Откуда есть пошла Клятва Феанора - и кого съела

Клятва и окрестности Отметим для начала один немаловажный аспект ситуации. «Тогда Феанор внезапно появился в городе… Приговор об изгнании, наложенный на него, еще не был снят, и он восстал против Валар. (…) Он претендовал теперь на королевскую власть над всеми Нолдор, поскольку Финве был мертв, и презрел установления Валар» (Анналы Амана, 130-131). То есть само появление в городе – это уже переход от «слов восстания» (говорившихся им уже давно) к действиям, а все сказанные речи – тем более. Впрочем, идеологические обоснования Исхода в целом – это тема все же отдельная, а вопрос о королевской власти у Эльдар (где по определению не заложена преемственность – плюс еще конкретная ситуация, когда последние несколько лет перед тем Нолдор Тириона правит конкретно Финголфин) – еще один. Еще немного об общих основаниях. Морваэн («Скетч о Феаноре») пишет: «Путь Фэанора в определенном роде есть путь абсолютного сомнения во всем, кроме Эру и собственного представления о чести» (1). Не рискну углубляться в столь философские глубины, скажу о том, что из текстов следует достаточно явно: путь этот явно включает, во-первых, открытое (на данный момент) противостояние (и противопоставление) себя и Валар, и во вторых – опору лишь на собственные силы, что сопровождается уверенностью, что сил этих, например, вполне хватит на борьбу с Морготом (вспомним уверенность Феанора чуть раньше, что «окажись он тогда в Форменосе…» - и см. последующие размышления о войне Морготом). Посмотрим на сами речи Феанора, - ту их часть, которая приведена в тексте, и рассмотрим, что же мы здесь видим. «Почему, о мой народ, почему должны мы и дальше служить этим завистливым богам, которые не могут ни удержать нас, ни даже сохранить свою собственную землю в безопасности от их Врага? И хотя он теперь и Враг им, разве не одного они народа с ним? Мщение зовет меня отсюда, но даже если и было бы по-иному, я не стал бы более жить в одних землях с родичами убийцы моего отца и вора моего сокровища. Но ведь я не единственный из доблестных в этом доблестном народе. И не все ли вы потеряли своего короля? И что еще не потеряли вы, запертые в этих тесных землях между бдительными горами и бесплодным морем? Здесь некогда был свет, в котором Валар из жадности (отказали) Средиземью, но теперь темнота уравняла все. Будем ли мы вечно скорбеть здесь, бездействуя, - народ теней, преследуемый мглой, проливающий напрасные слезы в неблагодарное море? Или мы отправимся домой? В Куйвиэнен текут, журча, воды под ясным звездным небом, и лежат вокруг обширные земли, где может жить свободный народ. Они все еще лежат там и ждут нас, в своем безумии забывших о них. Пойдемте же прочь! Пусть трусы сторожат город. Но – во имя крови Финве! – если говорю я не в безумии, если здесь останутся только трусы, [их будет так мало, что] трава вырастет на улицах (города). Нет, (не трава) – гниль, плесень и поганки!» (Анналы Амана, 132) Итак, мы видим здесь: - достаточно старую идею, происходящую из лжи Мелькора, о завистливых Валар, Валиноре и Средиземье - также неновую идею ухода в Средиземье, тесно с ней связанную - относительно более новую идею все оттуда же про «Мелькора – родню Валар» И в дополнение к этому: - придающие многим из предыдущих идей убедительность текущие обстоятельства - осмысление их в духе максимализма (в Валиноре исчез свет = в Валиноре не осталось ничего ценного; кто не уходит – тот трус и бездействует) - явно новые (не удивительно!) идеи о мести за Финве (и Камни), а также о войне с Морготом, - заметим, здесь они, в отличие от Клятвы, вполне присутствуют! Чего добивается и к кому обращается Феанор? Как мы читали выше, он появляется в Тирионе и претендует на королевскую власть, но он не собирается править в Тирионе. Он «освежает» идею ухода из Валинора и, судя по всему, старается склонить к ней если не весь народ Нолдор, то всех, кого возможно, подразумевая, что таких будет большинство. И, обращаясь ко всему народу, он ссылается на обстоятельства, для всего народа актуальные: неприглядность жизни в Валиноре на данный момент и гибель их короля. О Камнях он, заметим, пока упоминает только по отношению к себе, что опять же логично. Далее Феанор, видимо, продолжает развивать те же темы; часть его речей известна нам только в пересказе. «Долго говорил он, убеждая Нолдор следовать за ним и собственной доблестью завоевать свободу и обширные владения в землях Востока, пока еще не слишком поздно; ибо он повторял ложь Мелькора о том, что Валар обманули их и хотели держать их как пленников, чтобы Люди могли править Средиземьем; и многие из Эльдар услышали тогда в первый раз о Пришедших Следом» (Анналы Амана, 133) Пересказанная часть пока продолжает развивать одну из указанных выше мыслей – об уходе в Средиземье. К ней добавляется еще один повод: возможность появления «обширных владений» (похоже, несмотря на притязания на королевскую власть, Феанор не стремился к жесткому моноцентризму в этой сфере), и (относительно) новый повод – информация о грядущем приходе Людей. Надо думать, для тех, кто о них «услышал тогда в первый раз» - причем именно в данной ситуации и данной интерпретации, - аргумент мог оказаться весьма действенным. (Из этого, кстати, следует, что в те времена, когда Феанор открыто произносил «слова восстания», этот аргумент, по крайней мере, открыто не звучал – видимо, это «тайненькое знаньице» передавалось только из уст в уста в знак особого доверия). Далее же Феанор переходит от общей цели к тому, что он предлагает предпринять, и что их в таком случае может ожидать в ближайшее время. Несмотря на упоминание «чистых вод Куйвиэнен под звездным небом» и «обширных владений», ближайшая перспектива для уходящих – отнюдь не мирная. Он призывает к уходу, но не просто в Срединные Земли - а конкретно к уходу на войну с Морготом. «Прекрасен будет конец, - кричал он, - хотя долгой и трудной будет дорога! Попрощайтесь с рабством! Но попрощайтесь также и с покоем! Попрощайтесь со слабыми! Попрощайтесь со своими сокровищами – мы создадим больше! Идите в путь налегке. Но возьмите с собой мечи!» (Анналы Амана, 133) (…а одно из значений слова ease, помимо «покоя» – «свобода». Что-то мне нравится в формулировке «попрощайтесь с рабством – но и со свободой»…) Здесь Феанор начинает уже очерчивать условия, на которые должны быть готовы идущие за ним (но вряд ли тем ограничивает их ряды, скорее он уверен, что все, кто не «трусы» - то есть большинство, - окажутся на это готовы и способны). Требуется готовность к трудностям в целом, к войне конкретно, и готовность оставить здесь свои сокровища – ради светлой перспективы впереди. (Не могу не заметить, что сам Феанор здесь был в «лучших» условиях – его сокровища (не только Сильмарилы) были в основном похищены, так что расставаться с ними по доброй воле ему не придется). Далее – уже именно и конкретно о войне: «Ибо мы пойдем дальше, чем Таурос, будем упорнее, чем Тулкас: мы никогда не прекратим погоню. За Морготом – до края земли! Войну принесем мы ему и ненависть бессмертную». (Анналы Амана, 133) Итак, безуспешную погоню Валар за Мелькором Феанор за дальнейшими горестями не забыл, и это лыко тоже вписано в строку – в рамки противопоставления себя Валар в уверенности, что у Нолдор все получится независимо от них – и лучше. Интересно, что последняя фраза - «War shall he have and hatred undying.» - размером и даже наличием повтора начальной буквы напоминает тот аллитерационный стих, которым дана Клятва. Феанор постепенно «поднимает» стиль, приближаясь к стиху, точнее, наверное – его «несет» все выше. И за картиной картиной войны до победного конца открывается перспектива: что потом? «Но когда мы победим и вернем Сильмарилы, что он украл, - тогда, узрите! Мы, мы одни, будем повелителями незапятнанного света, и господами счастья (bliss) и красоты Арды! Ни один народ не оттеснит нас!» (Анналы Амана, 133) И сразу за этим следует: «Тогда Феанор поклялся ужасной клятвой…» (там же, 134). Поэтому на фрагмент его речей перед «выходом на Клятву» следует обратить особенное внимание. Вначале хотелось бы обратить внимание на то, что относится ко всей этой речи в целом. Феанор – одаренный оратор, он говорит, увлекая слушателей, создавая у них перед глазами яркие и живые картины, которые и приводят к принятию некоего решения. Но сам Феанор в этой ситуации – вовсе не бесстрастный политтехнолог, хладнокровно наблюдающий за получением нужного результата. Он сам – внутри ситуации, он сам увлекается построенными картинами, - и так с определенного момента его речь идет уже не от фактов (истинных или ложных – вопрос другой), но от одной построенной картины, уже гипотетической, - к другой, основанной на ней, и потому – уже гипотетической в квадрате, а от нее – далее… Надо сказать, что Феанор и до этого, видимо, не был чужд подобной черты. Наверняка у нее есть и положительный эффект (например, способность замыслить некое прежде небывалое творение – и представить его свойства и т.п.), но есть и отрицательный. Феанор уже не раз отталкивался в некой конкретной ситуации скорее от «виртуального» представления о ней – см. инцидент с мечом и разговор с Валар о Сильмарилах. Собственно, восприимчивость ко лжи Мелькора – тоже результат в том числе и этой черты. Итак, от окружающей ситуации – темной в буквальном смысле, печальной и неопределенной, он приходит к идее ухода в Средиземье для войны с Морготом. Рекомендации идти налегке и с оружием – это еще конкретика (хотя и предельно общая). Идея, что Нолдор пойдут за ним, причем в большинстве, - это уже некое допущение (хотя именно его выполнения он и добивается своими речами). А дальше начинаются допущения последующие. О войне и преследовании «до края земли», от которых они не откажутся ни за что. Следующая ступень – то, что Нолдор окажутся тут удачливее Валар и Моргот в итоге будет побежден. Отсюда следует – пожалуй, логично, но все же – еще одной ступенькой гипотетических, покуда не произошедших событий то, что Нолдор отберут у него украденное им у них, в том числе и прежде всего - Сильмарилы. И здесь эта «лесенка» выходит наконец на новую ступень. Перед нами не просто – очередное гипотетическое событие. Здесь возникает тот «прекрасный конец», та светлая цель впереди, ради которой Нолдор стоит решаться на долгую и трудную войну. Они не просто победят Моргота, отомстят за погибшего короля, вернут потерянное и создадут новое. Они станут народом «повелителей незапятнанного Света», его единственными владельцами. И здесь, на мой взгляд, весьма явно снова встает идея даже не противостояния Валар, а именно противопоставления себя им, причем не только в варианте «мы – без них», и «мы – сами», но «мы (будем) как они» и «мы – лучше». Прежде «повелителями незапятнанного Света» были, конечно же, Валар, владыки края, где росли Два Древа. Теперь Древа погибли, Валар не преуспели в погоне за Морготом, а свет, как известно, остался только в Сильмарилах (явный след разговора с Валар о Камнях!). Нолдор же, по идее Феанора, превзойдут их и в преследовании Моргота, и сами займут теперь место, которое прежде занимали они – за счет обладания тем самым Светом. Тут мне снова вспоминается 131 письмо: вот и жажда власти как последствие «собственнического отношения» к своему творению» - «творец желает быть Богом и Повелителем своего личного произведения» (и не только его, пожалуй!) – и слова о превращении «своего искусства» «в средство обретения власти»(2). Кстати, те самые Валар, как ранее сказал Феанор, «из жадности отказали Средиземью» в упомянутом свете. А вот как именно собираются им распорядится в гипотетическом светлом будущем новые «повелители незапятнанного Света», он так и не сказал в этих речах. И, замечу напоследок, речь здесь пока еще идет именно обо всем народе Нолдор. И не случайно – этой светлой перспективой, как бы далеко на не ушла от реальности, Феанор по-прежнему надеется подвигнуть народ к ближайшему конкретному действию – уходу из Валинора. И вот, непосредственно за этими словами случается Клятва. С вашего позволения, я не буду приводить здесь ее текст. Я в самом деле отношусь к нему достаточно серьезно и не люблю лишний раз цитировать. Кроме того, он-то как раз известен общественности лучше, чем текст окрестных речей Феанора, и может быть, например, обнаружен, в той же статье Морваэна «Размышления над Клятвой с карандашом в руках»(3). Впрочем, пока для ее характеристики нам понадобятся как раз предшествующие тексты. Вот что, на мой взгляд, важно. Клятва произносится не «в чистом поле», но – хотя она являет собой неожиданный поворот темы - в контексте прочего, сказанного ранее. И в этом сказанном, кстати, речь вполне идет о том, о чем, как мы помним, молчит Клятва: - о мести за Финве - о войне с Морготом - и наконец, в результате победы над ним , - о получении Сильмарилов в свои руки. Но в этих речах Феанор доходит и до того гипотетического момента, когда все эти три условия будут УЖЕ выполнены, а следовательно, станут неактуальны. Не нужно побеждать Моргота, если ты его уже победил, или добывать Сильмарилы, если они уже у тебя в руках. И вот это-то, помимо общей логики текста, и показывает, на мой взгляд, что Клятва произносится, если можно так сказать, из этого будущего «виртуального» момента (который Феанор нарисовал перед глазами слушателей – и перед своими тоже, в котором они сейчас мысленно и пребывают) – из времен, где Нолдор уже: - оказались сильнее Валар - победили Моргота - получили Сильмарилы в свои руки. Именно отсюда можно понять, почему в клятве ни о чем из этого не говорится, почему в ней - Валар упоминаются только как свидетели (и потенциальные захватчики), но не как активные действующие лица; - не упомянут сам Моргот как «действующее лицо», зато упомянуты его твари, которые (как, кстати, и оказалось впоследствии) могут в определенном количестве уцелеть после победы над ним; - не упомянуты другие владельцы Камней и пункты вроде «добровольно отдаст нам» (камни УЖЕ у Феанора и его семейства). К этим моментам – а точнее, к их соотношению с реальной ситуацией, в которой оказались Феанор, его сыновья и их Клятва, я еще вернусь далее. А пока – другой любопытный момент. Именно здесь, на Клятве, происходит интересный логический скачок. До того речь практически все время шла о народе Нолдор в целом (точнее, о той его части, которая уйдет с Феанором из Валинора – но целью речей Феанора было в том числе максимально сблизить эти множества). И если вначале Феанор мельком упомянул о Камнях, как о своей личной потере (в отличие от Света Валинора и короля Финве), затем долго не упоминал о них вовсе, то в конце идея вновь обретенных Сильмарилов тоже распространяется на весь народ, и вероятный противник в речах перед Клятвой предполагается того же формата – «Ни один народ не оттеснит нас!» (выделено мной). В Клятве же вопрос сразу поставлен иначе – после длинного перечня возможных жертв выясняется, что мстить им будут конкретно «Феанор и род Феанора». Между ними не хватает логического звена, чего-то вроде: и когда мы, Нолдор, захватим у Моргота Сильмарилы, они вернутся Феанору. Пропущено оно, надо думать, за очевидностью. Но отсюда любопытный вывод: Клятва – это не заявление права на Камни, это выводы, сделанные уже из этого права. Впрочем, не только из него. Вспомним еще раз: Клятва напрямую вырастает из «виртуальной» ситуации, описанной Феанором. А из чего вырастает сама эта ситуация? Во-первых, из самой идеи Исхода в Средиземье. А у нее в основе тоже несколько разнородных элементов. С одной стороны, вполне логичная мысль о войне с Морготом и мести ему. Но и в ней, в исполнении Феанора, есть такие спорные моменты, как оценка других вариантов действий (и их поиска) как «трусости» и «бездействия». Но во-вторых, как мы помним, идея ухода в Сердиземье куда древнее гибели Древ, и в ней, помимо для естественного для Нолдор желания узнать и увидеть новое, немалую роль сыграла, и, собственно, довела ее до степени идеи об уходе, ложь Мелькора. О талантливых Нолдор, завистливых Валар и Людях, которые захватят Средиземье. В третьих, в эту ситуацию, на уровне как самой задачи, так и прогнозов по ее исполнению, и наконец – на уровне светлой цели, - вписано то самое противостояние/противопоставление себя Валар. А его источник – все тот же Мелькор и его ложь, как упомянутая выше, так и более поздняя, в том числе предназначенная и доставшаяся лично Феанору. Недавние события (действия Валар после гибели Древ) истолкованы им именно в этом ключе. Сама линия противопоставления в речах поступательно развивается, достигая кульминации в идее «повелителей незапятнанного Света». Клятва, пожалуй, в первой своей части только более подробно развивает эту идею, - с тем лишь уточнением, что этими «повелителями» оказываются не все Нолдор, к которым он обращается, а сам Феанор и его род, а Нолдор, к которым он только что обращался, указывая на возвращение Камней, как светлую цель в будущем, - они сами могут по идее оказаться в рядах тех, против кого направлена Клятва! И тут мы не должны забывать еще один источник этого явления. Привязанность Феанора к Камням. Я постаралась довольно подробно проследить, что мы знаем о ее возможных причинах, возникновении, развитии, проявлениях… Как мы видели, возникает она независимо от Мелькора, - но затем «вдохновляет» его на ту же самую ложь, и становится одним из «крючков», на который он старается зацепить Феанора. На практике Феанор связал свое отношение к Камням и к Валар, как мы видели, в сцене их разговора о Камнях после гибели Древ, в теории – возможно, и раньше (после разговора с Мелькором в Форменосе). Поэтому логично, пожалуй, что там, где появляется одна тема, появляется в итоге и другая. С другой стороны, довольно логично, что именно к этой теме, этому аргументу он не прибегает большую часть своих речей. Тема эта никак не идет на пользу его задаче – увести за собой большинство Нолдор. Мало того, она даже ей вредит – как раз в той форме, в которой она выразилась в теме: она начинает делить эту единую массу желающих уйти. Впрочем, она могла отпугнуть не только этим: «…и многие дрогнули, услышав ужасные слова. Потому что принесенная так клятва, в добром или в злом, не может быть нарушена, и будет преследовать выполняющего или нарушающего ее до конца мира» (Анналы Амана, 134). Это было, судя по всему, ясно большинству слушателей сразу после произнесения Клятвы, благо такие личности и сущности, как Эру, Валар в качестве свидетелей, вечная тьма, а также преследование «до конца мира» в ней вполне упоминались. И все это наводит меня в том числе на мысль, что Клятва все же возникает весьма спонтанно. Когда в силу логики событий в речах появляются Сильмарилы, - и тогда в душе Феанора «всплывает» та самая привязанность к Камням, оттесняя логику ситуации и речи. «Мы, мы одни будем владыками…» - эти слова незадолго до Клятвы напоминают мне пресловутое «моя прелесссть…» - и наводит на мысль о столь же малом контроле над ситуацией. И именно в этот момент происходит подъем на последнюю ступеньку – или в сторону, в другую плоскость? С постановкой задачи вечной охраны Сильмарилов до конца мира и вечной тьмы в наказание в случае неисполнения. Притом что, как мы помним, речь идет о Сильмарилах, которые окажутся у них в руках после победы над Морготом – после войны с ним – после прихода в Средиземье… До чего еще ох как далеко. Точнее, ничего этого в реальности на момент произнесения самих слов еще нет. Но вот в чем беда: Феанор успел сказать о многом, что к реальности было ближе и очевиднее даже в виде перспективы – о самом уходе, о войне с Морготом, о мести за Финве… Но скрепленным словами ненарушимой клятвы оказались не они, а слова посвященные той «виртуальной» ситуации. Которой еще нет, а нерушимая клятва с проклятием не только нарушителям, но и самим себе на случай исполнения – уже есть. Каковы же оказываются их (и не только их) действия в данной ситуации? * Примечания (1) Морваэн «Скетч о Фэаноре» http://tol-himling.narod.ru/essay3.html (2) В поздней заметке «Касательно Клада» (см. о ней в примечаниях к предыдущей главе) Толкин записывает перекликающиеся рассуждения: "«Война Колец» была, как оказалось, возобновлением «Войны Самоцветов», только иным образом. Сильмарилы были созданы Феанором, величайшим из эльфов, и главным из всех мастеров, исходно лишь с тем, чтобы создать красоту. Но после катастрофы, когда Моготу удалось разрушить Два Древа Валинора (которые освещали эту землю) они получили особую ценность – поскольку Феанор заключил в них свет Древ до того, как Моргот отравил их. Этот неискаженный свет теперь сохранился только в них. Из этого произошла трагедия паденя и восстания Высоких Эльфов. Ибо Феанор стал одержим любовью к этим камням, его «собственным созданиям» и ревниво берег их, редко позволяя кому-либо смотреть на них. (...) Сильмарилы стали для Феанора символами и инструментами власти; он называл себя «властелином света», Кольца начинаются в таком же злом ключе, в котором Самоцветы заканчиваются." (3) Морваэн «Размышления над Клятвой с карандашом в руках» http://tol-himling.narod.ru/essay5.html