Эффект домино: Куда костяшка приземляется

Антига Прайм, 21 декабря 2540 года Официальная резиденция адмирала Джейсона Дэвиса (в отставке) Я встал раньше, чем обычно, не в силах мирно отдохнуть. Так было каждый день с момента нашего разговора с шестью детьми (хотя называть их детьми, пожалуй, уже не стоило). Демоны, которых я считал надёжно погребёнными, вернулись и начали преследовать меня в тот момент, когда я искренне не хотел думать о них. Бесшумно выскользнув из дома, я зашагал по протоптанной тропинке к одному из прочих зданий на земле резиденции — крупному ангару, выглядевшему куда более утилитарно, чем окружавшие его строения. Набрав код по памяти, я зашёл внутрь, и загорелся свет, явив хорошо знакомый мне корабль. Побитый, но всё ещё грозный, и бывший для меня куда больше чем просто источником воспоминаний. Первый из кораблей класса "Скат", "Освободитель". Когда я наконец сумел уйти в отставку и подальше от глаз большинства, я сумел сохранить "Освободитель" как свой личный корабль. Я до сих пор держал небольшой экипаж и обслуживающую команду, чтобы сохранять его в надлежащем состоянии, но сейчас было ещё слишком рано, и никого из них не было. Я медленно подошёл к кораблю, провёл рукой по его обшивке и вздохнул. — Мы через многое прошли, да? — прошептал я. Передо мной проносились воспоминания о годах, даже десятилетиях. Пробные полёты на "Терре Фирме", небольшие битвы на Мар-Саре и Антиге Прайм, первые серьёзные схватки на Тарсонисе, бесчисленные сражения на Чаре и в Доминионе. Особенно болезненным воспоминанием был Айур: я никогда не забывал, как "Освободитель" пострадал там, и ни один из кораблей, на которых я бывал и которыми командовал в процессе его починки, не могли сравниться. Даже когда я на постоянной основе перевёл свою команду на первый из крейсеров класса "Тилацин", незадолго до начала Второй Великой войны, я всегда держал "Освободитель" под рукой, и он сыграл важнейшую роль в таком количестве операций, что я замучился бы считать. И даже после всех этих операций он уцелел, когда столько прочих кораблей и людей пали перед нашими врагами. Открыв люк, я поднялся на корабль, до сих пор прекрасно помня все его коридоры. Немного побродив, я наконец оказался в рубке и сел в кресло пилота. Мои пальцы скользнули по панели управления, пока я продолжал предаваться воспоминаниям. Не все из них были приятными. Взрыв "Корморана". Суматоха во время нашего первого бегства с Чара. Отчаянные попытки сохранить корабль в целости в Антиохе. Или... Я оборвал мысль, прежде чем та смогла бы сформироваться. Вот почему я сейчас не мог спокойно спать. Дети искали ответы, в которых я не мог им отказать, и всё, о чём я старался не думать, начало вновь всплывать на поверхность. Часть истории до падения Сверхразума, которую я дал им, казалась лёгкой прогулкой в сравнении с тем, что было потом. Большая часть людей считала Войну гибридов худшей из всех, что потрясали сектор. Я был с ними не согласен. Для меня этот сомнительный титул удерживала Война выводков и годы после. После грандиозного успеха кампании против Сверхразума нам казалось, что у нас были и преимущество, и темп. Что вместе мы сможем достичь чего угодно. Но реальность грубо поставила нас на место. В то время я потерял больше друзей, чем когда-либо ещё, и годы после Войн выводков были мрачнее всех прочих; тогда, казалось, для нас не осталось никакой надежды, и нам оставалось лишь расплачиваться за ошибки прошлого. Нас обыграли, и мы потеряли многое из того, за что сражались и умирали. И как бы плохо не пришлось мне, я знал, что остальные перенесли не меньше, а может, и больше. Те из нас, которые пережили этот период, изменились почти до неузнаваемости. Немалая часть веселья и шуток, с которыми мы действовали раньше, осталась лишь в воспоминаниях, сгинув вместе с нашими товарищами. И я знал, что боль от этого времени будет жить в нас до самой смерти. Погружённый в воспоминания, я не заметил присутствия другого человека, пока тот не положил руку мне на плечо. Резко крутанувшись, я сбросил её и потянулся к тому месту, где раньше носил пистолет, прежде чем застыть в ужасе. Передо мной стояла Кат, с поднятыми руками и округлившимися глазами. "Я собирался застрелить собственную дочь". Закрыв глаза, я попытался взять под контроль своё дыхание и самого себя. Но, несмотря на все усилия, продолжал дрожать. По моим венам бежал адреналин, и отточенные десятилетиями боевые инстинкты бушевали. Только мысленная дисциплина помогла мне сдержать рвущееся наружу насилие. Наконец я сумел успокоиться и открыл глаза. Кат стояла на некотором расстоянии, но в её глазах читалось сочувствие, хоть и пополам с растерянностью. Я не мог её винить. Что могло превратить мужчину из её любящего отца в дикого зверя, готового кинуться на кого угодно? Каждая часть моего естества молила, чтобы ей никогда не пришлось узнать это из первых рук. Упав в своё старое командное кресло, я спрятал лицо в ладонях. Десятилетия боли снова подняли голову, и я едва сдержал слёзы. Я услышал, как Кат медленно подошла и села на корточки рядом с креслом, и прерывисто вздохнул. — Я в порядке, — сумел я пробормотать. — Вовсе нет, — тихо сказала она. — Ты так долго сдерживался, но чтобы ослабить стену, достаточно одной трещины. Ты держал это в себе уже почти сорок лет, да? Не могу представить, через что ты прошёл. — И я молюсь, чтобы ты никогда не узнала, — прошептал я. Кат покачала головой: — Ты держал всё это в тайне так долго... но, возможно, это было неправильно? Я посмотрел на неё, всё ещё часто моргая, чтобы сдержать слёзы. Она продолжила: — Насколько это было тяжело, так долго держать Луизу и её историю в секрете от Джима и Сары? Я знаю тебя, папа. Ты не из тех, кто могут просто отмахнуться от подобного, и навряд ли в той войне это было самым трудным. Уверена, вы с мамой говорили об этом между собой, и с Джимом и Сарой, и другими. Мне всегда казалось, что в вас скрыта какая-то давняя боль. Я сглотнул. Все трое наших детей, а также дети Джима и Сары, в разной степени унаследовали талант к псионике их матерей. Хотя программа "призраков" и её аналоги были куда более гуманными, чем прежде, мы всё равно решили обучать наших детей вне них. Слишком много плохих воспоминаний было с ними связано; и потом, с помощью наших друзей-протоссов мы в любом случае могли научить их контролировать свои силы ничуть не хуже. Но это не значило, что мы хотели, чтобы они вступили в вооружённые силы. Мы сражались в своих войнах, чтобы им не пришлось этого делать. Так что меня не удивляло, что Кат почувствовала нашу боль, как бы мы ни сдерживались. — Прошло столько лет, а ты так и не сумел обрести душевный покой. Полагаю, ты не так уж изменился с тех дней? — она слабо улыбнулась. — Если ты правда думаешь, что нам лучше не знать, — мы не станем настаивать. Но, возможно, узнать будет лучше и для нас, и для вас? Я не ответил. Не мог. Потому что и сам не знал ответа на этот вопрос. Она встала и протянула мне руку, помогая выбраться из кресла: — Пошли. Всё равно уже время завтракать. Вздохнув, я кивнул, поднялся и побрёл рядом с ней в сторону дома. Мой разум по-прежнему занимало не окружающее, а события давно минувших дней.

***

Весь день я продолжал размышлять над вопросом. Было ли лучше сохранить прошлое в секрете, или же выпустить его на волю, невзирая на возможный хаос? Я знал, что это переменит многое даже в нашей семье. Боль была моей старой приятельницей, но в то же время я знал, что разделённое бремя становилось легче. В конце дня я снова обнаружил себя на "Освободителе", предающегося воспоминаниям. Мы сражались в войне, чтобы сектор был свободен от порабощения и разрушений, и, хоть это и казалось невозможным, победили. Но были ли свободны мы сами? — Выглядишь так, будто никогда отсюда и не уходил. Когда за спиной у меня раздался мягкий голос моей жены, я невольно улыбнулся. К её присутствию в рубке "Освободителя" я был привычен. Повернувшись, я посмотрел на неё. Высокая, стройная фигура, светлые волосы почти без седины, и искрящиеся зелёные глаза, всегда завораживавшие меня. Но хоть теперь Нова Дэвис, в девичестве Терра, и говорила почти всегда мягко, она не стала менее грозным воином, чем прежде. Все мы сохранили немалую часть навыков, даже я и Джим. Достижения медицины позволяли нам оставаться сильными и бодрыми даже в том возрасте, в котором когда-то прежде мы уже давно были бы на пенсии. — Иногда мне кажется, что я и правда не уходил, — я встал и обнял её. — Не уверен, хорошо это или плохо. Она вздохнула и повела меня обратно к креслу пилота, сев рядом: — Я тоже. Но, похоже, до конца от проблем нам не уйти. Взять те же слухи... Я кивнул. Хоть я и ушёл в отставку, у меня осталось достаточно связей, чтобы многое из происходящего в галактике становилось мне известно. Многие из высших чинов протоссов, в особенности Селендис, регулярно поддерживали связь. Среди терранов у нас тоже было полно близких друзей, тот же Мэтт Хорнер, успевший сам стать адмиралом. У меня были контакты даже среди зергов, и это опуская тот факт, что Сара всё ещё оставалась номинальным правителем Роя, даже передав немалую часть полномочий нижестоящим. И часть информации, получаемой от некоторых из них, заставляла меня чувствовать себя неуютно. "Защитники человечества", организация, возникшая после Последней войны, которую я считал уничтоженной ещё годы назад, медленно вновь набирала силу, хотя об этом пока ходили в основном слухи. Талдаримы, прежде бывшие нам и врагами, и друзьями, тоже начали поднимать головы и привлекать внимание. Даже зерги, которых многие и после стольких лет сильно побаивались, имели и причиняли определённые проблемы. — Можем мы просто сказать, что это больше не наша проблема? — почти жалобно спросил я, посмотрев на Нову. Она понимающе улыбнулась: — Конечно, можем. Никто не станет спорить, что мы в прошлом сделали достаточно, чтобы отдыхать и почивать на лаврах. Все поймут, если мы решим в это не лезть, — её взгляд встретился с моим, став печальным. — Но согласишься ли ты сам? Я застонал, понимая её правоту. Даже теперь я не хотел сидеть в стороне, пережидая кризис. — Кат в чём-то права. Многое из происходящего происходит потому, что история искажается заинтересованными в этом лицами. Теми, кто забывает, над чем мы так упорно трудились. Это для них уже почти древняя история... даже для протоссов, отчасти. И хоть мне этого хочется не больше, чем тебе, вытаскивание правды на свет божий может помочь и нам, и им. — И причинит многим головную боль. Очень многие не захотят поверить правде, даже если мы её раскроем. Она фыркнула: — Конечно, всегда будут те, кто откажется верить. История наглядно это показала. Люди ищут заговоры, тайные планы, не верят ничему. Но мы знамениты практически во всех фракциях, и нас воспримут серьёзно. Объясни им, почему мы теперь открываем правду. Люди прислушаются к нам, даже сейчас Я поразмыслил об этом. Пожалуй, она была права, но сильно легче мне не стало. Так что я выбрал компромисс: — Расскажем сначала детям. Посвятим их в остальную историю, шаг за шагом. Следующая часть, думаю, будет самой трудной. Нова содрогнулась. Её собственные воспоминания о Войне выводков и последующих годах были не менее болезненными, чем мои, и мы оба знали, что Сара с Джимом могут сказать то же самое. — Эдакое тестовое испытание? Я кивнул: — Если мы не сможем убедить их, что поступали правильно, какие шансы у нас убедить всех остальных?

***

Послав сообщение Джиму и Саре, я пригласил всех членов их семьи на ужин, и вскоре мы снова собрались все вместе. Было куда тише, чем на праздновании неделю назад, но в воздухе всё равно витало ощущение значимости. После нескольких лет войны мы не рассчитывали на то, что всегда будем рядом; возможно, наши дети тоже чувствовали это, и поэтому до сих пор жили с нами. Хотя, учитывая размеры наших домов, все мы могли при желании найти уединение. Ужин проходил как обычно, до зловещего напоминая завтрак перед нашим прошлым важным разговором. Я знал, что самое "интересное" начнётся после. В этот раз слово первым взял Джеймс: — Уверен, вы хотите узнать, что мы думаем о первой части истории, что вы нам дали. Я кивнул: — И у вас наверняка есть вопросы. Многое из описанного там выглядит довольно невероятным. — Это ещё мягко сказано, — пробормотал Рори. Лидди отвесила ему лёгкий подзатыльник: — Веди себя прилично! Игнорируя препирательства брата и сестры, Мэтт продолжил разговор: — Думаю, кое-что выделяется больше всего. Луиза. Почему вы просто ей доверились? У вас ведь не было возможности доказать, что ей слова были правдой, особенно когда вы позволили маме быть заражённой. Вы, по сути, пожертвовали ей "для блага сектора", не имея возможности знать, правильно это или нет. Знаю, были те воспоминания и видения, но, учитывая их источник, разве стоило им так уж доверять? Это был, наверное, самый сложный вопрос. Хотя последующие события доказали правоту Луизы, в то время у меня не было возможности их проверить, и ни один здравомыслящий лидер бы ей не доверился. Почему же доверился я? — Отчасти я уже говорил о причинах. Луиза была и есть достаточно могущественна, чтобы при желании вторгнуться мне в разум и управлять мной и всеми прочими как марионетками. Сверхразум, вероятно, тоже. Но оба они этого не сделали. Да, нас могли обманывать, манипулировать нами. Откровенно говоря, нами, скорее всего, и правда отчасти манипулировали. Нас направили, даже подтолкнули к пути, который мы, по их разумению, должны были избрать, — я посмотрел на Сару; между нами безмолвно повисла давняя боль. — Я не планировал действовать так быстро, потому что хотел сначала раздобыть достаточно весомые доказательства. Но события сложились неудачно; я не хотел, чтобы Сару схватили. — Но меня схватили, — прервала Сара, прежде чем я успел продолжить, — и это форсировало события. Я никогда не видела видений от Луизы, так что не могла судить по ним. Я полагалась лишь на своё доверие к Джейсону. Зато я видела видения от Сверхразума. Так глубоко в его разуме, и с такой силой, которой я владела, он не мог солгать. Я чувствовала, что у Джейсона есть некая связь с кем-то ещё, но, с учётом Новы, могла твёрдо сказать, что его разум оставался его собственным. И всё сходилось с тем, что мне рассказали, — она смерила меня взглядом. — Ты можешь чувствовать себя виноватым, Джейсон, но это было моё решение. Я приняла и риск, и последствия. Только я, Нова и Джим заметили, что её пробрала дрожь. Мы все знали, что это были за последствия, и не слишком хотели о них вспоминать. — Ты не виновата, милая, — Джим протянул руку и накрыл ладонь Сары своей. — Ты же понимаешь? Она вздохнула: — Головой — понимаю. Но сердце так просто не убедить. Если бы я боролась усерднее, была более внимательной... Нова тоже вздохнула: — Думаю, мы отклонились от темы. Да, откровенно говоря, у нас не было причин доверять Луизе. И в своё время мы это обсуждали. Мэтт кивнул: — И всё же, почему? — Пожалуй... потому, что у нас не было другого выхода, кроме как воспринять её серьёзно, — ответил я. Дети озадаченно посмотрели на меня, и я уточнил: — Она уже вмешалась, и благодаря ей Сара покинула Новый Геттисберг живой и не в когтях зергов. Этого было достаточно, чтобы привлечь наше внимание. С этого момента оставалось только взвешивать риски. Информация, которую она нам дала, не побуждала нас радикально менять то, чем мы занимались. Но без внимания оставлять такое предупреждение было нельзя. Прими мы его близко к сердцу, и окажись оно неверным, мы выглядели бы дураками и отчасти усложнили себе жизнь. Но если бы мы его проигнорировали, а оно оказалось верным... Кат кивнула: — Это грозило бедой и вам, и всему сектору. — Именно так. Риск был слишком велик. — И потом, косвенные свидетельства у нас таки были, та же стычка у Шайло, — добавила Нова. Дети помолчали несколько секунд, обдумывая услышанное. — И всё же объединиться с зергами... это было чертовски рискованно, — тихо сказал Рори. — Рискованно, — согласилась Сара. — Но, даже не имея полной картины, я доверяла увиденному и доверяла своим друзьям, — она слабо улыбнулась. — И, несмотря на результаты, я бы сделала тот же выбор снова. Потому что они справились, несмотря ни на что. Доверяли мне, никогда не сдавались, даже когда дело было хуже некуда. Как я могла поступать иначе? Снова повисло молчание. Наконец его нарушила Кат: — И насколько плохо всё было? — она посмотрела мне в глаза. — Насколько, что даже десятилетия спустя вам трудно о них вспоминать? Я сглотнул, не уверенный, что ответить. В итоге ответил Джим, до этого момента в основном молчавший: — Довольно плохо. Нам до сих пор порой снятся кошмары, — он перевёл на меня взгляд. — И я до сих пор не уверен, кому из нас пришлось хуже. Я покачал головой: — Не стоит этим мериться. Мы все многое перенесли, так или иначе. Сара кивнула: — Да. И это было самое худшее время. Даже война с Амуном не затмила эти годы. — Те годы были не менее суровыми, но тогда мы были все вместе. Во время Войн выводков и после... у нас этого преимущества не было, — тихо сказала Нова. По спинам нас всех пробежали мурашки. — Наверное, нам нужно ещё много о чём поговорить, — медленно сказал Джеймс, — но лучше, думаю, постепенно. Вряд ли мы поймём, не зная, что тогда происходило. Я закрыл глаза. Я знал, что услышу подобный ответ, но всё равно не был рад. Медленно достав ещё один накопитель памяти, я передал его им: — Хотите полную историю Войны выводков? Вот она. Но предупреждаю, первая часть по сравнению с этой — ещё цветочки. Это и правда были, наверное, худшие годы наших жизней. Джеймс молча принял накопитель, и все шестеро поднялись. Однако, прежде чем они ушли, Лидди спросила: — Можно я кое о чём спрошу? Я кивнул. — Первый накопитель имел подзаголовок "Когда падает одна костяшка". Почему? Я пожал плечами: — Просто звучало подходяще. Одно простое действие в Новом Геттисберге изменило судьбу всего сектора, как одна костяшка домино опрокидывает все прочие. — Справедливо. А название для этого ты придумал? — она кивнула на накопитель в руке Джеймса. Я вновь кивнул. В конце концов, дальнейшие события тоже произрастали из того же действия. А когда костяшка падает, очевидный следующий вопрос — "Куда костяшка приземляется".