Три последних испытания

Все изменилось. Стало каким-то странным и далеким. Крисания словно пыталась собрать осколки собственной жизни и удержать их в руках, но те только проходили сквозь пальцы, оставляя мелкие раны. Но ее сердце по-прежнему билось в такт с чужим. Да, все изменилось, возможно, они сами изменились, но Крисания никогда не сдастся.  Речи Рейстлина стали более ядовитыми, он всегда отмахивался от помощи. Все больше и больше он походил на змею, которая от отчаяния нападала на всех, кого видела. Его панцирь покрывался толстой коркой, разбить которую было не так просто.  Но в его непроницаемых глазах Крисания видела совсем иное. Он, казалось, хотел протянуть руку навстречу, но вместо этого выходили речи, наполненные ядом. Рейстлин не позволял себе быть таким, каким он являлся сейчас. Беспомощным, но не потерявшим ни гордость, ни силу. Он не просил помощи: явно хотел сказать что-другое, потянуться в ответ. Не мог. Этот загнанный зверь не нуждался в помощи и не просил ее. Он хотел жить ту жизнь, которая ему была отдана. Но годами взращиваемая ненависть внутри сердца крепко облилась вокруг. Она не позволяла ему делать шаг навстречу, только назад. Крисания видела, с каким выражением лица Рейстлин отталкивал от себя Карамона. Это не ненависть. Это невысказанное сожаление.  Вот и сейчас она смотрела на лежащего на кровати Рейстлина, который в очередной раз упал в обморок на лестнице. Его нашел Карамон и перенёс сюда.  По словам Даламара, такие обмороки должны скоро закончиться и организм сам через несколько дней пойдёт на поправку. Последствие такого сильного магического вмешательства для организма, к сожалению, не может пройти бесследно. У Крисании будто связаны руки: она даже не может попросить о помощи в храме. Теперь на ней лишь чёрное клеймо, которое будет проявляться со времени. И сколько пройдёт прежде, чем оно окончательно будет высечено на ней словом «Предательница» жрица никак не может знать.  Разве сейчас это важно? Рейстлин сейчас здесь, рядом с ней, живой и пусть все ещё слабый, но идущий на значительное улучшение. К таким трудностям они были готовы сразу. У Крисании свой панцирь, сквозь который яд не проникал внутрь.  При первой их встрече она подумала, что Рейстлин не само зло. Он — его жертва. Тот, кто искал спасение. Эта мысль вела ее дальше по пути, уготованному им судьбой. Рейстлин не изменился в ее глазах, лишь открылся с новых сторон. Он мог отчаянно ненавидеть и с таким же отчаянием любить.  На своём примере Крисания поняла, что любовь действительно открывала любые врата.  За окном уже светило полуденное солнце. Крисания подошла к окну и открыла шторы, пропуская внутрь солнечный свет. Краем глаза она заметила какое-то странное движение. Что-то тёмное клубилось в углу.  Перед глазами застыла пасть с острыми, как лезвие меча, зубами, с каждой секундой приближающаяся ближе к лицу Крисании. Эту самую пасть она видела тогда в лабиринте. Неприятный холодок пополз по спине, и жрица вскрикнула от неожиданности. Бедром она задела комод, который издал грохот.  — Даже спокойно полежать не дают, — послышалось недовольное шипение с кровати.  Крисания застыла. Никакой пасти монстра не было. Ни чего-то клубящегося в углу, ни острых зубов. Секундное помутнение рассудка или же это происки Такхизис, которая даже побеждённая пыталась рушить жизни других? Жрица быстро моргнула, пытаясь забыть наваждение.  — Прости, я не хотела, — Крисания повернула голову на Рейстлина, который сел на кровать, массируя виски.  Вместо привычных подколов и упреков в ответ Крисания лишь услышала тишину. Рейстлин молчал. Его молчание нависло над ними, как дамоклов меч. Но маг только смотрел на неё, видимо, пытаясь найти в ее мраморных чертах что-то, за что можно зацепиться.  — Почему ты здесь? — неожиданный вопрос звучал из уст Рейстлина устало. В нем не нашлось места для привычного яда.  «Потому что я лю… нужна… тебе…», — хотела ответить Крисания, но поняла, что это не те слова.  Она здесь, потому что ее место рядом с ним. Потому что светлая жрица сама выбрала тёмного мага, от которого уже не может отказаться. Потому что она сама так решила. Потому что так надо. — Я понимаю Карамон, но ты? — Рейстлин смотрел прямо в глаза. В его жёлтых что-то недобро блеснуло: — Я бы бросил тебя. Оставил в Бездне.  Она догадывалась. Где-то под коркой сознания у Крисании зарождалась эта мысль. Как старалась жрица ее отталкивала от себя, старалась не думать. Но каждый раз она подкрадывалась ближе.  — Ты — мой ключ. Тебе была уготована смерть вместо меня, ты всего лишь жертвенный ягнёнок для нового бога. Твое сердце должно было умирать, пока я становился лишь сильнее.  — Пусть. Я бы добровольно возложила себя на жертвенный алтарь, — Крисания положила руку себе на грудь, как раз туда, где находилось ее сердце. — Хочешь вырви его из моей груди.  Всю жизнь она посвятила Паладайну. Вере и людям, которые в ней нуждались. Но сейчас в такой переломный момент Крисания чувствовала, что была готова пожертвовать всем, что у неё было. Она могла сама вырвать собственное сердце и положить его на раскрытую ладонь Рейстлина. Оно бы кровоточило, продолжая биться для него.  Непроницаемое лицо Рейстлина дрогнуло. Тень скользнула по нему. Сведенные брови расслабились, и Рейстлин прикрыл глаза.  Крисания тоже молчала. Ждала.  — Конклав жаждет моей смерти, и это лишь вопрос времени, когда он придёт за мной. Уходи, — наконец произнёс Рейстлин, отводя взгляд в сторону.  В этих словах, в этом отведённом взгляде так и читалось поверх: я ненавижу быть обузой и не хочу ей быть для тебя. Крисания сделала шаг вперёд, не задумываясь о последствиях.  Вместо слов жрица лишь обвила своими руками мага, сжимая его чёрную мантию. Ее переполняли чувства, которые не могли найти отклика в словах, но нашли в действиях. Рейстлин хотел отпрянуть: его ногти впились в кожу на локте Крисании.  — Пусти!.. — зашипел он. Внезапно его хватка стала слабее, а потом и вовсе чужие руки повисли вдоль тела. Рейстлин никак не сопротивлялся и, судя по всему, не хотел. Его дыхание ощущалось шеей, из-за которого лёгкие мурашки поползли по телу. Крисания лишь сжимала его одежду. Она знала, как он сильно ненавидел жалость. Но в ее действиях было иное.  — Ты можешь убить меня, можешь заново отправить в Бездну и оставить там, заживо сжечь на истарском костре, — Она чувствовала кожей, как чужое дыхание усилилось, — но я тебя не брошу. И никуда не уйду.  Спины жрицы острожно коснулась чужая рука. Это прикосновение столь мимолётное, как ветер, и длилось всего мгновение, но ощутить его было невозможно. Крисании захотелось раствориться в нем.  — И откуда в такой праведной дочери столько наглости? — усмехнулся Рейстлин, но злобы в его голосе не слышно. Скорее действительно самая простая и безобидная шутка.  — Я не жалею тебя. Мне не жаль тебя, Рейстлин, потому что ты сильнее и выше жалости и беспомощности, — Крисания снова четко ощутила, как чужая рука вернулась на спину.  На этот раз она легла полностью. Послышался лёгких шелест ткани. Крисания наконец позволила себе закрыть глаза. Ей было хорошо в этом моменте. Она словно пробила этот колючий панцирь, приняв удар на себя.  Жрица и сама не знала, откуда в ней взялись силы на такую наглую выходку, но очевидно она научилась этому у Рейстлина. Что не говори: он хороший учитель. С его появлением в жизни Крисании много что изменилось. В ней открылись новые стороны, ранее неизвестные ей.  Жрица была соткана из надменного льда, а обволакивающий огонь мага помог ей раскрыться и стать ещё сильнее.  Оба молчали: Крисания из-за желания не портить момент, а Рейстлин, очевидно, думал о чём-то своём. Ему многое пришлось обдумать и пережить, пока его мучила Такхизис. У Крисании была мысль, что в сознании время течёт так же, как и в Бездне, и она оказалась права. Это для них прошло несколько дней, а для мага эта была почти бесконечность.  — Если Конклав придёт за твоей жизнью, мы будет стоять рядом с тобой до последнего, — наконец подала голос Крисания, чувствуя, как рука Рейстлин перемещалась вниз по спине на ее талию.  — Откуда ты взяла такие слова? — две руки Рейстлин оказались на талии, и он аккуратно отодвинул Крисанию от себя, разрывая объятья. — Это братец тебя научил?  Жрица лишь улыбнулась. Но лицо Рейстлина почему-то снова приобрело оттенок серьёзности. Его золотые глаза впились в ее мраморные и аристократические черты лица. Рейстлин сжал запястья Крисании:  — Я видел тебя тогда.  Вместе с этими словами помрачнела отчего-то и Крисания. Да, она хорошо запомнила его голос и взгляд в тот момент. Как и злые очи Такхизис: те будто пронзили ее тело копьями. Они ещё ни разу не говорили с Рейстлином об этом. И, наверное, это их первый единственный человеческий разговор за эти два дня после пробуждения.  Этот момент должен был принадлежать Карамону, но достался ей.  Невысказанные слова, которые Рейстлин давил внутри себя, так и повисли в воздухе. Крисания уже видела подобное и знала: он хотел сказать элементарное спасибо, пытался, но не мог. Человеку, нуждающемуся в спасении и не искавшему его, трудно это признать. А ещё более невозможно — принять.  — Я не до конца понимаю, почему там оказалась, — Крисания попыталась перехватить чужие ладони в свои, но ей сделать этого не дали.  — Не буду отрицать, я тоже, — Рейстлин все ещё держал ее за запястья.  Что было бы, если Крисания там не оказалась? Почему именно она? И что произошло с ее приходом? На эти вопросы они уже вряд ли найдут ответы. На горизонте более сложный путь, по которому они должны пройти оба, лицом к лицу, глаза в глаза.  — И что теперь? — этот вопрос мучил ее долгие дни.  Чужие желтые пальцы, которые слегка сверкали, когда на них попадал солнечный свет, огладили голую кожу запястья. Предательский румянец появился на мраморной коже лица Крисании, как будто за все время она не привыкла к таким прикосновениям.  — Я думал, чтобы стать богом, нужно вырвать любовь из сердца, — глаза Рейстлина опустились вниз. — Цена невысока. Но тот, кто сердца лишён, жизнь дарить не способен.  Рейстлин отпустил ее. Фантомное прикосновение все ещё оставалось на коже жрицы.  — Мой мир погиб. В нем лишь пепел и снег, — маг встал, опираясь на свой посох. Магический кристалл наверху на миг засветился. — Вот что ты видела. Мое будущее, в котором не осталось никого, кроме меня и Такхизис со своими играми.  Разговор был закончен.  Маг прошёл мимо жрицы, оставляя за собой шлейф аромата цветов. Этот аромат Крисания впервые почувствовала, когда они встретились в библиотеке.  — Теперь, когда ты знаешь правду, жалеешь о том, что пошла со мной? — Рейстлин обернулся в последний момент.  Вопрос, на который только один ответ. Без раздумий и без вариантов.  — Нет, — Крисания, стоявшая спиной, обернулась. Никогда не жалела. И не будет жалеть.