***
— Госпожа Хокаге, разве сейчас не время избрать новый совет старейшин? — Нет нужды. — Но, Госпожа Пятая, статус Хокаге всегда подкрепляется советом старейшин, издавна… — Издавна, — Тсунаде громко перебивает джонина, да так, что у всех присутствующих зазвенело в ушах, а сердце направилось в пятки, — Именно мой дед основал это все. — Не стоит так цепляться за свою родословную, Тсунаде-сама. Есть определенный свод правил, написанный вашим же дедушкой. Хокаге в одиночку не правит. Женщина поджимает потрескавшийся алые губы — такие же, как и ее статус в деревне. Каждое собрание в ее же кабинете разрушало ее возведенные стены. Хокаге в одиночку не правит, оно и верно. У Каге обязан быть советник, хотя бы один, а без доверенного лица глава деревни слаб. Таков был закон деревни. И так жить дальше было нельзя, ведь ей нужно удержать власть в своих руках как можно дольше. В этом она убеждается каждый день, когда в деревне теперь витают тучи сомнений жителей. Казалось, напряжение так густо повисло в воздухе, что даже перестали распускаться софоры. После очередного собрания кланов, Тсунаде решает отправить весточку всем четырем Каге. И пока ответы от них не придут, она скоротает время с дочерью, уже всерьез взявшуюся за ум. И почему-то обучением ее занимались лишь Сенджу с Оками — не самые ласковые люди во всей деревне. — Неплохо справляется да? Уже уверенно читает несложные тексты, — Пятая победно расставила руки по бокам, пока АНБУ сзади нее не пригнулся ниже. — Каа… тон? Катон? — зеленые глаза выпрашивают удивленно, так искренно и сладко, что женщина не могла оторвать взгляда. — Да, катон. — Ока-ами, покажи катон! — Сакура повернулась к фарфоровой маске, что сейчас находилась на одном уровне с ее ростом, — Покажи! Он вопросительно повернул голову на Сенджу — одобрила. Несколько коротких печатей, и в его когтистых руках загорелся узор пламени. Зеленые глаза с нескрываемым восторгом наблюдали за огнем в форме цветка, а теплый свет, исходящий от него, окрашивал нежные розовые волосы в персиковый. Маленькая Харуно любила просить Оками показать все подобное, волшебное на ее взгляд, нечто. — Девочка будет шиноби? Перед глазами Тсунаде вдруг вспылили кровавые воспоминания, она прошла слишком много, чтобы спокойно думать о жизни. — Скорее всего, — женщина скрестила руки на груди, — Я обучу ее самообороне и сделаю своей наследницей. — Я чую природную расположенность, но не могу разобрать, — белая маска внимательно рассматривает девичье личико, а он, точно бы зверь, слышно принюхивается. — Еще рано говорить о тренировках. Пусть побудет ребенком. Оками ничего не ответил. А Сакура продолжила заворожено разглядывать языки пламени на кончиках пальцев фарфорового охранника — ее это почему-то всегда радовало. Девочка уже изъявила желание в будущем овладеть красивой стихией — Сенджу поведала ей о мире шиноби, совсем другом, не обычном. Пятая обещала отправить ее в академию шиноби, если Харуно захочет, хотя сама явно желала обучать девочку на дому. Тсунаде честно старалась не видеть в ней Наваки, но очаровательная солнечная улыбка и горящие глаза будто бы выбивали почву из-под ног. У ее сердца все еще есть шанс на счастье? Она надеялась, тая в себе темный страх, ведь неудачи преследовали ее всю жизнь. После потери брата и любимого, Тсунаде попытала счастье в наставничестве, но когда и Шизуне погибла — что-то внутри кольнуло с неистовой силой, такой, что треск раздается и по сей день, когда она проводит в теплых объятиях новоиспеченной дочери. С Шизуне точно бы было легче, понимает она, с Шизуне бы на нее не ополчилась вся деревня. А даже если так, с дорогой Шизуне, чьи робкие темные глаза она помнит на маленьком заплаканном личике, она бы выстояла натиск всех подряд. Вот только Шизуне здесь не было. Зато был холодный и черствый Оками, который ни на секунду не спускал глаз с Харуно. Быть может, думает она, и сделала бы его своим помощником, чтобы демократическая Коноха отстала наконец от нее. В этом была логика, однако он больше полезен в тени, осознает Тсунаде. — Когда придет ответ Каге, я отправлюсь на саммит — меня будет сопровождать команда Ро, — на красной помаде появляются отметины — нервничает? — Вы с Сакурой позже отправитесь вслед, никто не должен знать, я не доверяю совету джонинов. Сенджу на всякий случай стихает и прислушивается к округе дома — все это уже походило на паранойю. — И помни, никаких перемещающих техник на Сакуре, у нее еще неокрепший организм для телепортации — вам придется добираться пешком. — Слушаюсь, Хокаге-сама.***
Ответ четырех Каге не заставил себя долго ждать, и поэтому Тсунаде сразу же выдвинулась в путь. Сопровождающий ее элитный отряд АНБУ ненадолго отвлек внимание недоброжелателей, поскольку те были убеждены, что Оками как всегда возглавляет Ро. Где Сенджу спрятала девочку — неизвестно, однако у клана Сарутоби была наводка, что юная воспитанница спрятана дома. В Листе, несомненно, любили плести интриги, сговаривать кланы и устраивать революции, однако же недавний мир хотелось сохранить подольше. А для этого требовался сильный лидер, не отвлекающийся на ребенка, из-за чего Сарутоби и планировали выкрасть девочку для шантажа Пятой — а все это из достоверных источников и слежки. Сенджу распирала ярость, Харуно еще не стала полноценным гражданином Конохи, а против нее уже строились козни, ведь своим шатким статусом она подвергает девочку опасности. Именно этим и была занята ее голова, пока они все добирались до границы Ивагакуре, где уже ожидали заседания Каге. Мысленно она отмеряет маршрут Оками через густые леса, где под каждым листиком таится опасность. Сердце в замешательстве, пускай она и понимает, на что способен ее самый верный ниндзя — ее личная ищейка. Путь с сопровождением без привалов занимает у них три дня — можно вымотаться, если грамотно не распределять чакру на горных склонах, а путь до Камня был именно таким — скалистым. Сакуре четыре года, и такие путешествия для нее скорее в новинку, уверена Пятая, посему понимает, что их путь будет длиться несколько дольше, с бесконечными остановками и привалами — Сакура в этом плане очень капризна. Сенджу вспоминает Оками в его пять лет, его поразительный ум и умения, одним словом — вундеркинд. Вот только Харуно не была такой, она была ребенком, к сожалению уже познавшим горе утраты родных, но к счастью не знавшим страхов и ужасов войны и крови. Тсунаде искренне не желает дочурке участи, подобной Оками, коего она дико уважает и ценит. А пока она проводит все три дня в размышлениях, они все уже пребывают в Ивагакуре, пустую каменистую бескрайность без какой-либо флоры. Встречают их не сразу, потому как давно известно, что Пятая Хокаге не в ладах с другими главами деревень, из-за чего на мнимую вежливость уходят все силы. Отряд Цучикаге немо ведет их к резиденции, где уже собрались оставшиеся Каге и только сейчас Тсунаде понимает — пострадала не только Коноха. От атаки Акацуки почти не осталось следа, разве что скалистых вершин было куда больше на ее памяти. Главное здание Камня больше похоже на крепость, тюрьму, нежели на колоритную постройку — подобным стилем отличались все дома в Ивагакуре. Сенджу громко стучит каблучками по каменистым коридорам, где звучно отдает эхом от каждого вдоха — подобная акустика сделана для того, чтобы слышать каждую приближающуюся угрозу и шепот. — Приветствуем, Годайме, — хмуро начал Ооноки, — К чему такая срочность? — Вы созвали нас в скором порядке, а сами явились последней, — Райкаге сходу пошел в наступление, — У нас дел выше крыши! Еще вести поиски перерождений биджу. — Прошу прощения, что отвлекла, Эй-сама, но и в нашей деревне имеется проблема с хвостатым. — Насколько мне известно, джинчуурики Листа не погиб во время атаки Пейна, — филигранно вступила в диалог Мизукаге. — Как вы знаете, Коноха едва ли оправилась от нападения девятихвостого пять лет назад, когда мы потеряли одновременно двоих Хокаге, — Сенджу скептически оглядела каменный зал, где на нее пялились четыре пары глаз, — Мы надежно прятали джинчуурики до прибытия Пейна, потому он и не пострадал. — И все же именно троица Саннинов смогла отразить атаку и предотвратить уничтожение, — из-за темного угла послышался Четвертый Казекаге, потерявший год назад своего сына, в которого же лично и запечатал хвостатого. Тсунаде никогда не понимала этих ритуалов, ведь по воле Огня жизнь ребенка ценилась стократ больше чего-либо еще. Однако же и это не помешало Намикадзе запечатать девятихвостого в новорожденного сына. Этого она тоже, к сожалению, до сих пор не поняла. — Если же вы считаете, что мы пришли хвалиться этим лишний раз, спешу огорчить, — нарочито грубо отвечает она, — От трех Саннинов не осталось ничего. Не отправиться за товарищами тогда ей помогла лишь воля случая и техника божественной регенерации, которой она неприметно обучит свою дочь. — Отнюдь, лишь хотел выразить благодарность, — умеренно заключил Раса. Цучикаге выдвинул каменный стол из-под пола и распределил места для всех. А когда за Каге показались их доверенные тени, Сенджу тоскливо хмыкнула. — Где же ваш советник, Пятая? — Именно это я и собиралась обсудить.***
Чрезмерная опека Сенджу абсолютно не казалась ему сумасшедшей — отнюдь, он, такую логику, чертовски поддерживал. Сам и не знал, как так вышло, что теперь в приоритете у него были лишь интересы малышки, чьи нежные ручонки сплелись вокруг его шеи — хватка слабая, а ощущение, будто бы сама жизнь схватилась за него. Оками не спеша пересекал заранее проложенный в голове маршрут, почему-то судорожно оглядываясь вечно сторонам. Сакура уже спустя час их путешествия начала ерзать и требовать остановки — ножки болят, руки устали, голодная. Такими темпами, просчитал он, до Камня они доберутся только через пять дней. Нехорошо, но иного варианта нет. На счастье шиноби, девочка утомилась и уснула на руках почти до вечера, а когда они сделали привал, завороженно начала рассматривать ночное небо. Должно быть, в первый раз за пределами деревни, понимает он, и вглядывается в небосвод подобно ей. Чистая звездная высь красовалась из-за листьев густых деревьев — воздух вокруг пах дубовым мхом и дождем. Странно, думает он, ведь на страну огня напала почти знойная жара с бесконечным теплом солнца. Парень запрокидывает голову чуть выше и принюхивается, слышно так, словно бы волк. — Ока-ами, а что там светится? — пальчиком указывает она в небо, а он внезапно забывает про все на свете. — Падающая звезда. — Она упадет к нам? — Вряд ли, — выдыхает он нежно, словно бы стараясь не спугнуть этого маленького человечка. — А можно потрогать звезду? Забрать с неба. В зеленых глазенках кажется отражалась вся вселенная. — Нельзя, — обреченно говорит он сквозь улыбку, которую не видит даже сам, — Но я бы сорвал для тебя звезду. Сакура ярко улыбается, как может только она, чтобы заставить каменное сердце Оками вновь дрогнуть. Вновь затрещать и посыпаться — оболочка? А внутри кажется есть что-то живое, что-то рвущееся наружу. Он и не помнил когда за последние шесть лет службы в АНБУ испытывал нечто подобное, лишь голод до крови и сражений насмерть. Тсунаде возможно и не ведала, как сильно ее миссия может изменить его. Он, пожалуй, и сам не ведал насколько. Харуно тянется к его подсумку и достает розовый свиток — розовый, чтобы сразу было ясно, где лежат любимые моти девочки. А когтистая перчатка, игнорируя розовую прелесть, роется в небольшом подсумке дальше, в поисках зеленого свитка — там он припрятал запеченный омлет с овощами, достаточно питательный для ребенка. Сакура кривит нос, когда в небольшом облаке дыма появляется невкусный омлет и утыкается ручонками в нагрудный доспех Оками. В глазенках застыло возмущение, а парень в ответ лишь белоснежной маской смотрит на нее. Почти и не дышит даже. — Моти! Моти! — девочка воркует и крутится на коленях Оками, задавая ритм своей нарастающей истерике. — Нельзя. Сначала ужин. — Ока-а-сама разрешает моти, — Сакура надувает губки и приглядывается к омлету. Оками редко поддавался ее истерикам — она уже поняла. Вдруг отчего-то седые волосы на голове встали дыбом, точно бы волчий хвост при виде опасности. Парень резко усаживает малышку на землю и достает кунай. В воздухе повис терпкий аромат метилмеркаптана и тонкие нотки дождя — это ему показалось странным еще с самого начала. Оками навострил уши и открыл красное око — сверху, снизу, сбоку? Харуно вмиг умолкла и встала за АНБУ, такая его боевая стойка означала опасность, как объясняла Тсунаде. Вдруг парень обнаруживает след чакры где-то спереди и уже хочет пустить заряд молнии, но тут же мешкается. Прямо сейчас он ограничен в техниках, потому как активация чидори заденет собой и Сакуру, что плотно прижимается к ноге Оками. За секунду проработав тактику, он пускает в движущийся объект огненный шар — попал. В облаке дыма, что образовалось вокруг неизвестного вдруг пропало какое-либо движение, Оками заерзал. Где-то в деревьях послышался треск и он решил сразу метнуться туда, обнажив танто, пока вдруг не понял, что в деревьях все это время скрывался клон. Нутро заныло от боли, словно ударом молнии, и он оглянулся назад, где все еще находилась Сакура. В пяти метрах от него самого он увидел бледный силуэт — тот запустил град сюрикенов в сторону девочки. Оками в одно точное мгновенье оказывается перед ней и закрывает собой от множества сюрикенов — те вонзились прямо в спину, плечи и кажется еще и шею. Острие попало куда-то в мышцу, прискорбно понимает он, когда не может нормально шевельнуть плечом, из-за чего использовать дотон оказывается той еще задачей. Оками закрывает Сакуру куполом из земли и окружает тот чидори — чтобы разбить эту защиту, придется сильно постараться. За все это время Харуно не произнесла ни слова, зато ее напуганные зеленые глаза врезались в сознание опьяненного битвой Оками. Сзади слышится шум ветра и на него несется поток фуутона с бесконечными каплями дождя, те в одну секунду превратились в водяные иглы — вот откуда запах дождя, понимает он. Стихия ветра мчится на него с ужасающей скоростью, но недостаточной, чтобы Оками не понял, что среди воздушных потоков скрывается человек. В правой руке загорается райкири, в глазу образуется красный покадровый путь — один сильный удар, и он встречает шиноби молнией. Лезвие райтона насквозь пробивает нападавшему бок, это чувствует Оками по свежей липкой крови на руке, схожей с той, что стекает прямо сейчас и с него самого. Перед глазами все замыленно, а в шарингане только кровь, единственное, что он успевает заметить — это длинные черные волосы. Нападавший устало хрипит, а на землю вываливаются остатки органов, которые Оками пробил райкири. Шиноби падает на колени, а вместе с ним и дымовая бомба, которая испускает облако ядовитого газа, что уже впился в легкие АНБУ. Парень устало развеивает дым и спешно оглядывает округу — купол дотона цел, а вражеского шиноби уже и след простыл. Оками запомнил запах, все до мельчайших частиц — терпкий и неприятный запах метилмеркаптана, дождя, и теперь еще фенола. Колени отчего-то перестают его держать и он падает наземь, а силы хватает лишь на то, чтобы убедиться алым глазом, что с Сакурой все в порядке. Сюрикены, все это время торчащие из его спины, впиваются все дальше в кожу, почти достигая всех мышц. На этих местах вдруг образуется неописуемая боль, будто бы загорающаяся — яд, понимает он, и заглядывает прямо в небо. А оно оказывается на удивление звездным, таким, как Сакуре и понравилось. В сердце отчего-то стучит то тревога, то покой, то и не стучит вовсе, а сам Оками перестает понимать, зачем все это происходит. В руке все та же липкая кровь, воняющая фенолом, она дрожит, но немо тянется к небу. Он ведь обещал ей достать звезду? А они — звезды — сейчас, почему-то, кажутся как никогда ближе.