Призрак Кальмарского замка

— Так-так-так, — сказал брат Олеандр, возвышаясь над каменным мешком. Ещё какие-то монахи, чьих имён Ирис не знал, стояли чуть поодаль и скорбно перешёптывались, молитвенно сложив ладони. — Негодник, — с явным удовольствием сказал брат Олеандр, а какой-то пронырливый типчик в лекарской шапочке и мантии затараторил: — Я думаю, братья, что он, как и многие, соблазнился легендами о сокровищах, а призраки его покарали! Здесь всё кишит призраками, точно вам говорю! Бадан негодующе фыркнул, а младенец зашёлся рёвом. Ирис испуганно вытаращился, но никто из столпившихся наверху не обратил на происходящее внимания. — А разве призраки… — Ирис осёкся, покосился на Бадана, а потом неуверенно спросил: — Господин лекарь, вы видите тут призраков? — В данный момент не вижу, — оскорбился лекарь, — но всем известно, что дух отравительницы Аквилегии рыдает ночами в северной башне и что дух герцога Бергамота пошаливает на развалинах старого свинарника, я уж не говорю о том, что творится в покоях мужеложца Имбиря! Все монахи, за исключением блаженно глухого Олеандра, в ужасе перекрестились. — Папенька Имбиря однажды вернулся с охоты слишком рано и попал прямиком на оргию, — услужливо подсказал Ирису Бадан. — Была оргия, стала резня. — Почему я его вижу, а они не видят? — прошипел Ирис и указал глазами на младенца. — Получается, и его тоже ты разбудил, — пожал плечами Бадан. — Но призраки — это же души тех, кого не похоронили! — вскричал Ирис. — Кого не похоронили надлежащим образом, — строго поправил его лекарь. — Чего он влезает в разговор? — возмутился Бадан, а лекарь продолжил: — Имбиря и остальных, например, замуровали в стене, а герцога Бергамота… — Скормили свиньям, я знаю, — перебил его Ирис. Брат Олеандр, сосредоточенно хмуривший брови и бормотавший что-то про негодяев и непослушных детей, ухватил за рукав рясы тощего рыжего монаха и потребовал: — Растолмачь мне, брат Каликант! Чего он там говорит? А этот ему чего отвечает? Брат Каликант неуклюже замахал руками, указывая туда-сюда и растерянно бормоча: — Как же я растолмачу-то, а про призраков-то! Остальные монахи тоже включились в беседу, жестикулируя по-всякому и усердно показывая то на Ириса, то на кучку скелетов. — Они ему сейчас натолмачат, — с горечью воскликнул Ирис и в отчаянной попытке спастись от очередного недоразумения вскинул над головой руку с чётками: — Я исполнял волю Господа! Монахи переглянулись и рухнули на колени, а лекарь остался стоять, недоуменно хмурясь. — Благословен будь, — пророкотал брат Олеандр, с умилением глядя вниз на Ириса. — Господь взял тебя под крыло, Он наставил тебя на путь истинный! — Угу, — буркнул Ирис, а Бадан притворно зевнул, поудобнее перехватил младенца и принялся его укачивать, приговаривая: — Под такие речи в самый раз поспать, да, малец? — Братья, помогите же ему выбраться, — сказал брат Олеандр. — Мы немедленно вернёмся в монастырь и исполним волю Господа… Дай сюда чётки, дитя! Ирис угрюмо повиновался. Пока остальные монахи тянули вниз свои руки, брат Олеандр благоговейно воздел вверх чётки и прошептал: — Благодарю Тебя, Господи! Ниспошли покой душам праведников и грешников, преставившихся в этом каменном узилище, во имя Линнея и Ботаники. Аминь! Младенец, начавший уже мирно посапывать на плече у Бадана, засветился, попрозрачнел и исчез, будто и не было его вовсе.