Правила написания писем вынужденному мужу

      — А-а? — удивлённо выдохнула Ольга. — Ты чего?       Който тут же с виноватым видом неловко поднял ладони вверх, будто сдаётся, и с экспрессивной жестикуляцией затараторил очень быстро. Настолько, что, наверное, даже понимающие сацумский диалект не поняли бы ни слова, потому что все слова превращались в одно сплошное месиво из выкрикиваемых гласных с пережёванными и обрывистыми остальными звуками. Глаза у него лихорадочно блестели.       — Так, — не выдержала Ольга, помассировала переносицу. — Давай-ка, — она раскинула руки, опустила их вниз, потом медленно подняла вверх. — Во-о-т так медленно вдохни. Повторяй за мной.       Она снова повторила то же самое движение. Който её послушал и действительно начал повторять. Выглядела такая разминка на балконе до того забавно, что Ольге стоило больших усилий сохранять серьёзный вид, но под конец она не выдержала и всё-таки тихонько — как ей показалось — засмеялась в рукав кимоно.       Её вдруг так развеселил этот контраст между их первой встречей и его поведением в настоящем — будто это были два разных человека. Но просто так забывать то, как противно он вёл себя в детстве, Ольга не собиралась.       Който из-за её смеха резко ссутулился и жалобно поник, резко стал похож на щеночка, который не понял, по какой причине его отругали, он ведь всё делал так, как ему говорили.       — Так, хорошо, — она пыталась говорить спокойно. — А теперь медленно повторяй за мной: «Ольга, я хотел сказать…»       — Госпожа Цу-ру-ми, — его хватило только на выдавленное по чуть-чуть обращение. И будто принципиально назвал её по фамилии, а потом снова выдал непонятную мешанину на диалекте, которого она не понимала. Ольге на секунду показалось: он просто так над ней издевается!       — Это бесполезно, — недовольно протянула она и потёрла глаза.       А завтра ещё нужно было встать пораньше, чтобы прямо из Хакодатэ отправиться на корабле обратно в Токио.       Който из-за её слов поник окончательно и настолько сильно ссутулился, что стал ниже неё. Он попытался сделать какие-то пассы руками, но Ольга только с недоумением смотрела, как он то и дело встаёт рядом с ней, экспрессивно показывая ладонями.       — Слушай, младший лейтенант Който, — Ольга не знала, каким тоном вообще следовало такое говорить.       Конечно же, за столько лет вся яркая, жгучая злость, из-за которой хотелось ещё пару раз хорошенько огреть его веткой по хребту, прошла. Только вот на смену ей пришло просто определённое мнение о человеке: связываться с ним ей до ужаса не хотелось.       Даже если сейчас он просто без ума настолько, что говорить на общем японском не может, это не значило, что во всём другом он не остался таким же гордецом.       Но в то же время отец был совершенно прав: младший лейтенант Който — наилучшая партия из всех возможных для неё. К тому же когда-нибудь он станет главой семьи и тоже будет строить или покупать такие вот чересчур богатые дома. Ольге стало немного стыдно от своих мыслей, но… Если бы она была его женой, то, вероятно, смогла бы уговорить построить домик попроще, может быть, безо всех таких вот украшений, а вместо этого закупить с десяток учебников для младшей школы?       В деревнях и на окраинах городов часто бывало, что учебников не то что недоставало, а их не было вовсе. Результаты её преподавания были бы лучше, если бы ученики занимались по хорошим учебным материалам.       Она мысленно приценивалась, разглядывая перила балкона: может быть, если бы и вовсе не делать балкон, то хватит на учебники по ещё парочке предметов.       — Давай я угадаю, — она устало выдохнула, рассеянно развела руками. — Ты хотел поговорить о том, что отец предложил тебе жениться на мне, верно?       Който на мгновение растерянно замер, а потом, наоборот, вытянулся по стойке «смирно» и один раз очень сильно кивнул, заливаясь чуть ли не бордовым румянцем.       — И полагаю, ты согласен с этим предложением? — скептично подняла бровь она, уже зная ответ.       На это он кивнул несколько раз подряд, из-за чего его волосы на секунду растрепались, но стоило ему просто едва тряхнуть головой, как они легли сами в аккуратную приглаженную причёску.       Ольга с силой зажмурилась, пытаясь выискать какой-нибудь похожий пример того, что вообще говорят в таких ситуациях, быть может, из художественного произведения, но в голову, как назло, ничего не шло. Вот бы ей хотя бы половину отцовского таланта!       — Я очень уважаю твою преданность моему отцу, — она просто сказала то, что думала, глядя прямо ему в глаза. — И благодарна за это. Но пойми меня правильно…       Който жалобно свёл брови и поджал губы.       Возможно, с возрастом он действительно стал не таким противным и заносчивым, каким был в детстве. Возможно, ей было даже жаль его из-за того, как легкомысленно отец почти прямым текстом сказал, что поможет ей обманывать мужа, если вдруг она захочет — какой стыд! — завести любовника. Който же не настолько перед ней провинился.       — Когда окончу высшие курсы, я хочу пойти работать учительницей туда, где больше всего не хватает образованных преподавателей — в школу на окраине, может быть, в деревню даже переехать. Потому что я люблю детей. Они забавные, милые, весёлые. При общении с ними кажется, будто сама перенимаю часть их непосредственного отношения к миру и лёгкость.       Ольга говорила полушёпотом, как о какой-то личной тайне, которую не хотела бы выпускать дальше этого балкона, хотя тайной это не было. О будущей работе она рассказала бы каждому любопытствующему, кто спросил бы.       На эмоциях она сделала шаг вперёд к Който, потом ещё один, так что на маленьком балкончике встала к нему почти впритык. Он с лёгким удивлением смотрел на неё. То ли он забыл застегнуть и заправить рубашку, то ли, раз уж она всё равно станет его женой, не видел необходимости приводить себя в опрятный вид.       — Детей я люблю. Но ты ведь собираешься стать мне ни учеником, ни младшим братом, ни приёмным сыном. Мужем! А ты постоянно ведёшь себя как ребёнок, — она всплеснула руками. — Это не забавно, не мило и не весело. Честно говоря, сомневаюсь в тебе как в офицере, но в этом я менее компетентна, чем отец, так что если он увидел в тебе потенциал, то значит, он там всё-таки где-то есть, — Ольга шагнула ещё ближе, из-за чего Който растерялся и был вынужден отступить, вжавшись поясницей в перила балкона.       Тут она совсем слегка слукавила, аж дважды.       Во-первых, зная отца, вполне могло бы быть, что интересовали его исключительно эсминцы отца Който. А сам он — полная посредственность. Не более важный, чем любой из младших рядовых.       Во-вторых, поведение Който было бы забавным, да та же невозможность разговаривать нормально из-за слишком сильного волнения — вполне себе романтична, если опустить то, что саму Ольгу он вообще не знает, чтобы вот так внезапно влюбиться. Вот только Ольга навсегда запомнила горькое чувство обиды от несправедливости в тот момент, когда поняла, что, чтобы не испортить жизнь отцу ещё больше, следовало извиниться перед этим заносчивым мальчишкой и отказаться от своих принципов!       И это чувство каждый раз свербило где-то внутри при одной мысли о Който. Каждый раз, когда она думала, что вот-вот ей предстоит в школе или на высших курсах столкнуться с каким-нибудь богатеньким зазнавшимся поганцем, — в её представлениях тот обязательно имел его лицо.       — И тебе за все эти дни даже в голову не пришло извиниться за тот случай с твоим дурацким девчачьим драндулетом! — Ольга почувствовала, что стало гораздо легче, как только она прекратила делать вид, будто Който её не заботит, ведь она умнее, сдержаннее.       В действительности ей до сих пор было жгуче обидно, что этот мартышонок ещё и увивается вслед за её отцом.       — Что бы ни сказал отец, я ни за что в жизни не стану выходить замуж за человека, который не умеет нести ответственность за свои поступки и признавать ошибки. А уж тем более за того, кто не в состоянии вести себя достойно. Как мужчина. Детей у меня будет достаточно — целый класс таких вот. А муж должен быть один и самый лучший. Самый достойный. Тот, на кого бы я смогла положиться!       Който поджал губы и двинулся вбок, потом ещё маленько. Ольга не подвинулась, принципиально пытаясь его морально дожать, не будет же он её толкать, в самом деле, а на детях — к которым как раз относился младший лейтенант — этот способ полной уверенности вкупе со строгим голосом прекрасно работали. Она ожидала, после такого он уже тоже из собственной гордости откажется от идеи брака с ней. Ни один мужчина с хоть толикой самоуважения — тем более из династии военных! — не станет терпеть, что женщина его так унижает прямо в лицо. Тем более такой горделивый, как Който.       Но Който просто смотрел на неё как-то непередаваемо тоскливо, отклонился от Ольги назад, опираясь ладонями в перила. Вместо того чтобы или окончательно виновато поникнуть, или всё-таки заставить её отойти, тот… На несколько секунд действительно уронил голову так, что Ольга не видела его выражения лица, а потом упёрся каблуком лакированного ботинка в резной узор ограждения и подпрыгнул вверх, почти перегибаясь половиной тела назад, и ловко просто проскользнул мимо неё, спрыгивая обратно на балкон, но уже на широкую часть площадки.       Теперь зажатой в угол оказалась Ольга.       Она посмотрела на него с удивлением, Който не был тонкокостным или жилистым. Так что выглядело вдвойне необычно, чтобы человек с таким высоким ростом и крепким телосложением мог двигаться так плавно, на грани акробатического трюка. И главное — по такому дурацкому поводу!       — А если бы у тебя нога соскользнула, и ты полетел головой вниз?! — Ольга снова его отчитала. — Свернул бы себе шею. Кому бы легче от такой глупой смерти стало?       Който прищурился, вздохнул поглубже, будто собирался что-то сказать. Но вместо этого пошарил у себя по карманам брюк и вытащил пару листков, исчирканных какими-то неаккуратными записями, часть явно была специально зачёркнута, а часть — размазана, как если бы по невысохшим чернилам тут же провели ладонью. Писал на этих черновиках, видимо, сам Който.       А потом он просто взял и впихнул это исчирканное «что попало» ей в руки с резким, очень глубоким поклоном. Гораздо более сильным, чем вообще мог поклониться мужчина женщине или более старший младшей.       Ольга перебирала листы. И чем дальше, тем сильнее её гнев сменялся на негодование, а потом и вовсе на растерянность.       Който пытался написать письмо… Ей самой.       Кое-где почти весь лист был исчиркан до нечитаемости, но по отдельным словам можно было понять, что он уже сейчас тренировался писать ей, когда она вернётся в Токио. Там было и «нижайше прошу прощения, ибо…» — Ольга оставила при себе, как странно это звучит не в официальном письме какому-нибудь феодалу от его вассала, — и попытки спросить, как у неё дела и что ей нравится из книг, потому что он понял только то, что ей не нравится, когда за ней ходят следом по библиотеке, а книгу она никакую так и не выбрала. И уже зачин на разговоры об осени. Ольга окончательно растерялась от такого. Это что, киго в прозе?       А потом Който, кажется, уже смирился с тем, что не скажет ни слова нормально, показал на себя, расставил перед собой ладони и наклонился то в один бок, то в другой, и начал так ходить по небольшому пространству балкончика со звуками вроде «туру-ру-туру-ру».       — Ты ездишь на своём девчачьем драндулете! — Ольга хлопнула в ладоши, а потом задумалась, скептично глядя на Който. — Подожди, это было определённо не «туру-ру», скорее, «дрынь-дрынь».       Който покивал. Показал рукой от себя на Ольгу, виновато поджимая губы с грустным взглядом.       — Ты сбил меня, — продолжила озвучивать Ольга, чтобы быть точно уверенной, правильно ли она поняла.       Он снова кивнул. А потом нарочито курьёзно погрозил ей пальцем.       — Ещё к тому же обругал меня.       Он подтвердил её догадку. И вдруг резко перестал делать все эти глуповатые движения, намеренно преувеличенные в своей экспрессивности жесты, расправил плечи, наконец-то встал ровно, в полный рост, не вытягиваясь выше в перенапряжении и не растекаясь по балюстраде.       Който опустился перед ней на оба колена, из-за чего Ольга невольно попятилась: этот самовлюблённый мартышонок — и перед ней на колени? — но упёрлась всё в те же перила, а он нахмурился, отвёл взгляд и медленно-медленно, какими-то переломанными движениями, склонил голову до самого каменного пола.       — Эй-эй, ты чего? — смутилась Ольга. — Вставай.       Който её не послушал. Ночь внезапно стала неуютно молчаливой, и Ольга поймала себя на мысли, что всё это время Който её развлекал: да, она не понимала ни слова, но ей действительно было весело в его компании.       — Если ты думаешь, что можно вести себя как заносчивый засранец, а потом просто извиниться, — Ольга говорила, глядя в сторону города — всё лучше, чем смущающий её Който, — то это не так. И если ты извиняешься передо мной только потому, что я больше не какая-то девчонка с «выгоревшей головой», а дочь обожаемого старшего лейтенанта, то мне твои извинения не нужны, зря стараешься, — она нахмурилась, старясь звучать более уверено, а потом всё-таки повернулась к нему.       Който сел просто на колени, так что его поза стала практически сейдза, и тут же отрицательно замотал головой.       — Хорошо. Я буду надеяться, что ты действительно сделал выводы, — Ольга чувствовала, как лицо наливается жаром.       Всё-таки когда он не вёл себя как мартышонок, то можно было не просто разглядеть, а прямо-таки бросалось в глаза, что, вообще-то, с таким приятным лицом, высоким ростом и хорошим телосложением кандидатур в невесты у него должно было быть хоть отбавляй. Да ещё и при его-то социальном положении — неужели не нашлось достойных, и родители не договорились ещё несколько лет назад?       Ольга сама не заметила, как присела рядом с Който на корточки. Он аккуратно взял из её рук сначала один лист черновика писем, потом другой и прямо на каменном полу начал складывать оригами. Ольга уже даже не удивлялась. Как и спокойно приняла потом бумажного журавлика, которого он для неё сложил. За журавликом шёл какой-то форменный ужас, у неё даже никаких идей не было, чем это нечто могло быть.       Журавлик, если честно, тоже вышел не очень.       — Это лягушка? Птица? — предположила она, задумчиво хмуря брови.       Който покачал головой и показал пальцем на себя. На человека это похоже явно не было, поэтому Ольга какое-то время смотрела то на него, то на сложенное оригами.       — О, это рыба — карп! — она даже обрадовалась, когда Който снова закивал.       Взял журавлика из её рук. И аккуратным движением, как если бы они были живые, поместил бумажные фигурки рядом, накрывая плавником карпа журавлика. Выглядело так, будто они обнимаются.