Второй день рождения.

— Ты скоро? — отец поторапливает меня, пока я верчусь у зеркала примерочной в синем свитере. Наш план был таков: мама отпускает нас двоих за покупками, думая, что отец не станет сбегать из-за своего бессилия; как только мы садимся в машину, он выпивает отвар; затем мы и вправду заезжаем в магазин, где я на честно заработанные за выполненное поручение отца деньги прикуплю себе вещей; как только возьму себе всё нужное, я самостоятельно пойду домой, а отец — как можно дальше от него. Будь моя воля, отпустил бы отца восвояси сразу, как перешел порог торгового центра. Но выбора что у него, что у меня не было. Одно дело — отправить в одиночку восьмилетнего ребенка в продуктовый за хлебом, всучив ему мелочь, а другое — в элитный магазин одежды для богачей, где одни только носки стоят, как месячная аренда квартиры в столице. Подозрительно, не так ли? Потому мы договорились, что я быстро выбираю себе всё, что понравилось, в его сопровождении, а затем мы расходимся. — Нормально? — я отодвинул занавеску, спросив мнение отца о моем внешнем виде — что ни говори, а он-то знал толк в стиле и умел правильно себя преподнести. Он раздраженно клацнул клыками и ущипнул себя за переносицу, прикрыв глаза. Постояв так пару секунд, он вновь перевел свой изучающий взгляд на меня. — Не будь твое лицо так похоже на Агнет, я бы даже сказал, неплохо, — он процедил и со злой иронией хмыкнул, — увы и ах, не могу убрать из себя предвзятое отношение к вашей семейке, — он пожал плечами. Я закатил глаза. — Конечно, я буду похож на неё внешне, я ведь ее сын, — я посмотрел на него исподлобья, — и заканчивай уже с этим. Ребенок не виноват в деяниях своих родителей. Помоги мне хотя бы выбрать кофту перед тем, как исчезнешь из моей жизни навсегда, — я попытался сменить тему. Слушать нытье отца о том, какой он бедный-несчастный пленник великой и ужасной Агнет Майер, совсем не хотелось. — Внешне, говоришь… — отец нагло проигнорировал мои последние слова, не собираясь останавливаться, — а если я скажу тебе, что и поведение у тебя не сильно-то от нее отличается? — он надменно вскинул брови, — с рождения бездушный кирпич, влюбленный до безумия придурок… — он начал перечислять загибая пальцы, — жестокий, эгоистичный собственник, — он ехидно улыбнулся. Похоже, он всё же узнал, как я спугнул того мальчика в парке из ревности. — Я ничего не забыл озвучить? — он спрашивает с издевкой, — хорошо хоть, что глаз положил именно на внучку Авдеева. За ней стоят такие люди, что ты даже лишний шаг в её сторону сделать не сможешь, пока она сама того не захочет. Повезло девочке, — он усмехнулся, заметив моё перекошенное после упоминания Евы лицо. — Зачем заводить ребенка с нелюбимой женщиной? — я парировал, скрестив руки на груди. Злорадство мгновенно пропало из его глаз, сменившись напряжением. Кажется, я задел больную точку. — Твоя мамаша, естественно, тебе ничего не рассказала… — отец склонился ко мне, — ты был зачат во время изнасилования, сыночек, — он тихо прошипел, ядовито выделив обращение ко мне, — и, уж поверь, инициатором был не я, — он вновь выпрямился, а я отшатнулся в шоке, чувствуя несмываемую грязь на душе. Я — результат маминой похоти и отцовской подавленности. Я — ошибка. Для матери я не более, чем наследник, который продолжит род, а для отца я лишь призрак прошлого и прямое олицетворение его травмирующих воспоминаний. — Почему ты молчишь об её издевательствах? Авдеев бы тебе помог, — я тут же зашептал, на что отец слабо ухмыльнулся. — Она заставила меня замолчать. Десяток трупов, закопанных в ее клумбах, тому яркий пример, — он с нескрываемым злым удовольствием любовался моим побледневшим лицом, — да и Николай не дурень. Он бы не стал брать на себя риск и идти против сумасшедшей женщины, когда у него два маленьких ребенка в семье, которыми он так дорожит. Опрометчиво в открытую воевать с кем-то, когда у самого есть слабые места. Я нахмурился. — Ты был в курсе, что её садизм не знает границ, и при этом продолжал заводить любовные связи на стороне. Выходит, не очень-то ты и волновался за жизни своих девушек. — Ты прав. Они так, одноразовые пустышки. Отвлекающий маневр, который не даст Агнет найти женщину, которую я по-настоящему люблю. Мне есть что терять, потому я предельно осторожен, — он толкнул меня обратно в примерочную, — а теперь поторопись, у нас времени в обрез. Я не испытывал ярого сочувствия к отцу, но я стал больше понимать его поведение и мотивы. В голове по-прежнему роилось много вопросов, но задать их я не мог — всё равно не ответят. Всю жизнь я был убежден, что поначалу отец состоял с мамой в отношениях по своей воле. Якобы на первых этапах знакомства он не заметил её странностей и провел с ней несколько ночей, а как только решил порвать с ней — было уже поздно. Капкан захлопнулся, и его жизнь превратилась в сущий ад, состоящий из вечных попыток сбежать и затем быть пойманным. Но, как выяснилось, те суждения были ошибочными. Отец всегда был заложником обстоятельств и с его мнением никогда не считались. Он, похоже, даже не хотел заводить с ней разговор, когда впервые увидел её — что тогда можно говорить о сексе? До этого дня я питал себя надеждами, что пусть я и не желанный ребенок, но хотя бы появившийся после обычного полового акта по обоюдному согласию обоих партнеров. Потому в груди разлилось разочарование, что для отца я стал очередным якорем, не дающим ему уйти в свободное плавание. Воображение невольно рисовало картину, как связанный и накаченный наркотиками отец лежит на кровати, неспособный пошевелиться, и смотрит в горящие вожделением глаза матери, возвышающейся над ним. Как её худощавые руки проходят по его дрожащему телу, как он хнычет от отчаяния и лишь судорожно отрицательно качает головой, отказываясь верить в происходящее. Как она касается его паха… Как… Я помассировал виски, пытаясь сбросить наваждение. Представлять такое было жутко и мерзко. Хотелось выкинуть весь сегодняшний разговор с отцом из головы и просто не думать о темной стороне собственной матери. Меньше знаешь — крепче спишь, так ведь? Я постарался отвлечься, вернув свое внимание к зеркалу. Сейчас мои волосы были собраны в пучок, оголяя моё вытянутое с неестественными для детей моего возраста скулами лицо. От дистрофии я не страдал, моё телосложение было средним, и врачи всегда показывали палец вверх, когда соотносили мой рост — метр пятьдесят и вес — около сорока килограммов. Для ребенка-вампира это было абсолютно нормально, но, как оказалось, человеческие дети в моем возрасте не больше метра сорока, за что в школе меня часто называли шпалой. Зато я органично смотрелся со своими одноклассниками, словно они мои ровесники. Так и не скажешь, что меня перевели на класс вперед. Что ж, к слову, синий и вправду хорошо смотрится на мне. Он сочетается с моей почти что белой кожей и с моей внешностью в целом. Подчеркивает мой холодный образ, так сказать. Я точно смогу удивить Еву своим новым видом. Отец бросил на кассу синий свитер, пару такого же оттенка футболок, джинсы и бежевый брючный костюм. Купить что-то фиолетовое у меня не хватило духу — по мне так, слишком детский и броский цвет. — Не возвращайся домой ещё часа три. Мне нужно, чтобы всё это время она думала, что мы вместе, и не спохватилась слишком рано, — отец вручил мне пакет с покупками, — прощаться не буду — чувствую, мы ещё встретимся. Не чуди, отпрыск, — он похлопал меня по спине и скрылся за ближайшим поворотом, скорее всего, направляясь к парковке. Я даже не стал смотреть ему вслед — молча развернулся и направился к выходу из здания. У меня много дел сегодня: во-первых, нужно позаботиться о сладостях, которые я пообещал Еве этим утром; во-вторых, не надо забывать про учебу — да, мама прикрыла меня перед классной руководительницей, сообщив ей о моей «болезни» и что я не буду ходить в школу пару недель, но домашнее задание никуда не делось и, тем более, завтра после долгого перерыва я уже вновь возвращаюсь к посещению занятий, а значит, нужно подготовиться. Я двинулся по тротуару. На улице моросил дождь, из-за чего две мои выбившиеся из пучка прядки неприятно прилипли к щекам. Но я не стал их смахивать, сосредоточившись на собственных мыслях. Я много думал о том, как Ева начнет относиться ко мне, как подрастет. Сейчас фактически мы оба дети и поэтому разница четыре года — ерунда. Но четырнадцать и восемнадцать звучит уже не так красиво, а шестнадцать и двадцать, будто бы ещё хуже. Кем она будет меня видеть? Дядей? Обращаться на «вы» и говорить «здравствуйте» при встречах? Будь я старше её хотя бы на два года, может, у нас бы и получились подростковые отношения. Но в нашем случае мне на это рассчитывать бесполезно. С другой стороны, я выиграю себе время. Пока Ева будет познавать прелести пубертата, гулять с друзьями по заброшкам и сбегать из дома, я начну строить карьеру и перед Евой уже предстану в обличии успешного врача со своей недвижимостью и большими финансовыми возможностями. Медицина пленила меня давно. Началось всё в мои пять лет, когда я поймал лягушку во время пикника с родителями и вскрыл ее, вооружившись украденным из корзинки ножом. Крови было много, и я весь перепачкался. Зато я изучил строение ее тела и по сей день могу наизусть показать и назвать каждый её орган на картинке учебника (но, если была бы необходимость, мог бы и на самой лягушке). Я помню отвращение в глазах отца. Слабонервным он уж точно не был: за свои бессмертные годы успел побывать на нескольких войнах, где он повидал вещи куда хуже, чем мертвая лягушка. Сейчас я понимаю, что тогда он узнал в моем окровавленном силуэте свою жену, что выбило его из колеи и стало причиной нашей драки. Точнее, его драки. Я сопротивления почти не оказывал, пока он раз за разом наносил удары. Я не осознавал смысл и ценность своего существования, и смерть совершенно меня не пугала. Разняла нас по итогу мама, и это был первый раз, когда я увидел её такой разъяренной. Конечно, никто не имеет права злить её милого Рейна. И неважно — будь то случайный человек или её собственный сын… Меня в тот день сильно отругали, заставили самостоятельно отстирывать рубашку, затем сушить и гладить её, а за обедом обделили ножом, оставив мне только ложку и вилку из всех столовых приборов. Но это не остановило меня от дальнейших тайных экспериментов с лягушками и насекомыми. Будь моя воля, препарировал бы Черныша — а что, млекопитающих я ещё ни разу не разрезал, интересный, должно быть, опыт… Этому котенку очень повезло, что мне не всё равно на мнение его хозяйки. Мне однозначно подойдет хирургия. Какая именно — пока не решил. Но явно не детская, слишком много мороки и выслушивания нытья родителей пациентов…

***

Три часа пролетели незаметно. Теперь я нес аж целых три пакета: мой самый первый — с одеждой, второй — с мармеладками для Евы, третий — с новыми тетрадями для учебы (старые, насколько я помню, успели закончиться). Я готовил себя к весьма эмоциональной реакции матери на то, что приду я уже в одиночку, да ещё и пешком — а мы ведь уезжали на машине! В какой-то степени даже интересно посмотреть, как она поступит. — Кто это у нас пришел? — мама с нежностью протянула, когда я оказался на пороге. Но стоило ей заглянуть мне за спину и не увидеть отца, как её улыбка мгновенно спала, — не заставляй свою мамочку гадать самой… — в её голосе прорезалась сталь, — где ты потерял папу? Самое лучшее решение сейчас — убедить её, что всё так же под ее контролем. — Он сказал, что ему нужно заправиться и велел мне идти домой, — я солгал, не предавая голосу никакого выражения, словно в этой ситуации нет ничего сверхъестественного, — боишься, что сбежит? Мать, кажется, чуть расслабилась, но в её глазах все еще мелькало недоверие. — Если и сбежит, то недалеко, — она прошла на кухню, и я вслед за ней, оставив пакеты в прихожей, — только вот он очень слаб… Может потерять сознание по дороге и попасть в аварию. Не хотелось бы таких проблем, — она бормочет, с легкостью дотянувшись до самой верхней полки. Мама была весьма высокой для женщины — около метра восьмидесяти, а то и больше. Вместе с моим отцом, рост которого близился к двум метрам, смотрелась она статно. Мама схватила уже знакомый мне черный контейнер и, быстро введя код, скинула замок с крышки. Она стала судорожно пересчитывать все склянки и в один момент замерла. Её зрачки расширились, а рука, держащая контейнер, ослабла, из-за чего он стремительно полетел вниз. Я словил его в пару сантиметрах от пола и поднял взгляд на маму, которая, тяжело дыша, облокотилась на столешницу. — Ты помог ему, — она констатировала, смотря в одну точку, — Майеры не прощают предательство, — она произносила слово за словом ровным, бездушным голосом, как робот. Я подошел к ней ближе, чтобы поставить контейнер на стол. Но стоило мне это сделать, как её пальцы вонзились в моё горло в железной хватке, придушивая. — Куда он поехал? — радужка ее карих глаз поалела, сигнализируя о применении гипноза. Я, как завороженный глядел на неё, неспособный оторваться. Свое тело теперь контролировал не я, — мама. Язык заплетался, но не пропускал никакой лжи. — Не сказал, — ответ сам слетел с губ. Щека матери дернулась. Отец намеренно не посвятил меня в свои планы. Он знал, что мать устроит мне допрос. — Когда вы сговорились? — Три дня назад. — Что он пообещал тебе взамен? — Деньги. — Ты открыл контейнер? — Да. — Ты сделал это, пока мы были на балу? — Да. — Как ты узнал пароль? Я захрипел, не желая сдавать Еву. Долго сопротивляться я не смогу. Да, я тренировался вампирским навыкам, но я ещё очень и очень далек от матери в этом мастерстве. Неправду я сказать не могу, но и правду я ведь могу умолчать, верно? Точнее, озвучить лишь её часть. — В алфавите… — я говорил отрывками, так как загипнотизированное сознание мешало своевольничать и перефразировать ответ, — по номерам букв… Составил код… Мать отпустила меня, оттолкнув от себя, и я потер рукой горло, чувствуя легкое головокружение. Благодаря своему бессмертию, от удушения я бы не умер, но ощущение все равно не из лучших. — Ты всё ещё жив, потому что ты мой сын, — мама достала из контейнера несколько зеленых бутыльков и сунула их в карман своего платья, — ты попытался отнять у меня моего Рейна, моего любимого… — она зашипела, походя на дикого зверя, — я не прощаю такое никому. Но мне нужен тот, кто продолжит наш род. И, к сожалению, это ты, — ее ногти впились мне в ухо, оттягивая его. Мое лицо не дрогнуло, — но, если я не убью тебя — не значит, что не отплачу тебе той же монетой, — ее дыхание опалило мою шею, — Ева… Полукровка… Достаточно редкий случай… Ее кровь, наверное, такая сладкая… Мне стоит её распробовать, как думаешь? — ее губы растянулись в хищной улыбке, и мое сердце забилось в страхе. — Авдеев не позволит тебе, — я попытался придать дрожащему голосу уверенности. Сейчас я был готов упасть на колени перед матерью и сутками просить ее о милости, лишь бы она не трогала Еву. Но отец сегодня верно подметил, что Ева — не абы кто, а внучка могущественного вампира. Она под защитой. И ещё неизвестно — мама всерьез собирается осуществить задуманное или просто блефует. — О, я даже не сомневаюсь… Но, знаешь, за эти две недели вы та-а-ак сдружились! — мама странно рассмеялась, — Николай теперь доверяет нашей семьей куда больше. К тому же, он такая важная и занятая персона… А Еве будет скучно оставаться со своей няней в номере. Бедняжка, — она оттопырила губу в наигранной жалости, — и тогда она снова придет к нам в гости, где я уже ожидаю её с теплым приемом, а ты будешь сидеть запертый в своей комнатушке, — она подцепила мой подбородок, — мой тебе совет, как сыну: никогда не думай, что ты умнее всех. Иначе готовься встретить последствия, — она отчеканила и за шиворот подняла меня по лестнице. Я влетел спиной в свою кровать и промычал от боли. — Подумай над своим поведением, Фриц, — мама бросила напоследок, и дверь за ней захлопнулась. Через секунду я услышал звук поворачивающегося ключа в скважине — выход отсюда теперь мне заблокирован. Я подскочил на ноги, переваривая всё произошедшее. То, что я конкретно влип, — это понятно. Теперь надо как-то всё разрулить. И в одиночку это у меня не получится. Я всего лишь ребенок, а моя мать — убийца со стажем в десяток лет. Я должен заручиться поддержкой. И кандидат на роль моего союзника — Авдеев. Я запомнил адрес отеля, где они с Евой ночуют, а значит, проблем с его поисками не будет. Я собирался вылезти через окно (мне не составит труда и взломать дверь, но я бы не смог прокрасться по первому этажу — там мама), добежать до них и предупредить, что моя мать совсем слетела с катушек и Ева под угрозой. Тогда Авдеев будет смотреть в оба и не даст маме кому-либо навредить. Я знал, что сегодня мама будет сосредоточена только на поимке отца, но Евой она может заняться в любой-другой день, поэтому действовать нужно уже сейчас. Я прислушался. Мама ходит по первому этажу — видимо, собирается перед «охотой» на своего ветреного мужа. Я нервно навернул несколько кругов по комнате. Я и вправду был чересчур самонадеян. Всё-таки, когда думаешь головой, а не сердцем, исход более приятный. Но моя рациональность всякий раз улетучивается, когда дело касается Евы. И отец очень умело этим воспользовался, втянув меня в эту авантюру под предлогом, что я смогу баловать её подарками на полученные за помощь деньги. Не даром он заключил со мной эту сделку сразу после моего разговора с матерью о нашей семейной одержимости. Отец, вероятно, подслушал, что я влюбился во внучку Авдеева, и применил эту информацию, как хороший рычаг давления. А теперь и мама держит меня на крючке из-за моей привязанности к Еве. Надеюсь, эти двое — последние, кто знают про мою влюбленность. Отец прав — глупо воевать с человеком, когда у самого есть слабые места. И впредь свои я буду скрывать. Счастье любит тишину, как говорится… Я открыл окно, вытащил комариную сетку и залез на подоконник. Моя комната находилась на втором этаже, в чем и заключалась основная проблема. Я мог бы рискнуть и спрыгнуть, сгруппировавшись, — всё равно регенерация всё залечит, — но мой вампирский организм еще в начальной стадии развития, потому на мне всё заживает медленнее, чем на взрослых бессмертных. Из-за этого я могу потерять время, а то и вообще никуда не уйти, если мама услышит звук моего падения и вернет домой, пока я буду приходить в себя. Я высунул голову, осматриваясь. Мой взгляд наткнулся на водосточную трубу, идущую с крыши дома и до самой земли. Можно попытаться спуститься по ней, как зачастую это делают герои в американских комедиях, но я сомневался, выдержит ли она меня. Да, она прикреплена к стене, но насколько прочно? Я дотянулся до неё и пару раз дернул, проверяя её. Что ж, можно оставить, как вариант. Я посмотрел вниз: под моим окном красовались выращенные мамой кусты сирени, которые ей пришлось пересаживать после того, как отец их перекопал. А теперь я мог бы приземлиться на них, чтобы ничего себе не сломать и заодно отомстить этим маме. Правда, я сейчас не в том положении, чтобы злить её снова… Больше никаких идей не приходило, и я решил объединить первый и второй вариант побега: начну спускаться по водосточной трубе, а в случае, если она начнет подозрительно шататься — эвакуируюсь прыжком в кусты. Вроде сносно. Я принялся за дело. Одной рукой я держался за раму окна, а другую потянул к трубе. Я повис в таком положении на пару секунд, убеждаясь, что с трубой всё в порядке. Наконец я положил вторую руку и вздрогнул, когда стремительно заскользил вниз из-за влажного после недавнего дождя металла. — die Scheiße!— я ругнулся и в последний момент соскочил в кусты. Приземление вышло более-менее удачным и не совсем уж жестким. Я присел, специально сгибая руки и ноги, пытаясь понять, сломал ли я себе что-нибудь. По ощущениям было всё в порядке. Отряхнувшись, я встал и перебежками продвинулся к калитке. Перед тем, как отворить её, я принюхался — в воздухе витал запах маминых духов. И, если моя вампирская чуйка меня не подводит, прошла она здесь пару минут назад. Повезло, что я упал уже после её ухода, иначе получилось бы, мягко говоря, неловко. Жалея, что нет возможности вызвать такси через телефон соседей, я пошёл по тротуару, размахивая рукой в надежде, что кто-нибудь из добрых людей остановится. Дело в том, что оставшиеся после покупок деньги я положил в тот злосчастный пакет, который одиноко стоит в прихожей и вне моей зоны доступа. Мать входную дверь точно закрыла, а никаких подручных средств, похожих на отмычку, у меня не было. Так что, оплатить работу таксиста мне было бы нечем. Через пару минут передо мной затормозила машина, за рулем которой сидел приветливый мужчина средних лет. Мне было всё равно, если это маньяк или извращенец — главное, что он смертный, и я смогу загипнотизировать его в экстренном случае, и он как миленький довезет меня до отеля. Поблагодарив его, я сел на переднее сиденье, пристегнулся и, развернувшись, заметил трясущегося от страха ребенка. О, Господи, сзади меня сидел тот самый маленький мальчик из парка, которого я запугал. Кстати, до сих пор не чувствую вины за это — не надо было заводить с Евой разговор о том, что они могли бы пожениться в будущем (пусть Ева его и не понимала из-за незнания немецкого). Я едва слышно цокнул. Серьезно? Этот идиот до сих пор боится меня? Ещё скажите, что я прихожу к нему в страшных снах! — Куда тебя подбросить? — с дружелюбной улыбкой спрашивает мужчина, и я называю ему адрес. Похоже, о нашей с этим мальчиком «перепалке» знала только его мама, которая позже пришла и нажаловалась на меня. А этот мужчина, по всей видимости, — его отец, не в курсе кого сейчас подвозит. Оно и к лучшему. Доехали мы минут за двадцать. В течении этого времени до тошноты болтливый мужчина успел расспросить почти всю мою биографию, заодно узнав, зачем я еду в отель. Я наплел ему, что якобы там остановились мои родственники из Франции, и я хотел к ним заглянуть. Перед выходом я решил закопать топор войны и с притворной улыбкой попрощался с мальчиком. С него успело сойти сто потов от стресса, но всё же он выдавил из себя заикающееся: «П-пока…». Ну и трус. Я зашел в здание. Отель был огромным, и я уже прикинул, сколько тысяч здесь стоит одна ночь. Я подошел к ресепшен. — Как я могу найти Авдеева Николая? — я спросил у администратора. Девушка за стойкой натянуто улыбнулась. — Прошу прощения, мы не можем разглашать места расселения наших гостей. Но, если это ваш знакомый, вы можете позвонить ему и… — я не дал ей договорить, поймав её взгляд. Она замерла, подчинившись гипнозу. — Как я могу найти Авдеева Николая? — я повторил. — Четвертый этаж, восемьдесят третий номер, — она машинально прочитала информацию из своей записной книжки, и я направился к лифту.

***

Ева возилась с куклами на диване, в то время как сидящий в расслабленной позе напротив меня Авдеев разом опрокинул рюмку водки. —… и тогда твоя мама пригрозила, что Еве не поздоровится? — он, невпечатлённый моим рассказом, уточняет. Я кивнул. — Ей же хуже, — он безразлично бросил, пожав плечами, — твоя мать удивительно долго живет для той, кто убивает каждого второго на своем пути. С таким подходом очень легко найти себе врагов, знаешь ли, — он хмыкнул. — Почему ее не казнят? — я в недоумении. Когда-то я стащил из отцовского кабинета кодекс вампирских законов и прочитал из любопытства. И эти строчки остались в моей памяти: «Бессмертным, истребляющим свой же вид без веской причины, положена публичная казнь». А убитые любовницы отца как раз были вампиршами. Авдеев расхохотался. — У тебя с ней очень «теплые» отношения, я смотрю, — он иронично подытожил, — твой отец по-прежнему состоит в вампирском совете и, чтобы деяния Агнет не отразились на безупречной репутации других его членов, они сами же и подчищают за ней. Я повел бровью. Удобно однако мама устроилась — в роли жены члена вампирского совета. — Но, как я понимаю, её выгодное положение скоро перестанет таковым быть, — я как бы невзначай заявил. — О, да, Рейн наконец смог вырваться на свободу, — мужчина подлил себе ещё водки, отмечая таким образом победу приятеля, — он заходил ко мне сегодня. Говорит, скоро окрепнет и пойдет разводиться. И тогда твоя мамочка уже предстанет пред судом… Если, конечно, ее любимый не грохнет её раньше этого. — Вы ведь были в силах помочь ему всё это время… — Ой, только не начинай, — Николай поморщился, — я далеко не альтруист, ничего личного. К тому же, когда я впервые узнал о проблемах твоего отца, моя дочь была на десятой неделе беременности, — он мотнул головой в сторону Евы, — поэтому мне было вообще не до всего этого дерьма, — он поправил свои чёрные кудри, — и почему я должен оправдываться за это? Думаешь, если я сотрудничаю с твоим отцом и могу иногда выпить с ним за разговорами про политику, то я обязан среди первых бежать прикрывать его задницу? Взрослая жизнь не так работает, голубчик. Николай вдруг заметно похолодел. — Но меня сейчас волнует другое… — Авдеев прошептал и обратился к внучке, — Евочка, уже вечер. Позови няню, пусть отведет тебя в столовую, — он любяще чмокнул подбежавшую Еву в макушку, и она почти сразу удалилась. — Она тебе нравится? — он процедил, прожигая меня синевой своих глаз. Я растерялся. — О чем вы?.. — Не лги мне, сосунок. Надеялся, я не замечу? — Николай встал с кресла, угрожающе возвышаясь надо мной, — все Майеры конченные и ты — не исключение. Поэтому твоя излишняя заинтересованность в моем ребенке меня совершенно не устраивает. — Я не желаю Еве ничего плохого, — я тоже поднялся со своего места, скрестив руки на груди. — У нас с тобой разные понятия о плохом. Мне стоит напомнить, из-за кого мою внучку хочет убить Агнет? Я виновато опустил взгляд, на что Николай мрачно усмехнулся. — От вашей любви одни проблемы. И если не хочешь последствий, советую найти себе другую подружку. Ну или можешь восхищаться Евой молча. А ещё, желательно, издалека. Я нахмурился. — Зачем тогда вы в принципе позволяли нам видеться всё это время? — Еве скучно без детской компании. А в отеле и на площадках практически нет её сверстников, знающих английский. Про русский я вообще молчу, — Авдеев скривился, — и тут очень кстати подвернулся ты: и поиграешь, и покормишь, и вещи постираешь, и спать уложишь. Да ещё и бесплатно. Красота, — он саркастично произнес, — но сегодня я понял, что ошибся, раз доверился тебе. Не прошло и двух недель, как тебе хватает наглости лично явиться ко мне и заявить, что из-за тебя на моего ребенка покушается твоя дурная мамаша. — Я буду максимально осторожен впредь! Я не допущу, чтобы с Евой что-то случилось! — я судорожно стал обещать, но Николай будто и не слушал меня: — Так и быть, разрешу вам попрощаться напоследок. Можешь посидеть тут полчасика — Ева как раз поужинает и вернется помахать тебе ручкой. Потому что в следующий раз вы увидитесь уже очень нескоро, я позабочусь об этом. Я взмолился: — Я… Я буду нести вам только пользу! Да я сам убью мать, хотите?! Я избавлю Еву от всех проблем, клянусь! — Ну-ну, поубавь пыл, — Авдеев остановил мою эмоциональную речь жестом, — давай-ка сделаем вот что… — он подошел к комоду и достал из ящика какие-то бумаги, — подписывай, — он пододвинул мне документ и вручил шариковую ручку. — Что это? — я пробежался глазами по тексту. — Контракт. Условия до жути просты: я позволяю тебе видеться с Евой каждое лето еще последующие три года, потом ты одиннадцать лет проживешь как-нибудь без неё, а после её совершеннолетия — пожалуйста, пробуй добиваться её, если душа того просит. И я не буду препятствовать вашей связи, пока Ева не пожалуется мне, что ты преследуешь её или тому подобное — в таком случае я сотру тебя в порошок и не пожалею, — он сжал кулак, — взамен на мою щедрость и разрешение ошиваться вокруг моей внучки ты обязан пойти мне в услужение, когда подрастешь: по началу будешь выполнять мелкие поручения, потом, если хорошо себя покажешь, сможешь влезать в политические интриги… — В моем возрасте нельзя подписывать документы, иначе они не будут считаться действительными. Авдеев фыркнул. — Отнюдь. Меня не интересуют человеческие правила и законы. Ты сейчас подписываешь вампирский контракт и, помимо этого, подтвердишь это отпечатком своей крови, чтоб уж точно не отвертелся в будущем. Я вздохнул. На какие вещи я ещё способен пойти ради Евы? Я начинаю сходить с ума… — Вы заранее составили этот документ... — я с презрением посмотрел на него. Подумать только, Авдеев предполагал, что всё этим закончится с самого начала! — Именно. Ты слишком предсказуем, вот я и подготовился заранее. Да и особого выбора у тебя нет. Так что, кончай ныть и подписывай. Мой выбор — Ева. Значит, мне необходим этот контракт для достижения своей цели. Я решительно сжимаю ручку и оставляю подпись.