Сам невзрачный

— Что за ребячество такое, — бубнил Митрич. Сегодня он соизволил сесть за руль, и теперь одним глазом посматривал на Шуру. Та, напялив на себя какие-то дурацкие калейдоскопические очки, в благоговейном оцепенении смотрела в окно. Сквозняк трепал ее волосы и ворот куртки, пальцы мертвой хваткой сжимали ручку двери. Хорошо что ремень безопасности был защелкнут, откройся дверь на полном ходу, она не вывалилась бы под колеса. Чем только Вася ее опоила? Наконец девушка сдвинула очки на лоб, обтерла рукавом пот и отметины вокруг глаз и наконец расслабилась в кресле. — Вы правда видите мир таким? Все время? — Ага, но насчет батюшки не могу знать, — ответила Вася. — Каким таким то? — Это неописуемо, у меня нет слов, я… я… Он живой весь, и…ах! — Шура прижала ладони к глазам, — так было всегда? — Всегда, когда мухоморов обожрешься, — буркнул Митрич. После того как Шура попросила Васю объяснить, как та общается с духами, девочка заговорила переделанные мотоциклетные очки: линза из целого стекла стала окошком в невидимый человеческому глазу мир. Сквозь это окошко Шура видела, что все вокруг: и облако и придорожный камень — одушевлено; что маленькие духи трав, насекомых, зверушек без остановки появляются и исчезают там и тут, двигаясь из смерти в новую жизнь. Прежде чем вернуть очки, Вася попросила ее не смотреть сквозь них на живых и прижмуривать глаз под разноцветной линзой. Но Шуре и без того было достаточно впечатлений. Ощущение волшебности и ценности каждой крупинки окружающего мира не покинуло ее и после того, как она сняла очки. Видение это давало надежду: ее близкие не ушли в небытие, они, как и дух стрекозы, погибший в клюве жаворонка, просто сделали еще один шаг по дороге вечности. Способность зреть незримое доставляла однако проблемы шептальщикам. Когда не просто знаешь, но и видишь собственными глазами, что и у пшеницы, и у курицы есть душа, никакой кусок в горло не полезет. Кроме того, мелкой нечисти веселее было подшучивать над теми, кто хулиганство мог оценить. Обычный-то человек спишет все на собственную неуклюжесть, гравитацию, ветер и бог знает что еще, а необычный точно будет знать, кто, а иногда и зачем, напроказил. Шептальщики разными способами старались притупить эту свою чувствительность. Дядя Игорь непрестанно чистил ложечкой каждый угол в доме. Митрич курил и пьянствовал без остановки. Другие просто ждали, пока их сердце и глаза замылятся сами собой. Ни один человек, проходя через невзгоды и претерпевая несчастья жизни, не способен противостоять растущим внутри жестокости и равнодушию и сохранить чистым волшебное видение мира. Путешественники останавливались только в местах, отмеченных на митричевых картах, порой на день-полтора, заправлялись едой и бензином только там, где старенькую ниву узнавали издалека по шуму мотора. Шура снова и снова надевала заговоренные очки, и наконец спросила о том, что все эти дни казалось странным и нелогичным: — Почему, Еким Дмитриевич, ты называешь это паломничеством? За все время мы не посетили ни одного места с серьезными духами. Вася, с самого начала знавшая ответ, усмехнулась в ладошку. Митрич, казалось, не собирался отвечать, но когда Шура, решив что ее не услышали, повторила свой вопрос громче, он зыркнул на нее из-под шляпы и шикнул: — Может не доехали еще, тебе какое дело? Будто я тебя приглашал. Не нравится — хоть сейчас милости просим освободить место. Вася хихикнула: — Тетя Шура, все дело в том… — Тебя кто-то спрашивал? Младшие молчат, когда взрослые разговор ведут. — Не доехали, значит? Получается во всем регионе у нас только одно такое место? — в голосе девушки не было иронии, только искреннее любопытство. Митрич недовольно пошевелил сухими губами, и наконец выдавил: — Может и так, — он кинул еще один неприязненный взгляд уже на Васю и, скрестив на груди руки, спрятался под шапкой, — на картах, поди, все указано. На следующей ночевке Шура разложила карты по дну их с Васей палатки. Совсем рядом с проложенным маршрутом — рукой подать — были часовни, поместья, переделанные в дома-музеи, и прочие исторические объекты. Были на карте заповедники и памятники живой природы. Девушка подумала, что в таких местах и в очках, и без оных было бы на что посмотреть. То, что они все время держались поодаль от крупных городов, было ей понятно, но какой иной смысл был ехать в глушь, кроме как полюбоваться на красивое озеро, сопку, водопад или древние руины? — Если мы сделаем небольшой крюк вот тут, то послезавтра сможем посмотреть на Звон-камни, с этой ветки дороги даже удобнее будет добраться до следующей заправки, — вслух рассуждала Шура, когда в палатку, с плошкой макарон по-флотски забралась Вася. — Тетя Шура, ты камней что ли никогда не видала? — засмеялась девочка. — Это не простые камни, я про них читала заметку в краеведческом журнале. Раньше верили, что эти камни — колокола, сброшенные ангелами на землю как напоминание о страхе божьем. Там было написано, что если приложить к камню ухо, можно услышать неземной звон. — И ты тоже в это веришь? — Вася села рядышком и теперь внимательно смотрела на подругу, — если это не какие-то метеориты, упавшие еще до того, как люди сюда пришли, то камни, притащенные ледником. — Даже если и так, ты что не хочешь послушать, как они звенят? Не зря же поверье существует. А вдруг это действительно святое место, и мы встретим там… — Ангела? Зачем ангелу сидеть в глухом захолустье? Шура ненадолго задумалась, но быстро нашла ответ: — А где ему еще сидеть? Зачем еще подвижники прошлого забирались в лес и пещеры? Вася посмотрела на Шуру очень серьезно, в палатке повисла атмосфера таинственности. Девушка была права, природные духи и древние существа, по крайней мере те, кто не питал приязни к людям, старались держаться подальше от крупных селений. Были конечно очеловечившиеся создания или духи мест, жирующие на подношениях. Отправляясь в поездку, Вася надеялась встретить хотя бы парочку своих собратьев, и заодно убедиться в том, что традиция заключать договоры с духами-помощниками ушла в прошлое. Она вспомнила присказку дяди Игоря про неверие, укоренившееся в сердцах людей. К ее огромному удовольствию, в этом он был прав. Но Вася понимала и Шуру, та целый день сидела за рулем, видя только дорогу, осины да пырей, девушка наверняка ожидала большего. Саму Васю тяготила продолжительная праздность, но она собрала множество семян растений, которых не найти было в ее поселке, и ей очень нравилось наблюдать за многообразием жизни человеческими глазами. Этот разговор о камнях однако навевал Васе неприятные воспоминания. Когда-то давно ей долгое время пришлось сидеть рядом с подобным булыжником. И какой-то другой дух прямо сейчас мог точно так же сидеть там, у Звон-камней. Передернув плечами, девочка тихо-тихо, чтобы слышала только Шура, шепнула: — Садись завтра за руль. Деревья да кусты одни и те же везде. Авось, Митрич и не заметит, если ты свернешь не там. Шура заговорщически закивала головой. От радости она даже схватила Васю за плечи и легонько встряхнула ее. К их удаче Митрич еще с ночи наклюкался и собирался продрыхнуть весь день в дороге. Они рассчитывали, что обман раскроется только к вечеру, когда вместо рыбацкого домика им придется ночевать в палатках. Стараясь не потревожить старика, Шура вела с особой осторожностью. Они проезжали через очередной луг, когда слева раздались лошадиные топот и ржание. Шура крутанула руль и затормозила, чтобы не наехать на животное. Она огляделась по сторонам, но лошади нигде не было. Зато прямо перед ними на дороге раскинулась аркой огромная крючковатая коряга. Девушка вышла из машины, не заметив напряженного выражения на лице Васи. Подергав неизвестно откуда появившееся препятствие, Шура поняла, что даже с помощью Митрича корягу, вернее целое дерево, ей с дороги не сдвинуть. Она прикинула размеры арки, и обломав несколько особо крупных отростков, убедилась, что нива свободно пройдет под ней. Можно было конечно съехать в канаву, а потом на луг, но над ним, похоже не так давно прошел дождь, и был риск забуксовать в грязи. Вернувшись на место водителя, она собиралась уже нажать на газ, когда подала голос Вася: — Тетя Шура, ты уверена, что нам туда надо? — А что не так? Это просто дерево. Видимо росло у дороги, да упало. Помнишь, какая гроза была недавно? — Мы можем вернуться. — Это еще зачем? Нива тронулась с места, и медленно, въехала в арку. Проселочная дорога по другую сторону, казалось, была немного ровнее, и Шура с радостью вдавила педаль газа в пол. Она забыла про лошадь, ее глаза были прикованы к дороге и темной полоске леса в отдалении. Вася прильнула к своему окну, явно завороженная тем, как снаружи ходит волнами море свежей травы. Даже к вечеру им не удалось добраться до конца луга. Наверное, потому что в первой половине дня Шура ехала осторожно и медленно. — Куда черт возьми вы меня завезли, дуры? — разошелся Митрич, проснувшись и увидев снаружи совсем не то, что там должно было быть. — Видимо, пропустили поворот, — холодно ответила Вася. После той коряги она ни разу не улыбнулась, и сейчас не была расположена объяснять причины намеренно сделанной ошибки. — Вот тут нарисовано зеленым по белому как надо ехать! — Да не волнуйтесь вы так, завтра утром вырулим куда надо, — с озорством произнесла Шура. — Пока я спал что-нибудь необычное происходило? — Да нет. Даже дождика не было. — Чтобы я еще раз тебя за руль пустил. Не зря говорят: волос длинный — ум короткий! Шура проглотила эту колкость, только заговорщически посмотрела на Васю. Девочка сжимала побелевшие губы, будто ее укачало. Водительница хотела свернуть с дороги, но маленькая ручка легла на руль: — Нельзя в этом поле останавливаться, гони, пока до леса не доберемся. — Что вы опять удумали! — набросился Митрич на спутниц, и тут заметил, что Вася творит какие-то чары. Ее встревоженное лицо не предвещало ничего хорошего, — верно, малявка не просто так тебе это говорит. Жми давай. Не хватало в поле на ночь застрять! Наконец и Шуре передалось беспокойство шептальщиков, она потянулась в нагрудный карман за заговоренными очками. — Потом посмотришь, — остановила ее Вася. Поле все не кончалось, как не кончался и день. Солнце и облака не двигались со своих мест, даже ветер затих, и трава по обеим сторонам дороги замерла. Дым от трубки Митрича, покидая салон, также неподвижно зависал в воздухе. — Что за бабы такие, — бубнил он, — точно знаю, утаили что-то от меня. Слышь, дылда, ну-ка отвечай, что ты там недоговариваешь? Шура надувала ноздри, выжимая из нивы максимальную скорость. Так гнать — никакого бензина не хватит. — Обещайте не злиться, Еким Дмитриевич. Я все-таки за рулем. — Говори уже. Услышав, что поворот был пропущен не случайно, и что путь преграждала деревянная арка, старик чуть не взвыл. Ему очень хотелось поколотить обеих спутниц, но он мог только дергать себя за седые косы. Чего-то однако в рассказе Шуры не хватало. — Это точно все? Может слышала или видела что краем глаза или через эти твои гляделки? — Перед корягой мы чуть на лошадь не наехали. — Лошадь? И ты эту лошадь видела, какого цвета она была? — Только слышала. — Дуры! Дуры безмозглые! Не поворачивайся ко мне, глаза на дорогу! Митрич посмотрел с минуту на горшочек на приборной панели, махнул на него рукой и принялся копаться в вещах. От матушки-жабы в таких делах толку быть не могло, а то и навредить умудрится. Мужчина извлек из мешка четвертушку черного хлеба, горсть сушеных яблок, пакет с перловкой и открыл окошко. Высунув голову в душный неподвижный воздух, он по-мальчишески свистнул несколько раз. — Эй, родимая, тпр-р-ру, тпр-ру! Стоять! — после чего положил на выставленную из окна ладонь кусочек хлеба. Хлеб быстро исчез в никуда. — Ах ты моя умница, ах ты моя молодец! Ломтик за ломтиком, он скормил невидимой лошади всю четвертушку, за ней в ход пошли яблоки, которые он как бы случайно уронил на землю. Едва сушеные фрукты коснулись земли, отдаленный лес начал приближаться, а облака будто бы сдвинулись на мизинец. — В догонялки, значит, она с нами играется. Ну-ну, — еле слышно усмехнулся старик, и уже громче крикнул в окно, — не серчай, у меня еще есть. Теперь он бросал еду на дорогу маленькими кусочками. Когда и яблоки закончились, он по зернышку принялся сыпать крупу. То там то тут на поле начали появляться кусты и проплешины, дорога снова стала ухабистой, но Шура не сбавляла скорость, пока они не въехали под сень леса. Завидев развилку впереди, Митрич скомандовал: — Давай прямо в лес!       Обламывая молодые деревца и давя подлесок, они въехали в чащу. Медленно, как и должно, опускалась ночь.