Цветок жизни

Иногда полезно было послушать.    Система в Фатуи была такова, что каждый Предвестник занимался отведённой ему работой и был в ней главным, а вышестоящие, Пьеро и Царица, могли вмешиваться в нее в любой момент времени. Но чем больше росла организация, тем больше было пунктов и критерий, поэтому они поделили обязаности. В основном Пьеро занимался наземными вопросами, тогда как божество Снежной контактировало с вопросами Бездны. Конечно, иногда они появлялись в других областях и могли даже говорить от имени друг друга, как равностоящие, но они устраивали всегда разные собрания.    На собрание по обсуждению вопросов не обязательно было приходить всем. В обязательном порядке являлись те, кого вызывали, а остальные приходили по желанию. Дотторе являлся всегда, когда его обязывали к этому, иногда через моральную боль. Но временами мог заглянуть сам, если долго не получал вызовов. А когда у тебя есть власть над временем и местом, посидеть за одним столом с коллегами — это не так затратно, как было бы, имей он лишь одни глаза.    Пока за столом было всего пять живых душ, и Доктор сидел в одиночестве на своей стороне. Напротив него был Регратор. И если с его точки слева направо начать рисовать овал, то затем шли Сказитель, вернувшийся после очередной миссии, Пульчинелла, Царица во главе стола, потом два пустых места, и всё возвращалось бы к Доктору. Ещё ничего не началось, но что-то уже активно обсуждалось, но Дотторе не особо слушал. В любом случае, отправка в более малую резиденцию для решения проблем там его не коснётся в виду важных проектов и далёкого местоположения остальных сегментов.    — Поступим по старинке, — всё же обратил он внимание на голос Царицы в этот момент. — Сейчас Коломбина зайдёт…    — С чего такая уверенность? — подозрительно щурясь, спросил Сказитель.    — Есть повод сомневаться? — спросила она в ответ, внимательно смотря в его сторону, вдруг он действительно знает повод. — Сейчас она зайдёт, с кем первым поздоровается, тот и поедет в ту резиденцию.    «По старинке» было достаточно щепетильно, и, судя по лицам остальных, ехать никто не желал. Панталонне хотел было даже сползти вниз по столу, но Доктор ему по-дружески шепнул, что он так ещё больше привлечёт внимание Субретки. Через минуту дверь в зал распахнулась, и упомянутая Предвестница всё так же вальяжно и быстро прошла вперёд. Царица даже не обернулась на неё, и никто не обернулся. Все ждали первых слов Коломбины.    — Всем привет! А у меня тут…    Она остановила свою дивную речь, когда увидела, как некоторые с непонятным для неё недовольством опрокинули голову. А кто-то, наоборот, её наклонил к столу, придерживая рукой.    — Что? — Коломбина, не понимая ничего, осматривала всех.    — Загородный корпоративчик? — спросил Панталоне, а потом глянул на Архонта.    — Пикник с богом, — ответила она, убирая от головы руку.    — Это в прямом смысле? — поинтересовался Пульчинелла, получив от Царицы положительный ответ, а потом кивнул на стоящую по другую сторону стола Коломбину. — Предлагаю её кандидатуру.    — Вы о чем? — решила сразу уточнить та.    — Потом с тобой поговорим, — ответила ей Царица.    — Ладно. — Коломбина восприняла это легко и непринуждённо, дёрнув плечами, а потом положила на стол какую-то маленькую коробочку. — Мне тут просто подарили кое-что интересное. Знаете, что это?    — Давай не тяни, показывай, — весьма отрешенно попросила Царица, даже не посмотрев в ту сторону.    — Это мини-синтезатор, — довольным и счастливым тоном проговорила Субретка.    — Что это за?.. — хотел что-то спросить Сказатель, но она его перебила:    — Это искусство. После этого она тремя пальцами начала играть какую-то сумбурную, но весьма неплохую на слух мелодию. Но как бы она ни была хороша, а Коломбина довольна, все взгляды устремились на невозмутимого Архонта, которая безучастно смотрела в даль стола.    — Если честно, я сегодня всё утро это слушала, — всё же сказала Царица, после чего мелодия прекратилась. — Голубка залетела ко мне и играла при каждом удобном случае, пока я не разрешила принести это сюда, чтобы показать всем.    — Хватит общаться с ней, как с пятилетней, — грубым тоном попросил Сказитель.    Но тем не менее, Колумбина начала играть новую, весьма милую расслабляющую мелодию, котороя и правда немного заставляла раскумариться, а потом резким басом крикнула: — НАЧНЁМ!    Вздрогнули от этого неестественного выкрика все, даже Царица. После этого Субретка, как ни в чем не бывало, забрала синтезатор и прошла чуть дальше, опустившись рядом с Доктором. Ох уж эти небесные создания, доводящие даже земных богов до ужаса. Наличие одной Коломбины в рядах этой организации показывало, насколько всё сложно.    — Кто её сюда каждый раз приглашает? — поинтересовался Скарамучча.    — Никто, она сама приходит, — дала ему ответ Царица. — Ответственная. И Доктора тоже никто не звал, но он молодец, пришёл сегодня.    — Полезно иногда послушать, — оправдался он.    — Зачем ты приходишь сюда, если обсуждаемые вопросы тебя не касаются? — напрямую спросил у Предвестницы Сказитель.    — Зачем? — с непонимающим тоном переспросила она, оглядывая всех за столом. — Не знаю. Все сюда идут, и я иду.    Можно ли было ожидать от неё другого ответа? Коломбина приходит на каждое собрание, если находиться во дворце. А она тут довольно часто сидит. Провести два собрания одновременно невозможно, так как есть два Предвестника, что всегда в обязательном порядке должны на них присутствовать: Регратор, как средоточие экономики, и Пульчинелла, как ответственный за отношение власти и города, а это касается и новобранцев с распределением отрядов. И очень жаль, что нельзя устроить два одновременно, Дотторе бы хотел узнать, к кому тогда пойдёт Коломбина.    — Думаю, никто больше не подойдёт, начинайте…    Однако речь Царицы прервал звук открывшейся двери зала и приближающийся стук каблуков. Она сидела спиной, поэтому не могла видеть, кто зашёл, но зато увидела удивлённый взгляд остальных.    — Кто там? — тихо спросила она. — Педролино?    Отрицательное мотание головой было единственным ответом, но ничего говорить и не надо было, ведь Сандроне остановилась рядом, там же, где стояла Коломбина пару минут назад.    — Я не опоздала? — оглядывая всех спросила Марионетка. — Не начали ещё?    Дотторе тоже смотрел на её появление из-под маски с неменьшим удивлением. Конечно, всех ошеломило само её возникновение, но также и встал вопрос: «Как давно Марионетка в Заполярном находиться?». Коломбина поиграла на синтезаторе короткую нагнетающую мелодию, что, признаться, подходила под эту ситуацию.    — Что там случилось? — весьма спокойно спросила Царица. — Авария какая-то?    — Нет, там всё хорошо, — весьма легко и непринуждённо, словно не замечая всех этих взглядов, ответила Сандроне. — Я послушать пришла.    От такого заявления все переглянулись, только Сказитель не убирал свой недовольный взгляд с Марионетки. После второй нагнетающей мелодии со стороны Коломбины, Царица поднялась с места и пожала Сандроне руку.    — Крио Архонт, Царица, приветствую тебя, номер семь. Садись, моя хорошая. — Архонт указала ей рукой на свободное место рядом с ней, по левую руку, куда Предвестница опустилась. — Извини, что я не в торжественном платье с глубоким декольте. Я не знала, что ты придёшь. Совершенно не соответствую твоей красоте.    — Ты-то зачем пришла?! — крикнул в сторону Марионетки Скарамучча.    — Сама! — уже крикнула в его сторону Царица. — Она сама пришла! Никто её сюда за руку не тянул.    Теперь Сандроне не выглядела столь лёгкой и расслабленной. Не будь это Царица, она бы давно взревела в крике самых разных слов, но всё, что она могла сейчас, это ошеломленно и немного напугано смотреть на божество рядом. Архонт опустилась на своё место и более серьёзно спросила:    — А если серьёзно, какой минус сегодня? Ты погреться пришла?    — Не-ет, — с более повышенным тоном протянула Марионетка. — Я пришла просто послушать дальнейшие планы и поучаствовать. Что удивительного такого?    — В том, что даже когда вас зовут, вы не всегда приходите, — ответил ей Пульчинелла напротив.    — За это надо сегодня выпить, чтобы не сглазить, — произнесла Царица под такую же короткую торжественную мелодию от синтезатора. — Хотелось бы закончить на этой поразительной ноте, — Коломбина весьма довольно улыбнулась, — но у нас впереди ещё вопросы нерешённые. Начинай, Сказитель.    Когда в последний раз все Предвестники, находящиеся в данный момент во дворце, собирались вместе? Когда вообще все собирались в последний раз вместе? Даже чествуя нового Предвестника, не обязательно было появляться всем. Но, в отличие от Сандроне, Доктору было о чем разговаривать на собраниях касательно продвижений в Бездну, так как он занимался ее изучением. Коломбина могла поддержать любую тему разговора, но на собраниях обычно засыпала, опустившись на стол. И стоит ли еще удивляться, что она могла находить общий язык с детьми? Ее сон на таких встречах был обычным делом, поэтому никто не обращал внимания, хотя Сказитель на нее поглядывал раздраженно временами. А так, все было как обычно: военные операции по продвижению дальше, контроль над захваченными территориями, создание опорных баз в глубоких уровнях, кадровые перестановки и т. д.    Временами накатывала скукота, но Дотторе понимал, что к нему такого снисхождения, как к Коломбине, не будет. Но кое-что заставило взбодриться всех. Если серьёзный тон Субретки редкостью было услышать, то вот с Царицей было то же самое, только с немного угрожающим голосом. Она сама по себе была весьма строгой и соблюдала субординацию, но обычно не опускалась до тонких угроз. Хотя иногда могла напомнить о себе:    — Мне лишний раз нужно напоминать? У нас нет установки «проиграть», или я плохо тебе объясняла, что предприму, если ты меня подведешь?    Это было сказано в сторону Сказителя, который сразу нервно ухмыльнулся, отводя взгляд. Царица была одна из немногих, кто мог приструнить его длинный язык, но это также действовало на других в комнате, кого обращение не касалось. Обсуждение планов длилось долго, не каждую неделю устраивали подобные заседания, поэтому поговорить было о чем. Но когда закончились обсуждения, то никто не расходился без указа Архонта, а ей еще было о чем поговорить:    — Перед завершением, хочу напомнить, что завтра будет проводиться церемония верности службы новобранцам… Кстати, Доктор, не забудь об этом Клерви сказать. И у меня…    — Что, извините? — настоятельным тоном переспросил он.    — Ну, чтобы она, когда со школы пойдет, с заднего входа зашла в здание, а не с переднего, — пояснила Архонт, прожестикулировав параллельно одним пальцем.    — А, это да, конечно, — согласился Дотторе следом. — Я невольно подумал, что вы хотите, чтобы и она дала присягу заодно.    — Нет, — довольно жестко ответила та. — Ей сколько? Восемь? Семь?    — Семь.    — Она еще девять лет может быть от этого свободна. — Ее слова не особо радовали, но никто не решился возражать. — Возвращаясь к теме, я хочу знать, кого можно ждать на церемонии, кроме вас двоих.    С последними словами Царица указала на Пульчинеллу и все так же мирно спящую Коломбину, спрятавшую лицо в руки на столе. Регратор иногда посещал это мероприятие, но, сложив руки в кресте, говорил этим, что работы много, поэтому времени нет, и никто ничего лишний раз не спрашивал.    — Ладно мэр, но чего это создание добивается? — спросил Сказитель, указав на такую же мирную Коломбину.    — Как и с тобой, пытается затащить кого-то в свой кружок рукоделия, — ответил ему Пульчинелла рядом.    — Успех, я так понимаю, переменный?    — Почти никакой. Я понимаю новобранцев, когда к тебе подходит такой высокий номер и… — он показательно взял Скаравмуччу за рукав двумя руками, медленно, но весьма сильно дергая его: — «Давай пойдем, у меня там и ножницы, и ленточки есть»… — после этого мэр его отпустил. — Это действительно страшно. Не могу их винить.    — Почему только ей дозволено такое баловство? — прямо спросил Сказитель.    — Потому что она Субретка. И за всю ее службу на нее нет ни одного рапорта, — весьма загадочно ответила Царица. — Кто еще придет? Доктор?    — Я уже пришел сюда сегодня, — махнул он головой. — Все, что можно было отдать в качестве своего звания, я отдал.    — Сказитель?    — Я свою присягу с тяжестью на душе вспоминаю, а вы меня просите еще перед этой кучей, из которой половина сдохнет на первой миссии, что-то сказать.    — Не надо ничего говорить, — заверила его Архонт. — Надо просто постоять, покрасоваться красивым лицом Фатуи.    — О! — крикнула Марионетка, подняв руку. — Тогда я приду!    Как и в самом начале, это прозвучало неожиданно и удивило всех, отчего снова пошли переглядки друг с другом.    — Что там случилось?! — повторно спросила Царица уже настоятельным и громким тоном. — Скажи прямо, не надо скрывать это!    — Да ничего не случилось, — так же повторила Сандроне. — Просто у меня все оставшиеся средства ушли в последний трансформатор для «ПАВЛИК-600». Мне надо пару дней до потока общего финансирования дожить, а пока делать почти нечего.    — Так сегодня же общее финансирование, — после этой фразы Доктор неуверенно взглянул на Регратора. — Сегодня же? — Получив одобрительный кивок, он сам успокоился. — Это хорошо. Я уже испугался, сам жду.    — А, ну тогда… — однако, увидев настоятельный и немного злобный взгляд Царицы, Марионетка продолжила: — Я приду, все равно ничего говорить не надо.    — У тебя шестисотая модель? — спросила Архонт весьма спокойно для своего взгляда.    — Нет, это первая готовая модель. Шестьсот - это лошадиные силы, — объяснила она, а потом повернула голову в сторону Регратора. — Понял?! Вот что я могу сделать.    — Это был тогда не сарказм, — попытался заверить он с улыбкой от безысходности.    — А эта мелкая ещё здесь? Ты её не отдал? — задал ряд вопросов Сказитель, смотря на Доктора, который ответил лишь на последний, махнув головой.    — И хорошо, что так завершилось, — вдруг подняла голову Коломбина, привлекая к себе внимание. — Не знаю, как бы я к тебе после этого относилась.    — Это самое страшное: потерять твоё доверие, — согласился Дотторе, который так же, как остальные, не удивился подобному внезапному пробуждению. — Но я больше поражён, что мне никто ничего плохого в сторону её пребывания здесь не сказал.    — А что говорить? — спросил в ответ Регратор. — Хороший ребёнок.    — Я понимаю, но чтобы мне никто ничего не сказал насчёт неё, — перефразировал Доктор. — Такое вообще возможно?    — Аргумент Коломбины, что ей можно платишки выбирать, сработал. — Царица поднялась из-за стола, закрыв эту тему. — Всё, я тебя жду на разговор. — Она указала на Коломбину, а потом на Марионетку. — Тебя на присягу. К остальным пока претензий нет, но ещё не вечер.    Зная ее, она может их найти в любом виде, поэтому под холодную руку лучше не попадаться. Архонт всегда покидала зал заседаний первая, и когда дверь за ней прикрывалась, вставали все остальные. Сандроне поднялась первая и направилась к выходу.    — Надо договориться с ней по поводу этой модели, — тихо проговорил Пульчинелла под нос. — А то железную дорогу прокладывать нужно. Шестьсот лошадиных сил упростили и ускорили бы дело.    Что ж, в переговорах ему удачи не пожелаешь, но он ушел из зала довольно быстро, а также его уже было не видно в коридоре, как и Царицу, когда вышли все остальные. Коломбина была последняя из-за того, что ей пришлось повернуть почти прямо перед дверью: она забыла синтезатор.    — Как же я ненавижу подобное мероприятие, — проговорил Сказитель, прогнув спину назад. — Хуже, чем застолье.    — А я ненавижу тебя, — довольно честно Сандроне. — Тем не менее, молчу об этом.    — Ты-то и молчишь? — весьма возмущенно уточнил он. — Вы про бюджет с Дотторе говорите больше, чем человек, ответственный за это.    — Так. Не надо, — сразу отрезал Регратор. — У меня к ним нет претензий. Сандроне с гильдией вообще в плюс иногда выходит. Док с ареной — нет, но все же возвращает часть средств.    — И много ли возвращает?    — Ты не представляешь, какие суммы ставят богатые люди ради эксклюзивного шоу.    Дотторе лично мог подтвердить, что если сначала эти богатые аристократы с разных уголков мира смотрели на поединок двух подопытных с долей лживого пренебрежения, то через некоторое время сильно втянулись в эту аморальную утеху. Когда Регратор ушел в свою сторону, Сказитель развернулся к Доктору.    — Мне сегодня приходить? — спросил он.    — Нет, завтра, — сразу ответил тот.    — Ладно. Во вторую лабу?    — Да.    — К полудню?    — Да, мой хороший.    — И до вечера?    — Умница.    — Хорошо, свидимся.    Дотторе этого не показывал, но то, что эта кукла ушла в свою сторону совершенно спокойно, его приятно удивило, в отличие от Сандроне, которая, ничего не скрывая, разинула глаза и подняла брови. Когда Сказитель отошел, Доктор с довольной улыбкой резко схватил Коломбину за предплечье.    — Это даже на нем работает, — все еще поражаясь увиденному, проговорил он.    — Что работает? — сразу спросила Марионетка.    — Я правило прочитал, что за одним «нет» идет пять «да», — начал Дотторе рассказывать. — И тогда лучше усваивается информация и расположение духа хорошее остается.    — О, да?! — снова удивилась она. — Манипуляция?    — Общение с детьми, а что?    Хотя это могло считаться манипуляцией, но при упоминании детей Сандроне то ли в понимании, то ли в раздражении или осуждении закатила глаза, развернув голову.    — Но только для одной единственной, — милым голосом добавила Коломбина с улыбкой. — Хорошо, Воробушку не потребуется возвращать потраченные средства, она у нас для успокоения души.    — Как и ты? — подметил Доктор, увидев, как у Субретки мгновенно еще сильнее поднялись уголки рта. — Арена вообще изначально задумывалась не как способ возврата средств, но одно другому не мешает.    — А для чего она тебе тогда? — поинтересовалась Марионетка следом. — Интерес?    — Можно и так сказать, — ответил Дотторе, начиная идти с коллегами в один такт по коридору. — Не все «я» занимаемся одним и тем же. Вэб активно практикуется человеческим улучшением, но этот прогресс смотрится только на поле боя. И вот уже изрядно пострадавший экспонат отправляется туда и сталкивается с доработанным его. Всё просто. Потому что куда их? Разбирать? Можно, но криокамеры не бесконечные.    — Вэб, это который? — спросила Сандроне, нахмурившись.    — Двадцать четыре-пять, — примерно сказал Дотторе, имея в виду возраст. — Психованный достаточно. Маска почти на всё лицо.    — А! — очевидно, вспомнила Сандроне. — Это разве не Ипсилон?    — Нет, Ипсилон просто чудной на голову. Он помоложе лет на пять. А Вэб - это я, приехавший в Снежную.    — Ну или, как я его называю, «Вэбтторе», — задорно вставила слова Коломбина.    После этого она разразилась небольшим смешком. Эти имена были сделаны только для удобства в понимании при разговоре, но один на один ко всем сегментам применялось обращение «Доктор» или «Дотторе», с равностоящими по званию просто «Док», но у Коломбины было своë виденье этого. И не то, чтобы подобное Дотторе сильно трогало за душу, по крайней мере не в этом возрасте, но эта исключительность конкретного сегмента была уникальной. Почему в речах этого создания нет ни «Дзетторе», ни «Бетторе»? Почему только один? Доктор как-то задал ей этот вопрос, но Субретка ответила, что тогда это становиться «скучной личностью». Странная она всё-таки…    — Хорошо, Клерви не знает всей твоей подноготной, — добавила Коломбина после. — И это я про характер в возрастах, а не про экспонатов.    — Можешь быть спокойной, я с ней о работе не разговариваю, — заверил он сразу.    — Сильно ребенок поменял жизнь? — вдруг спросила Сандроне сразу.    — Вот вроде ты и Капитан - абсолютно разные личности, но вопрос один и тот же, — немного недовольным тоном отметил Доктор. — Половина расходов теперь в другого человека уходит - вот колоссальное изменение.    — Он скромничает, — проговорила Коломбина на ухо Марионетке, но это все равно было слышно и Дотторе.    — Но у нас с тобой ведь нет фиксированной получки, поэтому полегче с этим. У тебя еще и надбавка за ребёнка появилась, — добавила Сандроне, не увидев из-за маски, как Доктор закатил глаза. — Я даже не знала, что у нас есть такая.    — Нет у нас такой надбавки и не было никогда, — немного раздраженно ответил он. — Это Царица просто смеётся надо мной так.    — А-а-а… — протянула Марионетка в понимании. — В её стиле, да.    — Однажды она тихо уберёт эту надбавку, ничего мне не сказав.    — Печально будет.    — Она небольшая, — прояснил Дотторе. — Разницы нет весомой, есть она или нет.    — Тогда можно не завидовать. — Сандроне повернула на повороте, махнув напоследок рукой. — Бывайте.    — Ты с Сандроне хорошо общаешься, — подметила Коломбина, когда Предвестница скрылась в поворотах. — Один из немногих.    — В личной жизни - да, но с работой - дохлый номер, — от тяжести воспоминаний и некого сожаления Доктор даже глубоко вздохнул. — Мы пробовали много раз работать вместе, но только кричали друг на друга.    — Да-да, я помню те крики, — припомнила Субретка, сложив руки за спину. — Ты говорил Клерви, чтобы она не заходила в область ее мастерских?    — Как думаешь, что я сделал в первую очередь, когда взрослые мне сказали: «Не ходи в обвалившуюся шахту. Она старая, ты можешь там застрять или она даже обвалистся на тебя»? — задал он риторический вопрос, выждав после несколько секунд в тишине, чтобы ответ собеседницу сам достиг. — Сказал Клерви только, чтобы она одна не ходила туда.    — Ладно, — согласилась Коломбина с решением все же неохотно. — Ты там застрял в итоге?    — Конечно. И проход завалило, — кивнул немного Доктор для подтверждения. — Открыли люк с подъемником, достали меня. Угадай, что я сделал на следующий день.    — Снова пошел туда? — спросила она в ответ с улыбкой.    — Я говорил, что именно этих людей я понимаю спустя столько лет? — поинтересовался Предвестник следом. — А учитывая, что Клерви еще и замки умеет вскрывать, для нее много чего не станет сильной проблемой.    Возможно, даже просьба «не ходить одной» не будет иметь веса, но пока этот ребенок послушно держался от того сектора подальше. Хотя, наверное, ее просто немного пугали резкие звуки пил, яркие свечения, но этот страх тоже мог быть недолгим. Кстати, упомянутый в разговоре ребенок повстретился на краю лестницы, очевидно, вернувшись из школы. Девочка, еще не перешагнув последнюю ступеньку, держалась одной рукой за перила, а второй облокотилась о колено, смотря под ноги, очень интенсивно и глубоко дыша. При этом в одной из рук можно было увидеть сложенный несколько раз листок бумаги. Она даже не обратила внимания, когда возле нее остановилось два человека.    — Клерви, всё хорошо? — спросил ее Дотторе почти сразу.    — Да, конечно! — на выдохе крикнула она, выпрямляясь. — Тут пять этажей без лифта! Ещё и сначала надо в комнату переодеться…    — Да что ж ты так себя убиваешь? — Доктор опустился на ее уровень с небольшой ухмылкой, увидев от ребенка проницательный взгляд. — Как в школе, всё нормально?    — А ты - красноглазый.    Можно было порадоваться, что она это так быстро поняла. Даже Сказатель не мог понять с первых секунд, имеет ли он дело с копией или оригиналом, если возраста примерно совпадали. Дыхание Клерви после этого уверенного заявления начало успокаиваться, но она все же ждала ответа на свои слова.    — Да, это «Дзета»… — после подтверждения Доктор мгновенно потерял ее внимание, так как девочка пошла в правую сторону. — Клерви…    — Мне к Дотторе надо, — уверенно сказала она.    — Клерви, я здесь! — сразу крикнул он в ответ.    — Нет, ты - красноглазый. А мне к Дотторе надо.    — Клерви!..    — Успокойся, — дернула Коломбина за плечо Доктора. — Она не поймёт.    Да, не поймет. Это даже взрослый с большим трудом понимает, не то, что ребенок. И пока Клерви шла в нужную сторону, надо было скрыть от ее глаз некоторые нежелательные вещи. Договора, расчеты, разрешения - все это не имело значения, как письмо от Крукабены и ее медицинская карта, которые Дотторе сразу убрал в ящик и направился к выходу из кабинета.    — Клерви, я здесь, — позвал он ребенка, стоящего на пороге лаборатории. — Проходи.    Кажется, ей даже кто-то указывал в нужную сторону, пока Доктор не вышел, но это было не важно, девочка уверенно двинулась после его слов. Переступив порог, она сделала два шага и застыла на месте, осматривая кабинет. Держа сложенную бумагу двумя руками у груди. — Пришла всё-таки? — немного ухмыльнулся Дотторе, закрывая дверь, проходя к рабочему столу.    — Да, — подала голос девочка. — Меня красноглазый задержал немного.    — Да, я знаю, — в более сильной ухмылке кивнул один раз Дотторе, опустившись на стул. — Не стой, как провинившаяся, иди сюда.    После этого девочка будто опомнилась и пошла дальше по кабинету, обойдя стол и встав напротив Доктора. Ненадолго она посмотрела на стол, где лежали бумаги, но в пелене букв не сразу могла ухватиться за какое-то начало для прочтения.    — Бюрократия - бюрократией, — привлек ее внимание Дотторе. — Теперь скажешь, как дела?    — Хорошо! — дернулась Клерви с какой-то задорной улыбкой. — Я проверочную все же хорошо написала. А еще у нас проверяли скорость чтения и потом спрашивали, поняла ли я то, что прочитала.    — И ты поняла?    — Да, там был отрывок из рассказа. Но я до конца всё же не успела дочитать.    По большей части это нужно было даже не для проверки скорости, сколько для дикции и памяти. Но, судя по тому, как Клерви хорошо разговаривала, логопед ей был не нужен. Хотя в ином случае Доктор все равно увидит запись в дневнике, когда будет расписываться на неделе. Клерви хотела сказать что-то еще, но в дверь постучали. И, услышав одобрение на вход, на пороге появились два человека в форме Фатуи. — Клерви, чуть-чуть подожди, — попросил Дотторе, сразу понимая, зачем они пришли.    Поманив рукой в знак так же знаки одобрения, один из солдатов очень быстро стал складывать перед столом несколько алюминиевых кейсов друг на друга, в три столба. Ему их передавали с лаборатории, а так же там виднелись другие солдаты, что собирали вокруг себя работников.    — Поток общего финансирования, — сказал Дотторе для не понимающей Клерви рядом. — После тебя и Коломбины это то, чему приходу сюда я всегда радуюсь.    Внутри Фатуи было также вне общее финансирование, когда писалось прощение в бухгалтерию, но именно с общего получалась большая сумма и зарплата для других, более низких по званию. К тому же прощение нельзя написать за пять дней до общего финансирования, которое всегда было стабильно раз в месяц.    — Так, это финансирование, — проговорил парень, положив последний кейс в третий столб.    Все они были практически вровень со столом. О пересчитывании для Дотторе и речи не заходило: слишком долго, да и к тому же всегда можно написать прощение, если так случится, что не хватит. На край стола подальше от него упало около десяти завязанных мешков со знакомым приятным звоном, а также ближе к правой стороне стола солдат поставил еще один кейс. — Это личные расходы, — продолжил он, а затем бросил на стол еще один завязанный мешок с монетами. — И надбавка. Это всё.    Получив одобрительный и в какой-то степени благодарственный кивок от Дотторе, его и Клерви оставили в кабинете одних. Сандроне правильно подметила, у них нет четкой суммы получки, только строка в ежемесячном прощении «Личные расходы», хотя рамки подобного обговаривались довольно ясно и четко.    — Можно жить дальше, — с улыбкой подметил Дотторе, оглядев кабинет.    — И это всё тебе? — спросила Клерви, пройдя по комнате, встав напротив кейсов перед столом.    — Нет. — Доктор привстал со стула, опираясь на стол. — Видишь ящики? Это нужды лаборатории. А на столе и рядом уже мое.    — О, здесь так разделено? — спросила Клерви следом.    — По идее, лабораторных средств должно быть больше, так как в мои обязанности входила выдача зарплаты моим ребятам, но я попросил меня освободить от этого.    — Почему?    — Много причин: ответственность лишняя, как и работа, — Дотторе решил следом просто уйти с этой темы: — Что у тебя за бумага?    — О, это письмо! — вдруг вспомнила Клерви, протянув его через стол прямо в руку Доктора. — Для Перри.    — Обьемное, — подметил Предвестник.    — Ну, я рассказывала про школу, про праздник… — Клерви в задумчивости и с улыбкой оглядела глазами потолок. — Там много надо было написать.    — Понятно.    Девочка еще оглядывала пару секунд потолок, запрокинув голову, хотя смотреть там было не на что. Но она в какой-то детской игре и мечтательности дернула головой вниз с озорной улыбкой. Такая ее живость стала привычной и в воспоминаниях контрастировала с первыми днями ее жизни здесь. Даже не вериться, что это был тот же самый ребенок, что забился в угол и даже говорил с трудом. Сейчас она стояла спокойно, даже расслабленно, по середине рабочего кабинета Доктора и легко смотрела на него. Выходит, делает он всё правильно, раз у нее возникала такая реакция на все происходящее. Отодвинув все тот же ящик с медицинской книжкой, Доктор положил туда письмо, проговорив параллельно:    — Доставят, не бойся.    — Я не боюсь, — ответила ему Клерви, подойдя ближе, взявшись руками за край стола. — Но если еще одна передача будет, скажешь?    — Конечно. — Однако девочка даже после ответа всё так и не уходила. — Что-то еще?    Видно было, что она призадумалась и, оглядев всё в своем поле зрения, остановила свой взгляд на Дотторе, смотря в область его сокрытых глаз, будто пытаясь точно узнать, говорит ли снова с сегментом. Ее руки немного напряглись на краешке стола, и она непроизвольно сделала более серьезный взгляд, но все же махнула головой.    — Нет, — добавила Клерви следом.    Очевидно, что-то все же хотела, и это даже настораживало: она давно перестала бояться о чем-то просить или спрашивать. Выходит, что-то очень личное. Может, матери касается? Говорить о Крукабене Клерви все еще не спешила, да и Дотторе было что скрывать от нее, по крайней мере, пока он один на один не переговорит об этом с Предвестницей. В письмах такое лучше не обсуждать, по большей части даже из-за чувства такта, а не страха перехватки. Клерви же сама стояла в неуверенности от данного ответа, но все же не жалела, что решила соскочить. Невзрачную, но колющую мысль девочка решила пока повременить и не говорить ее. Не ему.    Решая сходить поесть, Клерви покинула лабораторию весьма быстро и пошла назад по привычному маршруту. Похождение в эту часть дворца практически каждый день перебило страх перед этим помещением, да и это стало уже некой традицией: после школы прийти и рассказать, что произошло.    Клерви в письме написала много больше о школе, чем о празднике: о самих классах, о том, что Дотторе ее провожает утром, но после занятий Клерви сама идет назад, об уроках, учениках и, конечно, о своей миссии. Перри - ее лучшая подруга, поэтому с ней можно поделиться успехом. Клерви не стала изгоем. В классе она часто общалась с компанией разных девочек, да и с учебой пока все клеилось. Она рассказала и про девочку, которая гадала на картах и посмотрела, что Клерви ждет большая любовь. И про того унылого мальчика, который в первый день своими словами, наоборот, немного ее успокоил. Его звали Евгением, сокращенно Женя, и про него Клерви написала немного побольше. А еще про Ясению, или же, как она выразилась: «просто Яся». Это была та энергичная девочка, которая сидела впереди нее. С Серëжей, другом и соседом Яси, которого она называла Серый, они не так часто общались, он был более закрыт, и у Клерви с ним было мало общих тем. Но вот с Ясей создавалось ощущение, что она может говорить на любую тему, причем без остановки. Клерви в Доме Очага называли болтуньей, но это они просто не видели Ясю! С ее слов Клерви поняла, что они с Серым вдвоем ведут серьезные взрослые дела на экономическом поле, или проще — у них своя стратегия бизнеса. Они были друзьями еще до школы, даже упрашивали родителей зачислить их в один класс. А еще, Клерви это не совсем поняла, но они дали клятву, что если не найдут себе пару до тридцати, то будут вместе. Расспрашивать об этом она не стала, ведь намного интересней для нее были их серьезные дела, которые ни в какое сравнение не шли с хобби Клерви.    — Как к вам пришло такое озорение? — поинтересовалась она однажды у Яси.    — Понимаешь, Клерви, ты еще ребенок, поэтому не осознаешь…    — Мы одного возраста, — прервала ее Клерви.    — Ну, ты не местная, — перефразировала Яся, а потом начала поднимать четыре пальца по ходу разговора: — В Снежной всего четыре вида развития событий твоей осознанной жизни. Можно пойти служить в Фатуи, но, да простит меня Царица, тридцать пять процентов новобранцев погибают на первой миссии в бездну, и еще пятнадцать на второй. Нам это не надо. Можно пойти работать на завод или в подобные предприятия и пахать как не в себя три месяца без выходных. Если повезет, конечно. Бывают, и по полгода без выходных работают. Надо оно нам - нет. Можно вообще ничего не делать, но, исключая факт того, что ты садишься на шею к таким же рискующим и работающим родителям, еще есть статья за тунеядство и труд заключенных. Тут свои проблемы. Четвертый способ - это открыть бизнес. И в пять лет у меня голос в голове прозвучал: «Хочешь жить, Яся, сражайся на поле цифр, чтобы не пришлось рискнуть жизнью на реальном поле боя».    — О-ой! — протянула Коерви в смеси восхищения и слабого ужаса. — Так вы с пяти лет, что ли?..    — Порядком, для начала, мы полтора года целыми днями безвылазно изучали экономику, — продолжила Яся, достав какую-то тетрадь, быстро пролистав перед носом Клерви. — Записывали термины, учились, как платить налоги. У нас до сих пор есть блокноты с подсказками, и мы все еще учимся, но смогли добиться определенных результатов. А начали сейчас, потому что тогда при выпуске из школы у нас уже будет вспаханное поле для взрослой жизни.    — Яся, ты такая взрослая, — уже полноценно восхитилась ей Клерви.    — А как иначе? Тут по-другому никак. Отец и так благодаря службе смог нас с мамой перевести в столицу, так что моя задача - удержаться здесь.    Затем девочка опасливо посмотрела по сторонам и придвинулась к Клерви ближе, прошептав:    — Ну, можно еще пойти в ополчение, но это так же, как с Фатуи, - риск колоссальный.    — Опл?.. — хотела переспросить она, но Яся сразу закрыла ей рот, вновь оглядываясь по сторонам.    — Тихо! Об этом не говорят так громко, — в приглушенном тоне сказала девочка, отпустив ее следом, продолжая так же тихо говорить: — И отцу своему не говори, что я так сказала. И не говори, что знаешь об этом. Вообще забудь последнюю часть. Женя правду сказал тогда: тут у половины родаки служат. Чего не хватало, так это себе проблем привлечь.    — Ладно, — тихо согласилась Клерви. — А что будет?    — Родаков начнут проверять. Не дай Царица, еще решат подтасовать на преступления против Снежной. Отца на расстрел, мать на нары, а меня в Дом Очага. — Ясю от последней части даже передернуло. — А там вообще нет выбора: идешь долг родине отдавать. Ну, конечно, если у тебя совсем проблемы по здоровой части, то на завод определят. В любом исходе лишь иллюзия выбора.    — Ох, ладно, буду молчать, — сразу согласилась Клерви. — У меня и в обратную есть то, что я не должна говорить.    — Вот и правильно. Конфиденциальность, — проговорила так же тихо Яся. — Запомни, «Снежная слезам не верит». Даже детским.    Последнее выражение Клерви не поняла. Здесь так же, как в Доме Очага, вообще нельзя плакать или это означает, что поверят тому, кто будет спокоен, а не тому, кто плачет? Но понимание местных нравов проходило в более слабом темпе, да и в тот момент диалога Клерви старалась выучить гимн Снежной, которые школьники распевали вместе в начале каждой новой недели. По многим пунктам она не стала расспрашивать Ясю, вдруг об этом тоже лучше не разговаривать.    А вообще, Клерви сначала показалось, что учиться в Снежной легче, но оказалось, что не намного. Здесь просто не обучали ведению боя, переговорам, и дети на физических упражнениях сражались друг с другом только в играх без особого серьеза. Но все же здесь много учились: с начала календарной осени, до ледяного очага, потом две недели каникул и снова на полгода учебы до конца июня, а потом два месяца перерыва. Младшие классы - пять дней в неделю, а средние и старшие - шесть. Не сладко. Клерви знала, что в Фонтейне в обычной школе полегче, но радость от того, что в Снежной не надо было брать деревянные, а то и настоящие мечи и наставлять их друг на друга, была перекрывающей. Как сказала Яся: «Такое разве что на учебке в армии происходит».    А еще они с Ясей настолько заобщались, что она даже позволила ей заплести косичку. Волосы у нее были прямые, чему Клерви даже завидовала, ведь хоть ей много раз говорили, что у нее очень красиво вьются волосы, но девочку раздражало, что концы торчат в разные стороны. Она даже как-то вслух пожаловалась:    — Почему у мамы прямые волосы, а у меня такие?    Дотторе тогда был рядом. И хоть это был вопрос, не обращенный к нему, он все же ответил ей:    — У меня вьются. — Доктор показательно нагнул тогда голову и приподнял в воздух пару прядей. — Но на такой стрижке это плохо видно.    Неведомо для него почему, но Клерви в тот момент сначала раскрыла рот в изумлении, а потом улыбнулась. Она все же увидела, что у него так же концы изгибаются в разные стороны, да и передние пряди не выглядели прямыми. Получается, они не только глазами схожи. Но Клерви на самом деле даже не представляла, насколько.    Иногда ей снился Фонтейн и даже Дом Очага, и если сначала ее это немного тревожило, то потом Клерви просто решила сразу не вспоминать сны при пробуждении. Она верила, что они рано или поздно пропадут, главное — не вспоминать и не возвращаться назад. Нужно вообще не думать обо всем случившемся лишний раз. Но это было очень сложно.    Волосы потяжелели и потемнели от воды, когда Клерви была уже в комнате примерно через час. В Доме Очага было мало взрослых, и детей приучали ко многому с раннего возраста, это относилось как к обычным будним делам, так и к подготовке для ведения боя и шпионажа. Интересно, в Снежной есть отличия?    Клерви проходила мимо кровати в направлении стола, когда Дотторе постучал к ней в дверь. Предвестник ждал пару секунд, но ответа не услышал, хотя прекрасно знал, что этот ребенок по другую сторону, поэтому он самостоятельно открыл дверь.    — Чего не отвечаешь, когда стучаться? — спросил он почти сразу.    — Я мыкнула, — ответила девочка.    — Погромче и прямо отвечай, — настоятельно проговорил Дотторе, оглядев ребенка полностью. — Ты помылась только?    — Да. Я голову днем мою, — ответила она.    — У меня волосы долго всегда сохнут.    Нужно ли сказать, чтобы запиралась еще когда в ванную уходит? Нет, Дотторе решил, что все же не стоит. Может случиться, что от пара станет плохо или поскользнется и ударится головой. Могло прозвучать параноидально, но все же вероятность таких случаев была выше, чем многих других тревожных надумываний. Доктор просто сделал к Клерви два шага, приподняв несколько локонов ее мокрых волос.    — Ты вытираешь их плохо, — сказал он, выставив пряди в уровень ее глаз. — Видишь, капает вода?    Клерви не ответила, однако сама это увидела, но так было всегда, поэтому девочка лишь нахмурилась в непонимании. Дотторе же отпустил ее волосы, зайдя одним шагом в ванную, стянув оттуда махровое полотенце.    — Пойдем сюда.    Проговорив это, он слегка подтолкнул Клерви встать перед кроватью лицом и сел напротив, накинув на голову ребенка полотенце, что перекрыло ее глаза. Когда он начал весьма медленными, но тщательными движениями вытирать ей голову, Клерви невольно вспомнила такую же жесткую хватку матери. В этом плане они были почти одинаковые, разве что ладони Доктора были побольше. Когда он увидел, что девочка чуть прогнулась под его напором рук, то ослабил давление, но не сильно. Все же контролировать силу в подобном было весьма сложно, и дело было даже не в том, что для Дотторе подобное занятие не было привычным. Зато эффективно. Но он не мог мысленно не признать, что вытирать волосы, что длиннее его собственных в три, а то и в четыре раза, сложнее. Наверняка такой объем еще и был очень тяжелым после намокания, но зато сейчас Клерви станет полегче, когда большая часть воды уйдет.    — Укоротить волосы не хочешь? — спросил все же Доктор ребенка, когда ее бирюзовые глаза открылись для него. — Мешаться не будут.    — Не знаю, — ответила она, сразу зажмурившись обратно. — У меня всегда были длинные, и я не задумывалась.    — Тебя не стригли никогда?    — Нет вроде, — на секунду призадумалась Клерви, а потом махнула головой. — А что?    — Ничего, просто маленьких детей часто стригут.    — Зачем?    — Дети обычно не любят, когда к их волосам прикасаются, — объяснил Дотторе. — Если мытье головы могут еще перетерпеть, то расчесывание - это страшное и больное испытание. Поэтому подстригают, чтобы не мучить.    — Я не помню такого, — произнесла Клерви, немного помедлив с продолжением, пока ей вытирали виски. — Но то, что было больно, когда мама расчесывала, помню. Я даже после этого сразу убегала, потому что немного плакала и боялась, что она увидит.    Дотторе даже не сразу понял, что его руки остановились, когда этот ребенок закончил говорить. Да и Клерви это не сразу приметила, только через пару секунд подняв немного непонимающие глаза. После этого Доктор вышел из подсознания представления тех сцен ее жизни, продолжив вытирать ей волосы, выжимая с концов капли.    — А когда мне Коломбина косички заплела, тоже немного больно было, — продолжила Клерви. — Но она меня научила, я теперь сама могу заплетать их. Самой не так больно. Поэтому я не хочу состригать, иначе не смогу заплетаться.    — Ладно, — ответил ей Дотторе, увидев напоследок ее метание глазами. — Да всё хорошо, как хочешь.    Сейчас решать только ей, но, судя по всему увиденному, проблема у Клерви была только с вытиранием. Но, конечно же, потом научиться. Она ребенок способный, и Доктор даже чувствовал смешение радости и грусти, когда понял это.    Клерви приподняла несколько прядей, когда он стянул с ее головы полотенце. Наверное, просто смотрела, капает ли теперь вода, но Дотторе больше привлекло то, что она достаточно продолжительное время дергала языком в одном и том же движении в одной и той же области рта.    — Что у тебя? — спросил он, и сразу после этого вопроса девочка немного дрогнула бровями, прекратив шевелить языком. — Клерви.    — Зуб шатается, — немного тише обычного ответила она.    — А, молочный…    Дотторе немного наклонился к ней, подняв голову за подбородок. Он даже как-то забыл тот факт, что у нее как раз должны выпадать зубы в этом возрасте. Это Клерви хотела сказать тогда в кабинете? По идее, некоторые должны были уже поменяться, поэтому сам факт шатания еë не должен удивлять. Девочка приоткрыла рот, указав языком на верхний боковой резец, пошатав его для вида.    — Шатай его потихоньку языком, он выпадет.    Он не услышал и не увидел, когда развернулся, но Клерви в успокоении выдохнула. Если в Доме Очага узнавали, что у тебя шатается зуб, то его вырывали, и это было не больно, а попросту страшно. Дотторе же решил записать себе напоминание проверить у этого ребенка прикус, когда все зубы поменяются, это действительно было важно. Заметив одну определенную вещь на рабочем столе, он с небольшим интересом прошел туда, увидев именно то, о чем подумал. Он поднял одной рукой связку из двух ключей.    — Клерви, я же просил их убирать, — проговорил Доктор.    — Я всегда, когда дверь открываю, кладу их туда, — сказала она в ответ. — Так удобнее.    — Я понимаю, но любой может зайти и взять их. — Дотторе открыл верхний шкафчик стола и положил туда связку ключей, сразу закрыв. — Хотя бы сюда клади.    — Ладно.    Порыться в ящиках тоже легко, но хотя бы будет лежать не на видном месте. В конце концов, там и от его комнаты ключ есть. Подметив, что последнее слово Клерви немного зажевала, чуть-чуть опустив голову, Доктор закатил глаза под маской. Ладно, он признал, что мог это сказать более грубым тоном, чем обычно. Пройдя назад к ребенку, Дотторе положил ей руку на голову, спокойно сказав:    — Все хорошо, на этом условимся.    Все равно ничего страшного не произошло, да и сам он не уточнил ей, куда лучше убирать ключи.    Клерви перехватила его руку, когда он хотел убрать ее, схватившись за запястье. И все же она позволила ей опуститься пониже, на уровень груди, но девочка все так же не отпускала руку, задумчиво и серьезно вглядываясь в нее. Клерви непроизвольно задышала глубже, чего нельзя было не заметить. Поэтому Дотторе прямо спросил:    — Все хорошо?    Клерви подняла на него острый взгляд какого-то детского взбудораживания и страха, а потом отпустила руку, убрав собственные за спину.    — Да, — ответила она.    Девочка и сама понимала, что ее мысль была странной: разбежаться и врезаться об Доктора, как об стену. Как об этом лучше сказать? Причем не просто удариться и отойти, а прилипнуть… Прижаться. Вот такие у нее были наваждения, о которых Дотторе не подозревал. Он присел ниже, спросив следом:    — У тебя ничего не болит?    — Нет.    И все же он снял перчатку, прикоснувшись к ее лбу. Температуры нет, да и вряд ли бы Клерви теперь стала о таком молчать, переболев здесь уже три раза. Дотторе счел это все же реакцией на немного повышенный тон, ведь Клерви за все это время ругать было почти не за что. И это, на самом деле, было плохо, и книги помогли это понять: излишняя тревожная аккуратность и сидение в норке мышкой - не самый хороший момент в поведении ребенка. К этому прибавлялось, что он так же редко видел, как она играет. Здесь уже, скорее всего, была вина спонтанного переезда и огромного страха, что последовал по прибытию, так как сейчас детская забава начала проявляться, но только небольшими каплями.    Если у нее именно из-за переезда и изначального убеждения насчет Доктора был настолько сильный стресс, что начал спадать лишь сейчас, то надо было просто продолжать налаживать контакт и не торопиться. Если же подобное пришло еще от Крукабены, то этот вопрос должен будет решаться через детского психолога. Надо еще было посмотреть за Клерви, чтобы понять, какой из вариантов более верный. Тоже своеобразный эксперимент через наблюдения за поведением.    А вообще, Дотторе зашел к ней сказать про присягу, спросив о том, знает ли Клерви, где задний выход во дворце. И все же в ее любознательности Доктор не сомневался, поэтому даже не удивился, что она знает. О том, что нужно будет пройти через него, Доктор ей сказал и сразу решил еще напомнить несколько раз завтра. Хотя, даже если она в итоге все равно забудет, вряд ли подумает пройти через главный вход, когда увидит там бессчетное количество людей в построении. Но он мог даже не заходить к ней после обеда для того, чтобы сказать об этом, ведь все равно он приходит еще вечером проверить у нее уроки. А потом еще поздно вечером, когда она уже засыпала. Пришел просто, пока у самого было на уме со всей навалившейся работой.    В дни принятия присяги во дворце было непривычно пусто, но Дотторе подобное подмечал, только выходя на перерыв. Вот почему составление договора с исследовательской Фонтейна выпало на перевод двух людей в третью лабораторию за городом? И ладно просто перевести их туда на один проект, но нет, там был целый ряд долгих процедур, поэтому это была именно кадровая перестановка. Освободившиеся два места не следовало оставлять, поэтому в ответ нужно было принять кадры из других отрядов, а для этого посмотреть личные дела. В Заполярном только обслуживающий персонал не давал присягу, ограничились подписанием договора о неразглашении, а все остальные - служащие разного формата.    Клерви уже вернулась на следующий день из школы, прошла послушно через задний вход. Единственный живой человек во дворце без присяги и договора, но это не навсегда. У этого ребенка не будет выбора: она даст присягу, но до этого еще весьма далеко.    Выйдя на перерыв, Дотторе еще ожидал увидеть ее в столовой, но, похоже, она уже закончила обедать и ушла к себе. Вот, что он замечал в дни присяги: народу здесь было намного меньше днем. Пара групп офицеров, кто-то из персонала, а еще Доктор увидел, как ему махнул Регратор. В подобном месте они редко виделись, но почему-то было приятно видеть, что кто-то еще не пошел стоять на холоде несколько часов, демонстрируя лицо Фатуи. Дотторе с глубоким выдохом опустился напротив Панталонне, прикрыв на секунду глаза под маской.    — Бюрократия? — довольно метко спросил он. — Друг мой, я узнаю это из тысячи.    — Не в первый раз. Просто такого завала уже давно не было, — ответил он, прогнув голову назад. — К слову, представляешь, три резюме - один и тот же Дом Очага.    — Продуктивное совпадение, — отметил тот.    — Поразительное, потому что у меня один работник с того же, — добавил Доктор. — И примерно одного возраста.    — Небось счастлив, что с семьей, возможно, воссоединиться, — предположил Регратор, остановив сразу руку с поднятым стаканом. — А это не четвертый Дом Очага?    — Нет, а что?    — Да там дети недавно стащили с кухни крышки от кастрюль и катались на них с горки, как на санках. — Панталоне ухмыльнулся, но не смог увидеть из-за маски, что Дотторе приподнял брови. — Сказали, что, несмотря на наказание, это того стоило.    Говорить, что это был как раз тот Дом Очага, в который Доктор подумывал отдать Клерви в первую неделю ее жизни здесь, он не стал. Сам не любил вспоминать свои раздумывания насчет этого, особенно видя, как этот ребенок начал улыбаться чаще и даже ему. Тогда об этом можно было мечтать, а сейчас он это наблюдал.    Редкостью было, чтобы из Дома Очага выходил кто-то вне шпионажа, обучали их всегда на это дело, но были исключения. А совпадение, что из одного были по одной специальности приблизительно одного года выпуска, было немыслимым.    Сзади послышались знакомые в периодичности шаги. Когда долго служишь, запоминаешь и распознаешь их, а также понимаешь, сколько всего приближается людей, некоторые могут даже отличить, в какой обуви. Это была Клерви, причем весьма взволнованная в степени малой паники.    — Клерви? — позвал ее Доктор, после чего ребенок остановился рядом, напрягая плечи и смотря в пол практически не моргая. — Что такое?    — У меня проблема, — прямо сказала девочка, не сбавляя свое напряжение. — Нам задали на неделю сделать поделку, а я забыла про это и только сейчас запись увидела.    — Ты же делала что-то с Коломбиной в свободное время?    — Это не подойдёт, а её работы слишком хорошие, сразу поймут, что не я делала. И ее, тем более, сейчас нет здесь, — пояснила она, не заметив ухмылку Дотторе. — Я теперь не знаю, что мне делать.    Такая ситуация, а точнее ее паника, действительно немного смешила Доктора, отчего он даже не сдержал улыбку и тихий смешок. Клерви в ответ на это подняла все еще взволнованный, но уже непонимающий взгляд, а Регратор спросил:    — Что смеëшься?    — Что она перед исследовательской частью Фатуи об этом мучается, — объяснил Дотторе, чего девочка, судя по нахмуриности, не поняла. — Пойдём за мной.    Он довольно быстро повел за собой Клерви, отчего ей даже пришлось сначала догнать его, а потом не отставать. Зайдя уже второй раз за сегодня в эту часть замка, девочка сразу заметила небольшое удивление у взрослых там, но вот только не поняла, что они не совсем удивились, и не конкретно ей. Подойдя к кабинету, Дотторе заметил, что дверь не была захлопнута, но списал это на себя. Он допускал мысль, что сам не до конца закрыл. И, может быть, из-за того, что он хотел показать Клерви, мысли были заняты этим, Предвестник не сразу заподозрил неладное, когда девушка рядом протянула:    — А-а-а, — привлекла она на секунду все же его внимание. — Мне кажется, я где-то с формулой накосячила.    — Пять минут подожди, — ответил Дотторе, открыв дверь в свой кабинет.    — А, — но Предвестник уже переступил порог, и ее следующую фразу услышала только Клерви. — Ну, Андрей, я запомню тебя как хорошего человека. Забегу завтра свечку за упокой поставлю.    Клерви ее не поняла, но зашла следом за Дотторе, не особо смотря вперед. Она врезалась в него из-за этого, но также сразу же почувствовала его пальцы на макушке, призывающие остановиться и вести себя потише. В кабинете был третий человек: еще один парень. Он стоял перед ними спиной, смотря на стол, где лежали три разные открытые на первой странице папки с документами, в которых можно было узнать те самые личные дела кандидатур на пустое место. Также он держал в руках, что Дотторе мог видеть через отражение в стекле шкафа, миску с водой и свечу. Предвестник его узнал, и, на его небольшое удивление, это был как раз тот самый человек из Дома Очага, о котором он упоминал пару минут назад в разговоре. Парень стоял ровно и с закрытыми глазами, а через секунду издал юрливый низкий голос:    — Машка-букашка, забери документ, проклинаю - сопьешься.    Он наклонил свечу, чтобы её воск капнул в воду. Парень начал медленно болтать рукой с миской, а Доктор, в предвкушении этого шоу, жестом попросил Клерви о тишине. Человек перед ними на секунду наклонился к одному из документов.    — Кто там дальше? А! — Андрей выпрямился с такими же закрытыми глазами и продолжил: — Костик-недоростик, проклинаю: жопу отморозишь - забери документ, собака.    И вновь он капнул воском в воду, ненадолго глянув на третий документ.    — Ася-пердася, до конца жизни будешь бегать от хилличурлов, если не убежишь отсюда с документом. Проклинаю.    После ещё одной капли он посмотрел в потолок.    — Матушка Царица, молю, дай Доктору сил быть выше того, чтобы брать на работу кого-то из этих бестолочей. Аминь.    — Как скажешь, — всё же подал голос Дотторе, едва тот капнул воском в воду.    Парень сразу издал крик, если не на весь Заполярный дворец, то на всю лабораторию. При этом он подпрыгнул на месте, полуобернувшись, и уронил чашку с водой на пол, разбив.    — Пожалуйста, извините! — сразу заволновался парень, задув свечу и подбирая осколки. — Простите, умоляю!    — Ещё раз увижу, что ты пробрался ко мне в кабинет, у нас появится ещё одно свободное место, но добавится один испытуемый, — намекнул ему очень жирно Доктор.    — Извините, пожалуйста! — повторил Андрей и поднялся с большими осколками в руке. — В оправдание скажу: я должен был попытаться.    — Я тебя хвалю за смелость, а теперь брысь отсюда!    — Да, конечно, извините, — он немедленно направился к выходу.    — Спасибо, мне рифму не придумал, — добавил Предвестник напоследок. — На кого этот горе-ученый ворожил хоть?    Разобраться с ним можно попозже и не при маленьких свидетелях. Сначала Дотторе подумал, что он пытался пропихнуть своих названых братьев и сестёр, поэтому «мешал» конкурентам, но, когда Доктор прошел к столу и взглянул в папки, понял, что все было совершенно наоборот: он не хотел, чтобы люди из того же Дома Очага оказались здесь. Вот и называется «дружная семья». В какой-то степени это объясняло те детские дразнилки, но не объясняло, как он до этого додумался.    — Проходи, только в воду не наступи, — сказал Доктор для Клерви, убирая на край стола личные дела всех трех.    — А чем он занимался? — поинтересовалась Клерви, залезая на единственный стул в комнате.    — Дурачеством всяким.    Но то, что этот человек был учёным и пошёл на это, заставляло Доктора задуматься об этих трёх личностях. Но сейчас было не до этого, поэтому Дотторе решил ненадолго забыть об этой ситуации. В конце концов, этот парень здесь ничего не воровал и не копал под него.    Передвестник по одной вытащил три коробки, поставив их перед девочкой. Та не очень поняла, что всё это значит, но прочитала на одной из них знакомое слово «Провал».    — Выбирай, что хочешь, — сказал Дотторе. — Здесь есть всё: и из Бездны, и из механики, а это вообще от Сказителя отвалилось.    Клерви, что крутила до этого в руке упругий толстый провод, который достала из одной коробки, резко положила его назад, выпучив глаза.    — Храню всё на всякий случай, но правда такова, что отсюда забирает что-то только Коломбина для своих поделок, — добавил Дотторе следом. — В этих ничего опасного, так что можешь смело смотреть.    — О, классно, — но Клерви все же с долей опасливости оглядела все коробки, достав привлекающий внимания шарик с ладошку. — А это что?    — Неактивный глаз порчи, — ответил Дотторе. — Тут где-то ещё должны валяться. Вот, найди семь, раскрась в разные цвета и скажи, что это глаза бога. Пустышки. Всё равно не активируются.    — Здорово!    На ней просияла достаточно чарующая счастливая улыбка, а глаза заблестели любопытством. В плане подобного ей действительно повезло: можно до конца школы особо не заморачиваться с подобными домашними заданиями. Более опасные вещи Дотторе хранил не в кабинете, так что можно было даже не переживать, если Клерви в один момент придет сюда одна.    Только медицинскую карту лучше к себе в комнату отнести в таком случае.    И пока Клерви с любопытством все оглядывала, Доктор припомнил, что была здесь еще одна вещь, которая могла ее заинтересовать. Да, пожалуй, это можно отдать ей, раз это все равно предмет вне его работы…    — У седьмого номера тоже полно таких коробок с кривыми деталями, но к ней одна не заходи, — решил добавить он на всякий случай.    — Почему? — сразу спросила Клерви.    — Она не любит детей.    И даже побольше него. Если Дотторе все же склонялся к нейтралитету и спокойствию, но не когда дело касалось экспонатов для исследований, там было все равно абсолютно на всё, кроме самого тела, то Сандроне могла дернуться в нервах даже просто при виде ребенка. Но при этом Доктор слышал от других, что ее роботов дети между собой часто обсуждали. Если Клерви ей повстречается, она, конечно, ничего ей не сделает, в силу страха перед более высоким номером и равностоящего по званию, но пару ласковых Клерви от Марионетки услышит.    Раздумья прервал глухой звук чего-то звонкого, вроде лопнувшего стекла от нагревания. Но это не было похоже на обычный грохот от разбития. Дотторе все подобные звуки уже научился различать. Быстро выйдя из кабинета, он сразу приметил, как двое приоткрывали окно. Одно из правил безопасности, если ничего не горело, а значит, Доктор распознал звук правильно.    — Что взорвалось? — сросил он сразу с порога.    — Там что-то… — кивнули ему в сторону.    Это было практически у одного из выходов, и, помимо него, в эту сторону уже и другие стекались, также приоткрыв дверь. Судя по всему, это был один из «готовых» реагентов нынешнего исследования, и он стоял на столе в десяти экземплярах, разлитый по стеклянным сосудам. Один из них лопнул, и густая серая жидкость растеклась по столу и немного на пол, вместе с осколками.    — Да чтоб ты в Бездну провалился, — сказал Дотторе практически под нос.    Сейчас всё было тихо, поэтому даже Клерви в любопытстве выглянула из кабинета, остановившись в межкомнатном проходе.    — Интересное шоу, и только один, — произнесла одна девушка, наклонившись чуть ближе к компоненту на полу. — А с ним конкретно что не так-то?..    — Уйди!    Уже изумивший сегодня своим решением и поведением человек оттащил коллегу назад, как раз когда от давления разлетелся еще один сосуд, и жидкость так же растеклась по столу и полу. А жаль, что оттащил! Естественный отбор никто не отменял. Сразу было видно, кто мимо ушей пропускал технику безопасности, которую Дотторе озвучивал при приеме в должность, а кто действительно слушал.    — Столько работы… — устало выдохнул парень, отпуская коллегу. — Ради такого хорошего салюта.    — Да, Андрюша, ворожил ты явно не в ту сторону, — подметил сразу Дотторе, увидев его неловкую улыбку и мельтешащие глаза в ответ.    — А где просчёт случился-то? — все же спросил он следом.    — Сейчас найдём. Позовите пока уборщиков.    Доктор кивнул рядом стоящему, что поспешил сразу по его указанию покинуть лабораторию. И лишь перешагнул он порог, как лопнул следующий сосуд.    — Красиво взрываются труды двух операции на том парне, — проговорил Дотторе. — Идите, кстати, проверьте, живой он там еще или нет. И расчеты принесите.    Когда еще один человек вышел в коридор, а Предвестник получил на руку папку с расчетами, он прошел к той же стоящей возле прохода в кабинет Клерви. Ее подобное шоу, очевидно, немного потрясло, но так же по-детски зачаровало. Дотторе провел ее к выходу, держа за спину, попросив подождать, когда он придет. Пока ей здесь лучше не путаться под ногами, и Клерви послушно отправилась к себе, когда ее буквально выставили.    Как оказалось, на одних взрывах всё не остановилось, Дотторе ожидал потерять одного испытуемого, но оказалось всё хуже: минус четыре, и двое в тяжелом состоянии. Это, во-первых, показывало, что что-то неправильно очень далеко, а во-вторых, разом минус четыре. В один момент всё просто взяло и выстрелило. Но работая так долго в этой сфере, мотаешь на ум: повернуть назад нельзя, а горевать некогда.    — Да, только здесь, и у меня еще в кабинете вода разлита, — проговорил он уборщице перед собой спустя какое-то время.    — Хорошо.    Пока можно успокоиться и забыть об этой конфузной ситуации, но о кое-чем Дотторе все же не забыл. Пересекая практически всю лабораторию, он подошел к конкретному парню, который сжался в смеси страха и неловкости, мгновенно прекратив работу.    — Андрей, один вопрос, — начал Доктор весьма тихо, но жестким надменным тоном. — Отвечай, ты в кабинете медкарту одну видел?    — Я ничего не брал, — в нервной улыбке приподнял он кисти в жесте сдавания.    — Я не спрашивал это, — Дотторе наклонился к нему. — Видел или нет?    — Нет, честно, — мотнул он головой. — Я только дела взял и всё…    — Значит, пока можешь жить, — после этих слов Предвестника парень даже успокаивающе выдохнул через нос. — Однако учти, ты хоть и очень ценный кадр, но не наглей.    После этого Доктор стрельнул в него глазами. Лазил бы он в других вещах с определенным умыслом или же был бы это кто-то другой, может быть, уже проходил бы осмотр в качестве нового экспоната. Но на этом молодом человеке держалась если не половина, то одна пятая всей первой лаборатории, и он мог взять ситуацию под контроль, если Дотторе не было рядом. Слишком ценный, чтобы потерять, поэтому подобную глупость он решил простить.    Перед тем, как снова покинуть лабораторию, Дотторе припомнил недавнюю мысль до всех рабочих обстоятельств, поэтому заглянул в кабинет перед выходом. Спустившись на два этажа ниже, он подошел к давно знакомой двери и постучал в нее.    — А-открыто!    Это послышалось немного неуверенно, но скорее из-за непривычки. Вряд ли в Доме Очага в двери воспитаников стучали, да и Дотторе не занимался этим с самого начала, как Клерви сюда приехала. Девочка сидела за столом. Наверное, делала остальные уроки, но отвлеклась на прибывшего гостя.    — Можешь заходить через пятнадцать минут, — проговорил Дотторе, закрывая за собой дверь и проходя вперед. — Можешь также не спрашивать и не ждать меня, сама заходи и смотри.    — Ладно, — ответила Клерви, сильнее обернувшись к нему, когда Доктор сел на кровать. — И как там дела?    — Не бойся, такое случается и достаточно часто. На этот счёт не паникуют даже из-за того, что придется начать что-то заново разбирать. Уже привыкшие.    Прояснение ситуации для Клерви ничего не принесло, только возможность самой не волноваться. Решая соскочить с темы работы, Дотторе протянул ей принесенный из кабинета предмет со словами:    — Кстати, давно хотел отдать тебе.    И хоть Клерви могла и так до него дотянуться, но все же встала на ноги и прошла ближе, чтобы забрать то, что ей принесли.    — Это радио, — обьяснил Доктор, когда она присела рядом. — Знаешь, что это?    — Слышала.    — Кажется, вот так.    Он вытянул его антену и прокрутил одно колесо, и если сначала слышалишь помехи, то потом зазвучалда мелодия. Заметив секундное удивление Клерви, переходящее в любопытство и улыбку, Доктор перешел из сидячего положения в лежачее, опустив только спину, слыша, как ребенок переключает каналы.    — Иногда еще песни Коломбины крутят, но я не не знаю во сколько и на какой волне.    Вообще это было подаренное ему когда-то радио, но с того момента Дотторе им почти ни разу не воспользовался. Потому что бесполезно! Людям придумали способ передавать вещание на разные расстояния, а они используют это для того, чтобы слушать музыку! Но да и ладно, его городские дела и объявления мэра не касаются, а если и было что-то важное, он узнаëт об этом до того, как об этом вещают. Так пусть хоть у Клерви этот ящик не будет только пыль собирать.    Пока она игралась с ним, Дотторе просчитал свой дальнейший план действий: нужно зайти к Пульчинелле и спросить насчет дезертиров и ополченцев, если их нет, то придется писать по методичке о добровольной отдаче тел в исследования. Не любил он это занятие, добровольцы будут лишь солдаты, а это страховка и выплата неплохой суммы семье, если один отдаст Царице душу. Но что поделать? Осталось мало испытуемых, а если те двое перестанут быть пригодными, то и того меньше. С Крукабеной договор все еще действует, но в этом месяце она и так прислала двух, так что в ближайшие недель восемь от нее можно ничего не ждать. Так что что-то ему подсказывало, что это еще одна бюрократия. И он как раз собирался встать, чтобы быстрее начать этот нелюбимый круговорот.    Но тут Клерви вцепилась в его запястье и с небольшим кряхтением напрягла собственную руку, видимо, пытаясь поднять его, но у неё почти ничего не получалось.    — Легче было в прошлый раз, — подметила она, отпустив.    — Она сейчас расслаблена, — объяснил Дотторе. — Двумя попробуй.    Уж рука человека не была настолько тяжелая, чтобы ее было сложно поднять, даже ребенок смог бы это сделать с конечностью взрослого, просто дело было в обхвате. И чего этот ребенок только пристал к его руке? Определенно, она что-то хотела, но не говорила.    — Получилось! — радостно крикнула Клерви, когда рука была уже выше её головы.    В некоторой степени её счастливая улыбка от уверенности в себе доставляла удовольствие. Прилив эндорфинов? Такое с Доктором случалось при удачном стечении разных опытов. Но ради этого можно было даже немного подыграть этому наивному ребёнку.    Клерви разжала его руку, и Дотторе сымитировал её падение на кровать с хлопотом, как кусок мяса. В ответ на это Клерви выдохнула, но выглядела бодро. От радио звуков не было слышно, а значит, она его выключила и положила на пол.    — О! Оживилась! — послышался весьма радостный тон Клерви, когда Дотторе приподнял руку, чтобы поправить маску.    Она забралась на кровать полностью, поджав под себя ноги и отперевшись спереди руками.    — Да, оживилась, — подтвердил Дотторе, выставив ее ладонью к девочке, опустив пальцы. — И она недовольна. Она не считает тебя самой сильной здесь.    — Я её подняла.    — А она не признаёт это. И готова показать, кто здесь самый сильный, — медленно Доктор приподнял руку выше. — Она на тебя набросится.    Но Клерви бросилась первая. Она слегка прыгнула вперед и легко уложила руку в сторону, прижав ее к кровати. Такой захват был легким и некрепким, а также в виду большей силы Дотторе мог из него выбраться, но все же решил ей подыграть, поэтому несильно повертел рукой для вида.    — Меня ещё в Доме Очага учили, как захват делать, — самоуверенно и надменно сказала Клерви. — Поняла… Правая?!    Перед последним словом она оглянула руку полностью и немного развернула правое плечо в сторону, будто представляя себя в развернувшемся состоянии для точного утверждения. Сказала она правильно, поэтому никаких перекоров быть не могло. Дотторе пошевелил двумя пальцами, постучав ими об кровать.    — Она сдаётся, — сказал он для Клерви.    Девочка взглянула недоверчиво, а потом отползла назад. После этого Доктор поднял освободившуюся руку, но только по локоть, выкрутив кисть и опустив ее в сторону Клерви.    — А теперь она склоняется перед твоим могуществом. Она признаёт твою силу.    — Вот так и надо, — довольно самоуверенно заявила девочка с прищуренными глазами, что вызывало в душе смех.    — Проигравший выполняет желание победителя. У тебя есть такое желание?    Было видно, как последний вопрос вывел Клерви из детской забавы и поставил в ступор. Она сделала глубокий вздох и посмотрела вниз, будто обдумывая все «за» и «против», или же точно рассуждая над формулировкой. Дотторе вновь перешел в сидячее положение, его руку так и оставил выставленной в сторону ребенка. Он повторил вопрос:    — Чего ты хочешь?    Клерви сидела даже больше не в рассуждениях, а в подталкивании самой себя дать ответ. С течением времени она поняла, что хочет от Дотторе, но не решалась на это действие. Здесь и сейчас, как и день назад в кабинете, у нее крутились противоречивые мысли по поводу человека перед собой. Она все еще помнила, кто он. Она все еще помнила об их договоренности с матерью. В какой-то степени Клерви сама себя осуждала, чувствуя вину перед братьями и сестрами из Дома Очага. Она даже удивилась, что начала бояться не самого Доктора, а своих мыслей и желаний. И все же от нее ждали ответа, и, подняв голову, Клерви тихо проговорила:    — Объятий.    Хоть Доктор в то же мгновение понял её просьбу, но общий смысл дошёл до него только через несколько секунд. Он вытянул руку, сложив пальцы, имитируя приглашение для Клерви подойти ближе. Девочка сидела на месте ещё несколько секунд, недоверчиво смотря на Предвестника, а потом всё же довольно резво подползла ближе. На мгновение она остановилась, и стало заметно, что её дыхание участилось.    Клерви не была до конца уверена в сказанном. Она медленно подняла руки, не уверенная, что надо сделать: обхватить шею, плечи, грудь? С мамой это выходило само собой, но, задумавшись об этом сейчас, Клерви осознала, что вообще не понимает, что надо сделать. Она даже не была уверена насчёт желания.Надо было сказать что-то материальное, а не такое абстрактное.    Понимая, что от неё что-то ждут, Клерви замерла, затаив дыхание. Любая мысль проплывала в голове, не имея даже милейшего шанса на формирование. Но нельзя было тянуть, нужно было действовать! Она в небольшом прыжке бросилась вперед, перехватив руками шею Доктора, сразу спрятав немного шокированное лицо. И вот она это сделала! Наконец-то. Это приносило облегчение в какой-то степени, но непонятное для Клерви напряжение не ушло. Оно только немного сбавилось, когда она почувствовала на спине руку Дотторе. Она была не такая, как у мамы: тяжелая, жесткая. Обычно, когда Клерви обнималась с мамой, то становилось теплее и в груди что-то подпрыгивало, а сейчас это просто давило. Что-то было не так.    Она что-то сделала не то? Клерви начала сжимать руки, крутить головой, но не получала ответа. Может, желание было лишь в голове, а не в душе? Все же это был правильный вопрос, так как привычной радости от действия Клерви не получила. Девочка отстранилась назад, опустив голову в какой-то сдержанной печали. Над своими мыслями она думала долго и пришла к неправильному ответу. А что тогда ей нужно от него? Зря она поучавствовала в этом действии, только сильнее запуталась и расстроилась.    Это не мог не заметить сам Доктор, наконец-то осознавая, что Клерви всё это время хотела от него. Забавно, по физическим движениям обнимание - это просто обхват другого человека, как вещи, но этому придается даже слишком большое значение. Объятье матери - это защита, поэтому для детей они так ценны, но вот конкретно его Клерви знает только пару месяцев. И, если честно рассуждать, Дотторе не мог припомнить, чтобы обнимал человека. Быть может, когда-то давно мать, но это в памяти не сохранилось. Отца он и подавно не знал, и, судя по тому, что в деревне говорили, что мать была приезжая и уже беременная, скорее всего, он ее просто бросил. А из-за осложнений после родов болезнь вступила в большую силу, и она умерла достаточно скоро. Повезло, что он вообще родился здоровым. Но у Дотторе не было никогда к подобному телесному проявлению тяги, хотя он был тем еще безрассудным ребенком. Коломбина иногда под шумок обнимала, но Доктор на это не отвечал, воспринимая подобное как одну из ее особенностей, тем более, что она обнимала всех.    Но этот ребенок явно был другим. Клерви все же отличалась от него, и на нее повлияли другие факторы в ее жизни. Она была любопытная, но могла остановиться, когда это было нужно, да и взрослых слушалась. Даже если еще не до конца отошла от страха после приезда из-за всех своих знаний об этом месте, Клерви все же была весьма обычным ребенком. Самая обычная девочка: ни умнее, ни быстрее, ни сильнее других. Только вот родословная у нее была далеко не самой простой.    Когда Дотторе закрыл дверь и отдалился от ее комнаты, то сам себя уколол в душе: с чего он вообще об этом рассуждает? Они не будут друг для друга семьей. Он просто понимает, что обязан перед ней, как родитель, как тот, кто ответственен за нее. И хоть незнание было оправданием отсутствия, но у Клерви все равно могла быть обида на этот счет. Обида на это, на его работу, на то, что все же думал отдать. Внимать и ждать чего-то глупо, ей надо просто здесь прожить, а дальше… Дальше… (Но здесь тоже семья!)    Вспомнив ответ родной матери, что была с ней всю ее жизнь, Доктор довольно резко остановился в гневе. Надо же сказать такое! Да еще и он сам насладился этим ответом, когда увидел удивленное лицо Крукабены.    В ярости он начал избивать правым кулаком стенку рядом.    Будь всё это проклято! Она слишком наивная. Но что он с нее хотел, она же ребенок? К тому же призналась, что никакого не имела в виду, а просто повторила чьи-то слова. Уж в принятии спонтанных, глупых и быстрых решений они весьма похожи, раз она оказалась здесь по его инициативе, а потом сама решила остаться. Сама!    — Эй-эй-эй!    Его руку, на которой уже сквозь перчатку наверняка было много ссадин, остановила ни кто иная, как сама Царица. Вот умеют они с Коломбиной появляться неожиданно! Интересно, кто и кого учил? Коридор был пуст, да и проходил Доктор явно через часть дворца, где этого Архонта чаще можно было видеть.    — Этот дворец старше меня, — сказала она, отпустив его руку. — Уважай его, пожалуйста.    Никаких вопросов не было, просто пресекла действие, а потом она направилась по своим делам дальше. Долгая работа с ней помогла осознать, что эта дама не так проста, как кажется. А чем дальше шли года, тем еще сложнее. Эрозия? Вроде, она не так проявляется, память уж это божество точно не теряет.    — Эй, ваше величество, разрешите вас спросить о кое-чем?    — Да-да, конечно, давай.    На весьма наглый тон Царица отреагировала с чрезвычайным интересом, довольно быстро развернувшись и встав перед ним. Она сложила руки впереди вместе, с любопытством смотря на собеседника.    — Когда ты ко мне так обращаешься, я готова на любую тему с тобой говорить, — призналась она с улыбкой. — Причем это только с тобой работает.    — Я похож на сентиментального человека? — решил Дотторе сразу спросить прямо.    — Зависит от возраста, — весьма быстро ответила Архонт, бегло осмотрев его глазами. — Но в целом, все люди сентиментальны, просто кто-то более, кто-то менее. Можно этим распоряжаться в своей степени.    «Так вот как они с Педролино сошлись», — подумал Доктор, решая, что пока этого вслух лучше все же не говорить.    — Ты из-за себя стенку бил? — спросила Царица следом, изменив взгляд на весьма проницательный. — Боишся проявления слабостей?    — Ни здесь и ни при других, — ответил он.    — Док, я тебя люблю.    Довольно быстрое и внезапное признание. Дотторе даже не с самого начала понял. Но через секунду, побегав глазами под маской, произнес:    — Я польщен, но.    — Я не об этом, — сразу отрезала Архонт. — Без тебя эта организация не добилась бы таких успехов, и ради тебя я даже стану тем самым Архонтом Любви.    Царица сделала один глубокий вдох и резко положила руку к нему на плечо. Если бы она не дала того объяснения, то этот жест мог бы даже вызвать у Дотторе некоторую неловкость. Конечно, его не привлекало человеческое тело в сексуальном плане, но был еще устав и распоряжения, а еще Педролино…    — Сын мой…    — Я не ваш сын, — решил сразу поправить Дотторе.    — Это не важно.    — Я даже в церкви ни разу не был.    — Это тоже не важно, — повторила Царица. — Когда сюда приходят люди или не люди, они чаще всего потеряли свое счастье. Но ничего не мешает найти его здесь. И даже это дозволительно, пока ты помнишь о своих обязанностях. Все уходит, приходит… Не упусти это.    Она ему одолжение сделала, что позволила Клерви остаться здесь? Кто ей сказал, что Дотторе несчастен? Сам он и до всего этого себя прекрасно чувствовал. Но стало интересно, с каких пор он начал принимать милость богов?    — Знаешь, вот эти глупости, мол, «любовь отвлекает от учебы», хотя при этом никто не говорит, что «семья отвлекает от работы», — продолжила Царица весьма спокойным тоном, убрав с его плеча руку. — Пока все еще хочешь работать, у меня к тебе ноль претензий.    — Ладно, — сразу понял ее мысль Доктор.    — Тебе напомнить два правила внутренних дел во дворце?    — Не надо, я все прекрасно помню.    — Вот и молодец. Иди работай.    Все, кто считают ее снисходительной, правы, но они не знают всей картины. Дотторе к богам ненависть или отторжение никогда не испытывал, просто был по большей части равнодушен, но этот Архонт заслужила его внимание по многим причинам.    Не упустить то, что заимел сейчас? Это в целом относилось ко всей его жизни здесь, а не только к Клерви, но вряд ли Царица обхватывала весь кругозор… Возможно. Доктор не знал точного ответа на этот счет. Она ему пригрозила или дала совет? Он сказал бы, что все сразу. Но в чем-то здесь был смысл: раз дал обещание Клерви, что не бросит ее, значит, надо принять этого ребенка. Только вот сделать это по щелчку пальцев нельзя.    Что-то в их отношениях с первых дней определенно изменилось, но все еще было слишком тяжелым и сложным.