Его упрямая студентка

Я вновь обратил внимание на телефон, лишь бы никто не заметил, как она смотрит, как я смотрю. Девчонка продолжила говорить, я больше не вслушивался, теряясь в собственном разочаровании этим днём. Мне хотелось обвинить Викторию, которая отпросилась на праздник, а не занялась работой в офисе. Но я понимал, что сам поддался на уговоры заведующей. – Нравится, Марат Ильясович? – тихо спросила она. Пора прекратить быть отзывчивым и вернуться в роль сволочи, безжалостного исполнительного директора. Хватит с меня сантиментов. – Ещё не решил. Вскоре Лилия Николаевна удалилась из поля зрения, благородно позволив мне выдохнуть. Пьеса шла своим чередом, неминуемо приблизившись к трагическому концу. Я заметил, что студентка умело выразила неистовое горе матери. Но это — было не в её пользу. Лучше бы она сыграла посредственно, отводя подозрения в одном темном деле. – Идем, рассудим обо всем, что было. Одних — прощенье, кара ждет других. Но нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, – произнес знаменитую фразу один из героев и актовый зал погрузился в тишину. Хлопок сбоку потянул за собой цепную реакцию, и зрители начали неистово аплодировать, вставая с кресел. Новоиспеченных актёров стали одаривать цветами. Скользящей походкой к Лилии Николаевне приблизился Тимофей Бондарев. Он вручил ей коробку с розовым бантом и обнял за плечи. Глупо улыбаясь и что-то шепча, девчонка прижала его к себе. Я отвернулся и закатил глаза. – Наша Лиличка молодец, да? – Талант прям искрится, – с сарказмом выплюнул и начал продвигаться к выходу. – Ну полно вам. Я же видела, что вы смотрели с особым вниманием, – усмехнулась она, идя следом. – Разве не замечаете, как она старается? – Замечаю. Я это высоко оценил. Отругав её у стены аудитории. Мы вышли к проходу, где остальные преподаватели столпились, чтобы обсудить пьесу. – А она сказала, что вы плохо к ней относитесь. Серьёзно? Девчонка жалуется на меня заведующей? Такого коварства я не ожидал. Во мне проснулось дикое желание наказать студентку. Что же, интересно, она упоминала? Какой я плохой, мучаю её на семинарах. А в свободное время зажимаю в укромных местах альма-матер? Нет, это уже моё безумие. Надеюсь, ничего такого она не говорила. – Хорошо, что вы нашли общий язык, – продолжила женщина, не увидев моего замешательства. – Лиля может далеко пойти. Согласны? Вопросительно подняв брови, сказал: – Правильно ли я читаю между строк, что вы намеренно выделяете её среди других? – Конечно, нет, – легко ответила она и подключилась к беседе коллег, увлекая и меня в разговор. Спустя пять минут я завидел Викторию и указал ей на выход. Она с пониманием кивнула. Я подумал, что сначала мы заедем в ресторан и утолим голод. Во всяком случае, мой точно. Быстро попрощавшись с педсоставом, я собирался уйти, но меня задержал фотограф, который собрал всех для снимка. – Давайте-давайте, – подхватила идею Татьяна Ивановна. Боже, как отсюда сбежать?! Если бы Юрий Сергеевич написал книгу о том, что ожидает меня на посту преподавателя, я бы не предъявил ему категоричные обвинения. После очаровательной фотосессии все начали расходиться. Вдруг заведующая увидела её и позвала. Девушка успела переодеться и сейчас была в легком платье. Со счастливым выражением она зашагала в нашу сторону. Лишь на подступах студентка узрела меня и смущение нарисовалось на лице алой краской. – Мы в восторге, Лиличка! Зря ты боялась выступать — сыграла отлично! – нахваливала женщина. – Марату Ильясовичу тоже понравилось. Такого я не говорил… – Спасибо большое, – тихо отозвалась она, ладонями прикрывая горячие щеки. – Вас троих сфотографировать? Я был готов убить фотографа! – Разумеется, – весело объявила заведующая. – Марат Ильясович, подходите. Не заставляйте женщин ждать. Всё же увольнение — это лучший выход. Я встал с другого бока и сделал мрачное выражение лица. Фотограф ослепил нас вспышкой и поднял большой палец вверх. – А теперь вдвоём! – провозгласила Татьяна Ивановна и удалилась восвояси. Расстояние между нами было около метра. Страшившись его преодолеть, девчонка крутанулась в бок в поисках какой-либо поддержки. Но сейчас её никто не спасёт от меня. Шагнув навстречу, я произнес: – Робеете, Лилия Николаевна? Значит, как смотреть на меня со сцены, дерзость вам позволила, а как подойти, то испугались. Она вскинула ресницы и приоткрыла рот от изумления. – Я… Вы не так поняли... – Конечно, – схватив упрямую за руку, повернул нас к фотографу. – Я понял именно так, как вы задумали это в своей голове. – Простите, я забыла текст на сцене. Не хотела вас смущать. – Улыбочку! – вмешался фотограф в наш острый разговор. – Какие-то вы напряженные… – Делай уже! – приказал строго. Она выпрямилась и посмотрела в камеру. – Хотели, ещё как хотели, – тяжелым шепотом сказал я. – Но вы юны для таких игр. Наведя объектив, фотограф щёлкнул затвором пару раз, а затем блаженно поинтересовался: – Взгляните? – Нет! – категорично отозвался я. Вымученно кивнув, он быстро ретировался с поля моего цепкого зрения. – Мне девятнадцать. – Как прекрасно, но зачем мне эта информация? – раздраженным тоном задал я вопрос. – Что у вас в голове? Месть? – она вздрогнула, а я удовлетворённо хмыкнул. – Я не потерплю этого. Приведите мысли в порядок и не доставляйте мне сложностей. Что-то вертелось на её языке, наверно, гневный, с привкусом досады, монолог, но студентка продолжала смотреть на меня и кусать нижнюю губу. Шуршание слева нас отвлекло. Приблизилась Виктория и, натянув обаятельную улыбку, сообщила: – Я готова ехать, Марат Ильясович. Она всегда могла подобрать хорошие формулировки, даже когда я был суров, девушка не выказывала претензий. И вот сейчас, она ждала меня у входа терпеливо, а напоминая о времени, ничем не выдала мою задержку. Это мне понравилось в Виктории изначально. Она предельно ясно осознавала, что нужно делать, чтобы построить карьеру. Несмотря на её молодость, Виктория мыслила холодной головой. Как и я. Вернув ей улыбку, я кивнул. – До завтра, Лилия Николаевна, – обернувшись, сказал девчонке. Замешательство, отразившееся на её лице, было куда слабее, чем боль, которая мерцала в глазах студентки.