***
Со временем Ребекка заметила, что борется сама с собой. Дэниель и Артур пытались скрыть вовсе не плоды своей работы, а её отсутствие. Похоже, за месяц поиска ответов они потеряли всякую надежду. Сдались. Однажды Ребекка Амварт спешно вошла в архив, где двое докторов читали или делали вид, что читают. Не говоря ни слова, Бесс стала искать что-то в шкафчиках, но, так и не найдя, со вздохом спросила: – Где карта сударя Неввела? – это был один из первых заболевших. Давно умер, но его «дело» продолжали изучать в поисках отгадок. Не отрываясь от старого учебника, Окнад указал куда-то наверх. Проследив за его рукой, аптекарша обнаружила потрёпанную тетрадь с новыми вшитыми страницами. Стоило Ребекке открыть тетрадь, к ногам упал лист. Амварт подняла его и цинично вскинула брови. – «Понедельник – Кипс – сто. Вторник – Кипс – двести. Среда…», – иными словами: карточные долги. Дэниель в один рывок оказался у Ребекки и выхватил у неё лист. Свернул его в трубочку, подошёл к Артуру и стукнул его по голове. – Сколько раз просил убрать… – прошипел иммунолог, всё ещё избегая взгляда девушки. Тогда Ребекка Амварт и поняла, что двое докторов Нового Седона, над которыми не висело проклятие, давно потеряли интерес к смертельной болезни.***
Осознание пришло неожиданно, среди ночи. Слова детей из Роткетихриума – из тех времён, когда южные графства казались просто диковинкой, а не оплотом страха и страданий. «Два ворона: один злой, другой хотел казаться злым…». И как Ребекка сразу не вспомнила, где слышала странное сочетание «иммунолог и стоматолог»! Она начала с малого: обратилась к Артуру Кипсу «Здоровяк». И он, и Дэниель заметно напряглись, только Артур пытался не показывать пробудившуюся боль, а Дэн будто стыдился даже чувствовать её. «Аптекарша не может знать этого, не нужно вызывать подозрений», – говорили они своим молчанием. Или же Бесс видела эту мысль в их глазах, потому что всё знала. – Массовое отравление в Роткетихриуме вы двое тоже лечили так вяло? – наконец спросила девушка. В комнате повисло ещё более напряжённое молчание; врачеватели даже пошевелиться боялись. Аптекарша не останавливалась: – Получается, из-за вас город меня не принимал? Из-за вашей глупости? В словах не было злости, лишь высокомерная издёвка, и она, будто пощёчина, отрезвила Окнада: – Откуда знаешь? – безразличие, очевидно, было напускным, почти ершистым. – Так, вспомнила рассказ одного мальчика. Забавный – и рассказ, и мальчик. Он с таким важным видом тянул «иммуно-о-олог». И всё твердил о каком-то Здоровяке. Кипс в одно мгновение сорвался с места и навис над аптекаршей. – Артур! – встревоженно вскрикнул Дэниель, когда стоматолог уже занёс кулак над головой Ребекки. Та даже не дёрнулась. Она хладнокровно взглянула на дрожащий кулак, затем Артуру в глаза. – Пусть попробует. Думаете, с вами невыносимо? – она нарочито громко усмехнулась. – Я бывала в местах и похуже. – Просвети нас: где же? – закатил глаза Дэн. В ответ Ребекка пристально посмотрела на него, скрестила по два пальца на каждой руке наподобие решётки и подняла их на уровень глаз. Снова повисло молчание, и Ребекка ушла, не забыв толкнуть Дэниеля в плечо. В следующие дни Окнад проявлял к девушке особый интерес, но занимала его всего одна вещь: за что леди Бесс посадили за решётку. Девушка отвечала одной цифрой: номер статьи в Конституции, по которой шло судебное дело Ребекки Амварт. Блистательному уму Дэниеля потребовалась неделя, чтобы разгадать этот ребус. Он ворвался в лабораторию, распахнув двери так, что они ударились о стены. – Убийство? – голос неестественно взвизгнул. Аптекарша не сразу поняла, что он имел в виду, но, когда поняла, непринуждённо кивнула. Лицо Окнада так и скривилось. – Ты же доктор! – Формально – нет. – Но присягу давала. – Может, это будет для тебя открытием, но никто на самом деле не следит, исполняешь ли ты её, – главным открытием для Ребекки был тот факт, что кто-то всё-таки следит. – Это халатность! – От кого я это слышу? От иммунолога, который заперся в своём госпитале и читает книжки вместо того, чтобы бороться с эпидемией. – Всё не так просто, – Дэниель устало потёр переносицу. – Могу ответить то же! – девушка вернулась к расклеиванию этикеток на пробирках. – Бардак…***
А ещё говорят, что женщины не способны править! Всего пара уловок, и двое зазнавшихся докторов перестали отлынивать от работы. В госпитале Нового Седона воцарилась та самая атмосфера горячих споров: о симптомах, о факторах риска, о патогенезе… В лучшие времена в институте Ребекка Амварт не могла мечтать о подобном. Однако учитывая, что те самые времена в институте продлились недолго, вскоре всплыло то, что Ребекка была самым бесполезным звеном в медицинской цепи города. По крайней мере, так считали её коллеги. Артур молча вскидывал брови и пропускал теории аптекарши-самоучки мимо ушей, а вот Дэниель не мог удержаться от язвительных замечаний. Особенно его волновало увлечение мисс Амварт народной медициной. – Умоляю, Бесс! Давай ещё вместо анализов будем пробовать кровь пациентов на вкус! Леди Бесс как раз держала в руке пробирку с кровью мужчины, пришедшего утром с чесоткой. «Что мне будет? Проклятие на моей стороне. Может, оно даже хочет, чтобы я заставила этого выскочку замолчать». Не сводя взгляда с иммунолога, Ребекка пролила значительное количество крови себе на ладонь и медленно слизала её, а затем нарочито громко проглотила и даже закрыла глаза, показывая, что наслаждается вкусом. Лицо Окнада нужно было видеть: его перекосило так, будто это он проглотил заражённую кровь и готов был вытошнить её. – Идиотка… Это был первый раз, когда ругательство слетело с уст Дэниеля. Он махнул рукой и ушёл, видимо, за тряпкой. Артур, стоявший здесь же, одобрительно кивнул Ребекке. Он, более закалённый житель глубинки, нашёл эту выходку скорее забавной. С неделю доктора делали вид, что их нерадивой коллеги больше не существует – к такому исходу они и готовились, – но потом осознали, что Амварт выпила кровь заражённого и каким-то образом осталась нетронута ходучкой. Расспросы были ни к чему, Дэниель сразу предложил – гораздо вежливее, чем обычно, – сделать на основе крови Ребекки экспериментальную сыворотку. Идея показалась леди Бесс сносной – почему она сама до этого не додумалась? Возможно, проклятие было дано ей, чтобы с его помощью лечить людей… буквально. Что-то вроде избранности – единственная, кто не могла заразиться, должна была стать спасением для всех. Непонятно только, кто и зачем избрал Ребекку для этой цели.***
Девушка стойко перенесла процедуру забора крови – она была привыкшая и к неприятным ощущениям, и к виду этой самой крови. Дэниель Окнад занимался необычной пациенткой с не свойственной ему до сих пор обходительностью: беседовал, помогая оставаться в сознании, и, хотя ему требовались значительные объёмы крови, так искусно управлялся с иглой, что леди Бесс даже не почувствовала её. Не знай Ребекка, как кичится Окнад своим статусом, подумала бы, что перед ней крайне талантливый медбрат. Не дав себе времени отдохнуть, а проклятию – возможности упрекнуть хозяйку в бездействии, Ребекка вернулась к работе, вопреки предостережениям Артура и Дэниеля. Что они могли знать о постоянной ноющей боли во всём теле, по сравнению с которой слабость от потери крови была дуновением летнего ветра? На следующий день усталость накатила с такой силой, будто девушка не спала уже год. Это было недалеко от истины: ночью не всегда удавалось заснуть из-за тисков проклятия, да и сколько уже леди Бесс бродит по южным графствам в поисках… А чего? С какой целью она пришла сюда и планирует ли вообще покидать эти странные места, или они уже стали для неё… родными? Что-то внутри сопротивлялось этой мысли: нет, девушка была полна амбиций, когда угодила в коварную ловушку судьбы, она гналась за чем-то… или это за ней гнались? Прошлая жизнь отошла на второй план, будто и вовсе не была жизнью Ребекки Амварт. Симеон Седон стоял в своём кабинете, ещё более тёмном, чем в прошлый раз, и что-то говорил: о лекарстве, о доказательстве, о Викторе… Ребекка не могла разобрать слов. Она будто проникала прямо в мысли старика и видела… образы. Должно быть, она пришла за наставлением… Седон резко исчез, а на его месте возникло бледное лицо Дэниеля – какого чёрта он опять мешает! Запах нашатырного спирта защекотал ноздри. Ребекка поморщилась, попыталась встать. – Не надо. Холодная рука иммунолога опустилась на плечо; Бесс легла обратно. Легла? Девушка осмотрелась: она лежала на кушетке в процедурной. – Помнишь, что случилось? – Дэн снова поднёс к носу Ребекки смоченную в нашатыре ватку. – Я… А-а-а… Я заполняла общую таблицу симптомов, и меня покосило. – Ты упала. Ребекка ещё раз многозначительно оглянулась. – Но сейчас я не на полу. На это Окнад лишь закатил глаза. – Как себя чувствуешь? – Лучше. Как будто выспалась. – Ты была в обмороке почти пять минут, я… уже думал, что придётся добавлять в свой опыт столь неудачную попытку спасения. – Не дождёшься. Но… Здесь, случайно, не было Симеона Седона? – Ни разу не видел его в госпитале, – Дэниель впервые выглядел действительно обеспокоенным. – Тебе привиделось? – Ну, очевидно, что да, хотя видение было довольно правдоподобным. – И что он… говорил тебе? – Хочешь сказать, здесь это нормальное явление, что градоначальник – простите, будущий герцог – роется в мыслях горожан? – Если ты опять язвишь, значит, тебе правда лучше. – Я хотела бы получить ответ на свой вопрос. В южных графствах возможно всё. – Нет, по крайней мере я ни о чём подобном не знаю. Но… – иммунолог поджал губы. – Но? Тут в комнату заглянул Артур. Заметив бодрствующую Ребекку, он подошёл к ней и протянул чашку с горячей жёлтой жидкостью, после чего неловко похлопал девушку по плечу и вышел, почёсывая шею. Видимо, не хотел участвовать в непростом разговоре, и Бесс не могла его в этом винить. Дэн задержал печально-отстранённый взгляд на закрывшейся за стоматологом двери, а затем кивнул на чашку. – Пей, тебе это сейчас нужно. Так вот, у меня… у нас был похожий опыт. С Артуром. – Значит, Симеон является только докторам или вроде того? – Да не в его эзотерических способностях дело! Подумай: твоё подсознание выбрало его из всего разнообразия образов, которые можно было увидеть в пограничном состоянии. Почему? Однажды мы с Артуром увязли в деле, о котором знали… что оно безнадёжно. И знали мы это благодаря – совсем не подходящее слово! – Симеону. Дэниель резко выдохнул, показывая, что даже эти слова дались ему с большим трудом. Бесс покрутила в руках чашку, по-прежнему наполненную до краёв. – М-м-м. Отравление? – Да. Я хочу лишь сказать: Симеон бывает напорист. Очень. А его мотивы – почти всегда туманны, потому так сложно следовать его приказам. Порой кажется, ты творишь чушь, а он убеждает тебя, что так и нужно. – Будто… Ребекка округлила глаза и села на кушетке. Содержимое чашки вылилось на платье, но сейчас это не имело значения. Слабость испарилась, осталось только озарение. Он ведь почти собственными словами в этом признался… – Мне кажется, Симеон… Дениэль закрыл рот аптекарши рукой и опасливо оглянулся. – Как насчёт встретиться сегодня вечером у меня дома? Поднаберёшься сил за ужином. Из больницы нужно выйти к реке и пойти направо – пока она не сделает крюк. Там и будет мой дом, круглый такой. Ребекка похлопала глазами и убрала пропахшую нашатырём руку доктора от своих губ. – Я думала, вы с Артуром спите прямо в госпитале. – С чего бы нам с Артуром… Я родом отсюда, разумеется, у меня есть дом! Но и Артур не совсем пропащий – нашёл себе жилище. Никто не спит в госпитале, это же дико неудобно.