Мне не больно

***

Маки дёрнула Юту за рукав футболки. Раз. Два. Он медленно раскрыл один глаз и расфокусировано пытался сконцентрироваться на её лице и не уснуть снова. - Что-то случилось? - Я хочу приготовить пиццу... - Сейчас два часа ночи, - Юта неуверенно посмотрел на часы. - Пойдём со мной, - прошептала Маки и соскочила с кровати. Юта тяжело вздохнул, но встал и пошёл вслед за ней на кухню. Ему нравилось это. Спонтанные мысли и мгновенная реализация. В такие моменты он думал, как бы смог жить дальше, если бы Маки не пережила той ночи, если бы они не пережили ещё десятки и сотни сражений. Юта зашёл в комнату, а Маки уже пританцовывала по всей кухне в поисках муки́ и прочих ингредиентов. Он опёрся плечом на стену и смотрел. Вечность бы вот так стоять рядом, смотреть. Дышать полной грудью, не вспоминая о тяжести утрат и вины за неспасённые жизни. Радоваться живым и наслаждаться каждым днём рядом с ними. Слышать её голос, смех, крик. Видеть её любовь, радость, раздражение, печаль, искреннее счастье, от которого она будто начинает светиться и становится ему ещё в тысячи раз дороже, чем прежде, хотя куда уже дороже, если он готов отдать все звёзды мира, уничтожить всё окружающее зло, если она попросит, посвятить ей всю свою жизнь и ещё больше-больше-больше. Они танцевали в бледном свете кухонной лампы, пока пицца запекалась в духовке. Юта что-то напевал, Маки вела в странном танце, смахивающем на неуклюжее покачивание на месте. Два сильнейших шамана превратились в двух молодых людей, желающих любить, быть любимыми, неуклюжими и смущёнными. Именно теми, кем они и были всё это время на самом деле. Её шрамы его не пугали, а она с ним забывала о них, забывала о том, сколько боли они приносили ей раньше, сколько раздражения и ненависти к себе рождалось в ней после каждого взгляда в зеркало. Он любил её любой. Главное, рядом с ним была Маки. Когда пицца была готова, они взяли плед, фонарь и огромный термос с горячим чаем и отправились на крышу. Огромное небо раскинулось над их головами. Город будто затих на такой высоте, и свет фонарей не мешал разлядеть в тёмном пространстве неба звёзды. Маленькие и большие, одинокие и кучкующиеся. Красные, синие, зеленоватые, равнодушно-белые. Юта с Маки медленно поедали ещё горячую пиццу, вкуснее которой они ещё никогда не пробовали, такую в доставке никогда не дождёшься. Они пили чай: горячий, яркий, насыщенный. Им не было холодно, его прохладная кожа прекрасно гармонировала с её горячей кожей. Юта лежал на спине в её объятиях. Маки во все времена согревала его замерзающее сердце. Юта не давал ей сгореть дотла в иллюзорном огне. Маки какое-то время перебирала в пальцах его волосы, поглаживала голову, шею, плечи. Он медленно млел под её руками. Руки никогда не были обычными женскими руками. Они были в сплошных мазолях, ранках, шрамах, ожогах. Они сами по себе никогда не были нормальными, спроси кого, никто не назовёт их обычными детьми-подростками. Но они ими были. Глубого в душе. Всегда. Уставшие, взявшие ответственность за себя и за весь мир, но дети. Маки наклонилась к нему, её короткие волосы ограничивали обзор. Юта продолжал смотреть на Маки, будто она была всем миром, всей вселенной. Девушка склонилась к нему поближе и поцеловала. Парень ответил. Он потянулся, перевернулся и надвис над ней. Во взгляде зажглось и разгоралось желание. Маки не была против Юты. Ни раньше, ни сейчас. Когда они вернулись обратно в квартиру - румянные, разгорячённые, уставшие - небо на востоке начинало светлеть, и мир потихоньку начал просыпаться. Но у них ещё были несколько часов сна. И они слиплись на общей кровати, как два пельмешка, да так и остались лежать, пока солнце, сквозь неряшливо закрытые шторы, не стало блуждать по им спокойным, расслабленным и, может даже, счастливым лицам. Они снова встретились в девять утра у плиты и турки. Оккоцу внимательно следил, чтобы кофе не убежал, и старался давить каждый новый зевок. Он не заметил, как со спины к нему подкралась Маки. Обхватила его руками и пальцами сжала между рёбер. Не столько от боли, сколько от щекотки он старался вырваться. В один момент ему удалось вывернуться, но оказалось, что он хотел не столько избежать "пытки", сколько стремился перехватить инициативу. - Я тебе просто поддалась, - пробубнила куда-то в его футболку Маки и почувствовала низкую вибрацию от мягкого тихого смеха Юты. - Конечно. Если бы ты того не захотела, я бы никогда не смог бы избежать "кары"... За что ты только так со мной? - Для профилактики - Как я мог не догадаться? Кофе был готов и разлит по кружкам. Маки безопасно посажена за стол и готовилась дегустировать кулинарные изощрения парня в виде маленьких оладушек и большой кружки кофе. - Мы всё-таки пойдём на ту выставку сегодня? - Какую? - Я тебе про неё вчера рассказывала. Ты уже забыл? - Нет, не забыл. Если ты так хочешь, то конечно пойдём. Они стояли в выставочном зале какой-то знаменитой галерии. Пили шампанское, которое раздавали снующие везде официанты, и разговаривали о художественных стилях и прочей культурной мишуре. Юта временами начинал щуриться как довольный кот. Он по-настоящему чувствовал себя дома здесь, рядом с Маки, с её безрассудством. Ему нравились спонтанные ночные кулинарные конкурсы и прогулки. Ему нравилось изощрённо, жарко трахаться на крышах и дома, а на утро отправляться на выставки и пить шампанское, рассуждая о высоком. Он любил внезапные разговоры о собственных чувствах. Это все было важно им после этой войны. Вся эта рутина будто накрывала толстым старым одеялом всё прошлое, весь ужас. Маки было приятно касаться кончиками пальцев Юту в любой момент, когда ей захочется. Касаться его плеча, волос, лица. Юта был жив. Рядом. Она не проиграла его. Он стоял, сидел, лежал вместе с ней. Маки чувствовала его запах постоянно, кажется он будто отпечатался на ней всей. Ей нравилось поднимать его в любой момент, срываться с безумными идеями в самые разные места. Ей впервые за все это время хотелось рассказать ему о своей боли. И она видела, что он готов слушать. Ей было приятно слышать его волнения. Они живы. Они вместе. Большего и не надо...