Рассекающий

Тело не поддавалось. Застыло, хотя всё вокруг кричало о необходимости бежать. Он рванулся изо всех сил, но так и остался стоять на месте, пока темнота медленно расступалась. Очертания ритуального зала выступили из ниоткуда. Постепенно обрисовались узорчатый пол, задрапированные стены, подсвечники с дрожащим свечным огнем. Он продолжал биться, заключенный в неподвижное тело, — а тело ли? — но не мог даже повернуть головы, чтобы увидеть дверь. В легкие проник аромат — это все же было тело — гнили. Удушливо, слишком неожиданно, до рези в глазах. Всё завопило и зазвенело, закачались голубая драпировка на стенах и огоньки свечей. Он даже не услышал, скорее почувствовал, как медленно легла чья-то рука на дверную ручку снаружи зала, как провернула её до щелчка и толкнула вперед. Аромат гнили усилился. Он забился так, как не отбивался даже от человека, хотевшего избить его за сворованный хлеб. И у него получилось, он упал на пол, с размаху приложившись локтями. Он ощущал. Гнилостный запах и присутствие. Тело одеревенело, он лежал, нелепо удерживаясь на локтях, хотя мог встать, мог наконец-то задать все вопросы в лицо. Лица. Не шевелился, хотя знал, что кроме них и его в зале никого нет. — Сын, — произнесли за спиной в ту же секунду, когда из глаз полились слезы отчаяния. Осознания: не спастись. Он почти не мог дышать, когда вскочил и наобум бросился в сторону, только бы избежать ощущения, что разлагаются не только они, но и он сам. Траектория оказалась неудачной, он влетел в соседнюю стену и сполз по ней вниз, содрогаясь от страха и слез. — Почему ты боишься? — мягко спросил знакомый, до боли родной голос. Но он не позволил себе обмануться, знал, что будет, если посмеет открыть глаза. Их шаги по полу были беззвучны, но он чувствовал их, сжимаясь все сильнее, давясь собственными — столь же тихими — рыданиями. — Посмотри на меня, сын, — он отчаянно замотал головой. — Посмотри, что сотворил с нами. — Почему ты боишься? — вторил женский голос. Они надвигались, от запаха и вовсе стало невозможно дышать. — Ты разочаровал нас, предал, так ответь же за свои слова! — повысил голос мужчина. — Почему ты боишься? — Ответь, ответь! — Почему ты… — Ответь… Их голоса слились, звуча в унисон, заполнили пространство без остатка, резонируя со стенами и проникая под кожу, туда, где билось перекачивающее кровь сердце. Гниль, мерзостная гниль попала в него вместе с их словами, расползлась изнутри, разлагая и уничтожая. К волосам что-то прикоснулось. И это он не просто понял, ощутив отдаленно. Он это почувствовал. Булькая кровью, разбрызгивая черную, как та самая гниль, жидкость, он отнял руки от лица и вскрикнул: к волосам прикоснулась мать. Мать. С обугленным лицом, черными провалами глаз. Пространство сжималось и разжималось, вибрировало. — Почему ты боишься? — из уголка ее губ стекла струйка черного. Она чуть наклонила голову, качнув некогда уложенными в аккуратную прическу, а ныне растрепанными и запятнанными черным волосами. Усилила хватку. — Почему… Движение сбоку. Резким ударом отец сбил её с ног, отправляя в полет по ритуальному залу. Её тело согнулось при падении на пол так, как не согнулось бы тело человека, юбки запрокинулись, закрывая лицо. Больше она не шевелилась. — Ты ответишь, — шипели черные губы, перекошенные злобной гримасой. — Ответишь! Он отчаянно полз по полу назад, молился, хотя никогда не веровал. Отец, статная гниющая фигура, приближался, а он смотрел только на изломанное тело в другом, расплывающемся конце помещения. — Слабак, ничтожество… — бормотал отец. Он оперся спиной о стену, ощущая, как стремительно гниет изнутри, безуспешно пытаясь стереть с лица слезы и черную дрянь, желая вырвать так болезненно сжимающееся при их виде сердце. — Низший. Всё застыло. Переполненный отчаянием, он закричал и тут же осознал, что с губ срывается лишь болезненный стон, а руки привычно, до боли оттягивают волосы: проверить, проснулся ли. Тело вспотело, было одновременно жарко и холодно, пульс стучал в висках. Касиус скинул одеяло, вскочил с нагретой и такой непривычно мягкой постели. Он провел рукой по лицу, чтобы удостовериться, что гниение осталось лишь там, в кошмаре. Обвел глазами едва освещенное светом луны из окна помещение, чувствуя под ногами мягкий ворс ковра. Это следовало… Тут же выкинуть из головы. Не думать. Родители — запретная тема, но… Почему он запрещает себе думать о них теперь? После того, что узнал? Он не знал, за что хвататься, хотелось бежать, хотелось лечь и кричать, пока не сядет голос. Взгляд упал на тумбу подле кровати, куда он накануне сгрузил книги. Схватив первую попавшуюся, Касиус взмахнул рукой, желая добиться хотя бы слабой вспышки света: для чтения необходимо было найти свечи. Потому он резко отпрянул, когда над ладонью зажегся маленький шарик, тем не менее источавший яркий свет. — Мать-магия, — судорожно выдохнул он, а затем взглянул на то, что держал в руках. Брошюра о Рассекающих. Нервно усмехнувшись, Касиус раскрыл её на случайной странице, предпринимая тщетные попытки выровнять дыхание. Книжка открылась на развороте с цветным изображением. Вытерев пот со лба и откинув волосы назад, юноша присмотрелся к нему. — Да что за… — пробормотал он. На желтоватой бумаге был схематично изображен никто иной, как Аонгус Метас. Сначала показалось, что он охвачен огнем, но секундой позже стало ясно, что картинка просто изобилует алым. Алый фон. Алое пятно на груди, из которой торчит кинжал… Сияющий алый глаз — второй, голубой, налит немым отчаяньем. Несмотря на недетализированность рисунка, Аонгус, со вскинутыми руками и опущенной головой, казался юным даже сверх меры. Его длинные, подхваченные ветром седые волосы и вовсе делали его похожим на ребенка. Были ли они седыми или от природы серыми? Касиус не знал. Но видел даже тут, не дав себе обмануться, боль в глазах своего ровесника. Ровесника. Читать перехотелось. Касиус отшвырнул брошюру, решив, что разберется и без нее. Поднявшись на ноги, юноша отправил светосферу под потолок и подошел к высокому застекленному окну. Почти полная луна светила, возвышаясь над лесными громадами, окружающими поместье. Он прислонился лбом к холодному стеклу и прикрыл глаза, считая собственные вдохи и выдохи. Так тихо. Это действие часто помогало ему успокоиться после кошмаров в Деаре, помогло и сейчас. Но одна мысль все также не давала покоя: он уже давно не видел столь красочных кошмаров о том самом дне. Наконец-то дыхание стало ровным. Сделав пару шагов по комнате, Касиус осознал, что теперь некому беспокоиться о его состоянии после ужасающих снов. Им овладела полная растерянность: он один, в темноте и тишине, не имея понятия даже о времени. Эксертис обещал прийти вечером… Сейчас же стояла глубокая, глухая ночь. Уже подойдя к двери в коридор, Касиус кое о чем вспомнил. Сегодня его день рождения. Да, он был почти уверен, что завтрашний… Этот день уже наступил. Значит, он имел право… Руки автоматически нашарили бумажный сверток, пальцы принялись беспокойно срывать упаковку. Касиус закусил губу, а затем извлек из свертка то, что Барри наказал открыть в день рождения. На ладонь лег холодный металл. Нахмурившись, юноша вновь притянул светосферу к себе жестом руки. Подарком оказался медальон, имеющий форму вытянутого шестиугольника, на длинной цепочке из аккуратных звеньев. Очевидно, старик сделал его сам, ведь он, ни много ни мало, специализировался на изготовлении артефактов. Юноша перевернул медальон. Взгляд тут же привлекла гравировка — руна Райдо. — Приятное путешествие… — пробормотал Касиус одно из множества значений руны, а затем тихо рассмеялся. — Этого ли ты желал мне, Барри? Эксертис сказал, что даже используемые повсеместно руны являются наследием другого мира. Эта была из старшего алфавита, наиболее распространённого в Либии. Касиус вздохнул. Райдо. О чем хотел сказать старик? Губы зашевелились, шепча. Он накрыл гравировку пальцем. — Руна Райдо в прямом положении… Символизирует необходимость действовать, невзирая на страхи. — произнес он, оглаживая символ. — Являет собой гармонию… Примирение, прогресс, обучение… Что из этого? В свертке не было ничего, кроме самого медальона. Пока Касиус размышлял, металл нагрелся в руке. Задержав дыхание, он надел подарок на себя. — Значит, запихнуть страх поглубже и идти вперед, — он решил, что будет трактовать руну по наиболее близкому для себя значению. Губы невольно разошлись в крошечной улыбке. У высокородных не было традиции дарить что-либо в честь дня рождения, потому он очень удивился, когда в прошлом году получил первые в жизни подарки в этот день. Больше всего он полюбил подарок Виты — теплую вязаную кофту болотного цвета. Теперь у него был медальон, изготовленный Барри. Касиус не ощущал от него особенной Силы, потому подарок становился еще ценнее. Непрактичная безделушка, исполненная заботы и внимания о нем. Не стоило забывать и о подарке Эксертиса. Тот был высокородным… В прошлом. Оставался — по крови и наверняка по воспитанию, но отчего-то сделал ему подарок. Изнутри наполняло тепло, но не от внимания или воспоминаний. Это было нечто новое, такое, которое было тяжело описать словами. Словно дышалось глубже, а виделось — острее. Касиус сжал медальон, покоящийся на груди, и ощутил еще пару вещей куда более обычных, но для него не менее удивительных: несмотря на кошмар, он был полон сил. А еще… Безумно хотелось есть. Ему было просто необходимо выплеснуть куда-то энергию и заглушить голод. Теребя рукой цепочку, Касиус внезапно нахмурился, а затем встал, натягивая брошенную ранее на пол рубашку. В голове стучало, как несколько минут назад в висках — застряла очередная навязчивая мысль. «Я один. Если слепо следовать словам Эксертиса, одним и останусь. Он, кажется, недолюбливает людей» — юноша усмехнулся. — «Недолюбливает… Но проживает на территории Рода Вишес с согласия его главы, покойная жена которого была смертницей… Унесла с собой жизни четы Метас во время Мятежа Десяти». Он встал и прошелся по просторной комнате. Шаги глухо отдавались об пол. «Меня считают ребенком?» — внезапно подумал он. — «Ребенком для того, чтобы ответить на мои вопросы, но взрослым для…» В голове пронеслись и день, когда он пришел в себя в заброшенной лачуге на морозе, и сотни утаек Барри, отказывающегося рассказывать, для чего ему десятки «чистых» от чужой Силы цепочек, и Эксертис, пространно размышляющий обо всем, кроме мучивших Касиуса вопросов. Внутри закипало раздражение. «Почему тогда я слепо следую за ними всеми, выполняю наказы?» — он зло пнул ножку кровати. — «А мне, вместо нормальных объяснений, всовывают какую-то книжку!» Он втянул воздух сквозь зубы, а затем нашарил на тумбе веревку, криво перевязывая хвост. Только вчера в голову закралась мысль о том, что он лишь безмолвный наблюдатель в собственной жизни, а проснувшись юноша явно ощутил, что это его не утраивает. Что он мог изменить? Если подумать… Вчера Эксертис говорил о том, что Рассекающие обладают высоким уровнем Силы. «Я сбегу, если он откажется выстраивать со мной контакт… Какой еще побег?» — усмешка сползла с губ. — «Надо заходить с другой стороны. Я могу попытаться… Озвучить свои требования» Это самое новое, родившееся внутри, руководило мыслями и чувствами. Касиусу казалось, что он летит — скорость мыслительного процесса и принятия решений зашкаливала. В конце концов, ведь Эксертис сказал ему, что он достоин! И плевать, что этими словами он лишь прикрывал страх от одних лишь мыслей о Силе мужчины. Засунуть страх поглубже и действовать. — Я справлюсь, — заключил он вслух, проигнорировав дрожь в голосе. Действовать. К моменту, когда он закончил писать, глаза нещадно жгло. Касиус так и не стал зажигать свечи, довольствуясь светосферой. Стул здесь, кстати говоря, был таким же неудобным, как и в таверне Барри. Он вздохнул — возбуждение чуть схлынуло — и поднял исписанный лист на уровень глаз. Косым убористым почерком был выведен список. «Я составил перечень вопросов и собираюсь предъявить его Эксертису как…» — он перепроверил формулировки. — «Условие того, что я останусь?» Касиус тряхнул головой. Нет, все же было в подаренном Барри медальоне нечто особенное. Иногда Айза говорила, что вещи при определенных обстоятельствах могут походить на людей. Медальон походил, причем на саму Айзу — от него появлялась неведомая уверенность в себе. Стоило подумать об этом, как за дверью раздался шум — кто-то вошел в занятые им комнаты. Касиус стер успевшую заиграть на губах улыбку и, сунув список в карман брюк, резким движением кисти уничтожил светосферу. Тут же распахнулась дверь. Эксертис с уже знакомой, а потому не так пугающей искрой безумия в глазах застыл на пороге, глядя на юношу. — Доброе утро, — ровно произнес Касиус. Теперь в глазах мужчины, всего на секунду, мелькнула растерянность. — Сейчас четыре часа утра, — вместо приветствия ответил он, поправляя рукава просторной черной рубахи. — Я заходил вечером, но ты спал настолько крепко, что я решил дать тебе возможность отдохнуть. Эксертис все еще странно на него поглядывал. Касиус запоздало понял, что вновь начал улыбаться. Он встал со стула и с хрустом потянулся, ощущая, что чувствует себя куда увереннее и спокойнее, чем вчера. — Меня напрягла твоя Аура, — вновь обратил на себя внимание Эксертис. — Ты знаешь, как она выглядит? — Да, — Касиус тщетно пытался найти обувь; тяжелые ботинки стояли подле кровати, а вот те, что он носил по теплу и внутри таверны… Вчера он безалаберно разбросал вещи по всей комнате. — Откуда? — мужчина открыл дверь пошире: накануне он создал светосферы достаточно сильные для того, чтобы продержаться пару недель, везде, кроме спальни. Свет из коридора проник в комнату. — Да какая разница! — зашипел Касиус, теперь ненамеренно налетев на ножку кровати и тут же замолчал, опасливо покосившись на Эксертиса, но отыскав обувь. Тот, казалось бы, заметил несвойственную юноше горячность, потому и стоял, недоуменно нахмурившись. Пусть голос мужчины был безэмоционален, его лицо всегда прямо выражало то, о чем он думает. «Наверняка, он отвык скрывать эмоции. Я бы тоже не скрывал, прожив столько лет в одиночестве» — мимоходом подумал Касиус, обувшись и выпрямившись перед Эксертисом. — Да, — несколько раз моргнув, невпопад сказал он. — Никакой. Казалось, он не понял причины мимолетной злости Касиуса. — Ты хотел бы позавтракать или, может быть, кофе? Касиус удивился предложению, а затем спросил у себя, не думал ли он, что здесь его собираются заморить голодом? Нет, желай Эксертис его убить, то уже давно бы это сделал. Возможностей выдавалось немало. — Был бы очень благодарен. — ответил он. — А кофе… Настоящий? — Настоящий, — Эксертис выглядел, по скромному мнению Касиуса, забавно, когда отчаянно пытался понять его непоследовательную речь. Тем не менее, юноша поспешил пояснить, вроде бы, очевидное: — Безродным не достать его так просто, дешево купить возможно только суррогат. Эксертис кивнул со сложным выражением лица, а затем развернулся, чтобы идти. Касиусу пришлось ускориться, дабы его догнать. «Уже который раз уходит молча! А я бегу за ним, как привязанный! Ну что за дурная манера?!» — но, как водится, вслух юноша ничего не сказал. Столовая была… Приличной. Размером со всё помещение таверны Барри. Высокие потолки, светлые стены, большие окна, занавешенные легкой тканью — всё предполагало обилие света. Конечно, ранним зимним утром здесь было весьма мрачно, но это волновало Касиуса меньше всего. Крепко схватив ложку, он низко склонился над неглубокой тарелкой с золотым ободком и, быстро набирая ей кашу, ел. Ложка то и дело ударялась о бортики или дно тарелки, отчего наблюдавший за этим действом Эксертис морщился — прием пищи получался слишком шумным. В целом, это тоже не волновало Касиуса. Он ел быстро, понимая, что ничего хорошего после нескольких дней отсутствия пищи это не принесет, но не мог ничего с собой поделать. Обычная гречневая каша казалась ему самым вкусным блюдом из всех, что он когда-либо пробовал. Можно сказать, что завтрак был скудным — тарелка дымящейся каши, немного овощей и кофе. Касиус помнил, что завтрак в родительском доме всегда был шикарным, со множеством блюд, которые четыре человека не смогли бы съесть физически. Зато в таверне он ел утром крайне редко, в основном, если с вечера оставалось что-то несъеденное. Касиус проглотил последнюю ложку каши, выдохнул и отодвинул от себя тарелку. Подцепив пальцами кружочек огурчика, он отправил его в рот, с удовольствием прожевав. — Милостивая мать-магия, помоги мне… — пробормотал Эксертис, сидящий во главе длинного и единственного стола; Касиус расположился сбоку от него. — Неужели в твоем Роду манеры не в почете? Хотелось воскликнуть, мол, какие манеры, я не ел несколько дней! Но вместо этого Касиус притворно потупил взгляд. Рука же потянулась за чашкой кофе. — С этим просто необходимо что-то сделать, — продолжил мужчина. — Я знаю этикет, — Касиус отпил кофе и довольно сощурился. Терпкий вкус с легкой кислинкой был восхитителен. — Но к чему он сейчас? — Просто невыносимо наблюдать за этим шумным… Поглощением пищи. Скажи, — Эксертис аккуратно сложил столовые приборы на тарелке. — Какие из основных правил этикета за столом нарушены нами? Теперь Касиусу действительно стало неловко. В голову приходил только глупый запрет держать локти на столе. Он поставил чашку на голубую скатерть, наблюдая, как капля кофе стекла прямиком на неё, оставляя маленькое коричневое пятно. — Так и думал, — вздохнул мужчина. — Если бы ты оказался на правильном завтраке, тебя бы никогда не пригласили на него вновь. Он ненавидел подобные допросы по двум причинам. Во-первых, они беспардонно указывали на неосведомленность о чем-либо и, следовательно, глупость, а во-вторых побуждали его к обороне. — Так какие? — резко вскинул голову он. — Какие правила нарушены? Казалось, он не мог забыть то, чему научился примерно тогда же, когда и самостоятельно ходить. Забыл. Или же задвинул этикет, коему его обучала мать, к другим «запретным темам», напрочь уверенный, что ему больше никогда не придется терпеть уничижающие взгляды отца за нарушение одного из сотен правил «хороших манер». — Во-первых, количество столовых приборов — их должно быть больше. Во-вторых, рассадка… Сзади меня выход, — Касиус кивнул. — Это — грубое нарушение, поскольку ты вполне можешь считаться моим гостем, а гостя сажают спиной к двери… — Но я же не мог так просто сесть во главе стола, — юноша обвел стол, рассчитанный минимум на десять человек, взглядом. — Верно. Потому мне следовало сесть напротив тебя. Но я воспользовался приоритетным правом выбора места, которым обладает хозяин. — кончики губ Эксертиса подрагивали; казалось, ему доставляет удовольствие поучать Касиуса. Юноша помолчал, отпивая еще кофе. Глубоко вздохнул, снимая раздражение и глядя в пустоту. Внезапно кое-что показалось ему странным. — Вы готовите? То есть, откуда вы берете еду? — Первый вопрос более корректен, — Эксертис тоже отодвинул тарелку, хотя Касиус видел, что съел он совсем немного. — Да, готовлю я, а продукты… Либо покупаю в Мессане, либо сообщаю Аргусу и он доставляет необходимое. Касиус влил в себя остатки кофе, кислящие сильнее всего, дабы ненароком не наброситься на мужчину с вопросами, от которых внутри нестерпимо зудело. Стоило выждать момент. — Очень вкусно, — непонятно зачем отозвался юноша, пока сам тоскливо смотрел на собственные пустые и почти нетронутые тарелки Эксертиса. Еда пробудила в нем аппетит. Мужчина сцепил руки в замок, поставив локти на стол, и немного наклонился вперед. Свет падал на его лицо так, что рубец напоминал грубый мазок неопытного художника по чистому полотну. — Я знаю, что вкусно, ведь ел то же самое, что и ты, — положив подбородок на сцепленные пальцы, ответил он. Касиус издал растерянное «А?». Эксертис тоже нахмурился. Оба не понимали логики друг друга. Юноша потянулся рукой к медальону, а затем сжал его поверх рубашки. Сейчас или… — Правила, — Касиус вздрогнул. — Я обещал рассказать об одной важной вещи, а именно о правилах, которые ты должен соблюдать, находясь здесь. Внутренне Касиус решил, что если хоть одно из названных правил будет звучать как «беспрекословно слушаться и исполнять любой мой приказ», то он и слова не скажет. Пройдет вторую инициацию, восстановится и — сбежит. — На данный момент я считаю целесообразным временный запрет на произвольное перемещение по поместью и за его пределами, особенно это касается западного крыла первого этажа. Также я не приемлю любого рода вандализм, излишний шум, неопрятность, — он бросил беглый взгляд на небрежную прическу Касиуса. — И, понятное дело, лень. Полагаю, что могу назвать себя требовательным, но я хочу, чтобы ты сам понимал, на что пошел. Также я ожидаю от тебя прилежности и послушания… Относительно учебы. Многие вещи, коим я собираюсь научить тебя, могут показаться сомнительными. Поток информации заставил Касиуса нахмуриться и поморгать. «Я? Пошел? Да он же чуть ли не найти и привести меня силой в случае отказа пообещал!» — И, конечно, тебе следует всегда оставаться со мной на связи. — вот это новость! — Где твой записник? — В комнате, — заторможенно ответил юноша. Эксертис наклонил голову, пронизывая его неодобрительным взглядом. — Впредь тебе следует носить его с собой. С одеждой, — мужчина вновь покосился на растрепанный хвост Касиуса. — Вопрос решу. Не сочти за странность, но пока ты спал я просмотрел твою, ибо по единственной сумке предполагал, что ты не взял одежду вовсе… Большая части вещей ужасна. Особенно та зеленая кофта. Касиус вспыхнул: речь шла о подарке Виты. Да почему Эксертис вообще решил ограничить его перемещения и социум?! Касиус с трудом успокоился, не выплескивая злость наружу. Это пустая трата энергии, уверил себя он, куда лучше будет ответить на уровне мужчины. Вот и подходящий момент. Заметив отсутствие реакции со стороны юноши, Эксертис сложил руки на груди. Рукав его широкой рубахи закатился, демонстрируя бледное запястье с контрастным алым пятном на нем. Мужчина быстро одернул рукав. Касиус отметил и кровоподтек, и излишнюю быстроту движения. Это показалось ему важным, а развитая наблюдательность еще не подводила. — Я приму ваши условия взамен на принятие вами моих. — произнес Касиус настолько холодно, насколько мог. Получалось не очень, но судя по лицу мужчины глупый ход сработал. Кадык Эксертиса дрогнул — он сглотнул, а затем, выпрямив спину, спросил: — Каковы же твои условия? И все же юноше казалось, что мужчина продолжает насмехаться, ощущая превосходство над ним. Касиус больше не стал сдерживать эмоции: — Вы увиливаете от всех вопросов, на которые не хотите отвечать, — теперь голос звучал едко. — Потому я требую одного: ответов! Если я спрашиваю — вы отвечаете. Вот и всё условие. Он криво усмехнулся, вытащив из кармана лист, исписанный вопросами. — С этого можно начать. — он передал список Эксертису. Тот просмотрел его, закусив губу. Его и без того бледное лицо сделалось еще бледнее, когда он взглянул на юношу снизу вверх: Касиус и не заметил, когда встал. «Что во мне такого?» — злость схлынула. — «Он сравнивает меня с Аонгусом? Или, того хуже, отцом?..». Если посудить, то оба варианта неплохи, но Касиус все же желал, чтобы в нем видели исключительно его. Чтобы Эксертис не ждал, что он будет сродни щенку, которого можно обучить желаемым командам. Мужчина, аккуратно сложив лист по сгибам, убрал его в нагрудный карман. — Я отвечу, — с промедлением сказал он. — И буду отвечать впредь, если это представится возможным. Касиус нахмурился. Так просто? Ноги подрагивали от стресса, предвкушения скандала или, как минимум, взаимной словесной пикировки. — Тогда я тоже принимаю ваши… Условия и правила. — звучало до невозможности глупо, но на лице Эксертиса отразилось облегчение. — Я не могу рассказать обо всем по многим причинам. Но, пожалуй, тебе действительно стоит знать о некоторых вещах… — Эксертис тоже поднялся, задумчиво глядя на последствия трапезы. Вздохнув, Касиус предложил помощь с уборкой. Вместе они перенесли посуду с остатками завтрака в прилегающее к кухне помещение за дверью у дальней стены. Изначально юноша и вовсе ее не заметил, но, как оказалось, там была кухня. — Ай, — ударившись обо что-то бедром, Касиус позавидовал тому, насколько быстро и бесшумно перемещается мужчина в неосвещенной сети помещений. — Меня волнует вопрос. Почему вы все время… Д-делаете упор на тот факт, что я… «Пришел сюда добровольно»? Касиус запыхался, ведь быстрый шаг Эксертиса был равносилен его бегу, и тер саднящее плечо, которым со всего размаху впечатался в дверной косяк ранее. — Если ты делаешь что-то добровольно, то несешь за это полную ответственность, ведь так? «У него даже дыхание не сбилось!» — Так, — со свистом выдохнул он, когда понял, что Эксертис не намерен продолжать. Они наконец-то вывернули в длинный коридор, ведущий к голубому залу, и юноша смог отдышаться. — Поэтому я хочу, чтобы твое нахождение под моим надзором было исключительно добровольным. — мужчина сложил руки за спиной, перейдя на более спокойный шаг. — Вы серьезно? — Касиус помолчал, а затем заговорил, подбирая слова. — Вы говорили, что я в любом случае оказался бы с вами связан. Знаете — Лист, да и ваши слова о том, что многие Рассекающие принадлежали Роду Метас… Эксертис молчал и юноше не оставалось ничего, кроме как вновь поддаться собственной любимой манипуляции. — Получается, у меня не было никакого выбора, я бы так или иначе оказался здесь, — он стянул веревку с волос, когда понял, что окончательно растрепал хвост. — Либо сам, под вашим конво… Надзором, либо и вовсе против воли. — Ты неправильно подходишь к этому вопросу, — ответил Эксертис, отворяя двери, ведущие в голубой зал. — У тебя был выбор между духовной и физической свободой. Ты его сделал. — Даже так я бы скоро лишился второго, — пробормотал Касиус. Его голос отражался от стен и казался громче, чем был на самом деле. — Верно, но тогда это было бы не добровольно. Ты сделал выбор, осознавая все риски. — Касиус аж воздухом поперхнулся. Единственные риски, которые он осознавал — риски попасть в руки к психопату! Хотя… Юноша пригляделся к Эксертису. Нет, на психа он не тянул. На жертву инбридинга, в чем когда-то убедил его отец, тоже. — Я не собираюсь подавлять тебя морально. Духовная свобода стоит гораздо выше физической, посягнуть на неё — совершить преступление против человеческой сути. — Эксертис стоял, все также заложив руки за спину, и смотрел на занавешенную синей тканью стену. Отчего-то Касиус задумался, какого было бы жить здесь одному. Всегда наедине с собственными мыслями, в этой ненормальной тишине… Он бы точно свихнулся. Еще раз покосившись на Эксертиса, юноша вздохнул. Все же, мужчина не псих. А странности у каждого свои. Не бывает не странных людей. — Если подытожить, — все же попытался он вычленить из разговора что-то, имеющее смысл. — Я совершил выбор, не имея выбора? Нет, даже не так… Касиус тоже замер, глядя на синюю занавесь. — Я сохранил духовную свободу, то есть свободу мыслить и выражать мысли, своим выбором. — юноша передернул плечами, вспоминая неприятные ощущения. — В ином случае вы лишили бы меня и её, верно? — Как бы я сделал это, Касиус? Я бы попросту не был с тобой мягок, — вздохнул мужчина. — А я мягок, поверь. Касиус больно укусил себя за щеку, чтобы не съязвить. И правда, самым первым впечатлением, которое произвел на него Эксертис, был страх. Конечно, юноша нестерпимо желал всецело воспользоваться обретенным преимуществом. Например, спросить о том, считает ли Эксертис себя духовно свободным, но… Сегодня его день рождения. Так или иначе, каждый разговор будет лишь попыткой отделаться от… Касиус сглотнул. Он и правда здесь добровольно, стоило держать это в голове. Даже при условии выбора без выбора он желал сбежать, а значит, был лишен права жаловаться на свое положение. — В поместье нет ритуального зала, — юноша ощутил мимолетное облегчение. — Поэтому ритуал инициации будет проведен здесь. Касиус посмотрел на Эксертиса. Обвел взглядом зал, очертания которого были с трудом различимы в темноте. — Вы создали светосферы в, — он запнулся. — Моих комнатах. Везде, кроме спальни. Во всем остальном поместье непроглядная темнота. Эксертис наконец-то отвел взгляд от синей драпировки, задерживая его на Касиусе. — Я привык к темноте и всегда предпочту её свету. Если это причиняет тебе неудобства, то отыщу газовую лампу, Аргус однажды привез мне целую коробку таких. Будешь ходить с ней, — во всем: голосе, наклоне головы, тембре, читалось напряжение. Даже не так. Ожидание. — Буду благодарен, — Касиус безотрывно смотрел в глаза напротив. Он не знал, что желал в них найти. Возможно, тот самый странный, нездоровый блеск, возможно — ответы на невысказанные вопросы. Эксертис усмехнулся до того незаметно, что если бы юноша не стоял, вперив в него взгляд, то никогда не обратил бы на едва видимое движение губ внимание. — Ты здесь меньше суток, а нахождение вдали от всякого сброда уже сказывается на тебе положительно, — прокомментировал мужчина, прерывая зрительный контакт. — Больше не прячь взгляд. Тебе не идет. Касиус задохнулся от возмущения. — Вы кого сбродом назвали?! — он уже и не думал о том, чтобы подбирать выражения. — Да если бы не этот «сброд», то вы бы меня в жизни не нашли! — Следи за языком, — прохладно бросил он, зашагав по залу в сторону. Юноша умолк. И правда, почему он ведет себя настолько… По-детски? Где его хваленое самообладание? — Могу я спросить о том как Вы меня нашли? — подбирая слова, произнес он. — Я хотел бы услышать ответ. Прежде, чем мы начнем. — Ты ничего не чувствуешь? — Эксертис остановился и втянул воздух носом. Касиус невольно напрягся. — Что я должен чувствовать? — голос гулко отдавался от стен. — Силу. Твоя Аура искрит. Если не начать сейчас, велик шанс того, что процесс инициации запустится сам собой. А это чревато последствиями. Юноша в несколько шагов нагнал Эксертиса. — Чувствую, — произнес он, вновь устанавливая зрительный контакт. — Но Вы… Сами согласились с моим условием. Эксертис посмотрел на него так, как смотрят на напакостивших детей, но промолчал. «Что со мной творится?» — внутренне застонал он. — «Зато теперь понятно, что я чувствовал. Это не бодрость. Это Сила» — Расскажите. Вкратце. — он вздохнул. — Пожалуйста. На отстраненном лице мелькнуло удивление. Что же, Касиус и не думал, что с Эксертисом сработает… Вежливость. Опережая остальные мысли юноши, мужчина опустился прямо на пол. Только сейчас Касиус заметил, что они больше не в середине голубого зала, а подле этой самой задрапированной стены. Не продемонстрировав ни капли удивления, он опустился рядом. Поскольку мужчина молчал, Касиус, скрестив ноги, обратил внимание на высокие окна. Портьеры и шторы были сдвинуты так, что лунный свет едва проникал в зал. Слабо поблескивало серебро. Из-за тишины создавалось впечатление полной изоляции от внешнего мира, но все равно казалось, что за окнами что-то происходит. Может, метель? Вздрогнув вместе с задребезжавшими стеклами, Касиус в этом уверился. Порыв ветра швырнул снег в окно. Поместье теперь казалось еще больше отделенным от мира, чем ранее. Юноша живо вообразил то, как ощущалась метель в таверне Барри: скрипящие доски, сквозняки, ветер, что чувствовался, даже если с головой замотаться в одеяло. Здесь все было иначе. Касиус медленно расслаблялся, ощущая, как внутри что-то перестраивается. Иначе… Он был уверен, что даже случись в мире апокалипсис, если находиться здесь, то не поймешь этого или поймешь далеко не сразу, а всему виной тишина. — Поместье обнесено стеной, на которой и завязан защитный контур, — Эксертис заговорил не о том, чего ждал Касиус; в его безэмоциональном голосе прорезалось тоскливое чувство. — Аргус самостоятельно усилил его, замыкая на мне, но из-за многовекового наслоения различных чар где-то произошел сбой. Вместо отвода внимания получилась его гипертрофированная версия: ни один звук с территории поместья не проникает за неё, а вместе с этим все звуки в самом здании глушатся. По сути, это возможно исправить… Только вот сначала Аргусу не хватало то времени, то сил, а потом я уже слишком привык жить так. — В тишине? — юноша мысленно вычеркнул один вопрос из списка: он ведь действительно хотел узнать и об этом. — В тишине. — мужчина тихо вздохнул. Вновь задребезжали стекла. — Хочешь услышать о том, как я тебя нашел? Что ж, это занятная история. Касиус устроился поудобнее, жалея, что ведет разговор не с Айзой. Перевозбуждение, влекущее за собой необдуманные действия и слова, отступило. Будь на месте Эксертиса она, он позволил бы себе маленькую вольность. Например, взял бы её за руку или даже опустил бы голову ей на плечо. — Ко мне в руки попал частично уничтоженный экземпляр одной редкой энциклопедии. На её восстановление уходило много времени и сил, я даже думал о том, чтобы покинуть поместье ради поиска недостающих сведений. В разгар работы меня отвлекло странное ощущение. Это… — пару секунд Эксертис молчал. — Было, будто бы в груди образовался тугой комок, который при этом тянул, позывая куда-то бежать. С каждой минутой это ощущение росло. Я решил, что сказалось переутомление, однако неведомая сила буквально сбросила меня с рабочего места. Не успев ничего осознать, я оказался там, где когда-то установил Лист. Я смотрел на него, на его свечение, на точку, расположенную в территориях Рода Невлин и не верил, не мог осознать, что это случилось… Касиус отметил удивительное свойство: ему нравилось слушать Эксертиса. Не всегда, но в большинстве случаев он изъяснялся ясно, не ругался, не менял тон, резко перескакивая с баса на тенор. Наверное, стоило признать, что в Деаре юноше не доставало образованного собеседника. — Но затем я присмотрелся к имени. Не буду врать, что в первые секунды захотелось что-то уничтожить. Лист, весь Род Невлин или себя — не знаю. Впервые за тринадцать лет я испытал настолько… Бурные эмоции. — казалось, полностью отдавшись рассуждениям, мужчина забыл, что говорил про необходимость начала ритуала и риски несколькими минутами ранее. — Ерин Невлин Терр стоял во главе Мятежа Десяти, который принес известные последствия. Он определенно знает, что я жив, определенно желает меня убить. И его сын — Рассекающий? Почти как герой крайне нереалистичной тавернской мистерии? Пока эмоции владели мной, я был в отчаянье, но потом вспомнил: шестнадцать. Инициация Рассекающих случается тогда, когда им исполняется шестнадцать, а о тебе ничего не было слышно. Конечно, я мало слежу за происходящим снаружи, но знаю обо всех Наследниках высокородных, вступивших в право. Эксертис перевел дыхание, а Касиус задумался о том, что вообще знал о Мятеже Десяти. Другое было очевидно — инициация сокрыта родителями, а традиция высокородных не демонстрировать обществу детей до получения истинных имен сыграла им на руку. Четырнадцать лет он рос, отрезанный от мира, а затем оказался выкинут. Удобные традиции, позволяющие избавиться от Наследника без скандала, если выяснится, что он — бастард, носит несоответствующее статусу истинное имя или недостоин быть частью Рода по множеству иных причин. Он судил об этом холодно, ведь уже понял, что именно так все и обстоит, что слово «любовь» перпендикулярно слову «Род». Также Касиус был уверен, что они сотворили с ним большее, чем просто выгнали — это было бы чересчур опрометчиво, ведь он легко мог доказать принадлежность к Роду по крови. Он не делал этого, ведь был уверен, что является Отреченным. А еще Касиус попросту боялся. Вдруг родители действительно даровали ему жизнь и свободу в обмен на то, что он никогда больше не побеспокоит их? Юноша хотел жить и потому боялся засветиться хоть где-то. Теперь же все представало в ином свете. Родители знали, что он не Отреченный, а потому… Касиусу была недоступна кровная магия. Он не изучал её даже теоретически. Наверняка можно было сделать с его кровью что-то так, что никакая проверка не укажет на истинную родовую принадлежность. Не успел юноша вернуться к изначальной мысли, Мятежу Десяти, как Эксертис продолжил: — Плюс местоположение. Стоило выяснить, почему ты находишься во второй по величине провинции в пределах территорий Рода Невлин, Деаре. Я потратил день на подготовку, прежде чем покинул поместье… Касиус знал о Мятеже Десяти мало. В основном, это была информация, вдолбленная в голову отцом: »…среди светлых умов появилась червоточина…». Одиннадцать Родов Настоящих, главы которых входили в состав Тайного Совета, управляющего Либией со стародавних времен, являлись элитой общества. Каждый Род обладал своей сферой ответственности, в зависимости от которой определялась специализация подконтрольных ему территорий. Но эти банальные сведения знал даже ребенок. Червоточина… Сферой ответственности Рода Метас была религия. Отец говорил… Касиус резко вздрогнул в тишине голубого зала. Ему стоило перестать вечно ссылаться на слова отца. Еще сто лет назад случился антирелигиозный переворот. Религия канула в лету, но Род Метас остался в числе Настоящих. Говорили многое. О несоблюдении в Роду многовековых традиций, о государственной измене, а может и о нескольких, об инцесте и насилии к собственным детям. Род умирал. К моменту Мятежа Десяти, вполне логичного события после многих лет слухов и сплетен, в главной ветви Рода Метас оставалось всего три человека: глава Рода, его жена и их сын. Касиус не знал их имен. Наверное… Юноша предполагал, что в официальной версии, по которой Метас представляли угрозу для общества и потому были ликвидированы, не содержится даже половины правды. Территория Рода Метас на материке была центральной. Единственная не имела выхода к морям и океанам, зато именно там располагалась центральная магическая академия и исток Ойра — Великое озеро. Сейчас территория являлась нейтральной, но в разговорах, неофициально, люди именовали её «Либийской пустыней». В голове всплыл рваный флаг Либии. Касиус поежился, ощущая фантомный холод на ступнях. Солнце… Золотой шар, которого нет на нынешних флагах. Метас — цель, конечный предел в переводе — были центром, основой Либии. Евграф Палма, как помнил юноша, называл нынешнее время эпохой Забытья. Неужели Метас удостоились такой участи, потому что… Исчезли Рассекающие, а затем и вера? Разве это не было абсурдом? Ведь Рассекающие исчезли из-за поступков людей. Всё наверняка было сложнее. Эти темы любили обсуждать пьяные посетители «Света», потому Касиус их не выносил, да и не мог понять, откуда у людей такая страсть обсуждать то, в чем они разбираются на уровне Кольца в политике. Союз восхваляли в голос, Мятеж Десяти обсуждали вполголоса, а антирелигиозный переворот — шепотом. Слишком эта тема была неоднозначна. Кто хотел, тот находил: и о дуоизме, и о Создательнице и её заповедях. Касиус размышлял на своем уровне и приходил к выводу, что его же незаинтересованность сыграла с ним нехорошую шутку: он едва понимал ситуацию, сложившуюся в стране. — Вейнус я отмел сразу. Сельскохозяйственные окраины провинции, где все знают друг друга в лицо? Спорное место для человека в твоем положении. Проблема Листа в том, что он лишь обозначает границы того, где находится Рассекающий — я выяснил это опытным путем. Потому… — мужчина устроился поудобнее. — Плана у меня не было. Я решил импровизировать. В первый день я не смог ни с… Выяснял обстановку, а на следующий Создательница благоволила мне, столкнув с одним… Человеком. Набережная в Сомне была хорошо облагорожена. Широкие каменные парапеты, лавочки вдоль мощеных дорожек, чудо современных технологий — металлические разводные мосты… Всё это завораживало даже южной зимой, теплой, но ветренной. По левую руку по широкой дороге проезжали повозки — как самоходные, так и запряженные лошадьми. Высились аккуратные каменные домики, формирующие ладное, единое лицо центра провинции. Набережная шумела, полная различных звуков, выцепить из какофонии которых что-то конкретное не представлялось возможным. Мужчина медленно и напряжённо шагал по улице, напоминая человека из неблагополучных районов: такие тоже неустанно контролировали ситуацию вокруг. Голова давно разболелась от изобилия звуков. Старомодное кепи было низко надвинуто на глаза, тем не менее не ограничивая обзор; воротник черного фрака поднят, защищая чувствительную кожу от порывов ледяного ветра. Руки он держал в карманах, а с кончиков пальцев в любой момент была готова сорваться Сила. Лицо изменено до неузнаваемости магией. Эксертис раз за разом повторял себе, что его никто не узнает, что он имеет цель, которой обязан достичь. Но в перерывах между попытками мыслить рационально и не поддаваться тревоге, он все же задавался вопросом: почему люди, увидев его, спешат отойти подальше? И тут мужчина заметил, а точнее услышал, его. У стены дома, огибаемый прохожими по широкой дуге, стоял человек неопределенного возраста и очень громко, срываясь на поросячий визг, пел. Эксертис остановился и пригляделся, поморщившись. Судя по всему, человек был очень пьян, безопасен и… Открыт к разговору. Нащупав в кармане монеты, осмотрительно туда положенные, Эксертис направился прямиком к нему. — Добрый день, уважаемый, — бросив монеты в шляпу, лежащую подле пьяницы, завел разговор мужчина. Оборвав куплет посреди очередного завывания, где угадывалось нечто вроде «щедр к либийцам Тайный Совет, ввел на заводах бесплатный обед», человек поспешно подобрал шляпу. Ответил он только тогда, когда пересыпал монеты в карман ободранной куртки: — До-оброго дня, — он сплюнул. — Те чего? — Хотел выразить признательность вашему творчеству, — едва дыша от перегара, исходившего от мужчины, сказал Эксертис первое, что пришло на ум. Пьяница заметно напрягся, нахлобучив шляпу на голову. — Всё законно! Вот, — он вытащил из-под куртки засаленную бумагу и развернул, тыча ей в лицо Эксертису. — Согласова-ание с этими… С верхушкой Деара, короче. — Вы неправильно меня поняли, — взгляд пьяницы стал еще более неосмысленным. — Я правда хотел выразить… — Выразил? Ну и иди дальше! — мужчина прижал руки к карманам, панически осматривая улицу. — Таким, как ты, лишь бы поиздева-аться надо мной! А я, ме-ежду прочим, зарабатываю на этом, поэт я! Стихи пишу! Про наше великое госуда-арство! — Я тоже, — «Какое еще «я тоже»?!» — Поэт. И патриот. Заметил Вас издалека, ведь… Настоящий талант видно сразу. Гораздо проще было бы ударить по пьянице Силой, внушив ему, что они — давние друзья, но при всем своем отвращении к людям, а особенно таким, как этот человек, Эксертис слишком давно не имел собеседника. Даже такого. Недавно Аргус сказал, что его социальные навыки оставляют желать лучшего. Эксертис не считал это важным, но одна только мысль, что он в чем-то хуже тех, кто запятнан названием «Настоящий», разозлила его. Он ничем не хуже и прямо сейчас докажет это, разговорив пьяницу без единого применения Силы. — Че, правда? — вылупился человек. — По те не скажешь. Весь такой аристократишка, а по повадкам — сущий банди-ит. Ну-ка, прочитай чего своего! Тока смотри, не мухлюй, я поэ-эзию хорошо знаю. Скрестив на груди руки, пьяница ждал. Эксертис запаниковал и приложил все усилия для того, чтобы лицо осталось бесстрастным. А через секунду не выдержал: вынув из кармана руку, одним взмахом направил в человека умеренный поток Силы, в который вложил ту самую мысль о «давних друзьях». Взгляд пьяницы остекленел. Затем он поморгал, а губы растянулись в широкой улыбке. — Линос! — имя отца резануло слух, но в моменте Эксертис не вспомнил ничего иного. — Дружи-ище! Как же давно я тебя не виде-ел! Эксертис едва увернулся от объятий. — Привет, — мужчина понял, что понятия не имеет, как зовут пьяницу. — Друг? — Ну чего встал?! Пойдем выпьем, былое вспомним, новости обсу-удим, — пьяница все же ухватил Эксертиса под руку и сразу же повернул от набережной вглубь Сомна. Погода в этот день была, впрочем, как и в прошлый, солнечной. Лучи света подтопили снег, превратив его в слякоть, но неизменно улучшали настроение. Всем, кроме Эксертиса: он не переносил солнце. Улицы Сомна были прямыми и широкими, по ним неспеша прогуливались свободные от дел люди. Пьяница же не затыкался и отключиться от его болтовни, куда Эксертис не мог вставить и слово, не выходило. Потому вся окружающая обстановка ускользала от него. Они шли недолго, но достаточно для того, чтобы вкратце узнать всю жизнь пьяницы, чьим именем — точнее, прозвищем — оказалось «Кольцо». — Это всё потому, что пару лет назад на этой… Главной пло-ощади Сомна соре… сорван… Конкурсы эти были, где кольца швырять надо. Либия — госуда-арство свободное! Потому я к ним подхожу, мол, дайте сыграю, а они говорят, собаки, что это для дете-ей… Я им и ответил, что они законы эти нарушают, и права мои. Такой скандал учини-ил! И дали же сыграть, чего было бычиться? Обыграл всех! — Кольцо явно был доволен победой над детьми. — А потом стырил у них флажки такие… С лучами и синим небом. Госуда-арства нашего. Теперь вот, продаю. Не нужны? Эксертис отрицательно покачал головой, вывернувшись из захвата Кольца. Они остановились перед весьма приличным на вид заведением. Мужчина задумался о том, пустят ли пьяницу туда вообще. Казалось, стоит оставить Кольцо в закрытом помещении и всё вокруг пропитается запахом, исходившим от него. — Ты эт, не бойся, — пьяница незаметно подобрался к нему, хлопнув рукой по плечу. — Тут все меня зна-ают… Трактира дешевле и лучше не сыскать во всем Деаре! Кроме «Света», конечно же. Ток мы от него далекова-ато, иначе бы привел тебя прямиком туда… Вновь заговорив о чем-то своем, Кольцо подтолкнул Эксертиса ко входу в трактир, над которым висела деревянная табличка с названием «Лоскут». Оказавшись внутри, мужчина не успел осмотреться, как Кольцо, пыхтя и расталкивая людей, провел его вглубь и усадил за столик. Стащив кепи и тряхнув головой, Эксертис сразу понял причину названия. Все вокруг состояло из цвета: цветастая обивка диванчиков с кучей заплат, разноцветные бутылки-тарелки-стаканы, находящиеся повсюду, даже декоративная расписная плитка. «Местная специфика» — подумал было Эксертис, вновь щурясь от шума и количества людей вокруг в небольшом душном зале, как напротив плюхнулся Кольцо, притащивший с собой трактирщика. — Сегодня гульнем, — приняв хитрый вид, «шепнул» пьяница. — Да-айте… Ром. И подороже! Эксертис выдавил улыбку, когда измученного вида трактирщик повернулся к нему. Как такие как Кольцо вообще столько пьют? Он и сам никогда не был из противников алкоголя, но… — Мне, пожалуйста, кофе с двумя ложками бальзама, — вздохнув, озвучил заказ мужчина. — Кофе нет, — буркнул трактирщик. — Не советую то, что здесь подают как кофе, мешать с бальзамом. — Тогда чай. Классический черный, — удивился Эксертис. Местная специфика, чтоб ее. — И фруктовую нарезку. Кивнув, трактирщик ушел. — Мы с ним давно знаемся, вот месяца эдак три наза-ад… Предвещая очередной ненужный рассказ, Эксертис перебил: — Помнится, ты хотел обсудить новости? — Ах да! — вскинулся Кольцо. — Но-овости… Расположились они удобно. Пусть Эксертис и нервничал, — в другом конце зала шел спор на повышенных тонах, за соседним столом рыдала женщина в компании отстраненного мужчины — их стол был в самом углу. — Я путешествовал, — на ходу принялся сочинять мужчина. — Изучал местную специфику магии на Санкском архипелаге… — А я-то думаю, чой-то ты ко-офе заказал! Уж думал дружище Линоса подменили каким-то высокородным снобом! — Кольцо разразился хрюкающим смехом. Эксертис хмыкнул в ответ только для того, чтобы лицо не свело судорогой от отвращения. Одно было похвально: пьяница откуда-то знал, где производят кофе. — Там я узнал о способе, благодаря которому можно найти даже дальнего родственника. Вернувшись, я решил воспользоваться им, ведь у меня пропал мой воспитанник, — напустив в голос драмы, мужчина продолжил. — Горячо любимый племянник. — Как — пропал?! — искренне удивился Кольцо. — Сбежал. Хотя я воспитывал его всю жизнь. — казалось, выдуманная трагедия вот-вот растрогает пьяницу до слез. — Эт сколько ж лет племянничку-то? — Пятнадцать. Я не знал даже того, жив ли он… — почувствовав, что движется в верном направлении, Эксертис решил давить. — Пятнадцать?! Я в его во-озрасте ниче дороже семьи не знавал! Это современное поколение, — Кольцо сплюнул на пол. — Ни стыда, ни совести! Взять даже Ка-асиуса… Эксертис весь подобрался, вслушиваясь, но тут подошел трактирщик. Грохнув на стол синюю тарелку с нарезанным заветренным яблоком, полупустую бутылку рома со стаканом на горлышке и красную чашку с чаем, он молча ушел. — Вот те праздник! — довольный видом алкоголя в его распоряжении, Кольцо тут же плеснул в стакан коричневую жидкость и напрочь забыл тему разговора. Выдохнув сквозь зубы, Эксертис отпил чай и тут же поморщился: там было точно не две ложки бальзама. Отодвинув от себя чашку, он застал Кольцо за поеданием сморщенного яблока. — Я решил проверить найденный мной способ, — продолжил он то, на чем закончил. — Какой способ? — С помощью которого можно найти родственника. — стараясь не звучать раздраженно, пояснил Эксертис. — Провел маленький ритуал и узнал, что племянник жив и прячется где-то в Деаре. — Да уж, Линос, по тебе и не сказать, что ты — ответственный семьянин! — рассмеялся Кольцо, наливая себе еще рома. Внутри клокотала злость напополам с отвращением. — Потому я отправился сюда в надежде его найти. И, волей Со… Судьбы, я встретил тебя. Потому, зная, насколько ты охоч до сплетен, смею просить тебя о пом… — Охоч до спле-етен?! — едва отпив новую порцию алкоголя, пьяница отставил стакан, выглядя крайне оскорбленным. — Не думал, дружище, что ты вот так вот… — Не об этом речь! — Эксертис осмотрелся, беспокоясь из-за слишком громкого голоса Кольца, но никому не было до них дела. — Я хотел сказать, что ты… Наблюдателен и проницателен, знаешь здесь многих, а потому способен мне помочь. — Сына найти? — как племянник стал сыном мужчина не знал. — Эт я могу… Ток что мне будет за это-то? — Вот вам и «дружище», — пробормотал Эксертис, а затем красноречиво посмотрел на бутылку рома. Он искренне сомневался, что заработанных на пении денег хватит, чтобы покрыть счет. Кольцо насупился. — Помогу, так и быть! По старой дру-ужбе ж. Че, были у твоего сынка какие-то эти… Отличи-ительные черты? — Кольцо принял вид опытного сыщика. — Его имя Касиус, он… — Эксертис запнулся, понятия не имея, как описать человека, которого никогда не видел. Надеясь не попасть впросак, он завершил. — Тих и подозрителен. Наверняка не похож на здешнего. — Ох уж это молодое поколе-ение! Все им не так! — пьяница отправил в рот дольку яблока. — Друг мой, Барри, держит таверну «Свет», что в Ра-аскри, и устроил туда работать племянничка евоного… Тоже Касиусом звать. Эксертис едва не подался вперед, слушая. — Так он знается с девчо-онкой одной, сущий лучик со-олнца, как на флаге! — воскликнул Кольцо. — А он… Унылый и вечно недовольный. Если б Барри за него не поручился, было б ему ой как несла-адко тут… А еще он… Кольцо наклонился вперед, прошептав: — Осуждает Невлинов! — просторечный суффикс «ов», добавляемый простолюдинами в окончаниях Родовых имен, резанул слух. Со мнением неизвестного юноши Эксертис был многократно согласен. Внутри появилась надежда на то, что все сложится удачно. — Какой ужас, — равнодушно произнес он то, чего от него ждали. — И я о том! Всё им не так, хотя даже не ду-умают, скоко благ имеют от нашего госуда-арства… Машинально кивая и глядя в чашку с чаем и бальзамом, Эксертис ощущал возбуждение. Хотелось сию минуту проверить, тот ли это Касиус. — Во всем мире нет государств, равных Либии и великому Союзу, — говорить это было сродни предательству собственных убеждений. — Ты так почитаешь их… — Коне-ечно почитаю! — воскликнул Кольцо. — Размышлял вот давеча и понял, что сызвеку считаю, что статья-я нужна! За отсутствие парти… Патриотизма! И вот, даже… Кольцо снова налил ром в стакан и пустился в пространные рассуждения, чем Эксертис воспользовался, чтобы подумать. Союз — конфедерация, в которую входят Либия, Либийский полуостров и Санкский архипелаг. Только вот от конфедерации одно лишь слово. Если Либия — полноценная страна, то полуостров, присоединенный к материку Забытым перешейком, её колония. До пришествия туда либийской власти полуостров был незаселенной, труднопроходимой из-за горных массивов территорией. Сейчас туда ссылают всех неугодных. В тюрьму ли, на исправительные ли работы — значения нет, оно состоит лишь в том, что выбраться оттуда невозможно. Санкский архипелаг совершенно иное. Когда-то он входил в состав Союза добровольно, но со смертью последнего Рассекающего всё изменилось. Дело в том, что архипелаг — множество островов со своеобразной верой. И вот, некогда религиозный центр Союза начали подавлять. А во времена антирелигиозного переворота и вовсе присылали туда «отряды зачистки» с целью уничтожения святынь и распространения атеизма. Люди бунтовали, было пролито много крови в попытках защитить безжалостно уничтожаемую культуру. Ничего не вышло. Санкский архипелаг был полностью подчинен Либией. Родители хотели отправиться туда, дабы воочию увидеть сохранившиеся святыни, поговорить с местными, которые наверняка знали больше, чем писали официальные и неофициальные источники, но… Кулаки сжались. И это — «великое государство»? — …Горы! — Эксертис понятия не имел, о чем говорит Кольцо. Нужно найти Касиуса. Кем бы он ни был. Как можно скорее. — Возможно ли встретиться с хозяином «Света» в неформальной обстановке? Пьяница глупо моргнул. — Ты эт че так резко… — пробормотал он и зевнул во весь рот. — Конечно можно… Ток он на отлучках часто. Барри рисовался Эксертису подобным Кольцу. Если встретиться с ним, можно подобраться к Касиусу так, чтобы не напугать его раньше времени. — Отлучках? — переспросил мужчина. — Дружи-ище, — икнул Кольцо, допивая ром. — Ты будто бы не ты! Он ж не просто тавернщи-ик, он этот еще, артефактор. План рождался в голове сам собой, но действовать было необходимо быстро. Хотя бы из-за того, что Кольцо был на грани отключки. — Не серчай, друг, я давно не бывал в этих местах, но у меня как раз есть для него крупный заказ. — Эвона как, — снова икнул пьяница. — Мне чего это, посы-ыльным меж вами побыть? — Было бы хорошо, — почти искренне улыбнулся Эксертис. Кольцо подозвал трактирщика, отвлекая его от беседы с престарелым посетителем, курящим сигару. — Не найдется ли у вас бумаги и пера? — спросил Эксертис. Закатив глаза, трактирщик принес требуемое через минуту. Эксертис приятно удивился наличию заправленной перьевой ручки и быстро составил послание, сославшись на важность и обещая большие деньги за выполнение к завтрашнему дню. Вытащив из-под пальто пачку купюр, он просушил и сложил бумагу пополам и, вложив в нее несколько, указал точную сумму предоплаты. «Если указанная сумма окажется неполной, требовать недостаток с Кольца» — дописал он в конце, слабо доверяя добросовестности пьяницы. Раздался грохот. Вздрогнув, Эксертис поднял глаза и не особо удивился: пьяница уснул, уткнувшись лицом в тарелку с остатками яблок. Мужчина поднялся на ноги и прошел к стойке, возвращая ручку и оплачивая счет. — Не могли бы Вы, — кажется, трактирщик относился к нему презрительно. — Отнести это в таверну «Свет» и передать Барри? — Тебе почта на что? — убрав деньги под стойку, огрызнулся тот. Людям важны деньги, подумалось Эксертису, поэтому он достал несколько крупных купюр — его-то обеспечивает точно не нуждающийся в деньгах Аргус — и протянул их трактирщику. Вскинув брови, тот потер большим пальцем четыре других, давая вполне очевидный намек. Все они — посетители, рабочие, сам Кольцо — были неприятны ему. Чтобы поскорее закончить дело и больше никогда не видеть эти пьяные, жадные и глупые лица, Эксертис молча протянул еще две купюры. Ухмыльнувшись, трактирщик убрал полученное в нагрудный карман рубахи и позвал кого-то из кухни. Из дверного проема выглянул невысокий мальчик. — Отнеси это туда, куда требуется, — приказал трактирщик. — И не вздумай взять оттуда хоть что-то, убью. Спешно закивав, мальчик уточнил, куда необходимо доставить послание, а затем, сбегав за курточкой, направился к выходу. Туда же пошел и Эксертис. Морозный воздух его отрезвил. Мужчина замер на пороге, вдыхая. Только сейчас он ощутил дрожь, пробегающую по всему телу. Несколько часов взаимодействия с людьми истощили его. Полагаясь на едва продуманный план, — за столько лет он забыл, какого это — планировать — он сконцентрировался на мире вокруг, подмечая детали. Дощатые ступени. Грязный снег. Чей-то смех. Нужная концентрация была достигнута за долю секунды. Он сделал шаг и исчез. — Так почему «требовать недостаток с Кольца»-то? — пробормотал Касиус, хрустнув шейными позвонками. — И это твой первый вопрос? — съязвил Эксертис. Касиус шумно вздохнул, обхватывая колени руками и укладывая на них голову. За время, проведенное в голубом зале, он замерз. Вопросов, как обычно, было много, но далеко не все из них стоило задавать. А что он спросит? «Вы знаете, что после вашего прихода в «Свет» распустили сплетню о том, что Вы — мой отец?» или «А Вы знаете, что он эти флажки теперь детям продает за подаяние?». — Кольцо — у него имени нет, что ли? — вызвал у меня отвращение. В целом, как и все люди. Вот и всё. — просто ответил Эксертис. «Какая мелочная месть» — подумал Касиус, а вслух сказал: — Все, кроме меня и главы Рода Вишес? — резко подняв голову, юноша осознал, что вновь слишком расслабился, раз выдал такую чушь. — Вы — в особенности. — к его удивлению, Эксертис ответил с очевидной иронией. И как мужчина решает когда его осадить, а когда — поддержать? Тем не менее, внутри остался неприятный осадок. Кольцо выдал его, сам того не осознавая и… А что «и»? Эксертис, исходя из всего, что Касиус видел и слышал, прекрасно нашел бы его и так. — Что было потом? — подумав, спросил Касиус. — Вы встретились с Барри? — Да. Я был прав: он оказался падок на деньги и явился. Один. — от интонации Эксертиса стало неприятно. — Но я ошибся на его счет, он совершенно не такой, как та пьянь. Пришлось воздействовать Силой… И ненароком сжечь с десяток его амулетов. — Мать-магия, — прошептал Касиус. — Что именно Вы с ним сделали? Внушение? — Именно. Я отлично владею образной магией, потому и воспользовался ей. Стекла периодически звенели от порывов ветра. Кроме этого звона тишину нарушали лишь негромкие голоса Касиуса и Эксертиса, сидящих на полу в большом неосвещенном помещении. Казалось, весь мир сузился до стен голубого зала. Глаза юноши постепенно привыкли к темноте и он стал различать очертания лепнины, декоративных колонн между окнами и даже картин. — Вы ведь владеете всеми направлениями магии? — Да. Кажется, мы отходим от темы, — Эксертис поднялся на ноги, оправляя рубаху. — Я приготовил все заранее. Начнем? Кивнув, Касиус тоже поднялся. Внезапно его вниманием завладела занавешенная стена. Всего основных направлений магии существовало четыре: знаковая, образная, природная и кровная. Ученые по сей день вели споры, чем труднее овладеть без заложенной предрасположенности: кровной или образной магией. Сила — сырой поток, рождающийся внутри энергетического ядра человека, который невежды любили именовать душой. Проще всего было использовать Силу через нечто вспомогательное, потому наиболее простой считалась именно знаковая магия. Формулы, чары, руны — всё это помогало превращать необузданный поток внутри человека во вполне конкретную магию. Природная магия стояла рядом. Если знаковой овладеть могли все, то природная требовала кропотливого её изучения. Самые сильные и целеустремленные к середине жизни уверенно владели всеми четырьмя стихиями. Кровная и образная же были насколько схожи, настолько и различны. Касиус встречал мало людей, владеющих хотя бы одним из этих направлений. Вся сложность заключалась в том, что овладеть кровной магией без предрасположенности к ней и огромного потенциала Силы было почти невозможно. Ведь кровная магия требовала не сколько концентрации, сколько умения максимально владеть собой. А образная магия, позволяющая не использовать все то, что необходимо для знаковой, ни Силы, ни предрасположенности не требовала. Она требовала тренировок и владение ей считалось показателем статуса. Мало у кого из безродных было достаточно времени для того, чтобы ей научиться. Но, как бы то ни было, ни одним из направлений магии невозможно было овладеть, не пройдя инициацию. Потому среди высокородных считалось дурным тоном учить ребенка чему-то до получения им истинного имени. В основном, упор шел на этикет и науки, не требовавшие применения Силы. Представители Рода Невлин имели предрасположенность к природной магии и поступали, в большинстве, на факультет Элементум центральной магической академии. Потому к моменту поступления они уже знали сотни химических формул и что дает сочетание десятков растений между собой. Применять же это, как и владеть Силой, их учили именно в академии, которой когда-то грезил Касиус как первым выходом в большой мир. — Касиус? — юноша вздрогнул, когда Эксертис позвал его, стоя у окон. — Кстати говоря, ты знаешь, откуда пошло ругательство «Мать-магия»? — Нет. — ответил Касиус, хотя припоминал, что мог об этом читать. У него никак не выходило отвести взгляд от стены. — Одной из вариаций того, как когда-либо называли Создательницу, было мать магии или мать магия, — голос эхом отдавался от стен, доносясь до Касиуса со всех сторон зала. — Антирелигиозный переворот случился, а выражение осталось и трансформировалось в ругательство. Юноша кивнул, запоминая, но не подумал о том, что едва ли мужчина различит его кивок на расстоянии. Резко портьеры, укрывающие стену, разъехались в разные стороны по металлическому шесту, закрепленному под потолком. Касиус обернулся на подошедшего Эксертиса, держащего в руках небольшую деревянную чашу. — В твоем «списке» значится вопрос о сокрытом здесь. Смотри же. Касиус медленно повернулся обратно. Во тьме было сложно что-то различить, но… На стене скрывалось изображение. Огромное, ослепительно белое изображение. Эксертис поднял над их головами светосферу, чтобы юноша мог его разглядеть. Ох. У него не хватало словарного запаса для того, чтобы описать увиденное. Во всю стену было изображено божество. Казалось, белый цвет раскололся на мириады частиц, потому что не представлялось возможным посчитать количество его оттенков, задействованных в работе. Развевались белые одежды, очерчивая женскую фигуру, длинные белые волосы, переливаясь, струились по плечам. Касиусу сделалось нехорошо. У женщины не было лица — точнее, оно было, но на нем не было ни губ, ни рта… Только глаза: сплошь белки, будто бы сияющие в полутьме. Изображение было выполнено невероятно искусно, всеми оттенками белого, которые юноша никогда не смог бы вообразить самостоятельно. Божество словно двигалось. Наклоняло голову, прикрывало глаза, а в районе груди попеременно искрилось ослепительно белым. — Дукорда, — прошептал Касиус, догадавшись. — Но откуда? Неужели это Ва… — Нет, — ответил Эксертис. — Изображение было здесь задолго до моего появления, я лишь его восстановил. Касиусу показалось или в холодном голосе мужчины действительно сквозило благоговение? — Я никогда не отрицал в себе веру, но когда оказался здесь, разбитый и… Никому ненужный, — Эксертис говорил медленно, но юноша, сам того не осознавая, боялся нарушить этот момент откровения. — То оно стало для меня знаком. Символом возможной справедливости. Касиус все же отвел взгляд от стены. Мужчина стоял в нескольких шагах от него и, на удивление, смотрел не на изображение, а совершенно в другую сторону. Он машинально помешивал нечто, находившееся в чаше, а давно заживший шрам на его лице сейчас казался особенно заметным. Насколько тяжелую травму, что повлекла за собой подобный рубец, пережил мужчина? — Тогда я пообещал себе, что если когда-то смогу отомстить, то ради мести не пожалею даже своей жизни, — завершил он, заставив Касиуса вздрогнуть. Юноша не ожидал подобного окончания монолога, прозвучавшего слишком решительно. Касиус вновь взглянул на стену. — Тогда откуда она здесь? — прошептал он, сжав рукой нагретый теплом тела медальон с выгравированной на нем руной Райдо. Он не хотел говорить и думать о мести, ведь и сам… Опасался этим увлечься. Хотя он не мог быть уверенным, что есть месть для Эксертиса, и без того демонстрировавшего странные взгляды на жизнь. «Взгляды, с которыми ты во многом согласен» — юноша лишь сильнее сжал медальон в ответ на эту мысль. — Отвечая честно: не знаю. Я уже говорил, что ранее поместье являлось доходным домом, функционировавшим и во времена до антирелигиозного переворота. Так что, возможно… — казалось, Эксертис потерял обычную для него концентрацию и отвечал на вопрос только потому что обязался. — Возможно, здесь поклонялись Создательнице или просто отдали дань вере таким образом. Касиус почувствовал, как к нему возвращается дрожь. Ведомый намерением, он взмахнул рукой и, внезапно даже для себя, уничтожил светосферу. — Касиус… — медленно произнес Эксертис во вновь воцарившейся темноте. — Как давно ты применяешь Силу так легко? — С того момента, как проснулся?.. Тревога и непонимание происходящего вновь захватили юношу. Мужчина сократил расстояние между ними в два шага. — Пей. — приказал он. Касиус вытаращился на поднесенную к лицу чашу. — Это настойка, — недовольно разъяснил Эксертис. — Не переживай, я рассчитал дозировку специально под тебя. — Я не думал, что так быст… — мужчина ухватил его за затылок, а другой рукой почти что силком разомкнул зубы, вливая внутрь субстанцию с привкусом ментола. Завершив, Эксертис остался на месте, а Касиус, ощущая, что все вокруг плывет, отшатнулся, едва не упав. Подскочил пульс, сердце стучало так, что становилось больно. Он не мог думать ни о чем, кроме попыток устоять на ногах. А еще ему было страшно. Сейчас, в этом грубом действии, в полной отстраненности на обычно эмоциональном лице, он вновь увидел человека в таверне Барри. Холодного, собранного и опасного. Пошатнувшись, Касиус рухнул на ковер, ударившись затылком. Хотелось бежать, но он не мог даже остановить бешеное вращение голубого зала вокруг себя. В день его первой инициации, два года назад, настойку готовила мать, вызвав этим недовольство отца. Эслинн потерпела множество неудач — невовремя добавленный пустырник или же неподходящая дозировка опиатов полностью портили конечный результат. Но она была полна решимости, ведь окончила факультет знания в центральной магической академии с лучшим баллом по фармакологии среди сокурсников. Итог был не лучшим. Касиус помнил, как едва не выплюнул всё после первого глотка, да и наверняка бы сделал это, если бы не выжидающие взгляды родителей. Настойка была лишь катализатором, запускающим процесс инициации. Она блокировала тревогу и страх, погружала человека в глубокий сон, во время которого и происходил процесс получения истинного имени. Инициация начиналась и без нее, но никто не мог спрогнозировать, когда именно Сила выйдет наружу. В древности это нередко убивало людей, чья магия вырывалась из энергетического ядра, формируясь, в неподходящий момент. Потому настойка, приготовленная Эксертисом, отлично справилась со своей ролью, меньше чем за минуту погрузив Касиуса в сон. Последнее, что уловил юноша, прежде чем отключиться окончательно, был лик богини. Она словно кивала ему, улыбаясь безгубым ртом.