Кожа

Ночь. Я первый оказался в комнате, разбираясь с постелью и разбросанными вещами, положил вторую подушку и открыл окно. Было безумно приятно на мгновение почувствовать холод и снежинки на коже, превращаются в маленькие капельки воды, за окном виднелись деревья, в ночи похожие на растёкшиеся по тёмному листу чернила. Мы с Китнисс разминулись, я отвел её обратно в ванную, она попросила расчёску, чтобы заплести косу. В теле блуждали странное ощущение, я так старался забыть и всё перечеркнуть, что сейчас каждая секунда кажется надуманной, словно опять ничего не существовало. Эти дома так напоминали Панем, большие и холодные, победители были в них одиноки, заперты и ограничены от всех, этого и хотел Сноу, чтобы мы были куклами в красивом доме, поэтому сюда и селятся семьями, но моя предпочла остаться рядом с пекарней. Это было довольно сильным ударом, мои родные не хотели, больше иметь со мной что-то общее … С того момента я перестал притворяться или стараться сгладить углы, нас ничего не связывало, и даже папа, который всегда был добр, предпочёл мать. Я уже начинал думать, что закончу как Хеймитч, наверное это было самым страшным для меня, вот так прожить жизнь. Поэтому едва ли я в полной мере осознавал насколько сейчас счастлив, даже боялся показаться странным или навязчивым, всё повторял себе, что нужно просто расслабиться, побыть именно здесь, в реальности. Я уже хотел идти к ванне, прошло достаточно времени и я больше не слышал воду, но через минуту дверь приоткрылась и Китнисс держась за раму, зашла в комнату. Эвердин выключила свет и выставила руку вперед, показывая, чтобы я не вставал. В комнате была приятная прохлада, окна были уже закрыты и так как выходили на солнечную сторону я наполовину занавесил шторы. Китнисс встала, поставила колено на кровать, садясь на край, чуть округлив спину стала опускаться на подушку, прижав правую кисть к груди. Я выставил руку, дотронувшись до её спины и помогая лечь, мне всё мерещилось, что ей может быть больно. Китнисс легла на левый бок, подвинулась, положив свою голову мне на плечо. — Привет, — еле слышно произнесла Китнисс положив руку мне на грудь и чуть подняв голову, она была безумно близко и в мертвенной тишине ночи было слышно, как она тяжело дышит, словно перед этим бегала. — Привет…— почти бесшумно произношу я, поцеловав Китнисс в щёку. Чуть поерзав, она устроилась поудобней и закрыла глаза. Мы лежали, как раньше, её коса спускалась по моей руке до локтя, и теперь я мог просто уснуть, не растягивая момент, отгоняя усталость, лишь бы подольше побыть с ней, ведь раньше утром всё с безумной скоростью менялось, но только не на этот раз. Утро. Мне кажется я никогда так долго не спал, до игр постоянные ранние подъёмы, чтобы приготовить хлеб, а после сложно было в принципе выспаться, каждый кошмар отнимал больше, чем я получал от сна. Наверное, лишь с Китнисс, пока мы посещали дистрикты, ночи становились спокойнее, как для неё так и для меня. Утро должно было быть спокойным, мои родители и не подумают заглянуть, если только под вечер, Прим в школе, мама Китнисс работает и понимает, что с здесь с её дочерью ничего не случится. Китнисс лежала рядом на моем плече, мы так и заснули, ни разу не двинувшись за ночь, об этом буквально кричала ноющая спина, ноги. Да и странно было проснуться так и оставшись сонным, словно возможно проспать ещё несколько часов, стараясь отойти от предыдущего дня. Это было безумно приятно, никуда не надо было смешить или что-то делать, можно было устать с самого утра. Я не чувствовал руку, на которой лежала голова Китнисс, но я всё не решался будить Эвердин, её волосы всё также аккуратно были заплетены в косу, я впервые заметил веснушки на её носу и щеках. Солнце стало припекать, вместе с оставшимся теплом от камина, утро становилось невыносимо жарким, безумно светлым. Проснувшись вместе с Китнисс, мир оказывался словно на ладони таким маленьким и тёплым, там где хотелось остаться. Я всё же нашёл в себе силы, чтобы поднялся, зная насколько у её чуткий сон и что она проснется вместе со мной. Я подал ей руку, чтобы Китнисс села на кровать, она так на меня смотрела, словно опасаясь, ожидая инструкции, того как надо себя вести, наверное я тоже ждал такой. Я ничего лучше не придумал как просто улыбнуться, наше неловкое смятение совсем не совпадало с бесстрашными победителями семьдесят четвертых голодных игр. Настоящая утренняя тишина, в деревне победителей так было всегда, но меня это угнетало, когда я был один, едва ли были силы, чтобы подняться с кровати или выйти из дома. Всё приходилось делать через силу, ведь реальных причин для усталости я так и не смог найти. Я взял Китнисс за руку, поцеловав тыльную сторону ладони и подтянув её к себе. На лице Эвердин появилась мимолетная и лёгкая улыбка, я понимал насколько ей непривычно и не хотел быть слишком настойчивым. Но невольно, даже для себя, расплылся в детской улыбке, всеми силами стараясь не выглядит слишком глупо. Я заметил, как в глазах Китнисс мелькнуло приятное удивление, от чего ей удалось расслабиться, обняв меня со спины, но всё равно наблюдая за каждым моим движением. Как было волнующе видеть её такой, ведь дома все выглядят иначе, едва ли мне часто удавалось поймать Китнисс в данном амплуа. Казалось, что минутная стрелка ускорилась, подбираясь в следующему числу на циферблате слишком быстро, но мы всё молчали, собираясь с силами, чтобы встать. Я чувствовал, как её волосы коснулись моей спины, руки были скрещены на груди, а после она прикоснулась губами к шее, отчего по спине пробежали мурашки. Такая разная усталость, вечером хочется упасть, забыть прошедший день и никогда больше не проснуться, а утром эта усталость держит тебя в постели окутывая теплом словно больного, которому нужно отдохнуть, никогда больше ничего не слышать и не говорить. Минуты тишины бесследно растворялись в комнате, я едва ли вообще их замечал, погрузившись в ощущение реальности и дня, словно в транс, и смог выйти только когда Китнисс расцепила руки, проведя ладонью по плечу, совсем убрала их, медленно начав сползать с кровати. Ложась поперёк кровати, я обхватил её талию, не дав подняться, лишь на миг в её глазах мелькнуло недовольство, смятение, но я успел заметить, подумал, что не рассчитал силу, потянув её обратно к себе. — Прости. Всё в порядке? — произнеся слова, я брал руку. — Питер, всё хорошо, просто на надо меня так хватать, — Китнисс повернулась ко мне, опустившись на локти, а после ложась рядом. — Да, только я всё хотел спросить. Почему ты не хочешь лечиться у своей мамы? — поджав губы, Китнисс опустила глаза, размышляя, подбирая слова. — А почему твоя семья не навещает тебя? Я ни разу их не видела здесь… — Да, верно. Мы никогда не были близки, я им предложил и они отказались, братья живут в своих домах, а мама и папа предпочли остаться у себя. Вот так я и стал жить здесь один, теперь ты, — собравшись с мыслями, я произнёс честный ответ, сколько бы времени не прошло в горле всё равно неприятно покалывало, а взгляд не находил себе места. — Я … я … не могу. Не сейчас. — Китнисс резко поднялась, сев на кровать. Я сделал также, сразу оказавшись на ногах. — Китнисс, не обязательно отвечать или убегать. Глупый был вопрос, — я подошёл к ней протягивая руку, надеясь, что всё не испортил. — Логичный вопрос, просто я не хочу отвечать. Не нужно делать такой вид, мы не в Капитолии, — Китнисс приняла помощи, поднявшись с кровати, чтобы проверить на сколько болит нога и можно ли на неё опереться. — Это какой вид? — спросил я, также опустив взгляд на пол. — Такой все спасающий и извиняющийся. — Китнисс сухо ответила, едва ли желая меня обидеть. — Я не всем хочу помочь, а лишь тебе и не так я часто извиняюсь, как может показаться. А ты замечала, как начинаешь злиться, когда начинают спрашивать о личном, становишься язвительной и агрессивной? — пуская не полностью, но я знал Китнисс, поймав её не смог сдержать улыбку, всё её кокетство на интервью сводилось к общему, как бы Цезарь нас не «пытал», желая запечатлеть откровения или что-то тайное. Китнисс подняла на меня глаза, недовольно ухмыльнувшись, но ничего на это так и не ответив. Нахмурив брови Китнисс, молчала ещё несколько секунд не поднимая взгляда. Она потянула ко мне вторую руку и я, подхватив её, старался помочь, пока Китнисс всё сильней впивалась своими тонкими пальчиками в моё предплечье. — Как нога? — мне всё было и так ясно, Китнисс каждый раз одёргивала ногу, словно ступала по битому стеклу, вопрос имел исключительно формальный характер. — Болит, но не так сильно, пытаюсь понять, можно ли наступить так, чтобы она не чувствовалась. Спустя несколько минут проб, было выяснено, что нога болит в любом случае, так что поддерживая Китнисс, мы переместились на кухню. Солнечный свет, проходящий через окна, на которых появились узоры от холода и тепла оставшегося тепла внутри, пушистый иней на деревья. Как же приятно видеть всё живым, поднявшись над обыденностью и мраком тянущихся мёртвых дней. Мгновения спасения, казались лучшим, что может произойти в жизни. Оказавшись рядом со столом Китнисс сделала несколько шагов сама, садясь на стул, я сразу направился к плите, налил полный чайник воды, ставя на стол хлеб и запеченное мясо. Ожидая пока чайник закипит, я сел рядом с Китнисс. Она закрыв глаза положила голову на лежащую на столе руку, на её лице и шее оказались тонкие солнечные лучи, я сделал также. От голода стала ощущаться слабость, не давая возможности даже задуматься о том, чтобы подняться, было так тепло, свет касающейся кожи и одежды согревал, протянув руку к кисти Китнисс стал рисовать невидимые линии на её коже. Хотелось, чтобы так было каждое утро, может нас всё же оставят когда-нибудь в покое и это может воплотиться в реальность. — Пит…— Китнисс хотела что-то ещё сказать, но неожиданный стук в дверь смешал все карты, сломав идеальную картину утра. — Что будет если просто не открыти дверь? — Китнисс поднялась, сев прямо и повернув голову к двери, сразу охладев, ко всему, я не узнал её прикосновение к своему плечу, когда как бы невзначай Эвердин поправила край футболки. Я уже стал думать, что это родители, хотя с чего… но в дверь били с похмельной настойчивостью, было бы сложно объяснить почему мы не открыли, когда за моей спиной стал свистеть чайник, а это значит мы точно уже поднялись. — Да, иду! — я быстро оказался у двери, в весьма испортившиеся настроении и открыл дверь. — Доброе утро, всё живы? — Хеймитч мне улыбнулся, как странно с утра в принципе увидеть его на ногах он сразу прошел в дом, с его ботинок сыпался снег, оставляя мокрые следы на полу, он прошёл к столу, сев на моё место. — Как твоя нога? — Всё прекрасно, это не перелом.— окончательно закрывшись и облачившись в свое обычное состояние, произнесла Китнисс, улыбнувшись Хеймитчу. — Чай? — проходя за спиной Китнисс, произнёс я. — Да, спасибо. Видимо никто ещё не завтракал. Точней, это уже почти обед. — взгляд Хеймитча переносился с меня на Китнисс и обратно, мы и не взглянули друг на друга, всё было как обычно и отстраненно. — Всё тепло с тура победителей развелось, словно я не бился над вашими отношениями, весьма виртуозно должен заметить. Может даже показаться, что вы не сильно друг друга выносите. — Это совсем не так, всё хорошо, мы прекрасно общаемся, — Китнисс произнесла слова спокойно, также как и всегда с маленькой долей раздражения, я еле сдержал улыбку, пока нёс кружки к столу, подставляя третий стул поближе. — Главное, чтобы ты в это верила, — посмотрев на Китнисс, пробормотал Хеймитч, положив на хлеб кусочек мяса и отпив немного чая. — Скоро приедет Эффи и вся бригада, под руководством Цины, будет свадебная фотосессия, — настоящий удар под дых, я заметил, как одновременно с Китнисс помрачнел, надеялся не вспоминать, словно нас затягивало снова в мрачный, низкий и глупый мир притворства, который мы решили сами построили на играх, чтобы выжить. — Мне нужно ещё дня четыре или лучше неделя, чтобы поправиться. — Самое большое, что я могу попросить, это два — три дня, они уже собираются и весь Капитолий ждёт. Прости, но больше не получится. — Я смог ощутить долю сочувствия в слова Хеймитча, но дальше я его не слушал, переводя свой взгляд с кружки с чаем на Китнисс и обратно. Её я перестал чувствовать, она закрылась и даже взгляд стал мёртвым, мы слова чужие. Хеймитч, лишь высказав все планы, поймал повисшие в пространстве молчание и, положив нам на плечи свои руки, попрощался. Я поднялся и, пожав ему руку, закрыл дверь, оставшись на месте, мне нужно было несколько секунду, чтобы собраться. Вернувшись в реальный мир, наш казался шатким и безумно хрупким, готовым рассыпаться в любой момент. В груди зиждилось недовольство, при желании что-то сказать появлялось неприятное послевкусие во рту, после каждого вдоха. Больше не хотелось открывать дверь и даже оборачиваться. Услышав скрип пола за своей спиной, я был готов повернуться, но почувствовал, как ладонь Китнисс касается моей, проведя вниз, приподнимает кисть, переплетая наши пальцы и целуя в плечо. Я зажмурился, брови сошлись на переносице, поморщив нос, я почувствовав, как её рука скользит по плечу обвивая мою шею. — Как ты? — шёпотом спросил Китнисс, прижавшись к моей спине и спокойно ожидая ответа. — Не … не знаю, просто слушать это невыносимо, не могу сказать почему…. — Не хочу, чтобы кто-нибудь знал… ненавижу взгляды обращённые на нашу жизнь, словно они понимают и знают нас, — Китнисс говорила также тихо, я стал узнавать её голос, она была рядом, совсем близко. — Это только наше… но как же для всего Капитолия мы пара, сейчас это и происходит на самом деле, скрывать нечего. — “ Лишь экспонаты “ — пришедшая откуда то извне, мысль врезалась в сознание, по телу пробежал холод. И вправду от кого и что скрывать? Не было ничего нашего, лишь выдуманное, ловушка, в которую мы сами шагнули. — Ты совсем другая на людях и даже когда одна, сама с собой, без эмоциональная, холодная. Ты словно не здесь, а за большой стеной… — спонтанно и неожиданно для себя начал я, повернувшись к Китнисс и поймав её взгляд на себе. — А ты не видишь, как сам мрачнеешь, пытаешься не слушать, несмотря на всю открытость и понимание, ты тоже бежишь просто по-другому, всё мы нашли свой способ. — как в наши первую ночь вместе на арене Китнисс стала поправлять пряди у лба, смотря словно сквозь них куда-то надеко, утопая в размышления. — Сейчас мы другие, у тебя словно нет кожи, или она настолько тонкая, что от любого неаккуратного движения можно поранить. Я могу быть спокойным, не стараться кому-то понравиться или рассмешить, за что благодарен. Пусть это будет только нашим и никто больше этого не увидит. Я взял Китнисс на руки, ничего не спросив и не раздумывая, положил её на диван рядом с камином и сел рядом, взял книжку. Китнисс уложив на мои колени подушку и, подтянув плед, опустила голову , повернувшись в сторону двери и больших окон. Я начал читать вслух, игнорируя весь внешний мир, стараясь обо всём забыть.