Они поднимаются в библиотеку под симфонию падающих на каменные плиты капель. Внутри башни сыро и зябко; еле заметные щели в стенах покрыты ярко-зелёным мхом. С каждым шагом дыхание принцессы становится более тяжёлым и громким, однако Ротбарт не замедляет шаг, а лишь только ускоряется.
В последний раз колдун был там месяц назад, и чем чаще он откладывал посещение, тем сложнее ему казалось вернуться. В этой комнате находится слишком много того, что способно, подобно кровожадным зверям, терзать старые, но ещё не зажившие раны. И сейчас, спустя время, за которое он смог хоть немного заглушить преследующую его боль, Ротбарт вновь должен соприкоснуться с болезненными воспоминаниями.
Когда они доходят до двери, колдун не спешит толкнуть её, оттягивая нежеланный момент.
– Всё хорошо? – слышит он голос стоящей позади Одетт. Тяжко вздохнув, колдун поворачивается к ней.
– С чего ты...? – ворчливо произносит Ротбарт, недоговаривая фразу. Насупившись, он смотрит на принцессу, и сказанные им слова звучат грубо и резко, напоминая собачий рык.
– Просто мы минут пять уже тут стоим, и я подумала...
– Значит, неправильно подумала! – огрызается он, отворачиваясь. – Я лишь ждал Ваше Высочество.
В этом была часть правды: Ротбарт был так занят собственными мыслями, что до этого он не знал, догнала ли его принцесса.
Прежде, чем Одетт успеет вымолвить хоть что-то в ответ, Ротбарт толкает деревянную дверь, и она с громким стуком ударяется об стену. Через не закрытое шкурами окно проникает лунный свет, падая в центр комнаты. Остальное пространство затемнено, будто бы скрывает свои секреты от чужого глаза.
Колдун проходит в помещение и направляется в сторону камина, одиноко стоящего в углу, и с помощью огнива зажигает его. Сияние от мгновенной вспышки тут же наполняет всю комнату светом.
Одетт застывает в дверях. Ротбарт следит за тем, с каким любопытством девушка разглядывает комнату. Взгляд принцессы блуждает по деревянным полкам, заполненным множеством книг и рукописей; скользит по старому, сохранившемуся ещё после бывших хозяев замка зелёно-белому гобелену, коим колдун часто закрывал окно. Наконец, Одетт встречается с взглядом Ротбарта и и тут же отводит в сторону, будто боясь долго смотреть на колдуна. Реакция забавляет его, и на губах Ротбарта застывает усмешка.
Продолжая сохранять молчание, колдун подходит к полкам и начинает внимательно изучать их. Несколько справочников, которые могут содержать в себе любые географические сведения он забирает – всё-таки нельзя недооценивать принцесс – и откладывает в сторону, чтобы отнести в свою лабораторию. Ротбарт не трогает лишь свитки, находившиеся тут ещё до него: будучи хрупкими хранителями прошлого, они вряд ли смогут послужить пользой для настоящего.
Пальцы останавливаются на потрепанном, пыльном переплёте. Колдун застывает: в голове калейдоскопом возникают картинки из далёкого прошлого. Пальцы чуть подрагивают при взятии рукописи. Разглядывая кожаный переплёт, Ротбарт прочитывает про себя знакомое ему название, однако вместо собственного голоса он слышит другой:
– В сказка всегда они отправляются в лес, – произносит этот голос. – Значит, искать это место нужно где-то в чаще.
Ротбарт поворачивает голову направо: пространство уже не выглядит таким мрачным: всё заполнено светом и теплом, в центре которого стоит владелица этого голоса - девушка, которой всё ещё шестнадцать лет. Её рыжие волосы собраны в тугую сложную причёску; на ней то самое домашнее изумрудного цвета платье. Эта девушка всё также заливисто смеётся, что даже хмурому мальчишке, стоящему напротив, невозможно сдержать улыбки.
Миндалевидные карие глаза направлены в книгу, и в этот момент эта девушка потирает свой веснушчатую переносицу – знак того, что она сейчас очень упорно о чём-то размышляет. Через секунду она смотрит на него с той же серьёзностью, коя была направлена на содержимое книги.
– Все эти рукописи... – будто бы говорит она, но голос совершенно не похож на тот, что отпечатался в его памяти. Ротбарт тряхнул головы в попытки выйти из наваждения: мираж резко рассеивается, уступая место подошедшей ближе Одетт. – Сделанные тобой исследования?
– Всё, что уцелело и было наработано последние десять лет, - раздражённо и быстро произносит колдун, разочарованно поворачиваясь снова к полкам. – Ну и несколько книг, бывших тут ещё до моего появления.
– А эта книга? – она протягивает палец к корешку той, что колдун так и продолжил держать в левой руке. Увидев это, Ротбарт же резко притягивает книгу к себе.
– Очень дорогая вещь, - грубым тоном отвечает он, удивляясь собственной резкости, и, будто бы извиняясь, продолжает. - Это записанные сказки сказителей, бывавших в моём родном доме.
– Неужели ты записывал сказки? – не скрывает удивление Одетт.
– В этом нет ничего такого, – ворчит колдун. – Именно эти сказочные истории помогли мне так далеко продвинуться.
– Соглашусь, – произносит она, подтверждая сказанное ещё и кивком. – Я об этом не подумала.
Ротбарт недовольно покачал головой, не спеша что-либо комментировать. Он вновь посмотрел на книгу: на кожаном переплёте было высечено слово "Сказки" по-латыни.
– Это подарок, – произносит колдун пускай и тихо, но достаточно для того, чтобы принцесса услышала. – От очень дорогого мне человека.
Перед глазами вновь сменяются декорации, где теперь также прекрасно виден несимпатичный юноша – ещё мальчишка. Его тёмно-рыжие волосы, похожие на цвет ржавчины, и нос с горбинкой уже тогда заставляют увидеть в нём амплуа злодея: так герои сказок не выглядят. Лишь ярко-зелёные глаза сияют также ярко. Только вот...от чего, если не из-за мести?
– Почему же тогда ничего пока не нашли? – с иронией в голосе произносит мальчишка. Голос низкий, но при этом очень мелодичный: ему тогда нередко говорили о том, что он бы мог сам стать сказителем эпических баллад.
– Будто бы это так легко, - бросает она на него недовольный взгляд, и, отвлёкшись на выбившуюся прядь из причёски, пытается сдуть её в сторону. Наблюдая за отчаянной, до абсурдности детской попытки убрать прядь, юноша не сдерживает улыбки. Он подходит к ней, помогая справиться с возникшей проблемой, и девушка недовольно смотрит на молодого человека, будто бы он решил её занимательного действа.
– Она тоже тут жила? – слова, подобно кругам на воде, вновь рассеивают прошлое.
– Она была моей сестрой, – он переводит взгляд на принцессу, наблюдая за её реакцией. – Мы были очень близки.
– Вместе изучали магию?
– Тогда, в принципе, ещё не было того, что можно изучать, – он кладёт книгу на место и снова проводит рукой по полке. – Лишь невероятные теории, поражающие воображение, – злорадная усмешка появляется на его лице. – Кстати, никем не признанные до сих пор, - нервный смех, а затем вновь мрачное выражение лица. – Это были её идеи.
– И как же нам добраться до этого места? – спрашивает юноша.
– Чтобы туда попасть, – заговорщицким тоном произносит девушка, держа одной рукой раскрытую книгу, как настоящий гримуар. – Герои сказок проходят испытания. И только достойный, – в голосе всё отчётливее звучат возвышенные нотки. – Способен раскрыть тайны волшебства!
– Она говорила о том, – продолжает Ротбарт чуть погодя, – Что попасть к магическому источнику возможно лишь достойному, – вновь делает паузу. – Или же тому, кого приведёт кто-то или что-то из этого мира.
– Как же определяется, достоин ли человек или нет?
– Испытанием.
Одетт ничего не говорит, ожидая продолжение.
– Каждый рано или поздно приходит к тому, – объясняет раздражённо колдун.
– Что может лишиться всего. Идя на эту жертву, он обретает истинные знания. Ибо только тот, кто готов всё отдать, может претендовать на большее.
– Чего же лишились вы?
Слова вызывают резкую боль в сердце: у Ротбарта перехватывает дыхание так, как могло бы быть при падении. Он начинает медленно и глубоко дышать, чтобы вернуть себе самообладания, но мысли путаются, словно подчиняясь какому-то внутреннему, забытому колдуном чувству. Вопрос Одетт всё продолжает всплывать в голове, с каждым разом лишь всё больше вызывая панику.
"Чего же ты лишился?"
Меж тем он не может коснуться той тяжести, что хранит его подсознание: рана, оставленная когда-то давно, настолько глубока, что колдун ощущает: мысли о ней способны уничтожить.
– Меня лишил всего твой отец, – произносит он, и эта фраза мантрой прокручивается в его сознании. Найдя выход в данной причине, Ротбарт вновь обретает власть над собой. – Пришёл в место, где я занимался исследованиям и разрушил всё, – злость заменяет ту тревожную неизвестность. – А потом и изгнал.
Глаза заблестели недобрым зелёным пламенем, и злобная улыбка вылезла на лице.
– Глупец, - шипит он, смотря в сторону камина. – Он думал, что проявил милость, отправив меня в изгнание. Но, ей-богу, можно ли назвать милостью уничтожение всего того, что тебе дорого и оставить жить с этим? – глаза вновь сверкнули, и колдун ощутил неприятную горечь. – Нет, это истинная жестокость.
Через минуту молчания Ротбарт спохватился: вряд ли его планам суждено сбыться, если он опять начал порицать горячо любимого ею отца. Повернувшись к ней, колдун ожидал увидеть всю ту злость, презрение, с которыми Одетт встречала его первые недели заточения.
Однако принцесса молчала. Повернувшись к ней лицом, он видит, что её брови согнуты домиком, а глаза смотрят с таким сочувствием, что даже легко может вывести из себя.
– Не надо только вот, ей-богу, так смотреть, принцесса, – рычит колдун, смотря на неё. – Можешь жалеть себя, отца, но не меня. Я, - он тычет пальцем в собственную грудь, придавая больше значения собственным словам. - Уж точно здесь не проигравший.
Одетт гордо приподняла подбородок.
– Ты прав, - произносит она твёрдым голосом. - Ни одна из этих историй не станет оправданием всего того, что ты сделал, - принцесса подходит ближе, продолжая глядеть на него с вызовом. - Но это также не отменяет того, что каждый человек имеет права на сострадание к себе.
– Что ещё ожидаешь услышать от благородной принцессы, – иронично подмечает он, подходя ближе. – Доброй и прекрасной.
"Как и её мать"
Меж тем Одетт не собиралась останавливаться на этих словах.
– И ты можешь этого не принимать, – говорит она, и голос её мягкий, словно баюкающий, ласкает слух. – Но я действительно сожалею о том, что произошло. Пускай ты и получил силу, – она смотрит в сторону, и вновь её глаза полны нескрываемого сожаления. – Потерял, значит, ты достаточно что-то ценное.
Глубоко внутри колдуна эти слова что-то дрогнуло, однако это был такой еле заметный укол, что Ротбарт очень быстро о нём забыл. Усмешка вновь появилась на его лице, и колдун, не желая продолжать разговор, молча уходит.