Мальчик с пальчиком.

Странности происходили не только с Аллой - добравшись до своего дома за недолгие полчаса, Филипп удобно устроился на веранде с бокалом бренди - дети пока еще не вернулись со спортивной субботней секции по плаванию, а находиться в пустом доме ему и не хотелось, и было тяжело. Филипп пил очень давно, да только вот к мрачному настроению располагала и сама погода - дождь лил в Московской области почти весь день, изредка прерываясь. В какой-то момент ему показалось, что за стеклянными дверьми веранды, где он сидел, в этом непрерывном и бурном потоке дождя, ни на секунду не стихающего, стоит... Алла. Знакомый женский силуэт, появившийся столь внезапно в этой дождевой стене, так удивил Фила, что тот, оставив бокал на пол, поднялся с комфортабельного плетеного кресла, и подошел к дверям. Ему казалось, стоит Пугачева - пьяная и даже какая-то злая, и буквально сверлит его взглядом, что у него невольно мурашки по спине побежали. Но это был всего лишь мираж - игра фантазии, которая вскоре исчезла также внезапно, как и появилась. Немного ошарашенный Филипп зажмурил глаза, встряхнул головой, прогоняя подальше иллюзию и, подняв с пола недопитый бокал, вылил бренди в горевший камин. А затем, погасив свет, который так удачно создал вкупе с мрачной погодой этот мираж, ушел в свою спальню. Его периодически накрывало - депрессия подкатывала к груди, и тоскливо поднывала в глубине души до такой степени, что ему просто хотелось спать. Долго. И даже - не просыпаться. В такие моменты - дичайшего отчаяния - Филипп прибегал к экстренной самопомощи, пытаясь изгнать из головы чересчур дурные мысли - переслушивал сохранившиеся голосовые сообщения, что когда-то оставила на старый стационарный телефон его мать. Голос Виктории Марковны ненадолго, но смягчал сидевшую в нем боль. Но поступи он так сейчас - боль потери двух самых любимых женщин сразу - матери и жены - его бы не спас, а потопил окончательно. Сама Алла, еще когда они жили вместе, подсказывала: "Ты хоть записывай, что я тебе говорю! Потом пригодится!" Имея ввиду профессиональные советы, конечно. И Филипп с ее ведома и позволения стал записывать на диктофон все наставления и советы жены, касаемо его творческой деятельности. Таким образом, она надиктофонила ему советов часов на восемь суммарно. Однако, потом, когда они развелись и встречались тайком, в драгоценные минуты ностальгии, Фил незаметно включал диктофон, и записывал для себя уже другие признания - чтобы в самые плохие моменты слушать. Достав телефон, который стал хранилищем его чересчур личного контента, Филипп зашел в приложение, снял пароль и включил запись, датированную 16 марта 2017 года. Хриплый, чуть притихший и немного пьяненький голос охотно выдавал все, что Пугачева тогда хотела сказать. Фил вспомнил, как, лежа на его груди с ним в постели, Алла вполне искренне говорила, изредка прерываясь на поцелуи: - А вот я тебя никогда не брошу... Это правда! - Верю, - кивнул Филипп, как-то по-доброму ухмыльнувшись. Он уже привык к таким признаниям - сколько раз она обещала, столько же раз и нарушала свое слово, а потому он просто поддакивал, поглаживая бывшую жену по оголенным плечам. - Ни при каких ситуациях я тебя не брошу - ты тоже это знаешь! - продолжала обещать прима. - Знаю, - кивнул Фил, поцеловав ее в макушку. - Никогда тебя не брошу! - Ага. - Потому что ты... Хороший, - захохотала Алла, посмотрев на Филиппа, который и сам улыбался - эти мгновений счастья, что им снова были подарены Богом, он стал ценить гораздо больше пустых обещаний, - Как в детских стихах, помнишь - никогда тебя не брошу потому что ты - хороший! Но! - вдруг Пугачева сменила тон на более серьезный и погрозила ему кулаком перед носом, - Пиздюлей будешь получать постоянно! - Ну это святое! - улыбнулся в ответ Фил, чмокнув ее сжатый кулачок, - Это святое! - Чтобы достойно стоять! - Угу, я понял, - едва договорив, Пугачева сладко поцеловала бывшего мужа, на груди которого так удобно устроилась... Слушая эту короткую, едва дотягивающую до минуты, запись, Филипп улыбнулся - ему стало немного легче. Тень любви, жившей в диктофоне, в его воспоминаниях, как-то помогала жить, идти дальше. Свернув диктофон, он зашел в "Контакты" и набрал Алле - хотелось убедиться, что до замка она добралась благополучно. Немного послушав длинные гудки - Алла так и не взяла трубку, Филипп сперва выплеснул на бумагу то, что видел на веранде - короткое четверостишие-зарисовку, а потом его проперло на новое, более длинное стихотворение: "Почему ты меня снова игноришь? Зачем снова со мною играешь? Зачем страхи мои беспокоишь? Или нарочно - ты все понимаешь?.. Знаешь ведь, что как прежде, Рад звонку твоему среди ночи. И не сплю, ожидая в надежде Вновь услышать нетрезвый твой голос. Ты же знаешь, как душу мне щемит Только мысль, что могла разлюбить, В утешение ловлю ощущение, Что никому не хочешь звонить... Почему снова тягостно мне на душе? Отчего я метаюсь от боли? Неужели нет снадобья помощней? Или снова - тобою болен? Как бы ни было, ты опять Ты - проникла в душу больную Повернув время вспять, Снова стала незаменимой... Так чего беспричинно игноришь? Зачем снова со мною играешь? Зачем страхи мои беспокоишь? Или нарочно - ты все понимаешь?" Наскоро записав эти строки, Филипп перечитал их, но затем перечеркнул ручкой написанное и, скомкав листик блокнота, швырнул его куда подальше.