хрустальный шар и воздушные замки

       Первое правило любого иллюзиониста — не питать иллюзий, как-то ни иронично. Видно недаром говорят, что сапожник без сапог?..        К счастью, Линетт к строительству воздушных замков отродясь не тяготела, или обстоятельства рождения и ранние годы жизни не поспособствовали развитию бурной фантазии, присущей девочкам ее лет. И пока одни верили в чудо, мечтая о котенке или новой шляпке на Рождество, другие, ведомые голодом и страхом, оказывались готовы сотворить его из ничего за пару звонких монет или хотя бы кусок хлеба.        Природное критическое мышление и повышенная эмпатия, сформировавшаяся в бродячих кошках для выживания на недружелюбных улицах — вот формула идеального шоу, которыми из раза в раз потчуют жадную до зрелищ публику Фонтейна близнецы. А то, что со сцены видится всем чудом, для Линетт — лишь выверенная до мелочей череда действий, способных одурачить разум даже самой искушенной толпы. Плод изнуряющих тренировок и репетиций до черноты перед глазами и порезов от карт на подушечках пальцев. Механический каждодневный труд с одной лишь единственной целью: сначала — выжить, потом — быть полезной.        И она была. И есть. И будет… Четвертая определенно не прогадала, сделав ставку на артистов.        Знаменитый иллюзионист Кур-де-Фонтейна и его многофункциональная ассистентка, которую восторженная толпа с охотой принимает за совершенного, человекоподобного мека… Очаровательную, но бесчувственную куклу. Выходит, из них двоих не только Лини был выдающимся лжецом? И кто из них больше лжет… вопрос, которым Линетт нет-нет, а задавалась каждый раз, когда безмолвно наблюдала за братом, сама в это время бессовестно играя в мека, находящегося в «режиме ожидания».        Говорят, анемо глаз бога получают те, кто стремится к «свободе» или «нуждается» в ней… Еще говорят, что все дети улиц — по натуре своей бродячие кошки, привыкшие быть сами по себе, гуляющие где хотят и когда хотят.        Линетт кошка побольше многих из них. Не только по натуре, но и по всему своему естеству: от бархатных ушек на светлой макушке до пушистого кончика хвоста.        Она бредет в темноте кошачьими тропками, бесшумной тенью скользит вдоль кромки воды и ветром шелестит в кронах деревьев. Гуляя по крышам в свете луны, общается с бродячими котами, слушает дождь и тайны укрытого ночной мглой Фонтейна, который никогда не спит и вечно шепчется о чем-то о своем. Линетт до его шепота, в общем-то, нет никакого дела, но чуткие ушки всегда поворачиваются в сторону голосов, а нос — по ветру, несущему в себе любопытные запахи. То, что не интересует ее — заинтересует Отца.        Да… Линетт хороша в своем ремесле, будь то сотворение иллюзий или шпионаж. Она прилежная «дочь» и добрая, любящая сестра. Идеальный мек в свете софитов и неприкасаемая, прекрасная кукла под липкими взглядами негодяев и толстосумов.        Она — многофункциональная ассистентка иллюзиониста, которая не питает собственных иллюзий.        Но зимними вечерами у окна кошка, не отрываясь, часами разглядывает изящную балерину на тонкой хрупкой ножке, и почему-то, совсем как маленькая, внезапно задается глупым вопросом: «Разве не тесно и не плохо ей всю жизнь в этом крохотном хрустальном шаре?». Если его перевернуть — пойдет снег, не трогать — белые крупицы улягутся, оставив малышку в абсолютной тишине по ту сторону купола из стекла, но и на то не ее, а чья-то высшая воля. Вопросы свободы и истинности собственного «я»… Гложут ли она Лини так же, как изъедают иной раз ее?        — Эй, Линетт! — вдруг раздается над ухом полнящийся смехом голос близнеца, — Знаешь, рождественская ель — не хитровыдуманный механизм, а вполне себе живое растение, так что у тебя нет оправданий, чтобы не принимать участие в ее украшении!        Он пытается напустить в голос хоть каплю строгости, но искренняя, теплая улыбка выдает его расположение духа с головой. Позади слышатся шаги, и, оборачиваясь, Линетт сталкивается нос к носу с Фремине, который протягивает ей что-то блестящее и прозрачное в кусочках мишуры и сияющего дождика. Она принимает елочное украшение быстрее, чем понимает его форму, а когда поддевает за серебристую ниточку на пальце, вдруг тихо, едва слышно ахает.        В том, что первоначально показалось еще одной хрустальной балериной, медленно, но верно начала отличать собственные черты, искусно выполненные в стекле руками не иначе как лучшего мастера стеклодува во всей Снежной!        — Это…        — Ты. — голос Отца — как всегда строгий и проникновенный, в этот вечер прозвучал как будто на полтона мягче, нежнее… И, встретившись с алыми крестами глаз, поверх голов Фремине и Лини она разглядела еще с десяток улыбок братьев и сестер, что один за другим вешали на ель такие же прекрасные заказные игрушки, в которых угадывалось что-то от каждого из них, — И все мы.        — Присоединишься?.. — с надеждой поднял брови скромный мальчик со стеклянным пингвином в руках, — Не волнуйся, если уронишь. Они специально выполнены из особо стекла и не разобьются, если упадут…        — Да. К тому же, мы на всякий случай расстелили под елью плед! — подмигивая, не удержался от хитрого смешка близнец, — Поэтому лапы в руки и вперед помогать нам! Негоже хандрить одной в канун Рождества!        Ну разве может Линетт им отказать?..        И в тот миг, когда изящная балерина с хвостом, ушками и пышным бирюзовым бантиком оказывается на зеленой ветке рядом с множеством свои «братьев» и «сестер», хрустальный шар балерины на подоконнике в памяти кошки вдруг начинает таять, словно изо льда. Вокруг не смолкают оживленные разговоры, в камине, с аппетитом поглощая сухую древесину, трещит огонь, и под ногами, задевая хвостом и лапами низко висящие игрушки, то и дело трется неуемный Росселанд. По дому витает сладкий, шоколадный аромат «рождественского полена» и запеченной с каштанами индейки.        Однажды то, что было просто полезным, может стать по-настоящему важным, а маски, которые мы примеряем одну за другой — новыми гранями нашего истинного, по-человечески сложного «я». А то, что было клеткой и обязательствами, чудесным образом может преобразоваться в новую свободу… Или в это Линетт хочется верить, ощущая, как ее «я» резонирует с «я» названых родственников, ставших ее новой настоящей семьей.        А, быть может, прямо сейчас она просто строит розовые замки в облаках, упиваясь иллюзией родства и близости, что будет длиться ровно до того момента, пока ее взгляды однажды не разойдутся со взглядами Фатуи?.. Быть может и так.        Но до тех пор Линетт будет любить и будет мечтать, ведь все-таки самая лучшая иллюзия та — в которую иллюзионист верит сам, и если леденцы и шоколадки, которые сыплются из волшебной шляпы иллюзиониста, такие же сладкие и настоящие, как улыбки на лицах детей, то ни у кого не повернется язык назвать маленькое чудо мошенничеством.