Прикованные друг к другу

Эмма замерла. Застыла. Неподвижная, как статуя, в своём всё возрастающем неверии. Олень, попавший под свет фар, подавал бы больше признаков жизни, чем она в этот момент; например, он дышал. Черт возьми, к этому времени олень уже либо удрал бы с дороги, либо превратился бы в растерзанное дорожное животное. У матери Бэмби было больше шансов избежать жестокой участи, чем у нее. Все, что она могла делать — это смотреть на Голда, ожидая развязки, которая никогда не наступит. От ужаса ее сердце забилось вдвое сильнее, а кровь в жилах превратилась в густой, медленно движущийся осадок. Последние два его слова преследовали ее без остановки, как неисправная пластинка в проигрывателе. Заняться любовью… заняться любовью…Боже правый, кто-то должен выключить рубильник, пока она окончательно не потеряла рассудок. Потеряла ли она его? Как определить, что она его потеряла? Как найти его снова? Это должен был быть любой другой обычный день. Да кого я обманываю, в этом городе уже нет нормальных дней, но по моим меркам он должен был быть нормальным! Я хотела пообедать, хотела провести время с Генри, хотела почувствовать себя неловко рядом с родителями, хотела патрулировать город на своем дрянном автомобиле и всем помогать. Где в этом списке дел написано: приковаться к Голду? Нигде, вот! Ее мозг был вялым, как несвежее желе в больничном буфете. Она не могла ничего переварить. В голове то и дело мелькало одно слово: ошибка, ошибка. Невидимый ветер щекотал ее затылок, ледяной, как пальцы Смерти. Или это был Купидон? Кому-то следовало бы застрелить ее стрелой любви за все то признание, которое она смогла выказать. Или их отсутствие. Да, она уважала Голда. Да, над ее головой висела сделка. Да, она могла общаться с ним лучше, чем с большинством людей в этом городе. Но подумать о том, чтобы… заняться… Заняться любовью… Она еще не была готова к таким обязательствам с мужчиной, тем более с таким, как Голд. Она еще раз молча повторила его объяснения. Для Голда слова значили все. Занятие любовью имело совершенно иные критерии, чем грубые идеалы моментального секса. Это было более требовательно, требовало больших эмоциональных вложений, на которые Эмма не была уверена, что готова пойти. Неизбежно ее глаза опустились вниз. Прямо туда. — Должен быть другой способ, — едва слышно пробормотала она. В ее голосе слышалась скрытая паника, но она не могла припомнить, чтобы мозг приказывал ей произнести эти слова. Нити, связывавшие ее душу, оборвались, и она испытала странное ощущение отсутствия тела. Как будто она наблюдала за двумя актерами, разыгрывающими сцену в телевизионном шоу. Это не могло происходить с ней. Эта девчонка была наказана еще до своего двадцать восьмого дня рождения. Голд жалобно качал головой, пряди его пыльных каштановых волос струились по щеке. Почему он так качает головой? Почему он должен быть таким негативным, таким ограниченным во взглядах на вещи? Почему бы вам не быть похожими на Мэри Маргарет? — Эмма, я понимаю, что вам трудно смириться с этой ужасной ситуацией, — спокойно начал он, устремив на нее каменный взгляд. Почему он был так спокоен? Это нервировало ее еще больше. Она сильно сомневалась и в этом утверждении. Он даже не вспотел! А вот она вспотела. — Чем быстрее вы смиритесь с тем, что есть и будет только три варианта, тем быстрее мы сможем вырваться из этих цепей. Ее веки предупреждающе сузились на сантиметр. Лучше бы он не намекал на то, что она подозревала. — Должен быть другой способ, — сурово повторила она, не оставляя места для споров. Возможно, отчаянная речь пробилась сквозь крепость Голда. Его лицо заметно смягчилось, на него нахлынула волна беспокойства, когда он заметил, как сильно она дрожит. Она была всего лишь ребенком, сражающимся со свирепым чудовищем, чьи атаки она не могла предугадать. — Эмма… — Он протянул руку в перчатке к ее плечу. В ее голове зазвучали сигналы тревоги, вспыхнув пунцово-красным светом от непреодолимой срочности. Она отпрянула назад, но спиной ударилась о холодную кирпичную стену здания. Тело Голда подалось вперед, его бедра столкнулись с ее бедрами. Она выхватила из кобуры пистолет и направила его прямо в висок Голда. — Держись от меня подальше, — прорычала она, расстроенная и потрясенная. Голд смилостивился и поднял руки в знак капитуляции, хотя ее закованная в наручники рука копировала его движения. Он мог бы легко ударить тростью по ее запястью, чтобы вынудить ее бросить пистолет, но не сделал этого. Возможно, он решил, что телесные увечья ее не убедят. Дыхание Эммы участилось, так как она перестала себя контролировать. Оно обожгло горло, пробивая тоннель вверх и наружу, прежде чем она успела ухватиться за здравый смысл. — Так вот почему вы решили поговорить об этом в переулке? Потому что вы уже знали, что представляют собой эти наручники! Что вы собирались делать? Растолковать мне всё это, а потом… использовать в своих интересах? Это единственный выход, так что можно и так поступить? Ты собирался сделать это и просто уйти? Самое неприятное, что ты уйдешь, выглядя как всегда безупречно — ни одной лишней детали, никто и не узнает, поскольку ты отправишься в свой маленький ломбард, — почти бессвязно прорычала она. Она ничего не могла поделать со своим бредом. Она была не в силах обдумать это. Она боялась. Боялась, что не пожалеет о том, что сорвалась со скалы в объятия Голда? Может быть. — Самое неприятное? — Он повторил ее словами и с таким же ожесточением бросал их обратно. Он зарычал, разинув рот от изумления. — Нет, дорогуша. Самое ужасное то, что вы убедили себя, будто я отношусь к вам с таким же почтением, как к обычной шлюхе. Вы всерьез полагаете, что я возьму вас силой и избавлюсь от вас в переулке? За какого мужчину вы меня принимаете? Зачем мне это делать? Рука, сжимавшая пистолет, начала дрожать. Каким-то краем сознания она понимала, что не собирается нажимать на курок. Возможно, Голд тоже это понимал. Это была просто ее первоначальная реакция на ситуацию, от которой она почти не зависела. Лучше было выплеснуть ее наружу, чем гнить ей внутри. — Воспользоваться мной… так поступил мой бывший парень. Это был последний раз, когда я доверяла кому-то, кроме себя. Если такой человек, как он, способен бросить меня, получив все, что хотел… значит, и вы способны. У вас есть такая возможность. Она находится прямо на вашем запястье. Он резко вдохнул сквозь зубы. — Вы правы, у меня она есть. У меня есть возможность. Но это не значит, что я собираюсь ею воспользоваться. Эмма… опустите пистолет. Я не причиню вам вреда, — сказал он. Ее защита все еще была активна; она держала пистолет наготове. Он осмелился опустить руки вниз. — Даю вам слово, что не буду пытаться посягать на вас таким бесчестным способом. Без вашего прямого разрешения. Я не собираюсь принуждать вас к этому. Если вам от этого станет легче и вы перестанете целиться в меня пистолетом, я буду держаться на расстоянии. Настолько, насколько позволяет цепь. Голд никогда не нарушал своего слова, Эмма знала это точно. Она разбирала его клятву по кусочкам в поисках лазейки, но не нашла. Он также не лгал. Логика вернулась в ее мозг, и она поняла, насколько неуравновешенной должна выглядеть, держа пистолет у его головы. — Ну же, милая, — ободряюще прошептал он, когда она начала опускать пистолет вниз. Его рука в перчатке осторожно накрыла ее руку, и он вырвал пистолет из ее рук. Она тяжело дышала, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. — Простите меня, — пробормотала она. Она избегала его взгляда и смотрела в сторону конца переулка. Просто чудо, что никто не прошел мимо во время их спора. Ее щеки пылали, и он не мог этого не заметить. — Это просто ошеломляет, сводит с ума и… Она отвлеклась, когда Голд подался вперед настолько, чтобы снова спрятать пистолет у нее на бедре. Она могла бы поклясться, что его рука задержалась там дольше, чем следовало. Когда она подняла взгляд, он был всего лишь в двух шагах от нее. В животе запорхали бабочки. — Это немного выходит за рамки вашей зоны комфорта, не так ли? — Это было преуменьшение года. Она была так далеко от своей зоны комфорта, что даже не видела границы, за которой эта зона начиналась. Ее выбросило в открытый воздух, и она стремительно падала вниз. — Вот что… почему бы нам не продолжить путь к моему магазину? Возможно, мы найдем другой выход. Эмма была уверена, что он говорит это, чтобы утешить ее. Но она все равно кивнула в знак согласия. — Пойдемте со мной, — попросил он, жестом указывая на конец переулка. Они пошли в ногу, и цепь зазвенела между ними металлической мелодией. — Как будто у меня есть выбор, — пробормотала она, потряхивая цепочкой для пущей убедительности. Голд захихикал рядом с ней. Сегодня он был в хорошем настроении. Но, с другой стороны, быть прикованным наручниками к привлекательной женщине — мечта любого мужчины. То, что он не проявлял никаких внешних признаков влечения к другим женщинам в Сторибруке, не означало, что у него не было потребностей. Они ведь должны быть у него, верно? — У каждого есть выбор, — не согласился он. У Эммы возникло странное ощущение, что он вот-вот начнет говорить о печенье с предсказаниями. — Или это может быть просто судьба, которая творит свою магию. Полагаю, он верил в эти вещи. Она хотела долго разговаривать с той высшей силой, которая решила эту судьбу. А под разговором она подразумевала то, что нужно засунуть поглубже в шкаф. … — Другого выхода нет. У меня ничего нет, — вздохнул Голд, задвигая коленом последний ящик. Последние тридцать минут они вдвоем обыскивали переднюю половину его магазина. Не было даже ключа. Эмма с вызовом посмотрела на него. — Вы — Румпельштильцхен, самый могущественный человек в Зачарованном лесу. Вы должны быть способны на все. Так найдите нам выход, — потребовала она. Голд оперся бедром о прилавок и потер больную ногу. От волнения она жутко болела. — Я благодарен вам за столь приятный комплимент, Эмма… — У нее свело живот. — Но…? — Но, вопреки распространенному мнению, я не могу делать все, — ответил он, эксцентрично взмахнув руками. Белоснежка не шутила, когда вчера вечером глупо подражала Румпельштильцхену. Он действительно так делал. Значит ли это, что глупое хихиканье, которое она издавала, в равной степени относилось и к спокойному дельцу? Лоб Голда наморщился от новой мысли. Его взгляд метнулся к древней черной коробке, стоящей на прилавке. Он поднял палец, прося ее потерпеть. — Или, может быть, у меня есть еще кое-что. Передвинув коробку по поверхности прилавка, он откинул крышку. Эмма заглянула за край. Внутри было множество флаконов. Магия. Или он собирался налить им масло на кожу в надежде снять наручники? Он вынимал их один за другим, его пальцы перебирали их в предвкушении. Он поднес пару флаконов к свету, время от времени взбалтывая жидкость внутри. — Ага. Это сгодится, — наконец прошептал он, выбрав пузырек с прозрачной жидкостью, плескавшейся внутри. Эмма попыталась взять его, но он протянул его вне ее досягаемости. Чтобы схватить его, ей надо было прижаться к нему вплотную. — А-та-та-та! Это зелье очень опасно. Она скептически посмотрела на него. — Оно похоже на воду, — запротестовала она. Если бы оно действительно было опасным, ему следовало бы нарисовать на боку череп и скрещенные кости. Убедившись, что она не собирается его отбирать, он осторожно откупорил пузырек. Он велел ей положить кулак на прилавок, а цепочку натянуть между ними. — Не двигайтесь с места. — Он опрокинул содержимое флакона на цепочку. Как только жидкость покрыла цепь, раздалось резкое шипение. Оно напомнило ей жарящийся на гриле стейк в закусочной. Эмма в тревоге посмотрела на него. Что он только что вылил на нее? Кислоту? Голд отставил пустой пузырек в сторону и с опаской посмотрел на влажную цепочку. Эмма сделала то же самое, хотя и не знала, чего ждет. Несколько капель просочились на стекло прилавка. Страшный визг пронзил уши Эммы, когда стекло начало трескаться, разлетаясь на осколки, похожие на паутину. Стекло треснуло, но наручники остались целы. — Тяните, — приказал Голд. Расставив ноги в стороны, они тянули в противоположных направлениях, пока оба не стали одинаково красными. Это была невозможная игра в перетягивание каната, только ни одна из сторон не выигрывала. Цепи отказывались подавать признаки износа. Пыхтя, они могли только смириться. —Эта жидкость может расколоть стекло, но на этих наручниках нет ни единой трещины? — Эмма в отчаянии покачала головой. Она уже знала ответ: магия. С нее хватит участия в фокусах, она сама разберется с этим. — Ладно, теперь моя очередь. Она потащила Голда по его магазину, пока искала решение, которое они могли упустить в первый раз. Каноэ? Нет. Велосипед? Нет. Телефон Микки? Ну… нет. Ее взгляд упал на щит, висевший на стене рядом с дверью. Бинго. — Эмма, что именно вы… — Голос Голда прервался, когда она вытащила меч из-за щита. На самом деле этот меч был одним из трех. Она экспериментально взмахнула им, знакомясь с его ощущениями. — Давайте не будем делать ничего безрассудного, дорогуша. — Эмма закатила глаза. — Я не собираюсь ни убивать себя, ни отрубать вам руку, — успокоила она его страхи. Тем не менее он стал сопротивляться, когда она попыталась вернуть их руки на прилавок. Мужчина оказался сильнее, чем выглядел, и оттеснил ее. Он использовал какую-то странную шипящую кислоту и теперь недоволен из-за меча? — Другими словами, вы собираетесь убить меня или отрубить себе руку? Это должно быть преступлением на почве страсти? — Эмма проигнорировала его умные остроты и дернула его вперед за наручники, отчего он уткнулся в прилавок. Его глаза вспыхнули от негодования. — Вы перестанете это делать? — Я перестану это делать, если вы начнете сотрудничать, — по-детски ответила она. Лезвие меча звякнуло о цепь, отметив место, куда Эмма намеревалась ударить. Она подняла меч вверх над головой, мышцы напряглись для удара. Раз, два… — Надеюсь, вы хорошо прицелились, — произнес Голд и отпил из бокала виски, который только что материализовался на прилавке. Выпендреж. Эмма вздрогнула от неожиданности и едва не выронила меч. Еще секунда — и она бы нанесла удар совсем не туда, куда нужно. — Будет лучше, если вы перестанете болтать. И пить, — нахмурилась она. Зеленый монстр ревности поднял свою уродливую голову. С какой стати он заслужил выпивку? Когда бокал опустел, он взмахнул рукой, и внутрь мгновенно налилось еще больше жидкости. Он опрокинул и этот стакан. После этого он вытер рот шелковым платком из своего костюма и ухмыльнулся. — Я просто подумал, что мне следует начать онемение своего тела. Тогда, когда вы промахнетесь, я, возможно, не так сильно это почувствую. — Большой ребенок. Она не собиралась промахиваться. Надеюсь. На ее лбу выступила струйка пота. Она еще раз прикоснулась лезвием к цепочке. Она бросила взгляд на Голда — вдруг он планирует еще одно вмешательство, но он смотрел на дно своего бокала. Глубокий вдох через нос, чтобы расслабить мышцы, вдох, выдох. Раз, два… три. Эмма с силой опустила меч на цепь. Это был единственный удачный удар, который ей удалось нанести. Лезвие ударилось о цепь и срикошетило от нее. От удара рука Эммы дернулась назад, и меч вылетел из ее руки. Он до самой рукояти впился в стену. Голд переключил внимание с наручников на меч в стене, рукоять которого все еще дрожала от удара. — Как восхитительно, — вздохнул он в благоговении. Эмма непонимающе смотрела на него. Казалось, цепь совершенно не поддавалась мечу. — Не хотите попробовать один из двух других? Возможно, ваша рука вспотела. Эмма вытерла ладони о джинсы и достала из щита один из других мечей. Меч в стене никуда не делся. Она попробовала еще раз, причем Голд наколдовал третий напиток исключительно ради удовольствия. И снова меч отскочил от цепи. Только на этот раз он врезался в витрину и разбил стекло. Голд насмешливо цокнул языком: " Цок-цок-цок». — Вам придется за это заплатить, дорогуша. — Запиши это в мой счет, — презрительно заметила она про себя. Ее рука потянулась к последнему мечу, вызвав горестный вздох соседа по заключению. — Третий шанс велик на успех. Это должно было сработать. Без этого никак нельзя было обойтись. Это должно сработать. Эмма неуверенно облизнула губы и собрала все силы, которые были в ее теле. Она подняла меч над головой и опустила его… В последнюю секунду колокольчик, висевший над входной дверью, звякнул. — Здравствуйте, мистер Го… — Это было единственное, что успел сказать Арчи, прежде чем меч метнулся прямо к его лицу. Вскрикнув, он увернулся, но лезвие зацепилось за его зонтик. Меч пригвоздил его, а значит, и Арчи к дверной раме. Задыхаясь от шока, он дергал зонтик, пока в черном материале не появилась дыра. — Это потому, что я не обратил внимание на табличку «Закрыто»? Я всего лишь хотел оплатить аренду! Эмма и Голд повернулись, чтобы посмотреть на беднягу, скорчившегося на полу. Она с сожалением прикусила губу. Ладно, это доказало — больше никаких мечей. Ведь она могла обезглавить Арчи! Затем его умные глаза за очками расширились. Он неподвижно уставился на что-то. Проследив за его взглядом, она поняла, что наручники лежат на прилавке на виду. Упс. — Ох, дорогуша, дорогуша, дорогуша, — пробормотал Голд себе под нос. Это был один из тех случаев, когда Эмма задалась вопросом, каков же этот человек на самом деле, каков Румпельштильцхен в Зачарованном лесу. Никто другой не мог бы говорить такую причудливую чепуху и оставаться безнаказанным. Может быть, те истории, которые рассказывал Белоснежка, все-таки не были выдумкой? — Вы двое… сковали себя наручниками друг с другом… на неделю Святого Валентина? — Арчи с удивлением уставился на наручники. Как будто он никогда раньше не видел их. Его лоб наморщился от чрезмерного недоумения. — Я и не знал, что вы так преданы друг другу. Это очень мило. Может, это… — Не говорите " истинная любовь «, — резко перебила Эмма. Арчи прижал порванный зонтик к груди. Он, наверное, думал, что сейчас в него полетит меч за такое замечание. — И для протокола, это сделал мой сын. Она помахала в воздухе рукой в наручниках. Дурацкие наручники. Дурацкий магический набор. Почему она не убедила Белоснежку не покупать его? Встряхивание было бесполезным. Это жалкое приспособление быстро становилось проклятием ее существования. — Может быть, я вернусь в другой раз, — подумал Арчи, прежде чем повернуться и выйти за дверь. За его пятками взвилось облако пыли. Лучше бы этот мужчина не рассказывал об этом ее родителям. Ей совсем не хотелось брать трубку, слушать, как Белоснежка и Прекрасный Принц обсуждают ее жизненный выбор, и хрустеть пакетом картофельных чипсов, притворяясь, что они расстаются. — Благодаря вам я, наверное, не увижу этих денег до следующей недели, — пожаловался Голд. Эмма была слишком озабочена своим непреодолимым беспокойством, чтобы слушать. Она не замечала этого раньше, но тени в магазине стали выше и темнее, томительно вытягиваясь по половицам и стенам. Небо за окном окрасилось в пурпурный оттенок, напомнив ей о тучах, поглотивших их после снятия проклятия. Приближалась ночь. —Голд… что мы будем делать, когда придет время возвращаться домой? И спать? Ну, знаете… в постели? — Голд лучезарно ухмыльнулся. Под его губами на мгновение мелькнули зубы. Судя по его высокомерию и самодовольству, он ждал, когда она наткнется на эту проблему. К сожалению, решение было только одно. — К вам или ко мне?