Вира и майна

— Снова опаздываем, МаринВладимирна? — предъявил Брагин, едва Нарочинская появилась в ординаторской. Она на него даже не глянула, лишь кивнула Полине, которая также была здесь. — Устаревшие сведения, Олег Михайлович. Я сегодня вместо Гафурова, то есть на сутках. — Что так? — фальшиво удивился Брагин. — Прогулы отрабатываю, — с едва уловимым сарказмом отозвалась Марина, — для этого сменами поменялась. Мужчина встал со стула, на котором, развалившись, сидел, и демонстративно похлопал в ладоши: — Похвально. Труд даже из обезьяны сделал человека, так что у вас тоже есть все шансы на успех. Полина посмотрела на него как на идиота. Нарочинская же прохладно заметила: — В вашем случае труд не помог и процесс пошел в прямо противоположном направлении. Брагин хотел сказать что-то еще, но в помещение заглянула Нина: — Привет всем, кого не видела. Марин, тебя там пациент домогается. — Который? — Вчерашний. Требует выписать. Олег удрученно покачал головой: — До чего человека довели. Все делает, чтобы больше вас не видеть. Даже здоровьем рискует, — сам не знал, зачем докапывался до Нарочинской. — Михааалыч, — осуждающе протянула Дубровская. А Марина с лживым беспокойством порекомендовала: — Вы не переживайте так — облысеете еще от нервов. А, вы уже, — будто только заметила она, — тогда переживайте, — и ушла вместе с Ниной. Но успела услышать, как ее обзывают селедкой отмороженной. Олег снова плюхнулся на стул: — Не, ну ты видела?! — посмотрел на Пастухову. Та усмехнулась: — Вообще-то она по факту все сказала. Ты же сам к ней лезешь, Брагин. — Слушай, ты вообще на чьей стороне? — возмутился он. — Недавно Нарочинской была недовольна, теперь — мной. — Ни на чьей. Вы мне оба не нравитесь совершенно одинаково, — Олег закатил глаза на ее слова, и Полина ляпнула. — А твоя «селедка», между прочим, спасла тебя от тюрьмы, — договаривала, понимая, что это она зря. Брагин мгновенно подобрался: — Чего?! — Ничего, — попыталась прикинуться дурочкой Пастухова, но не прокатило. Олег стремительно поднялся, подошел ближе и навис над ней как скала, не давая пройти. А если учесть, что Полина сидела на стуле, который, в свою очередь, стоял в углу, деваться ей было совершенно некуда. — А теперь еще раз и по порядку. — Выпусти. Я закричу, — предупредила она. — Кричи, — покладисто согласился Брагин. — Тебе даже Петруччо не поверит в этой ситуации, — уж в чем в чем, а в этом Олег был уверен. Полина знала, что он прав. Она скривилась, будто съела три лимона сразу, и быстро сказала: — Ты когда в СИЗО сидел, тебе на адвоката собирали. — Ну?! — Баранки гну, — ощетинилась она. — Адвокат заломил цену, нужной суммы даже у Зимы не было. Марина дала ей много денег. Не знаю сколько, но сильно больше, чем остальные. По лицу Брагина прошла тень, он вздрогнул и отошел. Пастухова почти убежала, но остановилась, услышав его голос. Она просто никогда такого охреневшего голоса у Олега не слышала, а знакомы они были очень давно. — Откуда? Она забегала глазами: — Слухи ходят, — и, пока мужчина не сориентировался, выскользнула в коридор.

***

В дверь постучали. — Да-да, войдите, — отвлеклась от бумаг Вера Георгиевна. И удивилась, когда на пороге появился Брагин. Обычно этот человек делал все, чтобы избегать ее обители. — Олег? Что-то случилось? Брагин часто дышал, сжимал кулаки и, кажется, зубы — аж желваки на скулах выступили. — Это правда?! — Что? — искренне не поняла Зименская. — Что Марина дала вам деньги на моего адвоката. Вера Георгиевна растерялась. Она никому не говорила и точно знала, что Марина тоже молчала. Как минимум потому, что Нарочинская сама попросила оставить это действие в тайне. — Откуда?.. — Я спрашиваю — да или нет?! — к счастью, у Олега сохранился здравый смысл, который не давал ему проделать с главврачом тот же трюк, что недавно с медсестрой. Потому блокировать Зименскую он не стал. Вера Георгиевна не понимала, как быть. С одной стороны — она пообещала Нарочинской и словами не разбрасывалась. С другой — если Брагину не сказать, он пойдет выяснять дальше. — Марина просила меня молчать, и я никому не говорила. Понятия не имею, как это до вас дошло. Вообще никто не должен знать. И Нарочинская не должна знать, что вы теперь знаете, Олег. Он протер лицо, будто разом сдернув с него липкую пленку: — Много? — Достаточно. Точных сумм не скажу, даже не просите.

***

Петр Викторович не очень любил свою работу. Нет, не хирургическую ее часть. Административную. Если с заполнением бумаг он справлялся, то с управлением коллегами и разборками с пациентами — так себе. И он сам о себе это прекрасно знал. Как знал и то, что слишком мягкий для той ответственности, которую вручила ему Вера Георгиевна. «Хорошо бы я сам в себя так верил….» Вот и сейчас: он уже полчаса слушал нытье родственника одного из пациентов. Сам пациент был доволен — ему спасли жизнь и все конечности, хотя он рисковал остаться аж без двух. Но вот его дядя, который вел себя так, словно племянник был двухлетним несмышленым ребенком, которого врачи посадили на цепь…. Голос верного друга прозвучал для Пастухова как спасение: — Петр Викторович! — Слушаю вас, — обернулся Петя к Олегу. Брагин, оценив обстановку, понял, что ни от чего чрезвычайно важного не отвлекает: — Вы мне очень нужны. На медицинский консилиум, — взял Пастухова под локоток и потащил за собой. — Я буду жаловаться! — возмутился дядя пациента им вслед и пошел искать себе новую жертву со свободными ушами.

***

Петя выслушал Брагина очень внимательно. — Только не говори, что не знаешь, — завершил Олег. — Уж тебе-то Пилочка точно сказала, — Пастухов замялся, и Брагин протянул. — Таааак. А еще друг, называется. И Петр решился: — Ты не нервничай. Не знает никто почти. — Не понял. Пастухов вздохнул и принялся объяснять: — Полина слышала, как Зименская говорила по телефону, что денег не хватает, пыталась выбить скидку или что-то в том духе. Да мы и сами знали, что там половины суммы еще нет, весь Склиф это обсуждал, — Олег поморщился. — Через пару часов к ней зашла Марина. — Это тоже Полина видела? — перебил Брагин. — Да. Потом они вышли, разошлись, Вера Георгиевна позвонила кому-то и сказала, что деньги есть. Вот Поля и сложила два плюс два. Но она никому не говорила, — Пастухов поймал максимально скептичный взгляд, — во всяком случае, когда она рассказала мне, я просил ее молчать. Да если бы все знали, тебе бы раньше донесли, Олег.

***

Брагин держал дочку одной рукой, а другой делал ей «кысоньку»: — Кыыысонька, — аккуратно, почти невесомо провел кончиками пальцев от детского запястья до локтя, — мурыыыысонька, — теперь наоборот, от локтя к запястью, — гдееее былааа, — нараспев продолжал он, — у баааабушки. Кыыысонька, — движение вверх, — мурыыыысонька, — вниз, — чтоооо ела, — снова вверх, — олаааадушки, — вниз. Тамарка слушала папу внимательно и разглядывала его лицо широко раскрытыми глазами. Ей нравилось происходящее. Эмма тихо рассмеялась: — Брагин, где ты выкопал эту «кысоньку»… Он чмокнул дочь в лоб и посмотрел на женщину: — Вспомнил. Бабушка в детстве все время ее делала. Я за эту присказку душу готов был продать. — Невысокие у тебя расценки. Случилось что? Олег растерянно заморгал: не ожидал, что она заметит. Хотя кто, если не Эмма…. — Ну что ты уставился? Можно подумать, я тебя первый день знаю. Увидев, что Тамарка Олеговна зевает, Брагин осторожно встал и столь же осторожно положил девочку в кроватку. Луспарян поражалась, как у него изящно это получалось с его габаритами и врожденным отсутствием грациозности. Олег не был уверен, что стоит таким делиться. Тем более с Эммой, которой он и так принес много боли. Но в ее темных глазах сейчас высвечивался огромный знак вопроса, и Брагин решился: — Я тут узнал, — он выглядел очень растерянным. — Когда в СИЗО тусил, мне деньги на адвоката собирали, — Луспарян поежилась, вспоминая. Она тогда тоже отдала, сколько могла. — Оказалось, их не хватало, и если бы не один человек, который дал много, меня могли и не достать. С казенным-то адвокатом, — мужчина криво ухмыльнулся. — Я не ожидал от этого человека. И никто не ожидал. Эмма осмыслила услышанное. — Женщина? — Что «женщина»? — не врубился Олег. — Деньги дала. — Да, но это не то, о чем ты думаешь, — зачем-то оправдался он. — У нее нет на меня видов. Она меня терпеть не может. — А у тебя на нее? — Эмма! — с осуждением произнес Брагин, повысив голос. Луспарян указала глазами на дочь, и Олег изобразил, что зашивает себе рот, а нитку с иголкой выбрасывает. Эмма пожала плечами: — Есть люди, которые помогают не потому, что им кто-то нравится, а потому, что могут. Да ты сам такой, Брагин. Просто вокруг тебя таких людей почти нет.