***
Действительно, резиденцию Седонов было заметно издалека. Двор этого дома единственный в городе не был обнесён чёрной брусчаткой и даже имел нечто наподобие сада. Сам дом был, к тому же, непропорционально огромен – его смело можно было назвать замком. И тем не менее здесь царила та же гнетущая пустота, что и во всём Новом Седоне – очевидно, из-за карантина. Николас проводил аптекаршу до дверей и остановился, будто перед ним выросла невидимая преграда. Перед тем, как уйти, он сказал лишь, что Марибель живёт в правом крыле. Ребекка никогда не бывала в таких домах и не думала, что когда-нибудь побывает, потому что подобная роскошь была доступна лишь истинно богатым людям. Не сколотившим состояние за тридцать лет выходцам из простых работяг, а потомственной знати, которая прекрасно осознавала своё положение. Отделка из дорогого тёмного дерева, изысканные картины, висящие не на каждом углу, а на строго выверенном друг от друга расстоянии, не стёршаяся от времени позолота на дверных ручках… Ребекка неспеша поднялась по широкой лестнице, изучая всё вокруг жадным взглядом. Ей одновременно хотелось остаться здесь навсегда и как можно скорее сбежать, потому что её пыльное дорожное платье – да и она сама – были здесь не к месту. Правое крыло представляло собой длинный коридор с десятком дверей, но Ребекка уже знала, куда идти. В конце коридора была арка, за которой открывалась светлая стеклянная оранжерея. В окружении растений с огромными листьями стояла девушка, и её утончённая осанка сразу говорила – это была та, кого искала Ребекка. Аптекарша встала в проёме и поклонилась, несмотря на то что девушка стояла к ней спиной. В её присутствии хотелось сжаться, застыть, не дышать, потому что незнакомка будто занимала всю комнату целиком. Она повернулась, и Ребекка невольно вздохнула от удивления: девушка была необычайно красива. Густые чёрные локоны, бледная кожа, большие тёмные глаза и тонкие черты лица. Девушка слегка дёрнула уголком острых губ. – Вы, должно быть, леди Бесс. Марибель Седон. Она говорила ласково, приветливо и в то же время повелительно. Бесс не сразу заметила, что откровенно любуется ей и молчит. – Да, здравствуйте. Я тоже. Я Бесс, да. Слова вылетали нелепыми обрубками, но Марибель или не обращала внимания, или привыкла к подобному впечатлению. Она настороженно прищурилась. – Вы только что из Редклэй-Майнс, верно? Какие оттуда новости? Мы совсем отрезаны от мира… – Не знаю, с чего начать. Айзек Кипс ушёл из жизни… приехал его сынок. Потом все заразились неизвестной болезнью и стремительно умерли. Теперь город пустует. Марибель старалась выглядеть невозмутимой, но Ребекка успела заметить, как скользнули вверх её брови и помрачнел взгляд прекрасных раскосых глаз. Госпожа набрала в грудь побольше воздуха. – Так, значит, в Редклэе тоже эпидемия? Нам ничего об этом не известно. Как давно? – Если позволите, у меня есть свои догадки на этот счёт. Марибель подняла руку в дозволительном жесте. – Точнее, у меня были догадки, пока я не узнала, что и здесь эпидемия. Моя теория заключалась в том, что нулевой пациент – Стенли Кипс, сын Айзека. С его приезда прошло около… около месяца, но первые признаки болезни появились две недели назад. Да, и первые заражённые были на осмотре у Кипса, после чего как раз начали проявляться симптомы. – М, – ответ не двузначно намекал, что госпожа успела потерять интерес. – Вы говорили, город вымер. Там что, совсем никого не осталось? – К сожалению, да, госпожа. Я была единственным доктором в городе: при всём желании не в моих силах было остановить эпидемию. – Конечно, я понимаю. И всё же Вы сейчас здесь. – Поверьте, я сама удивлена. Я заботилась о себе не больше, чем о пациентах, а то и меньше. Видимо, у меня сильный иммунитет. – Для доктора это полезно. Зачем Вы пришли в Новый Седон? Услышали об эпидемии? – Нет, госпожа. Мы – ну, то есть жители Редклэй-Майнс, – думали, что вы видели предупреждающие знаки, потому и не везёте товар. – А мы, в свою очередь, думали, что Редклэй перестал привозить глину, потому что видел наше объявление о карантине. Похоже, оба города не подозревали о развивающихся почти одновременно эпидемиях… – Марибель постучала пальцем по подбородку. Её руки были в чёрных кожаных перчатках. – Так почему же Вы всё-таки здесь, леди Бесс? – Это прозвучит глупо, наверное… но я почувствовала, что мне нужно в Новый Седон. Судьба, если хотите. – Почему же, вовсе не глупо. Мой дед и я тоже чувствуем разное, и из-за нашего положения люди вынуждены нам верить. Очень удобно, – повела бровью госпожа Седон. Выждав немного, она продолжила более вкрадчиво. – Но, оказывается, мы не можем доверять друг другу – за тем я и позвала Вас. Мне кажется, Симеон заразился. Он отрицает, говорит, что прекрасно себя чувствует, но мне что-то тревожно. Я устрою Вас доктором в госпиталь и обещаю мою полную поддержку, но у меня будет к Вам просьба: осмотрите Симеона. Он будет сопротивляться – уговаривайте, настаивайте, требуйте. Пристально наблюдайте его и, если мои опасения подтвердятся, сделайте всё, чтобы сохранить жизнь хотя бы ему. – При всём уважении, госпожа Седон, доктор не имеет права отдавать предпочтение кому-либо из пациентов. Следовало бы добавить: «… кроме тех случаев, когда ему это выгодно». Марибель посмотрела на Ребекку исподлобья, почти сердито, и следующие слова прогремели по комнате, сотрясая окна, хотя хозяйка не повышала голос. – Это не предпочтения, а необходимость. Вы не из Нового Седона, но должны понимать: мой дед – особенный. Он живёт городом, а город – им, и эта связь нерушима. Умрёт Симеон – город обречён. – Да-а-а. Конечно, – Бесс стиснула зубы. И на что она надеялась? – Не говорите ему, что я Вас подослала. Просто делайте свою работу. – Насчёт этого можете не беспокоиться. Марибель удовлетворённо кивнула. – Уже нашли, где остановиться? – Нет, я сразу отправилась к Вам. – Это видно. Тогда советую заброшенную фабрику игрушек. Огромный короб на другом берегу реки, наследие Старого Седона. Снаружи – великое убожество, но в сторожевой рубке можно неплохо устроиться. Я предложила бы ночлежку «Все стороны», но сейчас там расположили заражённых пульсусом инкуэтусом. – Изолятор? Это уже прогресс! Фабрика так фабрика – в последнее время я стала не слишком-то разборчива в ночлеге. – Хорошо. Устраивайтесь, – девушка одарила аптекаршу взглядом сверху вниз, призывая прежде всего сменить платье, – и возвращайтесь ко мне: поведу Вас знакомиться с нашими докторами. Теми, что остались. – Поверьте, если их больше одного – я уже не верю своему счастью.***
Ребекка не спешила в новое жилище – всё ещё оставалось загадкой, зачем аптекаршу хотел видеть Симеон Седон, потому что, очевидно, Марибель пригласила её втайне от деда. То и дело оглядываясь, будто её присутствие стало чем-то запретным, леди Бесс перешла в левое крыло резиденции, где, по логике, должен был жить начальник города. Эта часть дома отличалась более грубой архитектурой, а немногочисленные украшения выглядели внушительно: каменные скульптуры неизвестных форм, гладкий деревянный шар, металлическая капля, подвешенная в воздухе на тончайшей леске. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что здесь живёт не просто начальник города, а человек почти всемогущий. «Или возомнивший себя таковым», – поспешила добавить Ребекка, отмахиваясь от внутреннего трепета. Из-под дальней двери сочилась узкая полоса света. Ребекка постучала и заглянула внутрь. – Войдите! – донеслось откуда-то справа, и девушка увидела сидящего за громоздким столом старика, точнее, его спину. – Я леди Бесс, господин. – Угу, – старик что-то размашисто писал и не спешил отвлекаться от своего занятия. – Я ждал Вас. – Мне передали. Чем могу… гм. То есть чем я удостоена такой чести? – со странностями или без, перед ней был человек, чьё слово могло повернуть жизнь Бесс в неожиданное русло, а значит следовало проявить хотя бы мизерную вежливость. – Тем, что Вы выжили. Ребекка вскинула брови. По спине пробежал неприятный холодок. Только теперь девушка прошла вглубь кабинета, не сводя взгляда с седого затылка Симеона. – Стенли поддерживал со мной связь, – продолжил тот. – Да, это я направил его в Редклэй-Майнс, чтобы он врачевал там, – старик наконец развернулся. Он выглядел весьма поджарым, особенно выделялся пронзительный взгляд тёмных, как у внучки, глаз. Только седина и испещрявшие лицо морщины выдавали истинный возраст этого человека. – Впервые за свою жизнь я рад, что ошибся. Впрочем, я и не знал Вас. Вы не из наших краёв, верно? – Честно признаться, я не уверена, стоит ли мне отвечать на этот вопрос. – Этого достаточно. Обычно я не спешу принимать помощь извне, но в нынешнем положении нет ничего обычного. Возможно, именно взгляд со стороны поможет нам преодолеть болезнь. – Мне тоже хочется в это верить, господин, но я прошу не возлагать на меня больших надежд. Я не имею ни малейшего понятия, почему не заразилась, а мои попытки излечить больных до сих пор терпели полный крах. – Возможно, дело было в людях, – для главы не только города, но и, кажется, всего графства это прозвучало слишком жестоко. – К тому же запасы Айзека Кипса не идут ни в какое сравнение с тем, что есть у нас. – И вы боретесь с эпидемией уже месяц. Не могу не спросить: удалось выяснить… хоть что-нибудь? Конкретно Вам что известно? – Мне известно, что болезнь сорвала мои планы. Я готовился стать герцогом южных графств, когда нас постигла эта беда. – Вы хотели сказать «графом»? – Герцогом. Это покажет, что моя власть выше обычной; она не о деньгах и не о ресурсах, она о связях между людьми. – Были бы люди, которых связывать… – Ребекка постаралась сказать это как можно тише, но старик всё равно услышал. Впрочем, казалось, ничто не могло поколебать его спокойствие. Или безразличие. – Поэтому я и пустил Вас в город. Наши доктора едва справляются – что неудивительно, конечно. Их стараниями город всё ещё не вымер, однако нужен толчок, который поставит его на ноги, а не просто остановит неминуемое. – Вы считаете, этим толчком должна стать я? – Весь город. Даже сейчас он по-прежнему единый организм, который сам направляет свою судьбу. Но да, водоём оживляется от свежего потока. «Клянусь, ещё одна фраза-загадка, и я сама заражу его, чего бы мне это ни стоило». – Я так понимаю, это означает, что мне пора приступать к своим обязанностям? – Да, – Симеон равнодушно вернулся к бумагам. Он не собирался ни хлопотать о жилье для Ребекки, ни представлять её докторам, будто всё это должно было решиться само – по его незримому повелению, разумеется. – В таком случае я должна осмотреть Вас, господин Седон. Старик оторвал взгляд от стола и пробуравил им стену, а затем повернулся к Ребекке с таким выражением лица, будто она сказала что-то на неизвестном ему языке. – Не будем торопить события. Вы осмотрите нашу семью, когда придёт время, и начнёте с Виктора, потому что он уже болен. Пока Вы не готовы. Девушка в который раз открыла рот, не в силах подобрать слов. – О каком, прошу прощения, Викторе идёт речь? – Мой сын. Наследник. Отец Марибель. Он поддался болезни и разрушил мою теорию, что наша кровь не может заразиться. Впрочем, может, и нет. – В данный момент кто-то уже занимается его лечением? – Он должен сам побороть то, что впустил в себя, или хотя бы попытаться побороть. Возможно, именно Вас я ждал, чтобы дать ему второй шанс. Но Вы не готовы. Лечите простых больных – тогда сможете приблизиться к нашей семье. Идите. Ребекка Амварт стремительно вышла, даже не поклонившись – словно кто-то толкнул её.***
Голова разрывалась от вопросов и догадок. Оказывается, в Новом Седоне был хотя бы один человек, который знал об эпидемии в соседнем городе. Но почему Симеон держал это в секрете? Впрочем, секреты были, по-видимому, вторым именем этой чудаковатой семейки. Как и предсказывала Марибель, Симеон рьяно отрицал даже вероятность своего заражения. Зачем, неужели мечта о «герцогстве» настолько поглотила его? Хотя какой смысл скрывать признаки болезни, если наверняка знаешь, что она убивает носителя? Смысл… как будто в поступках южан стоило искать нечто хоть отдалённо напоминающее смысл. Марибель мало чем отличалась от своего деда. Как она могла умолчать о болезни отца? Что уж там, сам дом с двумя, а не тремя крыльями словно скрывал существование некого Виктора Седона. Два правителя и фигура, которую старательно прячут… южные города были похожи между собой в весьма неожиданных местах. Что же до Марибель – она могла утаить болезнь отца корысти ради, чтобы стать прямой наследницей. Жестоко, но не ново, и в чём-то Ребекка даже её понимала. К тому же ещё предстояло выяснить, что за человек этот Виктор – в южных графствах явно были какие-то проблемы с отцами. В любом случае доверять Седонам следовало с огромной осторожностью, а пока действительно сосредоточиться на лечении заражённых. И предстоящем знакомстве с докторами. Ребекку пробивала дрожь от одной мысли, что ей снова придётся оказаться среди других медиков. Южане, конечно, часто вели себя непредсказуемо, но аптекарша не могла отделаться от страха, что здешние врачеватели тоже начнут глумиться над ней лишь из-за того, что она девушка, у неё другое образование, у неё заведомо ничего не получится… В последний раз совместная работа привела к тому, что «учёные мужи» буквально сделали своей целью унижение Ребекки. Только теперь ей было некуда бежать.