Прозит, капитан

      Лисбет Штайнер не походила на человека, пренебрегающего договоренностями, и поэтому когда она так и не появилась в конторе, Леви, не задумываясь, открыл толстый журнал. По незыблемому закону подлости в строчке, отведенной под номер телефона, стоял прочерк. Аккерман вспомнил, как накануне Штайнер поморщилась в ответ на вопрос о способе связи.       — У меня его нет, — вздохнула она. — Извините.       По-хорошему, Леви не должно было волновать, почему Штайнер — единственный житель прогрессивного Эланта без телефона. Но внешний вид и тугой кошелек явно указывали на то, что проблем с деньгами у нее нет, поэтому любопытство взяло верх.       — Поздравляю, вы наш первый клиент без телефона, — усмехнулся Аккерман. — Хотя скидки на такой случай не предусмотрено, уж простите.       Штайнер только закатила глаза, подписывая типовой договор. Перед Леви встал выбор: озвучить висевший в воздухе вопрос или сделать вид, что подобные бессмысленные ремарки — в порядке вещей. Оба варианта решительно не нравились. К счастью, Лисбет Штайнер благосклонно избавила его от страданий.       — Если не иметь телефона, то тебе не смогут позвонить, — она покосилась на массивный аппарат в углу. — Понимаете, мистер Аккерман?       Мистер Аккерман прекрасно ее понимал. От Штайнер веяло знакомым ароматом тоски и усталости, и даже приятный парфюм с нотками утреннего леса и диких цветов не мог его заглушить.       — Если случится что-то непредвиденное, я позвоню вам с работы, — пообещала Лисбет, изучая выбитый на квитанции агентства номер. — Договорились?       — Договорились. — кивнул Леви.       Вспоминая этот разговор, Аккерман мысленно выписал себе крепкий подзатыльник — расслабился настолько, что не догадался уточнить ее рабочий номер. И теперь, посматривая то на часы, то на дверной колокольчик, Леви вновь оказывался перед крайне неприятным выбором — либо запереть контору и спокойно отправиться домой, благополучно забыв о необязательной клиентке, либо…       Подъезжая к последнему дому в тупике Пароса, Аккерман недоверчиво сверился с выписанным на скорую руку адресом и нахмурился: перед ним вырастал самый настоящий старинный особняк. Увитый плющом и диким виноградом, он походил на древнее морское чудище, запутавшееся в рыбацких сетях. Каменный гигант тоскливо глядел на Леви пустыми глазами, прося то ли освободить, то ли добить. Первой мыслью пережившего войну Аккермана было остановиться — в таких домах не был отродясь и начинать не планировал. Воображение услужливо подбросило картину, на которой напомаженный дворецкий смеряет надменным взглядом мрачного калеку и до зубного скрежета вежливо просит подождать за дверью, чтобы тот ненароком не испортил дорогие ковры. Но Леви-разведчик упрямо отказывался поворачивать назад и был готов отстаивать свое решение.       — Дурак я и не лечусь, — проворчал Аккерман себе под нос и вкатился по зеленому ковру, укрывавшему мраморный пандус с широкими перилами.       Звонок у массивной двери отсутствовал, и Леви постучал — спокойно, но достаточно громко, чтобы многочисленные слуги, коих он уже успел представить во всех деталях, точно услышали. Вот только открывать ему не спешили.       Поначалу Аккерман объяснял тишину по ту сторону масштабом — чтобы пройти по такому дворцу пары минут точно не хватит, затем — безалаберностью здешнего привратника, потом — собственной глупостью. Дал бы он незнакомому человеку свой настоящий адрес? Это вряд ли. Так чем Лисбет Штайнер хуже? Вполне возможно, над элдийцем просто решили подшутить — заявились с делом, скормили неверный адрес… Но чтобы что? Внушительный аванс, который запросил Леви, явно не стоил такой глупости. Другое дело — заманить врага в незнакомый район, затащить в огромный дом, который услужливо спрячет за толстыми стенами крики, и расправиться во славу Марлии… Аккерман действительно расслабился в мирном спокойном Эланте.       — Что вы здесь делаете?       Леви уже разворачивался на колесах, надеясь покинуть злополучный тупик как можно скорее, когда тяжелая дверь приоткрылась, а из щели донесся усталый голос.       Аккерман обернулся: Лисбет Штайнер выглядела еще хуже, чем накануне. Если вчера она хотя бы попыталась изобразить на голове подобие прически, то сейчас спутанные серебристые волосы демонстрировали все вариации сложных узлов. Не добавлял очков аромат крепкого спиртного.       — Вы в порядке? — Леви планировал задать другой вопрос и совершенно иным тоном, но что-то в облике Штайнер заставило его передумать.       — Не знаю, — рассеянно пожала плечами она и распахнула дверь. — Проходите, мистер Аккерман.       В этот момент следовало отчитать необязательную клиентку, вернуть аванс и забыть адрес. Вот только Леви не сделал ничего из этого, а вкатился внутрь.       — Хотела бы я сказать «чувствуйте себя как дома», — бесцветно бросила Штайнер, застегивая верхние пуговицы на простой мужской пижаме в полоску. — Но начинать знакомство со лжи мне не нравится. Как видите, на дом это место похоже меньше всего.       Леви недоверчиво разглядывал комнату, в которой оказался. Не комнату — зал: в таком запросто можно устраивать пышные приемы с музыкантами и танцами. Перед глазами тут же встала четкая картина: в углу удобно расположился какой-то струнный квартет, под искусной лепниной высокого потолка танцевали разодетые в пух толстосумы, а вдоль стен незаметно сновали проворные черно-белые официанты. Так во всяком случае Аккерман представлял себе шик и богатство; яркую, освещенную сотнями искусственных огней, жизнь. Только жизнью здесь и не пахло — за квартет отыгрывала какая-то софа, прикрытая пожелтевшей от времени пыльной простыней; за гостей — пара канделябров, коронованных дешевым парафином; за официантов — десяток пузатых бутылок из-под бренди.       Пустой дворец, посреди которого стояла Лисбет Штайнер и смотрела на Аккермана подстать обиталищу — прямо и мертво. И впервые за черт знает сколько месяцев Леви неосознанно поежился.       — Простите, я должна была предупредить, что не смогу прийти сегодня. Но, как я и говорила, телефона у меня нет. А с работы позвонить не вышло, — Штайнер на миг скрылась за тяжелой портьерой и вернулась с большой подушкой. — Потому что работы у меня больше нет.       — Ваш коллега оказался болтливее, чем вы думали? — другие варианты в голову Леви не пришли.       — Болтливее… Это вы хорошо сказали, — усмехнулась Лисбет, бросая подушку на пол и опускаясь сверху. — Оказывается, Национальный исторический музей Марлии не может позволить себе держать сотрудника, чье аморальное поведение компрометирует не только коллектив, но и бросает тень на все ученое сообщество. — Последние слова она озвучивала сухо и надменно, явно передразнивая начальство.       — Поведение коллеги, посещающего публичные дома, я так понимаю, Национальный музей не смущает? — Леви побарабанил пальцами по подлокотнику.       — Он же мужчина, — Штайнер наметила кривую ухмылку. — Не сравнивайте.       — Погано, — вздохнул Аккерман.       — Погано, — согласилась Штайнер. — Чая у меня нет, но есть бурбон, джин, абсент… И, кажется, ром.       — Воды, — Леви покосился на ряд пустых бутылок, вспоминая, что проехал полгорода под непривычно жарким для весны солнцем. — Если есть, конечно.       — Вода есть, — кивнула Штайнер, проследив за взглядом. — Пойдемте, в этом склепе еще найдется пара комнат, в которых… Не так сильно тянет повеситься.       Колеса бесшумно скользили по гладкому полу: пустые безжизненные залы сменяли друг друга, вызывая все больше вопросов, но Леви молча катился вслед за тонкой фигурой в просторной пижаме, пока не оказался в комнате. Колонны и высокие окна имелись и здесь, но массивная мебель не была спрятана под простынями. Назвать обстановку домашней язык бы не повернулся, но зачатки уюта все же чувствовались. Аккерман было начал считать стопки книг вдоль стен, но сбился на восьмом десятке — за спиной звякнула посуда.       Штайнер растирала пальцами переносицу и разливала по стаканам мятную воду из графина. В свете закатного солнца Лизбет изменилась — на человека походила все еще слабо, но выглядела уже лучше, чем несколькими комнатами раньше.       — О, не стесняйтесь, — она наметила слабую улыбку. — Спрашивайте, если вам интересно.       — Это не мое дело, — Аккерман повертел в здоровой руке стакан и сделал небольшой глоток: свежая. — Не имею привычки лезть в чужую жизнь.       Как Лисбет Штайнер оказалась в этом в мертвом дворце и почему не сбежала при первой возможности, Леви волновать не должно. Личные границы — не стены Парадиза, их не разрушить одним словом.       — Если угодно, это мое родовое гнездо, — Штайнер облокотилась на край стола и огляделась так, словно впервые попала в заваленную книгами комнату. — Когда-то все было не настолько тоскливо. Полагаю, оттого, что здесь жили люди.       — А сейчас разве не живут?       — Люди — нет, — она покачала головой, разбалтывая в воде мятный листок. — Лишь их тени.       Аккерман вспомнил вчерашний разговор — очевидно, говоря об умерших под каменной стопой Гула родственниках, Штайнер имела в виду вообще всех.       — Раньше я считала, что не умерла по какой-то причине… На худой конец, по глупой случайности. — Лисбет отставила стакан и выудила спрятанную между книжными стопками бутылку. — Сейчас думаю, что мне сохранили жизнь лишь для того, чтобы я приглядывала за этими руинами. Точно не хотите бурбон? Он славный.       — Не пью.       Леви никогда не был трезвенником — давным-давно охотно напивался с Фарланом, не отказывался, когда Эрвин протягивал рюмку, а пару раз даже рискнул здоровьем и попробовал ужасную самогонку, которую самозабвенно варила Ханджи. Но за последние годы все изменилось: воспоминания о винных бутылках и вспышках среди лесной чащи были слишком свежи. В первую зиму на материке Оньянкопон уговорил его на джин — Аккерман пригубил, но почти сразу сплюнул.       — Как угодно, — пожала плечами Штайнер, делая глоток и морщась. — Резковат. Не додержала.       Леви неосознанно изогнул бровь.       — В Эланте сухой закон, вы разве не знали? — Лисбет посмотрела на него, как на ребенка, и прыснула. — Богатеи, конечно, находят способ обойти запрет. Но мне не нравится зависеть от кого-то в таком важном вопросе, как выпивка.       — И что же вы подумали? — Аккерман все же не удержался: Штайнер показалась ему занятной еще при первой встрече, но такая — пьяная и уставшая — виделась… крайне интересной.       — Ничего особенного, — она махнула рукой в сторону одной из дверей. — Собрала небольшой аппарат и договорилась с парой приятных торговцев на фруктовом рынке.       — Не боитесь, что я вас заложу? — прищурился Леви. — Если в городе введен запрет, вас могут арестовать.       — Я не продаю, — отмахнулась Штайнер. — Выпиваю все сама. К тому же… Даже при худшем раскладе смогу откупиться. И, нет, не боюсь, уж простите.       Другому бы могло показаться, что Штайнер просто избалованная роскошью беспечная выпивоха, но Леви слишком хорошо разбирался в людях, чтобы отличать беспечность от безразличия — Лисбет просто было плевать на собственную жизнь. И он ее понимал.       — Мне стыдно, — неожиданно пробормотала она. — Я поступила некрасиво, не придя сегодня к вам. Ведь мы договаривались. Извините.       — Вы уже извинялись, — напомнил Аккерман.       — Но вы так и не приняли мои извинения, — Лисбет разгребла заваленное томиками кресло и забралась в него с ногами. — Я не настолько пьяна. И я должна понимать — согласны ли вы работать с моим… делом. Я все еще хочу вернуть фото и найти вора. Благодаря нему я осталась без работы, так что появился еще один повод… выразить благодарность.       — Вы не похожи на человека, которого раздавила потеря должности… — ухмыльнулся Леви. — Да и нищета вам точно не грозит.       — Не грозит, — согласилась Штайнер. — А что до работы… Я не то чтобы ее любила. Но она не давала мне… заскучать.       Леви подавил желание улыбнуться: вопреки пересудам, он решил заняться частным сыском по той же причине. Первое время Оньянкопон переживал, что лицензию им не дадут — Аккермана подозревали в шпионаже, и агентство могли счесть прикрытием для сбора информации. Вот только на своих клиентов Леви было по большей части плевать. Леви просто было тоскливо — настолько, что порой тянуло завыть.       — А чем вы?.. — Аккерман осекся и прикрыл глаза: Штайнер все-таки утянула его в беседу. Он мог просто назначить другое время и укатиться восвояси, но вместо этого пил прохладную мятную воду, рассматривал книги и иногда — сидящую в кожаном кресле женщину.       — Я историк. В музее я… Работала с архивами для книг и справочников. — Штайнер тяжело вздохнула и окинула взглядом свою беспорядочную библиотеку. — Иронично, не правда ли?       — Не притворяйтесь, будто не ориентируетесь… — Леви попытался подобрать приемлемое слово для книжных завалов, но так и не смог. — В этом…       — Вы правы, — улыбнулась она. — Здесь своя система. Тем более, тут я могу себе позволить читать настоящую историю.       — Вот как, — протянул Аккерман: Штайнер быстро подтвердила его догадку. — Выходит, вам мы обязаны переписанной историей? Той, в которой элдийцы — монстры, едва не уничтожившие мир.       — Не мне, — невозмутимо ответила Лисбет. — Моему деду — вполне. Его изыскания и трактовки легли в основу большинства современных исторических книг и учебников Марлии. Иногда я задумываюсь, как будут описывать недавние события, скажем, через пятьдесят лет. Как считаете?       — Вам виднее, — процедил Аккерман. Легкость, с которой Штайнер говорила, пускай и не напрямую, о притеснении целых поколений элдийцев, вызывала крайне противоречивые чувства. — Ведь решать снова будут марлийцы.       — Верно, — кивнула Штайнер. — Вас это смущает?       — Меня это не удивляет, — Леви подкатился к столу и поставил пустой стакан. — Приходите, когда… будете чувствовать себя лучше.       — Вы хотели сказать, когда я протрезвею? — Лисбет попыталась изобразить сожаление, но выпитый бурбон не позволил — почти сразу она прыснула и закашлялась. — Вы удивительно тактичны…       — Для элдийца? — прищурился Леви, разворачивая коляску к выходу.       — Для человека, который ценит пунктуальность и порядок, — Штайнер встала, но тут же качнулась и ухватилась за спинку кресла. — Для человека, чей график был нарушен. Для человека, вынужденного проводить вечер в пыльном склепе с болтливой пьяницей.       Леви смерил ее долгим взглядом через плечо, и, сам не зная, почему, усмехнулся: не один в этой комнате обладал базовым навыком наблюдательности.       — До свидания, мисс Штайнер.       — До свидания, мистер Аккерман. — Лисбет махнула рукой и сползла обратно.       Он уже подъехал к выходу из странной библиотеки, когда до ушей донесся тихий голос без намека на хмельную усмешку:       — Спасибо, что зашли…       Аккерман почувствовал жгучее желание отразить жест и отмахнуться, но вместо этого с удвоенной силой налег на колеса каталки: из пустого дворца нужно было сматываться как можно скорее. Пока Штайнер говорила, а он слушал, было вполне терпимо и, пожалуй, даже неплохо. Но стоило хозяйке исчезнуть из поля зрения, как тяжелые стены начали сжиматься и давить — чудище отказывалось выпускать добычу из своего каменного брюха.       Спокойно выдохнуть вышло, лишь когда дом в тупике Пароса остался позади. Солнце еще не успело скрыться за горизонтом, но Аккерману казалось, что он провел в особняке Штайнер несколько часов. Леви дал себе слово, что больше никогда не ступит на порог этого места и, наметив самый быстрый маршрут, ускорился.       Мыслей было слишком много. Проезжая квартал за кварталом, он вспоминал вопрос Штайнер и представлял, каким будет мир спустя пятьдесят лет после Гула. Как будут смотреть на Парадиз? Так же, как и до этого, или с еще большей злобой? Будут ли коситься на элдийцев, как на Леви в Ребелио — со смесью недоверия и страха? Получится ли у Арлерта и остальных изменить историю? Об этом следовало спрашивать Штайнер, вот только чутье подсказывало: прямой ответ — других у нее явно не водилось — не порадует.       Аккерман закрыл дверь, щелкнул задвижкой, поднялся и наконец выдохнул. Затекшие за день ноги слушались неохотно, словно наказывая владельца за конспирацию. Но покой, пускай и относительный, был дороже ноющих коленей. Леви быстро растер гудящие мышцы, морщась, исполнил стандартный набор приседаний и прошаркал в маленькую кухню — страшно хотелось чая.       Положив заварку, он окинул оценивающим взглядом чайник и, немного подумав, добавил пару мятных веточек. Стоило струйке кипятка коснуться темных листьев, за спиной послышались ровные уверенные шаги.       — Знаешь, сегодня я, кажется, впервые за эти годы… Да что там, за всю жизнь, наверное, задумался… — бросил Аккерман, не отрываясь от чашек. — Какими нас будут видеть через пятьдесят лет… Как будут смотреть на Парадиз. Что думаешь?       — Зависит от того, останется ли что-то от Парадиза, Леви.       — Когда ты успел заделаться пессимистом?       — А с каких пор ты глядишь в будущее позитивно?       Леви медленно обернулся через плечо. Эрвин смотрел так же, как и всегда — прямо. Прожигал яркими голубыми глазами и добивал своей спокойной едва уловимой улыбкой.       Леви вернулся к чайнику: у Лисбет Штайнер был похожий взгляд.