Плыви как камень — история Ивы

"Приятно официально познакомиться с вами", - с крайней неловкостью произнес юноша, стоявший передо мной. "Я - Асано Кадзухиро. Твой крестный брат. И с этого момента я буду заботиться о тебе". Я просто моргнул. Он что, ожидал, что я представлюсь? Это ты назвал меня, чувак! Как я ни старался, я мог уловить лишь кусочки того разговора, но этот кусочек от меня не ускользнул. Он вздохнул и положил меня в принесенную им переноску. Я повернула голову так, как только могла, чтобы продолжить его рассматривать. Я не умела определять возраст, и в младенчестве все выглядели огромными, но даже я могла сказать, что Кадзухиро молод. Слишком молод, чтобы доверять ему ребенка, особенно младенца, больше чем на пару часов. Видимо, никто больше не разделял этого мнения. Достаточно взрослый, чтобы убить, достаточно взрослый, чтобы вырастить ребенка, я думаю. У него были волосы, за эмуляцию которых кто-нибудь из моего первоначального мира заплатил бы сотни долларов - темно-синие, как ранний рассвет, хотя эффект немного портила легкая сальность позднего полового созревания. У него также были веснушки, серые глаза и исхудавшее лицо. Определенно, ему нужно было хорошенько выспаться, а то и двенадцать, но, учитывая обстоятельства, я мог бы дать ему пропуск. В общем, не исключено, что это главный герой аниме. Жаль, что у нас не было общей генетики. Надеюсь, я получился бы еще более странным (в хорошем смысле). Он вздохнул и опустился в кресло. Он ждал, когда вернется медсестра с документами и, вероятно, инструкциями. "Что я делаю?" - простонал он, и я не мог не содрогнуться от отчаяния, прозвучавшего в его голосе. Все в порядке, малыш, - подумал я. Я знаю, что ты будешь стараться изо всех сил. В какую же дерьмовую ситуацию он попал. В тот момент я внутренне поклялся, что облегчу ему жизнь настолько, насколько смогу. Это было самое малое, что я мог сделать. Я умер в тридцать с небольшим, так и не успев завести ребенка, но у меня были друзья, и я знал, какое это испытание для двух взрослых, не говоря уже об одиноком подростке. "Га-ба-ба. Ай!" предложила я, и его глаза расширились от шума. Точно, он никогда раньше не слышал, как я говорю. Он тихонько захихикал, когда удивление прошло. "По крайней мере, ты симпатичный ребенок. Хисаши... он бы тебя очень любил". Ну, блин. Мне даже стало грустно, а ведь я его не знал. Пора дать еще одну клятву: хранить и чтить наследие моих родителей. Вернулась не медсестра, а врач. Совсем другой, чем тот, что ухаживал за мной по вечерам. "Приводите ее на беглый осмотр каждые три дня", - проинструктировал он Кадзухиро, вручив ему несколько листов бумаги. "И не стесняйтесь приводить ее раньше, если вам покажется, что что-то не так. Ее здоровье в порядке, но любая травма в столь юном возрасте требует срочного лечения. Регулярно следите за состоянием ее грудной клетки, и если почувствуете какие-либо, - он чуть понизил голос, - нарушения чакры, немедленно везите ее обратно". "Чакра?" озадаченно повторил Кадзухиро. "Что вы имеете в виду?" Взгляд нового доктора метнулся по голове ее нового опекуна, словно выискивая подслушивающих. "Как вы, наверное, уже поняли, чакра неразрывно связана с нашими эмоциями. Мне известны случаи, когда чакра младенца выплескивалась на тело его носителя, вызывая катастрофические внутренние повреждения. Это невероятная редкость, но, тем не менее, мы должны это учитывать. Поскольку оба ее родителя - джонины, у Касайки-тян от природы большие запасы чакры, а значит, риск выше". Доктор так хорошо умел врать - неважно, медик он или нет, но он был ниндзя, - что Касайки почти поверила ему на слово. Но потом вспомнил слова другого доктора, сказанные им несколько ночей назад. Должно быть, он хочет, чтобы Кадзухиро следил за признаками того, что я испортил свою чакру, понял я. Он же сказал, что никому об этом не расскажет? Возможно, описанный им случай был реальным, и он поручил новому врачу предупредить Кадзухиро об этом. Какова бы ни была причина, ее крестный брат выглядел очень напуганным этим предупреждением. Доктор тоже заметил это и вздохнул. "Просто будьте бдительны, и проблем не будет", - сказал он, как бы успокаивая. "Если она начнет плакать, исследуйте ситуацию. Обычно это означает, что она голодна или ее нужно переодеть, но если вы потыкаете в определенные места и плач усилится, это может означать, что она испытывает физическую боль. В таком случае немедленно отвезите ее в больницу - нашим секретарям приказано немедленно вызвать меня или одного из других медиков". Господи. Он действительно беспокоился о том, что я взорвусь, не так ли? Кадзухиро серьезно кивнул. "Не похоже, чтобы она сильно плакала". "Можете поблагодарить за это Ками", - сказал доктор. "Я довольно часто ухаживал за ней, поэтому заметил ее сигналы. Она не плачет, как это обычно делают младенцы; когда она голодна, она издает звуки ртом, когда ее нужно переодеть, она машет руками. В остальном она молчит. Возможно, это как-то связано с рубцами на голосовых связках и связанными с ними трудностями с изданием звуков. Может быть, плакать для нее слишком сложно. Хотя, кроме того, она обладает необыкновенным умом. Когда я совершаю ночной обход, она всегда зовет есть почти в одно и то же время. Как будто она может определять время и соответственно регулировать свой график, что, как известно, редко случается до двенадцати месяцев". Касайки нахмурился, глядя на доктора. Он часто ухаживал за ней? Странно, ведь она была уверена, что никогда не видела этого человека до сегодняшнего дня. Каждый вечер ее осматривал один и тот же врач, и он совсем не походил на того, кто был перед ней. Но зачем ему лгать? Да еще с такой точностью; все его наблюдения были точны до мелочей. "Приятно слышать", - сказал Кадзухиро, благодарно склонив голову. "Спасибо за все, что вы для нее сделали". "Камни в основании - вот что делает гору сильной", - ответил он. Они ушли, и Касаки впервые увидела Ивагакуре в дневное время. Может, скрытые деревни и начинали как скрытые, но вскоре такой подход стал нереальным. Кроме Таки, ни одна из них не была самодостаточной - большинство даже не приближалось к этому, - а значит, в значительной степени зависела от импорта и экспорта. И если купцы не могли найти деревню, с которой можно было бы торговать, то это было бы большой проблемой. В отличие от некоторых других деревень - кашля, кашля, кашля Конохи - Ивагакуре была довольно утонченной. Ее архитектура состояла из высоких цилиндрических зданий с коническими крышами и гораздо более коротких и широких домов, втиснутых между ними. Хотя вблизи они выглядели неубедительно, на расстоянии фаллические здания хорошо сочетались с титаническими горами, окружавшими Айву со всех сторон, кроме одной. В других скрытых деревнях стены были искусственными, но в Ивагакуре они были естественными. За долгие годы в горах были выдолблены огромные участки для нужд деревни - грандиозная задача даже для деревни пользователей Дотона. Кроме того, были прорыты туннели, соединяющие Айву с более мелкими государствами, расположенными в ее глубине, как для торговли, так и по военным соображениям. Деревня, хотя в наши дни она больше напоминала город, была построена кольцами, чтобы лучше поддерживать иллюзию. В центре находился дворец Цучикаге, а также несколько других важных зданий, таких как штаб-квартира разведки и командный центр красных огров. Когда были созданы Черные Тенгу, их штаб-квартира также была перенесена в подвал дворца. В последующие годы создавались все новые и новые кольца, каждое из которых строилось специально, чтобы поддерживать иллюзию. Была создана академия, Могаки-сё, торговые кварталы и множество жилых районов. Сверху маскировка Ивагакуре была менее эффективной. Если смотреть прямо вниз, то крыши зданий идеально вписывались в землю, но если подойти к ним с неба, то можно было увидеть множество других ракурсов. И конечно, в любом населенном пункте есть оживленные улицы. Впрочем, раньше это не было проблемой, ведь большинство шиноби, обладающих способностью летать, были родом из Айвы. Впрочем, это не имело значения. Ива никогда не подвергалась вторжению; фактически, вражеская армия нарушала границы Страны Земли всего три раза за всю ее историю (меньшие вооруженные силы были другой историей). Это объяснялось невероятной степенью контроля над полем боя, которым обладали шиноби Ивагакуре, хорошо владеющие техниками Дотона. Без растительности, песка или воды, ограничивающих их техники, ничто не мешало им обрушить вражеский лагерь снизу, спрятать разрушительные ловушки или даже вызвать лавину. Дзюцу земли, возможно, не было таким ярким, как огонь, молния, ветер или даже вода. Оно было жестким, непреклонным и упрямым. Но, как выяснили многие враги Айва, сражаться, не доверяя даже земле под ногами, было невероятно сложно. Я не возражала, что Кадзухиро обращался со мной как с кохай, а не как с ребенком. На самом деле я бы, наверное, потеряла дар речи, если бы он говорил со мной в более подходящей для возраста манере. "Это гостиная", - сказал он, закрывая входную дверь с жалобным скрипом петель. В комнате было почти пусто, только одно кресло и деревянный кофейный столик - есть ли у них кофе? О, я очень надеюсь, что у них есть кофе, и мобильник, свисающий с потолка. Я в недоумении уставилась на него. Это были сюрикены? Не успела я договорить, как меня перенесли в соседнюю комнату. "Здесь моя спальня, а пока твоя. Для тебя есть еще одна в другом конце коридора, но в брошюрах рекомендовалось, чтобы ты пока жила в одной комнате со мной". О, он сделал обязательное чтение. Он относился к этому серьезно! И я не имел в виду сарказм - где бы я ни находился, будь то школа или даже флот, я редко читал то, что мне говорили. Даже перед лицом неудовлетворительной оценки или выговора. Не знаю почему; это не было каким-то протестом, заявлением или даже отсутствием заботы. И я не думаю, что у меня были проблемы с вниманием - я просто ненавидела скучать. Может, Кадзухиро и не разделял моих недостатков, но я все равно была тронута. "Вот твоя кроватка, - сказал он, показывая мне строение, которое в ближайшем обозримом будущем станет моим постоянным местом жительства. Она была потрепана, дерево обшарпано, но матрас, накрывавший ее, выглядел совсем новым. Он ввел меня внутрь, и, повернув голову, я увидела его собственную кровать. Вернее, ее отсутствие. Осторожно повернув шею в сторону, потому что мышцы были еще не развиты, я посмотрела вниз сквозь планки кроватки и увидела, что на полу лежит простой серый шикибутон. Другой мебели в комнате не было. Господи, Кадзухиро. Это просто уныло. Может, мне не стоит судить. Думаю, такой напольный матрас был распространенной альтернативой кровати в японской культуре, как и минимализм. Я не должен навязывать свои западные чувства тому, кто их не разделяет. Это нехорошо. "Осторожно, - прошептал Кадзухиро, деликатно наклоняя мою голову к потолку и подкладывая под нее специальную подушку, чтобы я оказалась в более безопасном положении. Я захихикала, и на его лице заиграла нежная улыбка. О-о-о. Кажется, мы только что установили родительские узы. "Я сейчас вернусь, - пообещал он, медленно вытаскивая палец из моей хватки. Я даже не заметила, что схватила его. "Я хочу тебя кое с кем познакомить". Как он и сказал, Кадзухиро вернулся с другой фигурой на буксире. Совершенно не в силах сидеть, я обратила свой злобный взгляд на новенькую, пожилую женщину, которая ворковала со мной так, словно я была ребенком. Моя благодарность Кадзухиро возросла еще больше, пока я молча терпела унижение. "Это Аканэ-обасан", - представил он меня, пока женщина продолжала возиться со мной. "Она будет помогать мне ухаживать за тобой". О, слава богу. Это тело было таким невероятно хрупким. Даже зная все наперед, я не был уверен, что смогу сохранить ему жизнь - с костями, похожими на прутья, и не реагирующими на них мышцами. Бездумное выполнение таких обычных действий, как перевернуться или сесть, могло убить меня. И Кадзухиро старался, но мальчики-подростки не отличались осторожностью. "Лучше бы ты пришел ко мне, прежде чем покупать это", - болтал этот так называемый Аканэ-обасан, возившийся со струганным деревом кроватки. "У меня осталась старая кроватка Ацучи-куна - вы поймете, что даже когда она вырастет, вы не сможете расстаться с такими вещами". "Может быть, было бы неплохо оставить ее у вас дома", - предложил он. "Я не смогу вечно оставаться в поле; возможно, ей будет полезно провести ночь с вами. Если вы согласны". "Более чем согласен", - сказала Аканэ. "А как же иначе? Детский сад? Там этот ангел не найдет того внимания, которого заслуживает". О, черт возьми, нет. Я не хочу такого внимания. Детский сад, пожалуйста, Кадзухиро. "Я слышал, что одна из матрон заболела, а так как у них не хватало персонала, она все равно пришла. Болезнь распространилась среди детей и убила двоих из них!" Ладно, не бери в голову. "Да, я бы хотел этого избежать", - сказал он. Они еще немного поговорили, а потом разошлись. Мне показалось, что я слышал что-то о том, что они ходили к Аканэ домой, чтобы порыться в ее старых детских вещах, но я, честно говоря, перестал слушать. С тех пор как я впервые научилась чувствовать свою чакру, я исследовала и составляла схемы своих путей. Это расслабляло и, что еще лучше, отнимало все мое внимание и сосредоточенность, а значит, помогало избавиться от скуки. Теперь я мог сформировать подводную лодку с помощью всего одной мысли, а она почти всегда была у меня внутри. Через пару дней, когда я целенаправленно направил свою подводную лодку вокруг всего тела, я решил, что веду себя как идиот. Ни один картограф не наносил на карту весь земной шар одним махом - они начинали с одного известного им региона. Затем они расширялись, увеличивая охват, пока все кусочки наконец не встали на свои места. Итак, я обратил внимание на свою правую руку, и она оставалась и будет оставаться, пока я не буду удовлетворен. Вы не думаете, что это займет слишком много времени: на данном этапе я едва могу взять в ладонь даже виноградину. Но святой Моисей, система чакровых путей в моей руке сложна. Здесь было двадцать три места, которые, как я знал, назывались тенкецу и которые я в частном порядке называл своими портами. Это были единственные места, в которых я мог изначально формировать свои подлодки, что навело меня на мысль, что они почти как мышцы. Они реагируют на сигналы моего мозга и позволяют мне сознательно перемещать и формировать свою чакру так же, как мышцы позволяют мне перемещать части моего тела. Между моими портами находятся... не уверен, есть ли у них название в каноне, так что я буду называть их своими каналами. Именно там обычно находится большая часть моей чакры, не двигаясь, пока я не использую тенкецу, чтобы придать ей нужную форму. Это было невероятно заманчиво для меня, но я, к сожалению, воздержался. С моим новым уровнем понимания, пропущенным через призму имеющихся знаний по физике применительно к жидкостям, я мог понять, почему доктор не хотел, чтобы я возился с этим. Вроде того. Я не уверен, что у чакры есть масса (вроде бы должна быть, но я не очень понимаю, что за мистическая хрень тут происходит), но я точно знаю, что она может взаимодействовать с физическим миром. Если бы это было не так, то Расенган Наруто наносил бы меньше урона, чем дым. Я полагаю, что мои каналы, как и все остальное тело, тонкие и слабые. Они полагаются на подсознательные ограничители и боль, чтобы не повредить их случайно. Это похоже на обычные мышцы человека. Даже в зрелом возрасте человеческие мышцы могут создавать большую силу - больше, чем могут выдержать кости и суставы вокруг них. Поэтому мозг устанавливает подсознательные ограничители, чтобы не дать им выйти за рамки, если только адреналин не подскажет мозгу, что ситуация требует такой крайности. В детстве эта ситуация гораздо хуже. Мои мышцы меньше, да, но мои кости намного слабее. Если бы я захотел, а я этого явно не хочу, я мог бы с легкостью сломать себе руку - я могу сказать это, потому что даже самые обычные движения, если их делать достаточно сильно, могут вызвать немалую боль. То же самое с моими каналами. С возрастом они будут становиться все шире и прочнее, восстанавливаясь до тех пор, пока не смогут выдерживать грубые движения чакры, не разрываясь. Пока же я не хочу рисковать серьезными травмами, поэтому буду сопротивляться этому постоянному желанию. Пока что недостатка в отвлекающих факторах нет. Тенкецу и каналы довольно просты, но эти две вещи составляют лишь тело реки, по которой текла моя чакра. Были и притоки, почти несметное количество. Половина из них вливала струйки чакры, половина выводила их наружу. Я смутно помнил, что физическая энергия, ян-чакра, сливается с духовной иньской энергией, образуя чакру-чакру, поэтому я представил, что именно такой была чакра, поступающая в мои каналы. Конечно же, моя подводная лодка заглохла, как только я попытался плыть по ней против течения. Единственные известные мне люди в каноне, способные манипулировать чистой янской или иньской чакрой, были божествами, так что я даже не стал пытаться. Я не мог предположить, откуда взялся компонент Инь, но его было достаточно, чтобы полностью смешаться со всеми потоками Ян. Зайдя в тупик, я отказался от поисков источников иньской чакры, поскольку до таких открытий, скорее всего, было еще далеко. Меня гораздо больше интересовали другие притоки - те, по которым чакра покидала каналы. Куда все это девалось? Как только мне наконец удастся создать достаточно маленькую подводную лодку, я это выясню. Отцовство оказалось совсем не таким, как представлял себе Кадзухиро, и не таким, как он боялся. Он смирился с тем, что не сможет полноценно выспаться в течение всего месяца или даже дольше, и ожидал, что его дом наполнится какофонией воплей и истерик. На следующее утро после того, как он впервые забрал Касайки домой, он проснулся от солнечного света, пробивающегося сквозь жалюзи. Она не разбудила его ни разу. Не разбудила она его и на вторую ночь, и на третью, и на четвертую, и вообще никогда. Кадзухиро был чунином, активно участвующим в войне. Он не любил отдыхать, и малейший шум приводил его в боевую готовность. Касайки не давала ему даже этого. Она и не пыталась. Это было крайне ненормально. Младенцев такого возраста полагалось кормить каждые три часа, плюс-минус, но она ни разу не разбудила его с одиннадцати вечера до восьми утра. Это было всего шесть кормлений, и к утру она явно проголодалась. Если она не собиралась его будить, он заводил будильник на четыре утра и начинал кормить ее в это время. В первый раз, когда он это сделал, она издала звук, как будто удивилась. А еще она с необычайной миловидностью протянула руку и положила ее на кончик его носа, когда он наклонился. Еще одной странностью в девочке было то, что она вела малоподвижный образ жизни. В брошюрах утверждалось, что младенцы постоянно двигаются, инстинктивно пытаясь нарастить мускулы, но Касаики была настолько неподвижна, что Казухиро нередко начинал опасаться, что она скончалась. Он рассказал об этом врачу во время трехдневного осмотра, и тот счел это странным, но не опасным. Все изменилось к концу первого месяца их совместной жизни. Касайки молчала и продолжала придерживаться, казалось бы, жесткого графика, но стала много двигаться. Ночью - никогда, а днем Кадзухиро готов поклясться, что видел, как она делала подтягивания и другие силовые упражнения. Она могла поддерживать голову в течение очень коротких промежутков времени еще до того, как он взял ее в дом - это было редкостью, но не редкостью для месячного ребенка - но вскоре шатания не стало, и она больше не уставала до такой степени, что откидывалась на подушку, что всегда пугало его. Теперь, когда она была активна, количество потребляемой ею молочной смеси резко возросло. Он купил новое изобретение - холодильник, хотя и не знал, что его нужно подключать к электрической сети. Это было непросто, но в конце концов он справился. Все это обошлось в смешную сумму, больше, чем сам дом, но это лишь немного уменьшило его общие сбережения. Зато с новым холодильником он смог массово готовить детскую смесь и обнаружил, что она пригодится ему не только для этого. Кормить себя тоже стало намного проще. Месяц закончился, и он с удивительным сожалением договорился с Аканэ-обасаном. Касайки-тян останется с ней на время его отсутствия. Он отправился в больницу, где его встретил первый врач, тот самый, который выписывал свидетельство о рождении Касайки. "Я здесь для того, чтобы получить справку о моем отравлении чакрой", - официально заявил Кадзухиро. Доктор некоторое время внимательно рассматривал его. Затем: "Запрос отклонен". Кадзухиро отшатнулся. "Что? Что вы имеете в виду?" "Я имею в виду, что вы не полностью восстановились, и я не признаю вас годным для возвращения на действительную службу". "Сэнсэй", - возразил он, совершенно сбитый с толку. "Касайки-тян в надежных руках. Она будет в порядке, если меня не будет". "Дело не в вашем обвинении", - солгал доктор. "Речь идет о вас и вашей травме. Ваше состояние серьезно, и вы легко можете умереть без вмешательства врага, если используете свою чакру". Кадзухиро почти устно напомнил доктору, что он поставил ему диагноз только для того, чтобы тот мог позаботиться о Касаики, но вокруг были люди, и не было шансов, что доктор забыл об этом. Что-то еще было не так. "Война все еще идет", - сказал он вместо этого. "Я нужен Айве". Доктор вздохнул, подперев подбородок рукой и спрятав рот от читающих по губам. "Ты не нужен Ива для того, что должно произойти", - сказал он негромко, пока Кадзухиро пытался его расслышать. "Скоро наши силы будут направлены в единое наступление, и, поскольку количество отдельных фронтов уменьшится, им не понадобится столько курьеров". "Значит, они могут перевести меня на другую должность", - запротестовал он. "Нет", - твердо сказал доктор. "Сейчас ты не нужен Айве на поле боя. Вы нужны им здесь". Он опустил руку. "Мое слово окончательно. А теперь прошу меня извинить, у меня есть пациенты, которых нужно обслужить". Он вихрем умчался прочь, оставив Кадзухиро в недоумении. Несколько фронтов объединились в одно массированное наступление? Почему? И почему доктор хотел, чтобы он не вмешивался? Он чувствовал, что должно произойти что-то грандиозное. И, похоже, он окажется в стороне, пока все это будет происходить, к лучшему или к худшему.