок Грейс в образе одного из гномов, я договариваю: — Не слышу, что ты говоришь, здесь наверху ветер.              — Да какой ты! Мой рост почти пять с половиной футов! — вспыхнув, Грейс делает небольшой шаг вперед, тыкнув пальцем мне в грудь, — Это среднестатистическая длина тела! Просто у кого-то ум в голову идет, а у кого-то, вроде тебя, в рост.              — Я бы поспорил о наличии у тебя большого ума, — сдерживаю улыбку и опускаю глаза вниз, почувствовав что-то мокрое на своей ладони.              Незаметно подошедший к нам пес Грейс с интересом обнюхивает меня, а когда наши взгляды пересекаются, он весело виляет хвостом. Чем вызывает явное недовольство своей хозяйки.              Грейс, сведя брови к переносице, закатывает глаза.              — Как раз таки мои мозги на месте.              — О, позволь заметить, что не я, — выставляю ладонь перед собой и медленно, растягивая удовольствие, загибаю пальцы: — Испортил футболку, отдавил ногу, выпотрошил чужую спальню, разбил постер… Ах, и что еще? Точно! Поцарапал машину!              — У многих бывают черные полосы в жизни. Нечего драматизировать! — отмахивается Грейс, и ее слова пропадают в сильном потоке ветра.              Поднимаю голову наверх, краем глаза видя, как точно так же делает Вернер.              Сначала мне на кончик носа падает небольшая капля, а после разносится глухой рокот грома. Плотный поток крупных капель обрушивается на нас, больно ударяя.              Грейс взвизгивает, схватив с пледа телефон и позвав за собой пса, срывается с места. Мне ничего не остается, как помчаться за дикаркой.              Мысленно проклинаю тот день, что свел нас вместе, когда чуть не поскальзываюсь на мокрой траве. Влетаю в небольшую деревянную беседку. Тяжелое дыхание звучит в унисон с ударами капель о крышу. Раскаты грома заставляют каждый раз испуганно вздрагивать.              — Посмотри, все из-за тебя, — зачесывая влажные волосы назад и указывая в сторону улицы, где сильными потоками ветра уносит листву, говорит Грейс.              — Ты в порядке? — прикрикиваю я, окончательно взбесившись от компании дикарки. Все уговоры, что проходили в моей голове в момент поездки сюда, мигом испаряются. — Ты думаешь, я погодой управляю? Я, по-твоему, гребаный, Посейдон? Или, может, Зевс, спустившийся с Олимпа?              Сжимаю губы, пронзая Вернер злым взглядом. У меня в голове не укладывается, как можно быть такой… такой… Нет подходящих слов, чтобы описать Грейс.              — Послушай, — Грейс плотно прижимает руки к телу, слегка склонив голову набок. Такой жест вызывает во мне прилив веселья. — Усмири свой пыл и подумай о своей адекватности.              — Я бы не стал сомневаться в своей адекватности, — просовываю ладони в передние карманы тканевых брюк и натягиваю самодовольную ухмылку. Не подаю вида, что в моей голове творится полный беспорядок, касающийся понимания Грейс. — В конце концов, голая сейчас ты, а не я.              — О боже, ты невыносим. Из какого ты века, раз считаешь купальник отсутствием одежды?              — Я так не считаю. Мне больше интересно, как тебе в голову взбрело, что ты сможешь получить загар от лондонского солнца. Это же смешно.              — Смешно наблюдать за твоими попытками быть супер-мачо. А это — обычное солнце. Тем более сегодня стояла невыносимая жара.              — А ты умеешь не язвить?              — Нет.              Цокаю языком и присаживаюсь на стул в противоположном углу беседки. Повернув голову в сторону, морщусь от потока холодного ветра.              Чувство беспомощности легкой волной окутывает тело. Всегда считал, что люди недооценивают природу и ее величие. Стоит нам оказаться в эпицентре любого природного явления, как страх за свою жизнь возрастает с каждой проведенной здесь секундой.              Тяжело вздыхаю и смотрю на Грейс. Она, притянув колени к себе, опустила на них подбородок. Так удобнее дотянуться до севшего рядом пса. Он тихо скулит, пока Вернер шепчет что-то невнятное, мягко поглаживая того за ухом.              — На, — неожиданно для самого себя, поднимаюсь с кресла и протягиваю Грейс свою едва влажную рубашку. — Тебе явно не жарко, — добавляю я в ответ на яркий, недоверчивый взгляд.              — Играешь в героя, как в тех самых фильмах про апокалипсис? Учти, даже если ты будешь последним мужчиной на земле, я не буду с тобой спать.              Я криво усмехаюсь и небрежно говорю:              — Я второй раз предлагать не буду. Либо бери, либо мерзни.              Грейс даже не мнется. Выхватывает легкую ткань у меня из рук и плотно укутывается в нее от нового сильного потока ветра.              — Если ливень для тебя апокалипсис, то ночь тогда что? — весело произношу я, замечая слабую улыбку на лице Грейс.              — Хочешь обсудить мои страхи? — едва заметно склонив голову набок, прищуривается Вернер. — Я смотрю, ты решил все же перенять на себя роль главного героя.              — Я всегда играю главную роль.              — Ты очень самоуверен. Но тебе не кажется, что мы с тобой сейчас лишь пешки?              — Тем не менее, мы главные пешки на всей шахматной доске, — отмахиваюсь я.              Грейс не отвечает. Она, поджав губы, отворачивается от меня, грустно смотря на сад. Я сам погружаюсь в собственные мысли, понимая, как она права.              Ни о какой главной роли не может идти и речи. Вчерашний случай тому доказательство: любой шаг в сторону оказывается непозволительной ошибкой.              Никогда не верил в судьбу. Считал, что мы сами, путем хаотичных выборов, создаем свое будущее. Только вот, смотря на возникшую сейчас между нами сценку с дождем, невольно склоняюсь к той самой судьбе. И когда я сумел так сильно согрешить? А, может, это вовсе проверка на прочность?              Только не боится ли та самая «судьба», что я ее не выдержу?              — Ладно, с тобой приятно иметь дело, — прерывая поток моих бесконечных, но бесполезных мыслей, говорит Грейс. Она поднимается на ноги и с характерным звуком блокирует телефон. — Но у меня от тебя появилась изжога, — иронично бросает и стягивает с плеч рубашку, поднимая над головой.              Хмыкаю и вопросительно смотрю на дикарку, опять цепляясь взглядом за голые, усыпанные веснушками и родинками участки ее тела. Мысленно даю себе пару подзатыльников.              — Ты действительно собираешься туда?              — Думаешь, я не знаю кратчайший путь до дома и где по дороге можно найти зонтик? — с издевкой говорит Грейс. Она подзывает к себе Бруно и, кинув беглый взгляд на меня, подмигивает и скрывается в гуще листвы.              Мне даже кажется, что она дает фору, чтобы я смог догнать ее и добраться до дома. Но, пожалуй, это просто разыгравшаяся фантазия. Поэтому я продолжаю сидеть в беседке, наблюдая за крупными каплями.              Смешок вырывается из меня, стоит понять: через пару недель у меня будет свадьба с девчонкой, что портит чужое имущество и носится по саду в трусах. Пожалуй, это тот самый максимум, который когда-либо можно было попросить на Рождество или день рождения.              Запрокидываю голову назад и прикрываю глаза от нахлынувшего на меня истеричного веселья. Я однозначно схожу с ума, раз продолжаю принимать все удары ранее не существующей для меня судьбы. Так еще и умудряюсь находить их забавными.              Вынимаю телефон из кармана, услышав оповещение о новом сообщении.              Грейс Вернер: Веселого времяпрепровождения, любимый жених ;)              Следом прилетает скриншот прогноза погоды, где ливень растянется на ближайшие два часа. Я тихо смеюсь, все же вспоминая дорогу до машины, но не вспоминая, для чего сюда приехал.