Сам невзрачный

Женщина средних лет открыла стеклянную дверь серванта, смахнула с полки несуществующую пыль и поставила перед засушенным кабаньим копытцем блюдце брусничного варенья с листиками. — Матушка-вепрь, — прикладывая сложенные руки ко лбу и кланяясь всем телом, она причитала, — поделись с моей невесткой плодородием, дай ей сына. Чем мы так не угодили твоей светлости, чем прогневали, что ты прерываешь наш род? Смилуйся. Она продолжала бить поклоны и бормотать, затем вынула из-за пазухи вышитый бисером пояс и несколько раз взмахнула им перед копытцем. — Мятушка-вепль сама что-ли должна ее трахнуть, чтобы ваш поганый род продолжился? — на крышке серванта широко раздвинув ноги сидел вроде как бы мужчина, лицо его было густо усыпано веснушками, такими крупными, что черные бусинки-глаза невозможно было найти на нем с первого взгляда. Женщина не могла его видеть, но именно он и был той самой «матушкой», к которой были обращены молитвы. Он насмешливо зевал и болтал ногами, но, завидев мерзкий кушак, осклабился,— Твой сын страдает бессилием, жду не дождусь, когда дни его жизни иссякнут и я наконец-то вздохну свободно. В серванте справа от копытца стояла статуя женского божества. Мужчина глубоко наклонился и, обращаясь уже к богине, пренебрежительно произнес: — Солнцеподобная, помоги этим болванам. Или ты такой ерундой не занимаешься? — истукан смотрел перед собой немигающим взглядом. Мужчина расхохотался, затем опустил палец в блюдце с вареньем и облизал его. Говоря по правде бруснике он предпочитал чернику, но откуда этим тиранам знать о его вкусах. К сожалению, это была бы уже девятая по счету просьба, которую Матушка-вепрь проигнорировал, он знал, что у любого терпения есть предел, и скоро хозяева завернут его копытце в красный платок с бубенцами на углах и понесут к местному шептальщику учить нерадивого духа уму-разуму. Щептальщик будет окуривать копытце удушающими травами, затянет на нем красную нитку с амулетами, наговорит всякой белиберды, а то и вообще накажет хозяевам не выносить ленивца на праздник зимнего солнцестояния. Матушка решил немного побыть хорошим божком, он сказал себе: еще одно поколение, еще сотня лет, глядишь, люди перестанут донимать твоего брата. Несколько столетий провел он бок о бок в этой семье, с того неудачного дня, когда пра-пра-пра-…дед упомянутого бессильного мужа поймал молодого кабанчика и через жертвоприношение призвал его душу к себе на службу. Сперва, будучи духом бессловесной твари, запуганным и безвольным, он безропотно повиновался магическим словам и звукам, но год за годом, век за веком, вкушая подношения, принимая дары, он научился слушать и мыслить. Он понял, что у него полно времени, в отличие от вереницы людей, бесконечно жалующихся и молящих о помощи. С каждым блюдцем варенья, с каждой мольбой он становился сильнее и сильнее, и вскоре окреп настолько, что не просто начал пропускать человечье нытье мимо ушей, но и действовать наперекор. К несчастью, он все еще был привязан к копытцу, оставшемуся от его тела, и к потомкам тех, кто пожрал его плоть и кровь. Что касается его имени — тут произошла обычная для домашних божков история: слишком много времени утекло, слишком много стоянок сменилось, а когда семья осела наконец в городе, кто там помнил, что кабанчик никогда не был Матушкой. Более того, он и Батюшкой-то никогда не был: зверь попал в силки, едва достигнув зрелости и ни разу не поучаствовав в гоне. Невестка просившей была женщиной здоровой и очевидно плодовитой, и самым простым решением проблемы с бессильным мужем было бы наслать на нее морок и толкнуть в объятия к любовнику. Так бы и род был прерван — одним камнем двух воробьев. Но как-то раз она по ошибке поставила вепрю блюдечко свежей черники, за что семья неделю корила ее, глупую чужачку. Кроме того она никогда ни о чем его не просила, поэтому вепрь ненавидел ее меньше прочих. Оставался муж. Неподъемная задачка — смеялся про себя божок. И без щептальщика тут никак не обойтись, главное попасть к нему до солнцестояния. По части безобразий вепрь давно набил руку. Во-первых, когда женщина делала очередной поклон, он легко толкнул ее в спину, из-за чего она стукнулась лбом аккурат о полку серванта, а блюдечко с брусникой упало на пол, забрызгав по пути и сервант, и юбку хозяйки, и недавно постеленный свежий ковер. Бесполезная богиня тоже завалилась на бок. Во-вторых, вечером, пока семья пила чай в кухне, телевизор в зале внезапно переключился с комедийного фильма на передачу о природе, огромное кабанье рыло растянулось на весь экран и плотоядно хрюкнуло. Как и следовало ожидать, копытце отругали, завернули в тот самый платок с бубенцами и повезли в Нижние Холмы к дяде Игорю. Игорь этот пришептался в пятнадцать лет после того, как на него по дороге из школы напала стая бесхозных собак. Напуганный до заикания, он месяц просидел под письменным столом, отцу и матери приходилось вытаскивать его из укрытия и удерживать силой, когда приходил врач, чтобы поставить укол от бешенства. Надежды родителей, ожидания учителей — все пошло прахом. Самый умный старшеклассник школы стал деревенским дурачком. Через полгода после случая, он уже почти не заикался, напротив, мальчик стал слишком разговорчивым. Вот только никто не видел, с кем он разговаривал. Еще через полгода он окончательно оправился, но с тех пор ни разу так и не вышел за калитку своего двора. В день весеннего равноденствия некий проезжий дедушка по ошибке забрел на его улицу и как будто в шутку подарил пареньку ожерелье из собачьих зубов и старую алюминиевую ложку с печатью «33 к.». Так деревенский дурачок стал шептальщиком. Игорь умудрился кое как заочно закончить школу, спровадить родителей в квартиру в районном центре, оставив помощницей младшую сестру. Вася была местной красавицей, поселковые уважали ее за родство с шептальщиком, поэтому на ее безнравственное поведение и трех детей от неизвестно кого смотрели не просто сквозь пальцы, а почти с одобрением. Детки вышли все как на подбор смышленые, рукастые, дяде своему помощники. Целый день из-за забора только и слышалось: «дядя Игорь то, дядя Игорь се». Мужчина разменял уже пятый десяток, но глядя на него было сложно сказать, сколько ему все-таки лет: то ли юноша, то ли старик. Он сидел под окном домика, подставив лицо лучам заходящего солнца, когда услышал знакомый голос: — Дядигорь, я к тебе пришел, ты скучал по мне? — это вепрь прибежал к колдуну вперед хозяев. Он забрался на забор, ожидая, когда его пригласят в дом. Духов-покровителей, подобных вепрю, осталось раз-два на весь округ. Современные люди не умели их призывать и удерживать, а те, кого призвали давно, умудрялись набраться сил и избавиться от хозяев. — Матушка моя, заходи, рассказывай, чем своих домашних изводишь? — Ах, если бы, это они меня изводят, род их поизносился, у единственного сына силенок нет заделать наследника. Насели на меня. А я что? Сам невзрачный — хуй прозрачный, — лицо духа расплылось крайним самодовольством. — Ты же наверняка сам все это и подстроил, сиди жди, пока вымрут, с чего ты вдруг им помочь решил? — Влюбился я в их молодуху, — дверь дома отворилась, окутанная клубами пара на пороге показалась Вася с двумя стаканами самогонки, один из которых подала брату, а второй протянула в сторону калитки. Вепрь спрыгнул с забора подскочил к женщине, высунув язык лизнул содержимое стакана, и с озорством покачал головой, — в твою хозяйку я тоже влюбился. — Вася, выливай эту гадость и иди в дом, незачем этому дурню на тебя смотреть. Пускай Витька табурет и фонарь подаст. — Ох, и требовательный ты хозяин, Дядигорь, помыкаешь своими кормильцами, — Игорь ничего не ответил, поэтому вепрь сразу перешел к делу, — моя сейчас придет, будет голосить. Говори ей что хочешь, но она должна отнести меня на праздник солнцестояния. Кроме того, чтобы исполнить ее просьбу, мне нужно чтобы туда же принесли похотливую жабу, нам с жабой пусть подадут по три чашки огненной воды на празднике. Хозяин жабы пусть привезет с собой и передаст моей любую ерунду, на которой жаба сидела. Эту ерунду хозяйка должна в сервант положить рядом со мной. А сын ее должен третьего января в шесть вечера супружеский долг исполнить. Если не запомнил — я тебе по ходу подскажу. Дядя Игорь с минуту помолчал, просчитывая что-то в голове, и ответил: — И зачем ты выбрал такой дурной день и час? — Я хоть и Матушка-вепрь, но не могу ж я по своей прихоти назначить правильный день для этого самого. В нашем гиблом случае это считай последний шанс. Да и чем дурен этот день? Если все сделают как надо — родится парень, здоровый и красивый, добрый и умный. — И последний в своем роду. — И последний в своем роду, — вепрь обернулся на скрип калитки. — Дядя Игорь, не откажи, помоги нашему горю, — неся на вытянутых перед собой руках засушенное копытце на красном платке с бубенцами, в калитку вошла хозяйка вепря. За ее спиной, красная до кончиков ушей, пряталась та самая невестка. Будто бы и не было разговора с духом, дядя Игорь поднялся, подошел к гостье и наклонившись к самому копытцу начал его увещевать: — Матушка, со всем уважением к твоему почтенному возрасту, придется тебя отругать, зачем обижаешь своих благодетелей? — он достал из-за пояса небольшую плетку и легонько три раза ударил по копытцу. Бубенцы на концах платка глухо звякнули. Дух, гримасничавший у него за спиной, возмутился: — Дядигорь, эй, эй, давай понежнее, пощади мои старые кости. После «наказания», Игорь приложил к копытцу ухо и, будто выслушивая другую сторону, многозначительно кивал. — Так в чем вы с Матушкой не сошлись? Она уверяет, что все ваши дары ей по вкусу, и что она прикладывает все силы, чтобы вам угодить. — Дядя Игорь, я уже на пенсии, а внуков все нет. Пусть защитница поспособствует. Вчера, когда я ее об этом просила, она разбезобразничалась, вот мы и пришли к тебе. Дверь избушки снова открылась и оттуда с табуретом и электрическим фонарем выскочил пухлый подросток. Кивнув гостям, он бросился обратно в дом и вынес еще один табурет. Как раз в это время последний закатный луч скользнул по лицу Игоря. — Рассказывай, — Дядя Игорь снова приложил ухо к копытцу и принялся кивать. Дух приплясывал и паясничал рядом. — Ты же не забыл ничего? Еще раз повторить? — Игорь на него даже не смотрел. Из дома вышла девочка лет одиннадцати в шапочке с рожками, широкие розовые ленты, пришитые спереди полностью скрывали ее лицо и уши. Девочка села на порог и незаметно поманила рукой духа к себе. Вепрь покачал головой и цокнул языком. — Не мешайся и никого не трогай, — шикнул в их сторону Игорь. Вепрь присел перед девчушкой на корточки и принялся внимательно ее разглядывать. Что-то странное было с ее одеждой, но на первый взгляд не разобрать, что. Из-под лент раздался мягкий шепот: — Это дядя не тебе, а мне сказал. Он считает, что мне лучше лишний раз на тебя не смотреть. — Это потому что я такой красивый, что можно ослепнуть, — рассмеялся вепрь. Он присел на порог, — Тебе нужно учиться, да, поэтому ты пришла? Как тебя зовут? — Вася. — Как мать? Ха-ха, она Василиса прекрасная, а ты Василиса премудрая? — то ли ленты зашелестели, то ли девочка засмеялась в ответ. Игорь, наконец-то закончив «слушать» Матушку-вепря, забрал копытце у женщины, и уселся на прежнее свое место под окошком. Он положил копытце себе на колени и принялся бережно его гладить. — Матушка-вепрь очень хочет вам помочь, но время сейчас темное, неверие укоренилось в сердцах людских. Матушка поскромничала, но я вижу, что мало вы свою защитницу любите, редко дары ей подносите, — обе гостьи виновато перетаптывались, не решаясь даже садиться на принесенные для них стулья, — с сегодняшнего дня вы должны каждый день подносить ей лакомства, которые она любит. — Откуда им знать, что я люблю, — перебил его дух, но Игорь продолжал как ни в чем не бывало. — Скоро праздник солнцестояния, Матушка хочет встретиться со своей подружкой, Матушкой-жабой, обменяться с ней подарками и выпить медовухи. Как приедете на праздник, моя Вася все устроит. После праздника твой сын должен воздерживаться от вина и супружеского долга. Третьего января вы должны оставить мужа и жену одних на весь день, пусть ухаживают друг за другом, и в шесть часов вечера сойдутся на ложе, это самый благоприятный час. Если упустите что-то из этого — даже Матушка-вепрь не сможет вам помочь. Каждый день, не щадя себя, прикрывает она вас от дурных взглядов и злых сил. Но время сейчас темное, неверие укоренилось в сердцах. На последних словах вепрь уже катался по земле от смеха, довольно похрюкивая. Дядя Игорь вернул женщинам копытце и отвернулся. Они тут же начали благодарить и кланяться, невестка достала из-за спины авоську, набитую едой и поставила на табурет. Свекровь в свою очередь положила на соседний табурет блок сигарет. Свет фонаря, направленный на калитку слегка дрожал, окошко дома сияло теплом, но за забором ночь была уже непроглядной. — Пока, Дядигорь, пока Вася, скоро свидимся, — Матушка-вепрь, подпрыгивая на каждом шаге вышел за калитку вслед за своими хозяйками.