Три старушки на скамейке

А потом грянул тот день. Вадим с утра вынес три большие сумки, поговорил по телефону и по итогам разговора сел ждать на скамеечку напротив. — Уезжаешь, Вадюш? — участливо спросила Игоревна. — Уезжаю, Мария Игоревна. В командировку уезжаю. — Ждёшь кого? — Жду. Забрать нас обещали сейчас, да только ни водителя, ни попутчика не видится. Ждать придётся, зато в какой компании! — Льстец! — зарделась Игоревна. — Говорю чистую правду, милые дамы. Повисла небольшая пауза, и только для продолжения диалога Глафира Петровна спросила: — А попутчик твой — друг или коллега? — И друг, и коллега. Брат. — У тебя брат есть, Вадимушка? — удивилась она. — Есть, младший. — Такой же хороший, как и ты, небось? — улыбнулась Игоревна. — Даже лучше. Талантливый. — Посмотрим на твоего талантливого! — засмеялась всё ещё раскрасневшаяся Игоревна и сказала уже Глафире Петровне, — Ну не может брат такого хорошего человека быть плохим. И отдохнёт Вадимушка наконец от соседа своего, жаль мы не отдохнём. Вадик на соседней лавочке булькающе закашлялся, но быстро взял себя в руки. — Да и мы отдохнём, — вдруг сказала баба Валя ни к чему, но спросить её не успели, потому что загрохотала подъездная дверь и из неё, матерясь и путаясь в незашнурованных несуразных ботинках вывалился тот из семидесятой. Вадим вскочил, придержал дверь, забирая у него большой гитарный кофр, и безропотно выслушал его ругань на дверь, ботинки и крыльцо. Поправил только сбившийся воротник кофты и открыл рот, но тут старушки не стерпели. — Хоть стыд поимел бы, непутёвый, ругаешься при бабушках! Тебе помогли, а ты даже спасибо не сказал, неблагодарный! — пристыдила его гневно Игоревна. — С чем помогли-то? — раздражённо зашипел тот в ответ, засовывая в ботинок незавязанные шнурки, — я тут Вадикову гитару таскаю, и я ещё виноват! — Вадикову? — не поняла Глафира Петровна. Вадим привычно перехватил кофр, столь же привычно прихватил второй рукой того из семидесятой, подтаскивая его к сумкам, лежащим на асфальте у скамейки, и сказал: — Не ворчи, Глебка, я твои сумки принёс. А вон уже машина за нами, — и указал на подъезжающий автобус, — до свидания, милые дамы! Автобус был высоким и глянцевым, пах бензином и тарахтел двигателем. Отропевшие старушки смотрели в глаза братьев, распечатанных и наклеенных на глянцевый бок автобуса над большой надписью "Агата Кристи". Это точно были Вадим и тот, накрашенные и уложенные, развязные и одинаковые — музыканты, богхэма. Они покидали сумки внутрь, поздоровались с кем-то в салоне, двери закрылись, отсекая тонированными стёклами поддерживающих друг друга в узком проходе молодых людей. Автобус тронулся, напечатанные братья, — как похожи ведь! — поплыли вместе с ним. — Дела... — Они оба, получается?.. — протянула Игоревна растерянно. — Чего? — осипшим голосом машинально спросила Глафира Петровна, тоже не в силах оторвать глаз от уезжающего по дороге автобуса. — Так педерасты же! Баба Валя невозмутимо довязывала платок.