Возвращение домой

Саске толкнул старые ворота территории единственной рукой, те легко поддались с неприятным, протяжным скрипом. Будто призраки несчастных, давно убитых людей приветствовали его. Сандалии утопали в пыли, от раскаленной земли в Конохе в это время года пылало жаром. Пахло сухостью и летом. Саске не торопился. Он был здесь впервые, с того момента как потерял почти весь свой клан еще ребенком. Было заметно, что деревня позаботилась о том, чтобы убрать беспорядок. На улице не было никаких видимых знаков борьбы или крови, которые, как он помнил, должны были тут остаться. Однако, пока взгляд его медленно блуждал из стороны в сторону, цепляясь за края каменных дорожек и деревянных крылец, ему начинало казаться, что кое-где кровь все же была видна. Не могла же она все исчезнуть. В конце концов, когда-то крови здесь было так много. Удивительно, что в таком мирном, летнем пейзаже, он мог ощущать присутствие стольких призраков. Сколько их было? 200? Саске не мог вспомнить, как ни старался. Конечно, он знал, что возвращение не будет приятным, но когда шел по дорожке, ведущей в дом его семьи, почувствовал, как сердце его заныло, а кровь ударила в уши. Всего мгновение, и все, что мог слышать последний Учиха – пульсацию собственной крови. Опять. Пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Стрекотание цикад, которое раньше ассоциировалось у него со спокойными, теплыми семейными вечерами, теперь отчаянно пыталось отбросить его назад во времени и утянуть за собой. Но не в ту страшную, кровавую ночь, а в обычный ужин вторника, когда отец возвращался с работы пораньше, зайдя по дороге за бобовыми паровыми булочками для семьи. Тогда они втроем, а иногда и вчетвером ели их за столом. Или они ели их на крыльце? Вряд ли же отец стал бы есть булочку на крыльце. Саске больше не мог дышать. Спокойно, спокойно, ты жив. Спокойно. Ты жив, ты в порядке, – он повторял про себя уже привычную мантру. Сердце билось бешено, руки свело судорогой, ком в горле не давал даже сглотнуть. Ты в порядке, ты жив. Спокойно. Ты жив, спокойно. Саске согнулся пополам и присел, обхватив рукой голову. Чертов воротник плаща, казалось, пытался затянуть петлю на его шее, чтобы окончательно перекрыть доступ к кислороду. Ты жив, тебе ничего не угрожает. Ты в безопасности, спокойно. Саске не знал, сколько времени прошло, прежде чем он смог разогнуться и сделать полноценный вдох. Ему было так страшно. Сильнейший, талантливейший, почти Бог, Саске никак не мог отойти от чувства всепоглощающего ужаса, захлестнувшего его. Возможно, сегодня был не лучший день, чтобы идти в дом, поэтому он медленно поплелся в свою маленькую съемную квартирку в одном из спальных районов Конохи.

***

Добравшись до нового временного дома, Саске аккуратно повернул ключ в замочной скважине, а затем так же аккуратно закрыл за собой дверь, не заступая за пределы коврика для обуви. Злополучный плащ был медленно и неуклюже снят с плеч одной рукой и повешен на вешалку. Ботинки – почти бережно сняты с ног и поставлены на единственную обувную полку. Ключи он положил на тумбочку. Сейчас было правильно все делать размеренно и спокойно, тогда приступ страха не вернется еще какое-то время. Рутина спасала от многого. Саске оглядел гостиную. Окно, перед ним серый диван и журнальный столик, пара книжных полок на стенах, зеленый ковер и цветок на подоконнике, который подарили ему Наруто с Сакурой. Жалкая, жалкая попытка. Смешно думать, что он будет здесь жить. Саске вдруг почувствовал, что цветок вызывает чувство боли, и понял, что ненавидит его всем сердцем. Пройдя на идеально вычищенную кухню, он тщательно вымыл руку в раковине, протер ее белым полотенцем и повесил то на крючок. Достав из кухонного шкафчика единственную кружку, он налил себе воды и начал делать осторожные глотки. После таких эпизодов даже самые простые вещи давались с трудом, особенно, питье и еда. Вода лечила, и не только питьевая. Вымыв стакан, Саске оставил тот на сушилке для посуды, а сам направился в спальню, чтобы захватить чистый комплект одежды, который сможет надеть после душа. По дороге он не смог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд на цветок. Саске не нравился его единственный сосед. Стоя перед практически пустым шкафом, последний Учиха осознал, как мало у него, на самом деле, вещей. Три футболки, двое брюк, трое трусов. Плащ, который он носил даже летом, чтобы скрыть остатки своей левой руки, висел в прихожей. Взяв синюю футболку, черные трусы и шорты, он направился в душ. Одежда, которую Саске надел перед походом в квартал Учиха, теперь была насквозь мокрой от пота, и он поспешил от нее избавиться, бросив ту в корзину для грязного белья. Когда прохладная вода начала стекать по его лицу, он, наконец, понял, что может дышать. Вода всегда успокаивала его, будь то вода из озера, реки, горячего источника или, как сейчас, душа. Саске давно заметил, что когда кожа соприкасается с водой, он начинает чувствовать границы собственного тела, лучше ощущает, где заканчивается окружающий мир и начинается он сам. В такие моменты он чувствовал, что его тело принадлежит ему. Саске старался никогда не думать об этом, но когда случались эпизоды, ему часто мерещились лаборатории Орочимару. Тогда, несмотря на всю свою целеустремленность в отношении Итачи, он жил в постоянном страхе, что его тело у него скоро отнимут. Было сложно абстрагироваться от, как тогда казалось, неизбежного будущего, поэтому он старался делать все, чтобы чувствовать свое тело, пока может. Одним из его личных ритуалов стало купание в озере. Девушки, жившие с ним в убежище, часто предлагали составить ему компанию, но одна мысль о том, что кто-то будет трогать его, претендовать на его тело, вызывала у наследника Учиха панический ужас. Саске нежно гладил себя, проводя мыльной пеной по груди, шее и паху. Особенно осторожен он был с остатком своей левой руки. Она не болела, но Саске не хотелось быть с ней небрежным. Он щедро налил в ладонь шампунь с запахом миндаля, а затем тщательно промыл ставшие уже длинными волосы. Скрупулезно почистив ногти и уши, Саске ополоснул рот теплой водой и, наконец, принялся вытирать себя полотенцем. Он остановился, только когда увидел на коже красные полосы от полотенца. Переборщил. Надев чистую одежду, Саске направился в гостиную и сел на пол между диваном и журнальным столиком. Оперевшись о колено единственной рукой, он посмотрел перед собой. Простая входная дверь, коврик для обуви, единственная пара сандалий на полке. Единственный плащ на вешалке. Ключи на тумбочке у входа. Учиха был один, в маленькой съемной квартире в спальном районе Конохе, но в то же время Саске видел перед собой традиционный дом. Великолепную картину с горным пейзажем у входа. Несколько вешалок для одежды и около десятка пар прекрасной обуви, занимавшей четыре полки. Что там на картине? Сосна? Да, несколько сосен. Причудливо изогнувшиеся сосны, которые увидишь разве что в горах, окружают небольшой домик. В нем человек, какой-то мужчина, которому кто-то кланяется прямо в пол. Интересно, почему? Ах, а справа от домика мост через узкую речушку. Интересно, зачем к мужчине пришел гость? Он что-то просит или извиняется? Размышления прерывает любимый женский голос. – Саске, ужин готов! Отец скоро будет, иди сюда. – А Итачи сегодня придет? Саске произнес это вслух. Звук собственного голоса мгновенно вернул его к реальности. Он один, на полу между диваном и журнальным столиком. Опирается о колено единственной рукой, закрывает правый глаз ладонью и плачет. Страха больше нет, зато есть боль, сдавливающая грудь. Есть удушающее чувство несправедливости, тоска по маме и папе, тоска по любимому брату, и есть слезы. Бездонный океан слез, который решил прорваться наружу.