Мальчик с пальчиком.

На бешеные крики пришла Людмила Дороднова - домработница ходила в гастроном, и, зайдя в подъезд, увидела выбегающего заплаканного Киркорова, который с ней не поздоровался, и услышала с первого этажа знакомый Аллин вокал. Помчалась к Филиппу в квартиру, и увидела, как Алла горько плачет, все еще стоя на коленях в исходной позе, прижимая руки к груди и жадно глотая воздух. - Что за пиздец такой? - женщина помогла приме подняться, и Алла вцепилась объятиями в верную помощницу, которая была с ней тридцать лет. - Люся... Люсенька! - Все-все, успокойся. Пойдем, - она провела примадонну в спальню и попыталась уложить. - Я просто хотела быть счастливой! Я лишь хотела счастья! А Филипп меня не понял! - Ну как же не понял - он все для твоего счастья и делал, - лепетала Дороднова, стараясь утешить взбушевавшуюся приму и уложить в постель, - все будет хорошо, вы помиритесь. - Он меня предал! Оставил сейчас одну! Я никогда ему не прощу! Никогда! Вернусь к Максу назло, посмотрим, как Киркоров тогда запоет! Я разведусь с ним! - Алла, хватит! Что ты с собой делаешь? Где "Корвалол"? - Люся взглядом искала таблетки, уложив Аллу на кровать. С большим трудом ее удалось успокоить каплями. Людмила суетилась, не зная, что ей делать. Звонила Филиппу, но тот, выйдя из дома, в чем был, даже в тапочках, забыл телефон дома. Сам он просто ходил по улицам, без какой-то особой цели, глотая расправленными легкими свежий воздух, стараясь успокоиться. Зашел в какой-то сквер, и присев на лавку рядом с какой-то бабулькой, которая его не узнала, думал о произошедшем. Он искренне и горячо любил Пугачеву. Преданной, страстной и даже слепой любовью. Но ее поступок оказался для него слишком тяжелым ударом. Он верил в этом мире только ей. Этой женщине, которая умудрилась заменить ему семью, которая была для него воздухом, женой - любящей и любимой. Все-таки вернувшись спустя несколько часов домой, застал Аллу спящей в его кровати - Людмила под видом обычной воды подсунула приме снотворное, чтобы та хотя бы немного успокоилась. Дороднова впервые пошла на такие меры - переживала, что Пугачеву хватит сердечный приступ, и потому, не спросив разрешения, подмешала ей правильную дозировку капель, к которым сама прима иногда прибегала. - Она спит... - заметив Филиппа на пороге спальни, шепотом сообщила ему Люся, - еле успокоила. Что у вас случилось? - Ты знала? - спросил Филипп помощницу, осторожно взяв ее за локоть, когда та намеревалась выйти из комнаты, - Ты знала, что она мне изменяет? - Филипп! Ты вообще-то тоже знал. А мне что прикажешь делать? - парировала Дороднова, пожав плечами, - Я всегда радела за вашу семью, а если б тебе рассказала то, что не видела своими глазами, а только свои предположения, рассорила бы вас еще больше. А так хотя бы был шанс, что вы помиритесь, что вы как-то поговорите. - Ну вот мы "как-то" и поговорили... Ладно, Люсь. Не обращай внимания. Я не знаю, во что и кому верить. Не бери на свой счет. - Филипп, я не вправе тебе давать совет. Но думаю тебе стоит знать, что в этой ситуации она мучается не меньше тебя. Ты просто подумай, хочешь ли ты, чтобы любимая женщина страдала или нет. Хочешь ли ты, обрекая ее на эти страдания, уподобиться ее же поступку? Подумай. Я много лет тебя знаю - ты хороший, добрый и милосердный мальчик. Ты хороший человек, не делай того на эмоциях, о чем потом будешь сильно жалеть. - Ну и что мне - ноги ей целовать? - иронично спросил Фил. - Да ты итак ей целуешь. И руки, и ноги, и то, что между ними, - хихикнула Люся, - и будешь целовать впредь - ничего не поделаешь, любовь-сука. - Иди, занимайся своими делами, - как можно деликатнее отослал помощницу Филипп, вдоволь наслушавшись ее советов. Едва Люся ретировалась, оставив супругов наедине, Филипп подошел к Алле, присел на кровать рядом и нежно дотронулся ладонью ее щеки. Пугачева крепко спала, убаюканная мощным лекарством, и Фил, поправив одеяло, тихо произнес: - Мне безумно тебя жаль. Ты разрушила все, что строила долгие годы. И, как это не прискорбно, мое доверие.