Призрак Кальмарского замка

— Оранжерея Бадана, — прошептал Ирис. — Что, правда? — обрадовался Бадан. — Они её так назвали? Ирис напряжённо сдвинул брови, стараясь вспомнить хоть что-то из легенды об оранжерее. Не получалось. В раннем детстве он вообще пропускал мимо ушей все эти бабьи сказки о любви, предпочитая запоминать подробности героических сражений и походов. Что же там было в этой оранжерее? — Мою отрезанную голову положили в горшок из-под любимой герани принцессы Циннии, — подсказал Бадан и вздохнул, снова глядя на гобелен. — Она очень плакала, бедняжка. — А потом сиганула с моста, да? — спросил Ирис и покраснел от собственной бестактности. — Нет, сиганула она до того, — беспечно отмахнулся Бадан. — Она не думала, что про меня узнают. Сам понимаешь, обидно, когда жертвуешь собой во имя возлюбленного, а его потом это… Ну, того. М-да. Он протянул руку и погладил воздух рядом с гобеленом. Ирис неловко откашлялся. — Мы с детства дружили, — сказал Бадан. — Но — сам понимаешь, принцесса и конюх — это не совсем возможно. Ирис сочувственно кивнул. — Ей было тринадцать, когда её сосватали за старикашку, — продолжал Бадан, задумчиво глядя на гобелен. — Наверное, мамаша что-то заподозрила и решила не рисковать. Понимаешь, принцессам не положено быть румяными и счастливыми, от этого рождаются бастарды. Принцессы должны быть худосочны и бледны, а лучше всего, если они будут томиться в башне, пока их не сцапает какой-нибудь подходящий жених. — Не конюх, — вставил Ирис. — Ну, разумеется. Подходящий жених должен быть не только королевских кровей, ему ещё полагается ходить с клюкой, харкать кровью и отращивать на носу бородавки, — с горечью сказал Бадан. — Вот вспомни хоть принцессу Бромелию, она не с каким-нибудь там конюхом роман имела, а с принцем Бальзамином. И что, разве кто-нибудь благословил их союз? Ирис покачал головой. Историю про Бромелию и Бальзамина он не помнил, зато знал про Обрыв Бромелии и Окно Бальзамина. — Вот именно, — насупился Бадан. — В общем, её заперли в замке, я ходил к ней через секретный ход, а потом… Самое обидное, что Гиацинт через неделю после гибели Циннии спокойно обручился с какой-то там графиней. — Мне очень жаль, — осторожно сказал Ирис и огляделся. — А принцесса Цинния… Она тоже здесь? — Где? — встрепенулся Бадан. — Ну, вы разве не вместе являетесь людям, гремите цепями и вот это всё? — спросил Ирис и снова мучительно покраснел. — Я не гремлю цепями, — оскорбился Бадан. — На меня ни разу не надевали кандалы, откуда бы им взяться? — Ну, это я просто… И вообще, ты же являешься людям, вот я и подумал, что она тоже, — попытался оправдаться Ирис. — Ты же говорил, она плакала, когда ты… Когда тебя… — Голова в горшке — печальное зрелище, тут бы кто угодно заплакал, — строго сказал Бадан и вдруг оживился: — Хочешь, покажу? — Не надо! — замахал руками Ирис. — Я же не к тому, я про принцессу… — Она упокоилась, когда её тело нашли и похоронили, — сказал Бадан. — И я, кстати, тоже. Ирис бросил на него красноречивый взгляд. — И я бы и оставался упокоенным, — с нажимом сказал Бадан, — если бы кое-кому не вздумалось скакать по моей могиле. Кстати, об этом я и хотел с тобой поговорить.