Защитный механизм | FAILSAFE

Пока Драко и Пэнси шли по тускло освещëнным коридорам, тихий отзвук её голоса окутывал его, словно нежные объятия. Ощущение её ладони под его пальцами было подобно надёжному якорю, удерживающему его в лабиринте коридоров Хогвартса. Мелодичные интонации её слов превратились в успокаивающую музыку, постепенно переходящую в тихий фоновый шум. Драко потерял нить их беседы, растворяясь в теплоте её присутствия. Их пальцы оставались переплетёнными, а на него нахлынули воспоминания о встрече с Гермионой в холле. Страстное желание быть рядом с ней снедало его уже довольно давно, и теперь, когда у него наконец появился шанс, его охватило чувство удовлетворения, подобного которому он, кажется, никогда не испытывал. Драко крепче сжал влажную руку Пэнси, ощущая её тепло в своей ладони. Она прижалась к нему, когда они подошли к дверному проёму. Колеблясь, она ожидала, пока он потянется к ручке, и он усмехнулся тому, что она никогда не брала инициативу в свои руки. Он всегда нещадно дразнил её за излишнюю демонстрацию аристократического этикета, даже когда они были наедине. Для него она была безупречна в своём собственном уникальном смысле, и он жаждал, чтобы её родители наконец прозрели и признали её истинную ценность. Скривив губы в ухмылке, Драко жестом показал ей продолжать путь, слегка поклонившись, отчего она раздражённо закатила глаза. — Хочешь пойти со мной к Тео? — Ожидая ответа, Драко наклонился к Пэнси, и его рука легла ей на спину. Их взгляды встретились, и он изо всех сил пытался разгадать эмоции, сквозившие в её проницательных глазах. — Он спал, когда мы уходили, — принялась объяснять Пэнси, и в её голосе послышались нотки усталости. — Макгонагалл дала ему снотворное, когда он потребовал пойти с нами. Она чувствовала, что он был не в состоянии здраво мыслить. Драко задумчиво хмыкнул в ответ. — Нам не стоит мешать ему, наконец, выспаться, а ты можешь подождать Гермиону, — с понимающей улыбкой она продолжила: — Ночь за ночью, она оккупировала альков, нервно ожидая любых новостей. Никто не мог определить куда вы пропали. Несмотря на то, что они не могли использовать магию, Кингсли предположил, что нестабильность в том участке замка, вероятно похожа на то, что произошло с тобой и Джиневрой. — Еë рука сжалась с какой-то новой силой, словно она не могла вынести мысль о его повторном исчезновении. — Шеклболт здесь? — оживился Драко при упоминании министра магии. — Был. Его отозвали, и Гермиона тут же потребовала, чтобы они помогли с магией, окутывающей эти коридоры. Макгонагалл едва ли могла возразить, когда Рон поддержал её. Честно говоря, она не особо сопротивлялась. Я думаю, магия изматывает её. Известие о том, что Гермиона добровольно подставляла себя под удар ради Гарри, а возможно, и ради него самого, всколыхнуло у Драко бурю эмоций. Однако мысль о том, что Уизли быстро встал на её защиту, должна была вызвать у него уважение, но ревность скрутила его изнутри. Прежде чем отпустить его руку, Пэнси в последний раз ободряюще сжала её, а затем замялась, словно у неё на кончике языка вертелись слова, которые она в конечном счете предпочла не произносить. Нежным жестом она заключила его в объятия, вцепившись в его рубашку сзади сжатыми кулаками. Он обхватил её руками и нежно положил голову ей на макушку. Они постояли так некоторое время, так ничего больше и не произнеся, а затем она грациозно выскользнула из его объятий. Драко оглядел гостиную и невольно почувствовал разлитое в воздухе умиротворение. Камин потрескивал и мерцал, являя собой единственный источник тепла и света в этом пространстве. На потрёпанных креслах и диванах никого не было, отчего обычно оживлённая комната казалась пустынной и тихой. Без помощи магии понятие времени внутри замка стало расплывчатым. Он не мог понять, была ли глубокая ночь или ранний рассвет. Внимание Драко привлекли неподвижные часы, стрелки которых навсегда остановились в тот час, когда началась битва. Заинтригованный, он направился к старинным часам, склонив голову в раздумье. Драко задался вопросом, не является ли их застывшее состояние результатом воздействия тёмных заклинаний, которые сеяли хаос на территории Хогвартса. Раньше он полагал, что коридоры Слизерина остались нетронутыми потрясениями, которые охватили остальные части замка, но неподвижные часы на их стенах доказывали, что защитные чары не были совершенными. Когда они пробирались по лабиринту, время, казалось, исказилось, солнце мгновенно село, и вскоре после этого под полной луной разразился хаос. Гермиона упомянула, что прошло значительное количество дней, что заставило Драко задуматься о продолжительности их пребывания в мавзолее. Однако он с усилием выбросил эту мысль из головы, не желая и не в силах зацикливаться на ней. Ошеломляющие события, которые развернулись, были слишком тяжёлыми, и это бросало его в дрожь. Усталость одолела его, и он отвернулся от часов. Губы Драко изогнулись в ухмылке, когда он направился к пустующему креслу перед камином. Никто не претендовал на него с тех пор, как они с Гермионой переместили их ночные посиделки в уединении алькова. Ему пришлось признать, что он больше не воспринимал это кресло как своё собственное. Оно превратилось в её трон, и она казалась гораздо более подходящей персоной для того, чтобы восседать на нём. Его ухмылка превратилась в улыбку, когда он приблизился. Его привлекла её книга, лежащая на подушке, и дымящаяся чашка чая рядом. Он наклонился, чтобы взять книгу, и его пальцы коснулись потёртой обложки, когда он приготовился отнести её в нишу. Он не смог сдержать любопытства и открыл книгу на заложенной странице. Между страниц он обнаружил прекрасно сохранившуюся фотографию летнего дома Пьюси. Внимательно изучая её, Драко в замешательстве нахмурил брови, когда него нахлынули воспоминания. Яркий образ всколыхнул в нём бурю эмоций, которые он долго подавлял. Изображение повлекло за собой леденящие душу воспоминания о последнем светском мероприятии, которое он посетил перед поступлением на шестой курс, о событии, отмеченном непоколебимым указом Тёмного Лорда о том, что никакие обстоятельства не могут служить основанием для отмены или переноса подобных мероприятий. Вечеринка была традицией для достигших совершеннолетия, ежегодно собирая ведьм и волшебников со всех уголков чистокровного мира. Однако празднества не походили на те беззаботные мероприятия, которых можно было ожидать. В глазах Драко сборище незамужних ведьм казалось отвратительным аукционом, их ценность выставлялась напоказ для потенциальных женихов, напоминая выбор новых парадных мантий. Варварство всего этого оставляло горький привкус во рту, и он часто искал убежище в тени, незаметно ускользая в укромный уголок, где ему не пришлось бы наблюдать за унизительным зрелищем. Быть Малфоем означало, что у него было мало самостоятельности в выборе будущей жены, поскольку традиции и Священные двадцать восемь играли значительную роль в определении его судьбы. Несмотря на все ограничения, Драко продолжал верить, что его мать, когда придёт время, учтёт его желания. Светское мероприятие было надвигающейся неизбежностью, отражением семейных ожиданий, которые заставляли его чувствовать себя связанным по рукам и ногам. Как только они прибыли к Пьюси, Драко непроизвольно захотелось ускользнуть, отгородиться от гнетущей атмосферы. Тем не менее, с отцом заключённым в Азкабан, он оказался вынужден взять на себя роль главы поместья Малфоев, по крайней мере, в глазах внешнего мира. Реальность, однако, оказалась гораздо более мрачной — дом их предков больше не принадлежал им; теперь на него претендовал Тёмный Лорд, что являлось материальным воплощением ослабления их некогда привилегированного статуса. Взгляд Драко с нежностью задержался на движущемся изображение Пэнси, которое запечатлело момент, когда её улыбка излучала тепло. И всё же, если присмотреться, можно было заметить скрытое напряжение в её глазах. Лето принесло с собой распространившиеся как лесной пожар тревожные слухи о возможных изменениях в возрасте вступления в брак. Это неожиданное событие подтолкнуло Пэнси к беспокойству о том, что она может стать очередным лотом. Когда Драко неохотно занял своё место на собрании пожирателей смерти, заменив отца, сплетни материализовались в реальность, от которой у Драко внутри всё сжалось. Тёмный лорд, движимый ненасытной жаждой власти, стремился расширить свои силы и получить больше рычагов воздействия. В качестве поощрения он предложил тем, кто уже носил Чёрную Метку, привилегию выбрать невесту раньше остальных, и пообещал повышение в своих рядах всем пожирателям смерти, которые согласятся выдать своих дочерей замуж пораньше. Видя как оживился мистер Паркинсон, Драко сжал кулаки, не в силах вынести мысль о том, что тот добровольно отдаст свою дочь за более высокий титул. В чём польза титула, если одна ошибка могла иметь такие же разрушительные последствия, как для семьи Малфоев? Их положение было настолько отчаянным, что они были готовы отдать свои души и даже собственную плоть и кровь человеку, который без колебаний скормил бы их змее за обеденным столом. Новая Чёрная метка, ещё свежая и незажившая, проступала под тканью его рубашки. В отличие от тех, кто с гордостью демонстрировал свои метки, Драко всегда относился к ней с презрением. Она была постоянным напоминанием о тьме, окутавшей его семью, и он хотел бы отречься от этого образа. Однако в то мгновение в восприятии Драко произошел едва уловимый сдвиг. Горящий символ на его предплечье превратился из источника отвращения в нечто большее — символ влияния, зловещую привилегию, которая несла с собой свой собственный набор возможностей. Находясь в рядах Тёмного Лорда, Драко имел определённое право — право, которое он до сих пор не ценил в полной мере. У него была власть выбрать невесту, потенциальную спасательную нить, которая могла изменить не только его будущее, но и будущее Пэнси. Он мог защитить её от судьбы ещё более зловещей, чем та, с которой столкнулся он сам, и это побудило его принять эту неожиданную привилегию. Сделав свой выбор, Драко облачился в свои лучшие одежды, роскошная ткань с шиком ниспадала с его плеч. Замысловатые детали его наряда отражали богатство и статус, присущие Малфоям, и он посетил вечеринку с нарочитой грацией. Держа голову высоко, он двигался сквозь великолепие собрания, фигура влияния в тщательно подобранном ансамбле последователей Тёмного Лорда. Неожиданная новость резко развеяла атмосферу ожидания. Откровение, высказанное в грубой форме, разрушило его планы до основания. Драко получил информацию о том, что из-за предполагаемых недостатков его отца они сочли его недостойным выбора невесты. Осознание этого, подобно внезапному погружению в ледяную воду, погасило искру надежды, которая заставляла его двигаться дальше. Мысли бушевали в нем, вихрь разочарования, гнева и беспомощности. Внимание Драко привлёк вид кружащегося платья Дафны на фотографии, и сердце его сжалось от смешанных эмоций. Стройная фигура Дафны, облачённой в царственное тёмно-синее платье, излучала ауру грации и утончённости, а её лицо демонстрировало искреннее и радостное выражение, запечатлённое в застывшем мгновении. Драко испытывал глубокое уважение к Гринграссу-старшему, чувство, которое он тщательно скрывал и никогда бы не признался вслух. Когда военный конфликт обострился, тот принял смелое решение. Почувствовав надвигающуюся опасность, он забрал своих дочерей и бежал, спасая их от хаоса и тьмы, поглотивших волшебный мир. Это был акт неповиновения, который заклеймил их как предателей общего дела, и Драко не мог не уважать мужество, которое потребовалось, чтобы сделать такой выбор. За их жизни, запятнанные предательством, была назначена награда из его собственного хранилища. Каждый раз, когда пожиратели смерти отправлялись на миссию по возвращению сестёр Гринграсс и возвращались с пустыми руками, Драко не мог удержаться от чувства противоречивого облегчения. Когда Драко сосредоточился на снимке, его захлестнула волна противоречивых эмоций. Теплота в выражении лица Дафны и ощутимое счастье на фотографии вызвали чувство тоски и сожаления. Он сдержал слёзы от острого стыда за то, что он ни разу не вспомнил о ней с тех пор, как прибыл в замок. Особым элементом на снимке, который заинтересовал Драко, был Эдриан Пьюси рядом с Дафной. Лицо Эдриана, внешне спокойное, излучало теплоту, когда тот незаметно перевёл взгляд на нее. Неожиданная перемена в его поведении застала Драко врасплох — это был не тот самодовольный или раздражённый вид, который ассоциировался с ним. Неподдельная нежность на лице Эдриана озадачила и заинтриговала Драко, и эта загадка подпитывала его растущее любопытство. Будучи на два года старше Драко, Эдриан Пьюси охотно принял Чёрную Метку, укрепив свою преданность делу, которое всколыхнуло тени в волшебном мире. Слухи, блуждающие по гулким залам поместья, рисовали яркий портрет неумолимой жестокости Эдриана и его беспрекословной готовности исполнить каждый приказ Тёмного Лорда. Его имя несло в себе тяжесть дурного предчувствия, как будто в самом воздухе витали отголоски приписываемых ему тёмных деяний. Воспоминание о последнем появлении Эдриана на собрании в Поместье запечатлелось в памяти Драко с пугающей ясностью. Настроение в комнате, казалось, изменилось, когда вошёл Пьюси, его мантия была окрашена в безошибочно узнаваемый оттенок алой крови. Его бледная кожа выделялась на фоне потемневшей ткани, наводя ужас на всех собравшихся. Когда тот занял свое место за столом, окружающее их пространство словно наполнилось почти осязаемой аурой тёмной магии. Едкий аромат пропитывал воздух, которым они дышали. Драко почти ощущал его горечь на вкус, неприятное напоминание о том, что их верность Темному лорду не просто символическая; это был договор, скреплённый кровью. Внезапным и сильным движением кто-то резко выхватил фотографию и книгу из рук Драко, в результате чего его взгляд вернулся к комнате. Прямо перед ним стоял Пьюси, костяшки его пальцев побелели от того, как крепко он сжимал кулаки. Воздух затрещал от напряжения, пока Эдриан продолжал распаляться, его слова были пропитаны раздражением: — У тебя есть привычка трогать чужие вещи, Малфой? Несмотря на то, что разница в росте между ними была незначительной, гнев Эдриана был настолько сильным, что, казалось, заполнил всю комнату, заставляя его нависать над Драко. Обстановка в комнате накалялась. Драко, однако, поймал себя на том, что не может отделаться от мысли о разительном отличие Пьюси на фотографии, с выражением нежности на лице, от разъярённой фигуры, стоящей сейчас перед ним. Этот миг обнажил трещину в фасаде, за которым обычно прятался Эдриан, проблеск уязвимости, которым Драко не мог пренебречь. Ощутив жар противостояния, Драко почувствовал, как тяжесть спала с его плеч, когда он сознательно расправил их. Он глубоко вздохнул, прежде чем ответить: — Прошу прощения. Я думал, что это книга Грейнджер, и когда я открыл её, то понял свою ошибку. Я так и не встретил тебя в тот вечер, чтобы сказать, что у вас очень красивый дом. Эти слова, прозвучавшие как искренний комплимент, растворились в воздухе между ними. Драко не смог бы полностью объяснить, почему он выбрал именно этот, но это было первое, что пришло на ум. Протянув тонкую оливковую ветвь, он надеялся, что этого будет достаточно, чтобы разрядить накаляющуюся обстановку и преодолеть пропасть между ними. Эдриан заметно расслабился после слов Драко, и это тонкое изменение в его поведении говорило о многом. Напряжение в воздухе медленно рассеивалось, подобно густому туману. Они стояли там во временном перемирие. В комнате, где по-прежнему ощущалось скрытое беспокойство, теперь чувствовался намек на облегчение. Эдриан благоговейно провёл пальцем по фотографии, ощущая гладкую поверхность глянцевой бумаги. Он осторожно вложил фотографию обратно в книгу, крепко сжимая её, словно защищая от любой потенциальной угрозы. Это был неожиданный взгляд за смертоносный фасад, нежное проявление привязанности к чему-то, что было ему дорого. — Я скучаю по ней, — шёпотом произнёс Пьюси, и его нежный тон заставил Драко задуматься, были ли они адресованы кому-то, кроме него самого. Тяжесть его тоски была почти осязаемой. Драко хотел сказать больше, спросить Эдриана, была ли она причиной его неустанного стремления к миссиям. Была ли это отчаянная надежда встретить её, найти до того, как её обнаружит кто-нибудь другой? Он молился, чтобы Пьюси скучал по ней не по более мрачным причинам, но прежде чем он успел открыть рот и высказать свои опасения, по коридору, ведущему к спальням мальчиков, раздался леденящий кровь крик. Драко сразу узнал его — этот звук он слышал бесчисленное количество раз на протяжении своей жизни — Тео. Теперь, когда его внимание переключилось с Эдриана, Драко направился по коридору, чувствуя некую срочность, когда он спешил по знакомому пути к их общей спальне. Когда Драко приблизился к спальням, звук его шагов, казалось, слился с эхом криков, создавая тревожную какофонию. Дверь со скрипом отворилась, открывая комнату, погружённую в темноту, если не считать тёмно-зелёного цвета воды, залитой лунным светом, который пробивался сквозь рваные занавески. Воздух был пропитан запахом пота и отчаяния. С бешено колотящимся сердцем и влажными от волнения ладонями он устремился к кровати, бросив быстрый взгляд на Блейза и Панси, которые стояли у входа. Для них стало привычным держаться на безопасном расстоянии всякий раз, когда Тео был в таком агрессивном состоянии, сражаясь с призраками, которых больше никто не видел. Вид искажённого лица и изогнутых конечностей его друга было непохоже ни на что, что он когда-либо видел раньше. Его крики, разносившиеся глубоким, гортанным тоном, придавали обстановке особую напряжённость. — Тео! — Драко резко выбросил вперёд руку, схватив брата за предплечье, чтобы остановить безумные движения. Тео дёрнулся, от чего Драко завалился на него, но тут же перехватил размахивающую конечность и без усилий прижал её к кровати. Нависнув над ним, как бы защищая, он заговорил со смесью встревоженности и уверенности: — Тео, проснись. Всё в порядке. — Несмотря на попытки Драко утихомирить его, Тео оставался беспокойным и продолжал метаться, как будто попал в плен тревожного сна. — Он не в себе с того дня, как вы с Поттером исчезли. Я не видел его настолько безутешным с тех пор, как его мать… — Блейз оборвал сам себя, а на его лице появилось страдальческое выражение. Драко впился в него глазами, ища ответов, но Блейз отвернулся, не в силах выдержать пристальный взгляд. — Я пытался помочь, но ты же знаешь, что я не умею помогать так, как ты, — признался он, и в недосказанном предложении отразилась вся тяжесть страданий Тео. Пэнси привлекла внимание Драко, едва он взглянул на неё. Язык её тела выдавал встревоженность, а на глаза навернулись слёзы. Драко был озадачен тем, что Блейз внезапно взяла на себя роль утешителя Тео в трудные минуты, учитывая, что она всегда была для него одним из главных источников успокоения. Вопросы готовы были сорваться с его губ, когда он хотел получить разъяснения от Пэ нси, но прежде чем он успел произнести хоть слово, Тео издал резких вздох. Его тело дёрнулось в объятиях Драко, в широко раскрытых глазах читалась паника, он отчаянно пытался сориентироваться, пока остатки кошмара ещё цеплялись за него. В комнате повисло невысказанное напряжение, заряженное незнакомой силой. Собственные кошмары Драко обеспечивали ему понимание, что происходит в этой борьбе. Ужасы Азкабана, крики, дементоры — он был знаком с ними не понаслышке. — Тебя там нет, — тихо произнёс Драко то, что хотел услышать, когда просыпался в холодном поту. Они больше не воевали. Ни с чем, кроме оставшейся в замке тёмной магией. Они приближались к завершению. Они закончат, уедут и излечатся. — Ты больше не в Азкабане, ты в замке, ты в безопасности, — шептал Драко. Покинув его губы, слова оставили горький привкус во рту, но он не мог их сдержать. Его брата охватило замешательство, а на его лбу прорезались глубокие морщины беспокойства. — О чём ты говоришь, Драко? — Нога Тео не ступала в Азкабан, — вставил Блейз, заставив Драко резко повернуть голову в его сторону. Это открытие разрушило его предположения, когда он понял, что беспокойные ночи Тео были вызваны не только его пребыванием после войны, но и чем-то совсем другим. Несмотря на ожесточённость войны, Драко прилагал все возможные усилия, чтобы защитить Тео от суровой реальности. Когда началась битва, он отослал его прочь, подальше от опасности. Тени прятались по углам, нашёптывая секреты, в которые, казалось, был посвящён только Тео. — О чём твои кошмары, Тео? — прорезал гнетущее молчание голос Драко, когда он выпустил его из объятий. Затравленные глаза Теодора встретились с его пристальным взглядом, и в этот миг от невыносимой боли и мучительных призраков прошлого, отразившихся на его лице, у Драко по спине пробежали мурашки. Комната, которая когда-то была убежищем, теперь напоминала исповедальню для неописуемых грехов. — Воспоминания, — проговорил Тео, и в его голосе прозвучало неприкрытое страдание, повисшее в воздухе, словно невысказанная мольба о понимании. Драко сдвинул брови, на его лице отразилось замешательство. — Воспоминания о чём? — требовательно спросил он, настойчивость в его тоне выдавала страх, сжимавший его грудь. Тео заколебался, его глаза нервно забегали, осматривая комнату, в то время как комнату окутала тишина, затаившая дыхание в ожидании. Наконец, он набрался смелости заговорить, и в его голосе прозвучала тяжесть правды. — Я видел её, Драко. Я смотрел, как она умирает, и просто стоял там, — признался он. С щемящем чувством в груди, Драко заметил, что в спальне стало заметно холоднее. — Кто? — прошептал он, едва слышно, словно боясь разбудить ужасы перед ними. — Пэнси, — открыл Тео, его глаза были прикованы к Драко. Имя задержалось в воздухе навязчивым шёпотом, который пронизывал пространство. — Что ты имеешь в виду, Пэнси? Пэнси не умерла, Тео. Она здесь, — Драко вздохнул, но чувство пустоты в груди не исчезло. Он повернулся к двери, его взгляд был прикован к тому месту, где ещё недавно стояла Пэнси. На лице Блейза появились глубокие морщины, отражавшие недоумение, затуманившее и мысли Драко. — О чём ты говоришь, Драко? — мягко спросил Блейз, беспокойство тонкой нитью пронизывало его слова. — Она здесь, в замке, — настаивал Драко, и в его голосе слышалось отчаяние. В каждом слове звучала настоятельная просьба услышать его. Блейз нахмурился, и Драко повернулся к брату, по его покрытому шрамами лицу текли слёзы. Драко выпрямился, комната, казалось, сжималась вокруг него, как стены безжалостного лабиринта. Тусклый свет отбрасывал длинные тени, которые танцевали с неопределённостью, пронизывающей пространство. — Она здесь, она была здесь, — решительно заявил он, чувствуя, как его охватывает паника. Его накрывало всепоглощающей волной, будто сам воздух сгустился под тяжестью лжи, произнесённой Тео. — Пожалуйста, Драко, — голос Тео дрогнул от от переполняющих его эмоций, когда он выдавил из себя эти слова. — Ты обещал. Драко резко встал, грудь его вздымалась при каждом неровном вдохе, сердце колотилось о рёбра, словно пытаясь вырваться на свободу. Его руки неудержимо дрожали, пальцы сжимались и разжимались, как будто он пытался ухватиться за что-то, что ускользало от него. Капельки пота блестели на его лбу, пока он с трудом делал каждый шаг, ощущение было такое, словно он пробирался по густой грязи. Звук его собственного голоса казался далеким и глухим, поглощённым огромной пустотой, которая окружала его. — Пэнси! Пэнси! — эхо его отчаянной мольбы отражалось от холодных каменных стен. Каждая проходящая секунда казалась вечностью, тишина оглушала и душила. Драко обвёл взглядом пустынный коридор, отчаянно ища хоть какие-то признаки её присутствия. Когда-то знакомое окружение теперь казалось чужим и угрожающим, тени превращались в гротескные фигуры, которые безжалостно насмехались над ним. Казалось, они шептали насмешливые слова, усиливая его панику, пока он выкрикивал её имя. Тишина, последовавшая за отчаянными призывами Драко, была невыносимой. Отсутствие отклика от Пэнси терзало его рассудок. Драко ворвался в гостиную, его сердце заходилось в безудержном ритме, быстрые удары отдавались в ушах, как непрерывный барабанный бой. Воздух был пронизан напряжением, и он быстро оглядел пространство широко раскрытыми глазами, движимый безумной паникой. Его взгляд, дикий и ищущий, упал на Гермиону, уютно устроившуюся в углу и уткнувшуюся носом в толстый том. Не обращая внимания на бурю эмоций Драко, она, казалось, погрузилась в мирное чтение. Противоречие между её спокойным поведением и его возбуждённым состоянием усиливало его тревогу. Движения Драко, подпитываемые невидимой силой, были неистовыми и разрозненным, словно он был марионеткой, которой управляют слишком туго натянутые нити. Привкус страха наполнил его рот, когда он судорожно втянул воздух, как будто сама комната стала враждебной. Дрожащей рукой он потянулся к выходу и натолкнулся на прохладу металла, — резкий и приятный с лихорадочным жаром, исходящим от его кожи. Головокружение затуманило зрение, усиливая охватившую его дезориентацию. Мир, казалось, качался вокруг него, угрожая поглотить целиком. Паника настолько поглотила его, что он не заметил чьего-либо приближения, пока рука Гермионы неожиданно не сжала его запястье. Её пальцы крепче впились в его плоть со смесью беспокойства и замешательства. — Драко, что ты делаешь? — спросила она, и её голос стал спасательным кругом, пытающиймся удержать его в этом хаосе. Её глаза, расширенные от беспокойства, молили об объяснение. Слова, отягощённые растущим ужасом, c трудом вырывались из его горла. Когда дрожащим тоном Драко выдавил имя «Пэнси», он запнулся и его голос наполнился болью. — Пэнси, где она? Ты видела её сегодня вечером? — Простое упоминание её имени было похоже на мольбу о спасении, на отчаянную надежду, что у Гермионы есть ключ к разгадке лжи. Драко задрожал, его мышцы напряглись, когда Гермиона прижалась к нему, тепло её прикосновения противоречило холоду, охватившему его душу. — Драко, что ты такое говоришь? — недоумённо нахмурилась Гермиона, приняв ещё более обеспокоенный вид. — Пэнси здесь никогда не было, — добавила она, и её слова обрушились тяжелым ударом, разбивающим хрупкую иллюзию, за которую цеплялся Драко.