Призрак Кальмарского замка

Кухня кишела послушниками. Ирис отпрянул от стрельчатого окошка и занырнул в кусты сирени. — Видит око, да зуб неймёт, — прокомментировал Бадан, вытянув шею. — Тебе-то что, тебя никто не заметит, — буркнул Ирис. — Заходи куда хочешь, бери что хо… А, ой. — Ага. Бадан вздохнул, ещё раз глянув на булочки, и тоже укрылся в кустах, видимо, из чувства солидарности. Вышло жутенько: ветки пронзили тело, прямо из правой скулы выглядывала кокетливая гроздь сиреневых цветов. — Выйди, ради бога! — взмолился Ирис. Бадан покладисто вышагнул из куста, задумчиво прикусил большой палец и изрёк: — Пойду пошепчу. Ирис от возмущения потерял дар речи и только задышал с гневом, как выброшенная на берег рыбина. — Да не переживай, я аккуратно, — заверил его Бадан и просочился сквозь стену. Ирис на всякий случай подобрал булыжник и приготовился обороняться от того, что взбредёт в голову послушникам после внушения Бадана, но никто не выскакивал из кухни и не рвался пороть. Всё было вообще очень тихо. Наконец Бадан просочился обратно. — Теряешь хватку, — буркнул Ирис. Бадан жестом велел ему подождать. Дверь чуть поодаль приоткрылась, и в сад, громко щёлкая сандалиями, выбежал пухлый послушник с ведром. — К дальним лугам торопится, там забил источник со святой водой, — пояснил Бадан. — Не стыдно обманывать? — Так ради булочек же! На это Ирис возразить не сумел. Из двери продолжали выбегать послушники, а Бадан вполголоса объяснял: — Этот пошёл в лес, там малина слаще. Этому нужно поймать мышь в винном погребе. Этого вызывает к себе настоятель. Наконец на кухне остался всего один послушник, тощий и бледный, со смешным клоком золотистых кудрей, спадающим на лоб. — А этот никуда не идёт, — разочарованно сказал Ирис. — Колеблется, — кивнул Бадан. — Ему я от имени боженьки велел наплевать на обеты и сбежать к своей истинной любви. — Ты что! — А что? Любовь важнее монастыря. — А вдруг он никого не любит? Бадан уверенно вздёрнул подбородок: — Любит! Ты посмотри на него, видишь, какие глаза? Несчастная любовь. Зуб даю, они не могут быть вместе, потому что дурашка решил стать монахом. — Или наоборот! — возразил Ирис. — Его отшили, вот он и пошёл в монахи. Сейчас пойдёт обратно за вторым отказом по твоей милости! — Да нет, не может быть, — смутился Бадан. Белобрысый послушник вдруг тряхнул чубом и выбежал из кухни, громко хлопнув дверью. — Хватай булочки! — скомандовал Бадан. — Куда он? Ворота же в другой стороне, — нахмурился Ирис, глядя вслед улепётывающему послушнику. Монах, чесавший граблями грядку по ту сторону сада, распрямился и прикрикнул: — Брат Фикус! Как вы смеете бегать?! Послушник даже не обернулся. — Удачи тебе, Фикус, — торжественно сказал Бадан. — А ты поторопись, а то все вернутся! — Кроме Фикуса, — сказал Ирис, перемахнув через подоконник. Незаконность происходящего так щекотала нервы, что боль в потревоженном заду показалась едва заметной, незначительной. — Кроме Фикуса, — согласился Бадан. — Бери мешок, грузи добычу. Ирис послушно нагрёб в указанный мешок булочек, сыра, винограда, хлеба и фиг. Из питья у монахов было только вино. — Бери, вкусное! — сказал Бадан, кивнув на оплетённые лозой бутыли. Ирис сунул в мешок пустой кувшин: — Наполним в ручье. — Зануда! — буркнул Бадан. — Ой, скорее! Идут! Ирис перебросил в сад мешок, сам сиганул следом — и вовремя. На кухне послышались взволнованные голоса, кто-то забегал, запричитал: — Всё пропало! Что же скажет настоятель? — Ничего и не всё, — обиделся Бадан. — Мы оставили им вино! — Ай, иди ты! — отмахнулся Ирис. Он перекинул мешок через плечо и короткими перебежками двинулся к воротам. — Да стой ты! — воскликнул Бадан. — Так и попрёшься мимо привратника? — А что? — обиделся Ирис. Ему почему-то не пришло в голову, что у привратника могут возникнуть вопросы, и от этого самолюбие слегка заныло. — Давай лучше вон туда, за розовые кусты. Там стена ниже, можно приставить какой-нибудь бочонок и… Бадан умолк. За розовыми кустами, где стена и впрямь уходила вниз, кто-то был. — Это же Рододендрон, — прошептал Ирис. Брат Рододендрон вскарабкался на стену и теперь лежал на ней, свесившись вниз и протягивая руку кому-то, скрытому кустами. — И брат Фикус! — ахнул Ирис, когда из-за кустов показался белобрысый чубчик. Брат Фикус ухватился за протянутую руку и вскарабкался наверх. — Что это они… — начал было Ирис. Оба послушника уже твёрдо стояли на стене, но никак не разжимали рук. Наконец они спрыгнули, по-прежнему держась за руки, и по ту сторону монастырской стены послышался стук сандалий — отдаляющийся, свободный, счастливый. — Ой, — сказал Бадан.