Практически весь вечер после посещения Волдеморта и их внезапной договорённости, Гермиона посвятила подробному изучению биографии монстра. Жгучий интерес к его личности вспыхнул в ней тогда, когда она совершенно неожиданно узнала, что Том Марволо Реддл разговаривал на парселтанге раньше, чем успел начать разговаривать на английском языке. Этот факт был настолько ошеломительным и одновременно пугающим, что Гермионе потребовалось огромное усилие воли, чтобы в тот вечер оставить Тёмного Лорда в покое и не надоедать ему расспросами.
Это в общем-то был феномен.
Врождённое знание парселтанга должно было изолировать ребёнка на какое-то время от других детей. Если он постоянно шипел и не хотел разговаривать, как человек, каким образом на это должны были реагировать обычные маглы? С чем конкретно был связан этот уникальный дар? Кем являлся Салазар Слизерин — один из первых известных носителей гена? Как проходила социализация маленького Реддла в приюте, если он далеко не сразу стал понимать, чего от него хотят? С чем ещё мог быть сцеплен этот змеиный ген, помимо врождённого владения парселтангом? Были ли у Волдеморта какие-то другие особенности? Был ли он вообще человеком? Ведь он, по словам Дамблдора, с юности проявлял все психопатичные черты поведения и уже тогда был опасен. Его мышление отличалось от мышления других детей, но было ли это следствием врождённой душевной патологии или же это мышление было присуще всем обладателям змеиного гена?
Биография у монстра оказалась не слишком обширной. Несколько известных журналистов и биографов провели тщательные расследования но все сведения были так или иначе уже известными и одинаковыми.
Тихий скромный мальчик Том Реддл. В первые годы не слишком популярный на своём факультете, однако, со временем завоевавший авторитет во всей школе. Блестящий ученик. Деликатный и вежливый. Пара-тройка фактов о работе в «Горбин и Бэркес» и огромный прогал после — период странствий по миру. Ни одного близкого человека, который мог бы рассказать о Реддле хоть какие-то более-менее важные сведения. Ни друзей, ни любовниц, ни даже близких знакомых — только соратники, слуги и враги.
Человек, сумевший так ли иначе победить саму смерть. Том Реддл был упёртым, всегда, даже тогда, когда было пора уже сдаться. Наверное, это было хорошо, потому, что без своей упёртости он вряд ли бы достиг всего, что у него было. Подняться по этой чёрной угловатой скале, на самую вершину утёса, могли только самые-самые. И он тоже смог: без богатства и родителей, в одиночку, он смог достичь огромных высот. Только за счёт своего уникального набора генов. Впервые, наверное, за всё время, Гермиона, вдруг отчётливо поняла, насколько необыкновенным и исключительным было существо, запертое в маленькой тёмной камере.
Кровожадное языческое божество, единственное в своём пантеоне.
— Здравствуйте, мистер Волдеморт.
Дверь камеры за ней закрылась и Гермиона остановилась, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
Волдеморт смотрит не мигая, раздвоенный язык пробует воздух, ловит его колебания и сообщает своему владельцу информацию о человеке, вошедшем в клетку. Он принимает сидячее положение на кушетке, заворачивается в плед и щурится, когда Гермиона колдует «люмос», чтобы добавить в темноту хоть немного света.
Синяки на его лице сошли окончательно, оно перестало казаться опухшим и разбитым, острые черты лица, ввалившиеся щёки, узник был похож на выточенную из мрамора пугающую статую, неожиданно подвижную и реалистичную — кинетическое искусство. Гермиона чувствует липкий страх, сжимающий внутренности и ругает себя за то, что никак не может перестать бояться. Даже прикованного цепями. Даже в камере. Даже после того, как лечила его и разговаривала с ним. Каждый раз, как в первый — ей требуется время, чтобы привыкнуть к его взгляду, к его внешнему виду и теперь, к его голосу: он низкий, тягучий, как патока и почти всегда надменный. Гермиона точно не может понять, что её пугает, то, что у него необычный приятный тембр, и он мог бы стать неплохим певцом, или то, что этот голос кажется очень эмоциональным и отражает большое количество оттенков самых разнообразных чувств.
— Грязнокровка.
— И вам не хворать, — её собственный голос кажется совсем детским и заикающимся и Волдеморт это прекрасно слышит, Гермиона видит это по выражению его лица. — Как ваше самочувствие?
Монстр усмехается, глухо кашляет.
— Лучше.
— Я снова вас обездвижу, чтобы осмотреть и сменить повязку, если потребуется.
— Потом, — он неопределённо машет здоровой рукой, с некоторым нетерпением. — Ты принесла пергамент и карандаш?
Гермиона на минуту теряется, когда слышит вопрос, а потом кивает головой, доставая из сумочки блокнот и чёрный карандаш. В этот раз невыразимец осмотрел её сумочку более тщательно и даже проверил термос с супом на наличие ядов. Забавно. Можно подумать, что Гермиона столько времени возилась бы с этим чудовищем, чтобы потом отравить. Хотя эта проверка доказывала, что Волдеморт действительно нужен был им живым. Пока что.
— Разве парселтанг можно записать?
Волдеморт кивает головой.
— Но ведь у парселтанга нет своей письменности.
— Дай мне пергамент.
Он говорит это таким приказным тоном, что Гермиона даже засомневаться не успевает. Она левитирует письменные принадлежности к узнику, Реддл хватает блокнот и пристраивает его на коленке. Он склоняется над бумагой и начинает что-то быстро черкать на ней карандашом. Гермиона замечает, что пишет он левой рукой, поскольку правая сломана. Ему неудобно, потому что он не может придержать блокнот, но всё же он пишет достаточно быстро. Левша. Факт в копилку — это существо было левшой.
— Забери, — Реддл кидает блокнот на пол, вместе с карандашиком. Это выходит у него небрежно и властно, каким-то совершенно непостижимым образом, потому что ещё пять дней назад Гермиона отчётливо помнила, насколько жалким он был. Грейнджер старательно игнорирует эту невежливость — она призывает с помощью «акцио» блокнот и карандаш и начинает жадно рассматривать запись.
Ещё один факт — почерк у монстра был каллиграфическим. Угловатый, резкий, размашистый и вместе с тем чёткий, как-будто врезанный в бумагу — наклон в обратную сторону, разумеется, и очень небольшое расстояние между словами, из-за чего весь текст кажется слепленным в кучу.
— Это… латинский алфавит записанный в обратном порядке?
Монстр молча кивает головой, но пояснять, кажется, не собирается. Раздражает. Гермионе неловко, потому что она понимает, что Реддл ждёт, что она сама догадается. Ей немного страшно, что он подумает, будто она тупая и она напряжённо изучает запись в блокноте. Внизу, под алфавитом, написано слово «полёт» и рядом ещё одно слово, оно кажется Гермионе непонятным, но потом она, присмотревшись, понимает, что слово отзеркалено и некоторые буквы при этом поменяны местами. Над словом стоит стрелочка, указывающая, что читать его нужно в обратном порядке. Над стрелочкой с помощью букв Реддл изобразил произношение.
— Это… транскрипция?
Волдеморт произносит непонятный шипящий звук, он кажется низкочастотным и отдаётся вибрацией где-то в груди, ударяясь о кости скелета. По коже ползут мурашки.
— Слово полёт, — говорит ей Волдеморт, — повтори.
— Я не… я…
— Повтори, — волшебник щурится и в его голосе слышится раздражение.
Гермиона пытается повторить звук, но у неё не получается. Волдеморт не злится и даже глумиться не начинает, он кивает головой и снова кашляет.
— Произношение будет твоим камнем преткновения. На второй странице я записал для тебя все простые звуки, состоящие из двух пар. Их тридцать и они составляют большую часть простых слов.
— Почему оно отзеркалено?
— Для удобства. У парселтанга нет своего алфавита, я заимствовал латинский. Большая часть простых звуков неплохо ложится на слова. Для сложных звуков потребуется использовать дополнительно греческие символы.
Гермиона с затаённым восторгом рассматривала исписанные листы бумаги. Над каждым звуком Реддл подписал его произношение и стрелочкой указал в каком именно направлении следует читать. Он это сам изобрёл, выходит. Упорядочил парселтанг на бумаге, заключил его в клетку из орфографии, морфемики и фонетики, сделал понятным и доступным.
— Это… невероятно, — Гермиона не удерживается от восторженного вздоха и от неё не укрывается мрачное самодовольство затаившееся в росчерке хищной усмешки, скривившей его губы.
— Это существует, а значит, оно вероятно.
— Вы создали учебник?
— Когда-то я хотел, но времени не хватило, — Волдеморт откупорил флакон с зельем для лечения голосовых связок и сделал глоток.
Не хватило времени. Да, ведь он был занят захватом Британии и нападками на маглов и маглорожденных. Гермиона морщится и гонит мысль прочь, раз уж она пришла учиться у дьявола, нечего пенять на его рога — сама попросила.
Она хочет спросить у Реддла ещё что-нибудь, но он её прерывает:
— У нас не так много времени, грязнокровка. Смотри на транскрипцию слогов и повторяй за мной. Начнём с первых трёх.
Пространство камеры заполняет всё тот же низкочастотный глухой звук. Целый час Гермиона шипит на разные лады, и так и сяк, пытаясь приблизиться к правильному варианту произношения.
— Ты безнадёжна, грязнокровка, — устало говорит Волдеморт, и снова пьёт зелье для связок — голос у него осип. — Звук ниже. Выдох должен быть плавным и долгим, и не высовывай наружу язык!
— Но вы сами постоянно высовываете язык!
— Я это делаю не для произношения, а по другим причинам, тупица.
— Так бы сразу и сказали, откуда мне знать?!
— Ты меня утомила своей безграничной невежественностью.
— Ещё только пару минут, мистер Волдеморт, у меня получится! — отвечает Гермиона с запалом, прочищает уставшее горло глотком воды и они потом ещё пол часа шипят.
И под конец, когда ей начинает казаться, что всё совсем грустно, у неё начинает получаться. Не так легко и красиво, как у Волдеморта, но близко. Гермиона чувствует небывалую гордость — кажется, она поняла принцип произношения этого грудного вибрирующего звука.
— Тебе нужно выучить все тридцать, — Тёмный Лорд с холодной усмешкой слегка остужает её радость, — и только после того, как ты научишься произносить слоги, я научу тебя словам. Как я уже сказал, примитивная речь состоящая из простых слов может оказаться тебе по плечу.
Его тон презрителен, но Гермионе всё равно, уж она то точно знает, что за примитивным всегда идёт усложнение, дайте ей только освоить азы, а уж дальше она сможет копнуть глубже, с Волдемортом или без него.
Эти два часа в камере пролетают для Грейнджер так быстро, что она теряется, когда понимает, что ей пора скоро уже уходить. А ведь она ещё хотела задать ему кучу вопросов! Ведь у неё только начало получаться! И сегодня Волдеморт вёл себя не так агрессивно, как обычно!
— Я выучу, дальше дела пойдут лучше, я поняла принцип!
— Посмотрим, насколько твоя самонадеянность тебе поможет, — Реддл пожимает плечами, кашляет.
— Мистер Волдеморт, мне скоро уходить, нужно вас осмотреть.
Лорд морщится, явно не слишком желая быть вновь обездвиженным, однако кивает головой. Если он планирует поправить здоровье для дальнейших свершений, ему следует не отказываться от помощи. От любой помощи. К своей небольшой радости, Волдеморту удаётся удержать рефлекс и не вздрогнуть, когда Гермиона наводит на него палочку и произносит «Иммобулюс». Она подходит, садится рядом и начинает осторожно снимать бинты. Удовлетворённо отмечает, что гематомы совсем сошли, а ожоги практически зажили. Немного поколебавшись, девушка осторожно ощупывает выпирающие рёбра, Волдеморт кривится и Грейнджер сразу прекращает.
— Ничего, — говорит она, — костерост подействует, когда вы перестанете походить на скелет. Нужно просто немного подождать. Я надеюсь, скоро к вам всё-таки пришлют колдомедика. У вас плохой кашель.
Монстр облизывается и Гермионе становится интересно, помогало ли ему столь необычное строение языка в произношении шипящих звуков, или нет. Она чувствует, что страх потихоньку отступает, сказался учебный запал — в процессе общения со своим «учителем» Гермиона немного забылась, и теперь, когда монстр обездвиженный и полуголый напряжённо наблюдал за её манипуляциям, он не казался ей языческим божеством. Пожалуй, сейчас он был почти человеком. Почти что Томом Марволо Реддлом. Сломленным забитым отступником, совершившим много ошибок и за это дорого поплатившимся. Его лицо казалось совершенно инопланетным, возможно из-за строения глаз, или из-за слишком резких и острых черт. Выглядело ли его лицо таким же инопланетным в юности? Пугал ли он других учеников в школе? Или в тот момент чёрная магия ещё не успела превратить его в мраморную статую?
Гермиона усилием воли заставляет себя прекратить разглядывать «нулевого» и думает о том, что человек, рождённый с такими чертами лица обречён быть языческим идолом, даже если он этого не захочет. Это судьба. То, что предначертано.
— Заживляющая мазь больше не нужна, но бинтовать всё равно придётся, чтобы зафиксировать рёбра.
Когда Гермиона закончила с медицинскими манипуляциями и сняла с Волдеморта обездвиживающие чары, он лёг на спину и повернул голову в её сторону. От него не укрылось то, с каким испугом и любопытством грязнокровка изучала его лицо. Пожалуй её собственный страх по отношению к Волдеморту… очаровывал, в какой-то степени. Реддлу было приятно ощущать её страх и наблюдать его в широко распахнутых глазах. Её простодушной и в то же время изящной непосредственностью можно было любоваться, как нежным цветком, за тем, чтобы потом этот цветок уничтожить. Сочетание разрушительной силы и созидательной слабости всегда завораживало Волдеморта, а собственная неспособность сейчас уничтожить «цветок» пьянила и будоражила. Возможно ни в каких иных обстоятельствах он никогда бы не испытал нечто подобное, у него никогда не было времени любоваться цветами, небом, водой или звёздами. У него впереди было бессмертие, но никто в этом мире так не берёг своё время и не дорожил им, как Лорд Волдеморт. Он никогда не растрачивался на глупости.
Но будучи запертым в клетке, он не мог заниматься важными вещами, свихнувшийся от десятилетнего одиночества и молчания, разум требовал хоть какого-то общения.
— Выпиши основные события, которые произошли в мире за все десять лет и в следующий раз принеси мне, грязнокровка.
Просить о чём-либо Реддл категорически не умел, все его просьбы звучали как приказы. Гермиона предполагала, что монстр попросит в обмен на уроки что-то подобное, поэтому не сильно удивилась. За десять лет полной изоляции от мира он наверняка испытывал жуткий информационный голод и хотел знать, что происходит снаружи. Плата не такая уж большая — Гермиона решила, что обсудит это с Кингсли, и постарается выполнить просьбу (приказ) своего подопечного.
— Гермиона.
Красные глаза прищурились.
— Что?
— «В следующий раз принеси мне, Гермиона.»
— Не дождёшься, лягушка.
«Тогда я уйду и пускай тебя тут невыразимцы до смерти замучают и заморят голодом, чëртов поборник чистой крови!»
Грейнджер вздохнула. Мерлин, ну откуда в нём столько гордыни? Почему так трудно перестать называть грязнокровкой единственного человека, который решил ему помочь?
— Я обращаюсь к вам вежливо, почему вам так трудно ответить тем же, мистер Волдеморт?
— Я могу называть тебя мисс Лягушка, если ты хочешь, — Реддл хмыкнул.
— Даже это звучит лучше, чем грязнокровка.
Гермиона, вдруг, улыбнулась, лицо Волдеморта странно дрогнуло и он отвёл взгляд, снова уставившись в потолок. Вздохнув, Грейнджер отлевитировала термос с едой к монстру и забрала у него вчерашний термос.
— До свидания, мистер Волдеморт. Не забудьте про зелье от кашля.
Волшебство взаимодействия Жизни и Смерти было болезненным и всегда губительным для Жизни. Всегда. Цветам было суждено завянуть и погибнуть. За исключением тех моментов, когда по какой-либо причине Разрушитель не мог одержать победу над Созидателем. Тогда Разрушитель терпел тотальное поражение и свет сжигал его подобно тому, как солнечный свет сжигал вампира.
Внутри Волдеморта костром вспыхивает ярость, и не находя выхода, за отсутствием кислорода — пламя с шипением гаснет и оставляет внутри тягучую болезненную пустоту. Он слышит, как за Гермионой закрывается дверь и пытается направить всю свою внутреннюю магию в ошейник. Шею обжигает, и силы мгновенно покидают его. У него должно будет получиться. Надо только продержать интерес Грейнджер подольше. Ещё чуть-чуть и Кингсли надоест играться со своим цепным василиском — Волдеморт будет уничтожен. Грейнджер, так кстати появившаяся в его жизни, была последним шансом. Эдаким Джокером, который мог либо помочь Реддлу уйти отсюда, либо помочь Министру добиться своих целей. Волдеморт очень надеялся, что Джокер выпадет ему в руки.
Если передышка от истязаний окажется достаточно длинной, он восстановится и тогда уже ничто не сможет его удержать здесь.
***
— Он попросил рассказать новости, произошедшие в магическом мире за последние десять лет.
Кингсли нахмурился и принялся массировать переносицу.
— О чём вы разговаривали?
— О парселтанге.
— Чтож… это неплохо, — министр пожевал нижнюю губу, — ты вышла с ним на контакт. Так держать.
— Ещё немного и я даже научу его называть меня Гермионой, а не грязнокровкой, — Гермиона фыркнула, некстати вспомнив, как пыталась накормить Реддла мышами.
— Я рад, что чувство юмора тебя не покинуло, — Кингсли улыбнулся. — Работать с «нулевым» трудно.
— Всё же… я не уверена, что он расскажет мне о крестражах, сэр. Это как минимум глупо, ведь тогда мы сможем найти их и его казнят.
— Напрямую — нет. Но если ты сможешь узнать его… какие-то факты о нём, понимаешь? Вы ведь тоже крестражи искали только по фактам. Реддл отличается редкой сентиментальностью и тягой к символизму. Если крестражи есть, а я в этом уверен, то они как-то связаны с важными для него событиями. В его биографии существуют большие прогалы, если бы нам удалось их заполнить, мы могли бы предпринять попытку отыскать остальные осколки.
— Что на счёт новостей?
— Да, пожалуй, ты можешь выполнить его просьбу. И ещё… попробуй расспросить его невзначай. Как это было… по ощущениям, — министр скривился, — я имею ввиду, восстановление. Как он восстановился. Можно ли собрать осколки воедино. Его знания об этом разделе тёмных искусств должны быть обширными, а нам совсем ничего не известно. Реддл, как очевидец и… испытуемый, в общем он мог бы рассказать тебе. Поделиться, так сказать, опытом.
Гермионе просьба показалась чуточку странной, но она кивнула головой. Знания есть знания, даже если речь идёт о крестражах, желание Кингсли вполне закономерно. Никто из ныне живущих волшебников ещё не догадался разделить душу на такое большое число осколков. Опыт Реддла действительно мог оказаться полезным с теоретической точки зрения.
***
Весь остаток вечера девушка провела за изучением записей Волдеморта. Она до того дошипелась, что у неё горло болеть начало, однако энтузиазм всё равно не покинул ведьму. Давно она не пылала таким интересом к изучению чего-то нового. Ощущение, что она прикасается к уникальным и малодоступным знаниям пьянило её и заставляло с нетерпением ждать следующего дня, чтобы отправиться в Азкабан. Она пообщалась с Реддлом всего неделю и уже ждала с ним встречи — вся опасность языческого идола была в том, насколько магнетически притягательным было его могущество. Наверняка Пожиратели смерти чувствовали то же самое, когда монстр удостаивал их своей милости. Они должны были ощущать себя избранными в эти моменты.
Так пьянит стихия. Эфемерная возможность приручить эту стихию. Молния, пламя, ураган, океанические волны. Тебя может прихлопнуть в любой момент, но ради эфемерного шанса приручить катаклизм, ты всё равно тянешься к нему.
Гермиона заучивала наизусть слоги, и обещала себе не поддаваться опьянению. Она сможет себя контролировать, в конце-концов монстр заперт и обезоружен. Ей нечего бояться, самое страшное, что может случиться — её отстранят от дела, и быть может она разочарует Кингсли. Но это не страшно. За шанс узнать что-то уникальное это было не такой уж большой платой. В конце-концов, она участвует в важном деле, ведь если существует хоть малейший шанс отыскать крестражи демона и уничтожить их — Гермиона обязана сделать всё от неё зависящее.
