***
Когда Петя и Олег появились в ординаторской, Марина села на кровати. — Марина Владимировна, вы как? — уточнил Пастухов. — Да вроде ничего. Давление упало, и я вместе с ним. Брагина такой ответ не убедил: он сел с Нарочинской и, взяв ее за запястье, тоже стал считать пульс. Марина попыталась вырваться, но он не отпустил. — Лучше, чем было, — минуту спустя резюмировал. Поймал недоумевающий взгляд Нарочинской. — Неклюдов сказал, у тебя пульс 50 был. Сейчас тоже низкий, но не так критично. Обследоваться тебе надо. Нарочинская высвободила руку и отодвинулась на максимально возможное расстояние: — Не надо. — Ты больная? — исподлобья посмотрел на нее Олег. — А если в следующий раз ты башкой о что-нибудь острое приложишься?! А если пациента угробишь вообще?! — начал раздражаться и повышать голос он. — Жить надоело?! Марина резко встала и ушла к столу, сев на стул и отвернувшись от Брагина. — Нарочинская! — начал подниматься тот. Петр укоризненно посмотрел на друга: — Олег, спокойно, — увидел, что он опустился обратно, и подошел к женщине. — Марина Владимировна, я тоже считаю, что вам надо обследоваться. Полностью, — мягко заговорил он. — Мы предоставим вам больничный на время обследования, если понадобится лечение — тоже проблем не будет. Обследоваться можно у нас или, если не хотите, в любой другой больнице. Нарочинская скривила губы в слабой улыбке. Хороший человек этот Пастухов. Только слишком мягкий: — Спасибо, Петр Викторович, но со мной правда все нормально. Я регулярно прохожу обследования, хроническими заболеваниями не страдаю. — Когда все нормально — в обмороки не падают, — мягко возразил заведующий. — Куликов тоже считал, что с ним все нормально, — громко напомнил Брагин. Марина закусила губу, но Олег этого не видел. А Петр — видел: — Я как руководитель не могу вас допустить до работы, пока мы не будем убеждены, что с вами все в порядке. Понимаете? Нарочинская не ответила, потому что дверь ординаторской открылась, и в помещении появилась взволнованная Зименская. За ней семенила Михалева. — Марина! Что? — главврач подошла к нейрохирургу. — Ты как? — Вера Георгиевна? — одновременно удивились хирурги. — А откуда?.. — уже в одиночестве продолжила Нарочинская. Зименская кивнула в сторону медсестры: — Мне Лена сказала. О, если бы взглядом можно было убивать, Михалева бы уже была мертва. Да и мужчины посмотрели на нее как на идиотку. — Что? — пропищала она. Ей не ответили, только Марина закатила глаза. Понятно, что Лена доложила из лучших побуждений. Но дергать из-за этого Зименскую…. — Вера Георгиевна, — Нарочинская посмотрела на главврача. — Все в порядке. У меня просто упало давление. Петр Викторович предложил полное обследование. Я согласилась. Зименская кивнула: — Вот и славно. Если что-то нужно — обязательно мне говорите. И не пугай меня так больше, Марина, я тебя очень прошу, — она глянула на часы и спохватилась. — Все, меня нет и сегодня уже не будет.***
Когда Зименская ушла, Брагин почувствовал, как сгустился воздух. И не прогадал: Марина уставилась на Михалеву как питон на жертву. — Лена! — Нарочинская сделала паузу, явно проглотив какое-то ругательство, быть может даже матерное. — Тебе заняться нечем? Михалева посмотрела на нее непонимающим взглядом: — То есть? — Заведи себе щенка. Или котенка. Или обоих, — отчеканила Марина. — И заботься о них, как тебе угодно и сколько тебе влезет! — в ее голосе появилась сталь. Лена попыталась защищаться: — Да ты в обморок упала! — и сама почувствовала, что звучит неубедительно. — Это ненормально! — И поэтому надо дергать Зименскую?! Ты совсем спятила? Брагину показалось, что еще чуть-чуть — и медсестра расплачется. Но останавливать Нарочинскую он не спешил, потому что — к собственному изумлению — прекрасное ее понимал. Причем не только в ситуации с Зимой, но и с нежеланием обследоваться. Заставлял, но понимал. «Удивительно». И снова Петр стал модератором: — Лена, у нас почти две тысячи сотрудников. И каждому может стать плохо, что мы сегодня и увидели. Не надо тревожить по любому поводу Веру Георгиевну. — Так это не любой! — встрепенулась Лена. — Марина же у нее училась! Нарочинская встала: — Еще что скажешь? — приподняла бровь. — Может, в громкоговоритель объявишь в каждом отделении, что я дочь Нарочинского? — с издевкой предложила. — Никто же не знает, — всплеснула руками и, не дожидаясь реакции, ушла. У Михалевой задрожали губы: — Да что я такого-то?.. — она упорно не понимала. — Лена, за происходящее в нашем отделении ответственен я, — принялся объяснять Пастухов. — Более того: я тоже был на этой операции. Брагин хмыкнул, встал и, двигаясь к двери, как бы мимоходом напомнил: — Петруччо, ты главное не переусердствуй. А то тебя потом Полина сожрет.***
Обследование показало, что Нарочинская здорова. Узнав это, Брагин с облегчением хмыкнул: — Попьешь еще, значит, моей кровушки. — Боюсь — отравлюсь. Так что воздержусь. — Ух ты, — он демонстративно похлопал в ладоши. — Да вы у нас, никак, непризнанный поэт. Ой, простите, — поэтесса. — Зато вы всеми признанный клоун, Олег Михалыч.