Танэрос. Марина выбирает жизнь

До Мыловарска оставалось полтора часа. Константинович, борясь с усталостью, смотрел на одинаковые макушки сосен, сжимая руль. Иногда промакивал ёжик едва отросших волос засаленным носовым платком. Дёргал себя за жёсткие усы, пытаясь отогнать сон. Придорожных кафе и отелей не попадалось последние несколько часов, а усталость мучила его ещё с обеда. Хотя, останавливаться на обочине он тоже не хотел. Груз должен быть доставлен до полуночи, а его и так задержали на станции техосмотра из-за расшатавшейся подвески. — Клетки, клетки, клетки! Словно шоколадные конфет-т-ки!— подпевал он музыке из магнитолы, качая головой в такт. Его «малышка» шла легко и непринуждённо. Лишь левое переднее колесо, по ощущениям, теряло тягу,— Манать мой лысый череп… Эти коммерсы за ремонт содрали три шкуры, а в итоге, всё болтается как раньше. «Ты неси меня река…»— композиция сменилась. — … За крутые берега…— подпел он заплетающимся языком. В глаза будто песка насыпали. Моргать становилось всё тяжелее. Точнее, закрыть то веки было просто. А вот разомкнуть… Закрыл. Напрягся. Открыл. Пустая трасса, мелькая указателями, посмотрела на него неприветливо. Закрыл. Стиснул зубы. Открыл. В черноте мелькнули лапки убегающего с дороги зайца. Закрыл. Руль монотонно подрагивал, когда под колёса попадали камушки. Открыл. Гудящий мотор аккомпанировал музыке, ровно фырча. Закрыл. Эх, сейчас бы домой. К Иришке. Она бы Константиновичу котлеток нажарила. Рассказала бы о дуре-секретарше с работы. Потом постелила бы для него чистую постель. Он бы лёг на пахнущую свежестью простыню, укрывшись лёгким пуховым одеялом. А Иришка бы пристроилась к нему под бочок, надев свою белую ночнушку с вышитой розой на воротничке… Небывалой силы удар привёл его в сознание лишь на мгновение. Но только для того, чтобы погрузить его разум в агонию, пронзившую тело колючей молнией. Омерзительный хруст застрял в ушах. Руль смял грудную клетку, словно картонную коробочку. Он не мог закричать. Он не мог вздохнуть. Лишь рвано дёргался, выпуская из сдавленных до упора лёгких кислород. Из усталых глаз потекла слеза. Дверь кабины открылась. Константинович скосил взгляд влево. По пояс в лесном разнотравье стояла Иришка. Его Иришка в белой ночнушке. Только глаза её сияли фиалковым светом, а из-за поясницы выглядывали два пурпурных крыла. Положив маленькую пухлую ладошку на его влажную щёку, она сочувственно посмотрела в его глаза. Приблизилась. В свободной руке оказался крупный серебристый серп с замысловатым тиснением из ребристых волн и спиралей. — Всё хорошо. Сейчас станет легче,— прошептала она. *** Рыжий свет помигивающей лампочки лениво падал на пожелтевший кафель. Подсвечивал ржавчину на чугунной ванне. Обнажал бурое пятно на потрескавшейся эмали раковины. Выделял бежевый налёт, скопившийся на поверхности старых водопроводных труб. Раздражающее постукивание капель из протекающего крана перебивала тягуче-томное пение Ланы Дель Рей, наполняя крохотное помещение атмосферой таинственности. Именно музыка, и небольшая доля воображения превращали запущенный санузел в будуар загадочной женщины, что готовилась к прогулке по ночному мегаполису. На старенькой стиральной машине горели несколько декоративных свечей, перебивая своим ароматом странный, ничем годами не выводимый, металлический душок. Мортида взяла ножницы и расчёску. Заглянув в маленькое настенное зеркало с прихотливым узором из трещин, она подцепила тёмно-малиновые пряди у самого лба. Сощурилась, прикидывая, сколько нужно убрать. И смелым движением срезала волосы, оставив короткую чёлку, которая не прикрывала и трети лба. Круглое, словно диск луны, лицо стало казаться даже больше… Вот чёрт. Мортида ожидала совсем не этого. Шумно вздохнув, она отрезала пряди на висках, прикрыв скулы. Покрутилась, любуясь отражением. Что ж, теперь результат удовлетворял больше. Она игриво подмигнула собственному отражению, улыбнувшись. Тут же состроила надменный вид, задрав курносый нос, будто она - изысканная герцогиня, что смотрит на нерадивого пажа. А после кровожадно оскалилась, представляя себя валькирией перед сражением. Новая причёска придавала каждому движению свежести и шарма. Довольная проделанной работой, она уселась на бортик ванной, прикрыв глаза. Но тут же шикнула, услышав оглушительный лязг. Она и не заметила, как смахнула стоящий рядом граненый стакан с уксусом и фукорцином, которым ещё недавно окрасила локоны. Разливая содержимое, и пачкая вспухшую краску, он прокатился по пологому дну, гремя на всю квартиру. — Марина, мать твою!— раздались громкие шаги по коридору, и спустя пару мгновений в дверь настойчиво заколотили. Мортида спешно задула свечи, выключила музыку, и отодвинув скрипучую щеколду, впустила отца. Сонный, сердитый, он шагнул ей навстречу. Свет ярко очертил заходившие желваки. Он снова открыл рот, чтобы что-то сказать, но увидев новую причёску дочери, осёкся. — Ма… Марина? Ты что с собой сделала? Замерев, и не решаясь что-либо ответить, она поджала губы, отведя взгляд. Отец нахмурился, снова заводясь. — Ты время вообще видела? Второй час ночи уже! Тебе завтра в школу, мне на работу. Деньги зарабатывать! Или ты забыла? — Марк, ты чего горлопанишь посреди ночи?— раздалось из коридора. Он вздохнул, оборачиваясь. — Вера Петровна, идите спать, пожалуйста. Но Вера Петровна уже не хотела спать. Разбуженная перепалкой, она решительно направилась к ним. — Да как с вами уснёшь? Марина, а ты почему не спишь?— она выглянула через плечо Марка, и, наконец, разглядев Мортиду, ахнула. Схватилась за сердце, бегая взглядом по вытянувшемуся от волнения лицу внучки,— Марина, ты что наделала? Сипя, она двинулась на кухню. Хлопнула дверцей холодильника. Квартиру наполнил горько-сладкий запах корвалола. — Вот видишь, что ты натворила?— прорычал Марк, смотря на Мортиду исподлобья,— Мало того, что ты мне спать не даёшь, так ты ещё и Веру Петровну до ручки довела. Довольна? Мортида сглотнула, сжимая собственные плечи, и больно впиваясь ногтями в кожу. — Я тебя спрашиваю: ты довольна? В ответ она затрясла головой, краснея от стыда, усиливая хватку. — Марина, ответь. Опустив взгляд, и собрав все силы, выдавила: — Нет. Мимо прошла Вера Петровна, обмахивая покрасневшее лицо потрёпанным журналом со сканвордами. Дверь в её спальню, скрипнув, закрылась. — Тогда быстро приберись здесь, и марш в кровать! Они оба замолчали. Мортида ждала, когда отец выйдет. А он, когда дочь начнёт уборку. — Чего встала? Я сказал прибраться. Отмерев, она спешно развернулась к ванне, и подобрала стакан. Включила воду, смывая остатки фукорцина. Но заметив, что на дне осталось огромное кислотно-лиловое пятно, похолодела. Потёрла его пальцами. Не отмывается. Сглотнув, скосила глаза в бок, стараясь убедиться, что отец не заметил её панику, и то, что многострадальная ванна выглядит теперь ещё уродливее. Увидеть его лицо не вышло. Мортида медленно скользнула рукой под раковину, и нащупав моющее средство, непослушными пальцами откинула крышку, и залила участок. — А это что… Марина!— очередной косяк всё-таки не остался незамеченным,— Ещё и ванну ухирякала! Отмывай как хочешь. Хоть зубами отгрызай. Но если утром увижу пятно - пеняй на себя!— он вышел, и направился в гостиную,— Ходячая катастрофа…— прозвучало тише. Мортида сглотнула, и засыпала всё чистящим порошком. Принеся из кухни пакет, она собрала в него состриженные локоны. А после, выждав пару минут, взяла губку, и начала энергично начищать ванну. Одна минута. Вторая. Третья. По лбу Мортиды поползла крупная капля пота. Пятно не поддавалось. Тревога нарастала. Что дальше? Как быть? Она усилила напор, грозя повредить эмаль, настойчиво натирая её абразивом губки. От агрессивного средства начало щипать кожу. — Марина…— раздался усталый вздох. Пришлось обернуться. Вера Петровна, сонно мигая, склонилась над ней,— Хватит шебуршать. Спать невозможно. Иди в кровать. — Бабушка, оно не отмывается,— выдавила Мортида, стараясь скрыть дрожь в голосе. Вера Петровна вздохнула. — Так залей белизной до утра. И дай нам отдохнуть. Папе завтра на работу,— она отстранила внучку,— Господи… Ты опять без перчаток! Марина, это же убьёт тебе все руки! Горе луковое. Мортида поджала губы и отвела взгляд. *** Вернувшись к себе в спальню, Мортида тут же закрыла дверь на засов, и плюхнулась на кровать. Настроение было испорчено. Отвернувшись к стене, она начала медленно водить пальцем по аляповатым узорам на старых обоях, которые были перекрыты множеством плакатов и её собственными корявыми рисунками. Помимо стандартных набросков цветов и котят, на мятых тетрадных листках мелькала и сама Мортида. Только в разы стройнее. Без пятнадцати «лишних» килограмм. С лицом и причёской мечты. А рядом всегда был Иддо. Лучший друг. Мортида застенчиво улыбнулась, смотря на скуластое лицо, что она изо всех сил пыталась сделать похожим на оригинал. Что ж, не вышло. Кислотно жёлтая чёлка закрывала половину лица. Обычно все говорили, что ему она не идёт. Но Мортида чувствовала трепет каждый раз, когда он откидывал локоны от глаз, задорно улыбаясь после очередной умопомрачительной шутки. Тихий писк нового уведомления заставил встрепенуться. Мортида, поняв кто написал, тут же схватила телефон, и разблокировала экран. Иддо: —«Ну что там, Морти?» Улыбнувшись дисплею, она начала набирать ответ. Мортида: —«Я почти готова! Буду вовремя. Жесть, меня батя спалил, когда я стриглась. Хорошо, что не ругался. Пронесло~~~ Хотя завтра мне конец. Кстати, все остальные ведь придут?» Отправила. Замерла, ожидая ответа. Но его так и не последовало ни спустя минуту, ни спустя две. Наверное, занят. Что ж, до выхода есть ещё двадцать минут. Так что, можно немного примарафетиться, чтобы поразить всех на сегодняшней съёмке. Она вытащила из-под кровати спортивную сумку, доверху заполненную косметикой, и начала рисовать себе новое лицо поверх старого. Выбеленная консилером кожа тут же подчеркнула лиловые оттенки свежеокрашенных волос. Две точки на лбу заменили брови. Немного шаманства с тенями, и её без того крупные зелёные глаза стали выглядеть так, будто заняли добрую половину лица. Последний штрих - чёрная помада. — Ну вот! Теперь хоть на человека похожа. А не на трёхдневную самсу…— довольно сказала Мортида, собрав волосы на макушке в аккуратный пучок, и подвязав его лентой. Поверх ничем непримечательных джинсов с водолазкой, которые недавно отдала соседка, она накинула оливковое пончо. Гордость, и лучшая её работа. Ладно, лучшая, потому что единственная. Попытка научиться шить провалилась с таким же треском, как и попытка рисовать. На цыпочках подойдя к окну, она достала из-за занавесок грубые ботинки на шнуровке. Обулась. Открыв створки, выглянула на улицу. Повезло, что квартира бабушки расположилась на первом этаже. Закинув на плечо сумку с косметикой, она вскарабкалась на подоконник, и огляделась по сторонам. В такой час улицы спального района были пусты. Озираясь, Мортида аккуратно пересела на отлив, и свесила ноги. Прикрыла окно, и спрыгнула во влажную траву, распугивая дворовых кошек. Густые кусты палисадника тут же укрыли её фигуру, и Мортида, осторожно переступая любовно высаженные местными бабулями цветы, выбралась на тротуар. Вдохнула сырой воздух, смакуя. И поправив сумку, двинулась к станции метро, с интересом заглядывая в окна многоквартирных домов. Возле входа в уже давно закрытый на ночь спуск в метро показались два силуэта. Тонкий, слегка ссутулившийся Иддо отстранённо смотрел в телефон, держа на плече сумку с аппаратурой. За руку его держала атлетичная приземистая девушка с золотистой кожей, раскосыми глазами, и бережно обесцвеченными волосами. Завидев Мортиду, она помахала ей. Мортида приветливо улыбнулась в ответ. Но увидев, как Иддо разжал её ладонь, и переместил руку на крепкую талию, тут же укусила себя за внутреннюю сторону щеки. — Хаюшки,— растерянно сказала она, поравнявшись с парочкой. — Доров. Суприма мне все уши прожужжала о том, что хочет сегодня чего-нибудь эдакого для съёмок,— сказал Иддо, не отрываясь от телефона. Суприма кивнула, убрав белокурые локоны за ухо. — Мы же сегодня будем сниматься в заброшенном здании цирка. Как насчёт клоунского макияжа? Сделаешь? Придирчиво оглядев одежду Супримы, думая, подойдёт ли под её сегодняшний образ такой макияж, Мортида кивнула. — Ага. Только неяркий, и в голубых оттенках. Это, определённо, твой цвет. — Отлично! Иддо, зая, ты как, заказал такси? — Угу. Только чет он задерживается. Шевелись, Плотва!— крикнул он в дисплей, и Мортида захохотала, схватившись за живот. Уже в машине Мортида, расположившись на переднем сидении, обернулась на приятелей. Иддо, положив голову на колени Супримы, вальяжно накручивал её волосы на палец. — Иддо,— позвала она игриво. Он не отреагировал,— И-и-иддо-о-о? — Ну чего? — Ру-ру-ру!— сделав из ладони условную морду собаки, она «укусила» его за штанину. — Ра-ра-ра!— состроив жуткий вид ответил он, попытавшись натравить на неё уже свою «собаку». Сражение двух «псинорук» завязалась не на жизнь, а на смерть. Иддо даже привстал, пытаясь взять её запястье в захват. Но Мортида успешно ускользала, иногда тыкая его в колено. Однако, победу всё-таки одержал Иддо. — Ру-у-у-у!— горестно провыла она, хихикая, когда воображаемые клыки впились в «шею». — Так и помер дед Максим,— констатировал Иддо, и они оба несдержанно засмеялись, оглушая таксиста. — Нас сейчас высадят,— хмыкнула Суприма, со сконфуженной улыбкой наблюдая за ними двумя. — Высадят,— кивнул таксист,— Потому что мы уже приехали. Вытряхивайтесь, молодёжь!