Хаос и контроль

Кориолан вошел в комнату для собраний в приподнятом настроении. Все было прекрасно, все было замечательно, все было чудесно в этом лучшем из миров. Он почти не чувствовал под собой ног от радости, которая переполняла его, продолжала переполнять со вчерашнего дня, проведенного в компании Люси Грей. С самого их приезда в Двенадцатый все было чудесно и прекрасно. Клеменсия сообщила, что уже запустила процесс пересмотра дела Кови через своего отца и их семейных адвокатов. Конечно, мистер Даувкот поупрямился, не понимая «каприза» любимой дочери, которая вдруг воспылала желанием вернуть ее трибута в Капитолий, но в конце концов он сдался – в конце концов, его дочь была победительницей Игр, она получила Приз Плинта, ее обожали все в столице, и ее следовало за это наградить, разве не так? Единственное, что омрачало настроение Клемми – то, что доктор Галл вдруг возжелала иметь ее в своих ученицах, конечно, говорила она, заниматься под руководством такого талантливого ученого – большая честь и огромная удача для начинающего яйцеголового, но с другой стороны, теперь придется чуть ли не двадцать четыре на семь терпеть эту невозможную женщину и ее идиотские стишки. Плюс еще кое-что. Это означало, что Клеменсия должна была работать над Голодными Играми. По ее словам, Галл уже начала подготовку к Одиннадцатым играм. Благодаря успеху Люси Грей Галл получила дополнительный бюджет, да и на ставках она прилично нагрела руки, Кориолан только мог надеяться, что старый хрыч Хайботтом побольше у нее украдет. Кориолан не знал, что думать по этому поводу. Конечно, с одной стороны, Клеменсия будет иметь прямой доступ к Играм, будет видеть все буквально из первых рядов, знать о них все, что можно будет использовать, чтобы отменить их в будущем – но с другой стороны, им было нужно, чтобы Игры были катастрофой, чтобы они больше не имели успеха среди жителей Капитолия… Что ж, они все знали, что это будет не спринт, а марафон. Что им могут понадобиться годы, и у них были эти годы, Кориолан и Клеменсия это знали. А вот Сеян Плинт не знал. Сеян Плинт, еще одна тучка на горизонте спокойной жизни Клемми. В своих письмах и звонках Клемми без устали жаловалась на Плинта Младшего, который теперь просто не оставлял ее в покое. По ее словам, она уже боялась открыть шкаф, из страха, что оттуда выглянет Сеян Плинт и спросит, когда же они наконец отменят Голодные Игры. И Клемми, и Кориолан уже горько жалели, что не оставили Сеяна на той арене, и черт бы его побрал, будь что будет. Кориолан только радовался, что план с отправкой Плинта в миротворцы провалился, если бы Сеяна прислали в Двенадцатый, он бы точно пристрелил бы его на месте или удавился бы сам. Кориолан был уверен, что кто-то из них точно умер бы, если бы Плинт оказался в Двенадцатом, и лучше, конечно, это был бы Плинт. Люси Грей… Мысль о ней помогла ему забыть об этом идиоте Плинте. Вчера он весь день провел с Люси Грей, как и все выходные до этого. С первого же дня, когда они вернулись в Двенадцатый, и он помог ей выйти из поезда, они играли роль чужих друг другу людей. Она была трибутом и победительницей Игр его дорогой подруги Клеменсии Даувкот, не более того. Он мог вежливо здороваться с ней на улицах, осведомляясь о ее здоровье и делах, но не более того. Но у них с самого начала было место, где они могли встретиться. Озеро. Кориолан улыбнулся, вспоминая, как она обняла его там, в водах озера, когда, после долгого разговора, они решили освежиться, и над ними пролетела эта мерзкая сойка-пересмешница, и Кориолан снова вспомнил свои сны, в которых отец умирал прямо здесь, в лесу у Двенадцатого, и сойки-пересмешницы повторяли его последние крики. Эти сны он видел с тех пор, как впервые приехал в Двенадцатый и посетил лес, пытаясь найти в нем следы его отца, следы той последней его битвы – но не нашел ничего, кроме соек-пересмешниц, насмехавшихся над ним. Этих птиц он видел многократно еще в Седьмом, где они с другими кадетами проходили курсы выживания в дикой природе, и еще тогда он невзлюбил эти создания, которые мешали ему прислушиваться к шороху листьев и треску сучьев, а особенно они его взбесили во время прохождения финального испытания, когда его полуголого, с завязанными глазами, с одним карманным ножом выбросили посреди леса и велели возвращаться в лагерь самостоятельно, что он и сделал через четыре дня, которые провел без устали грязно ругаясь и расставляя силки для этих мерзких тварей, просто чтоб передохли, а не потому что он захотел бы их есть. Но тогда, в лесу у Двенадцатого, когда он, проведя несколько часов на морозе, пытаясь найти следы последней битвы отца, когда, усталый и расстроенный, он вдруг зачем-то громко позвал отца, словно надеясь вызвать его призрак, эти мерзкие создания начали вопить вместе с ним: «Отец! Отец!», и Кориолан с трудом удержался от желания перестрелять их всех к чертовой матери. И там, в озере, он увидел птицу над головой, и подумал об отце. И вдруг он впервые подумал о нем не с гордостью. Он впервые подумал о нем не как о мученике, отдавшем свою жизнь за Панем. Он подумал о том, как отец отдал план Игр этой мерзкой Галл. Кориолан знал, что отец ненавидел дистрикты, он умер, отдал свою жизнь, сражаясь с дистриктами, защищая Капитолий. Что бы делал отец сейчас, будь он жив? Работал бы над Играми вместе с Галл? Что бы он подумал о своем сыне, который решил эти игры уничтожить? Уничтожить в том числе ради девчонки из Двенадцатого. Что подумал бы о нем отец? Проклял бы его? Но в этот момент Люси Грей обняла его, и Кориолан успокоился. Что бы отец не думал, он был мертв, и теперь это не имело значения. Он был храбрецом, героем, мучеником Панема – и на этом все. Что было бы и как – не имело значения. Не было смысла гадать, как сложилась бы их судьба, если бы не умер отец, если бы не умерла мама, если бы не случилась война… Все это не имело значения. Отец был мертв. Мать была мертва. Война случилась. А они были живы. Кориолан, Тигрис, Клемми и Люси Грей. Несмотря на происки Билли Бурого и Мейфер Липп, несмотря на злобу Галл и бесхребетность Хайботтома, несмотря на Голодные Игры, Люси Грей была жива, и теперь она была рядом с ним. Она оставалась рядом с ним с тех пор, как взяла его за руку в комнате для подготовки к интервью, с тех пор, как поцеловала его в поезде, с тех пор, как выслушивала его рассказы о его жизни всю дорогу до Двенадцатого, с тех пор, как рассказала о своих родителях и своей семье в домике у озера, она была рядом с ним, несмотря на всех врагов, пытавшихся отобрать ее у него, и он намеревался уничтожить их всех. Билли Бурого, Мейфер Липп, ее отец, Галл, Хайботтома и Голодные Игры. Каждого из них он разотрет в порошок, каждого, кто попробует встать между ним и Люси Грей, он порвет на куски. В комнату вошел командир Хофф, и офицеры поднялись, приветствуя его, на что тот ответил коротким сухим кивком. – Итак, – сказал он, усаживаясь во главе стола. – Сегодня понедельник, и вы все знаете, что это значит. Пришло время слабоумия и отваги. Когда Кориолан был кадетом, это было его любимым моментом понедельничных брифингов. Отчет о том, какой номер откололи рядовые на отдыхе. Когда каждый младший офицер начинал молиться про себя «только не мои, только не мои, только не мои». Увы, теперь он был в числе этих младших офицеров. – Итак, чьи именно солдаты особенно отличились в деле слабоумия и отваги на этой неделе? Кому из вас была оказана такая честь? Чей взвод покрыл себя неувядаемой славой на этот раз? Только не мои, только не мои, только не мои… – И это взвод лейтенанта Сноу. Мои поздравления. Твою мать. – Солдаты взвода лейтенанта Сноу живут слишком легко и весело, как я понимаю. Видимо, служба для них проходит чересчур расслабленно, раз они находят в себе силы напиться в Котле до изумления и подраться с местными шахтерами, разнеся половину заведения. Они веселились настолько рьяно, что патрулю пришлось стрелять в потолок, чтобы разрядить обстановку – но это солдатам взвода лейтенанта Сноу показалось недостаточно, и они еще и подрались с патрульными. А где же был лейтенант Сноу, чем он занимался, вместо того чтобы насаживать дисциплину в своем взводе и загружать их работой и тренировками? А лейтенант Сноу прохлаждался в лесу, развлекаясь охотой. Пока его солдаты зализывали раны на гауптвахте, лейтенант Сноу стрелял уточек, чтобы вкусно поужинать, потому что, видите ли, обрел в Капитолии страсть к высокой кухне, с тех пор как потолкался там среди местных аристократов, офицерская столовая его больше не привлекает… Хофф при этом не упомянул, что уточками ужинал вчера и он, потому что Кориолан вежливо делился добычей, чтоб не потерять право уходить в лес на встречу с Люси Грей. Его и так бесило, что приходилось отрываться от Люси Грей, чтобы подстрелить что-нибудь, но иначе он не смог бы объяснить, почему в свои свободные дни ходит в лес, и страсть к охоте была отличным прикрытием. Кориолан опустил голову, послушно терпя, как Хофф его песочит, это должно было рано или поздно случится. Хофф регулярно устраивал кому-нибудь головомойку, и на этот раз это был Кориолан, бывает. Хофф снимал с него стружку долго и со вкусом, припомнив ему прегрешения, о которых сам Кориолан был даже не в курсе, и знай он старого пердуна Хоффа похуже, то был бы уже уверен, что командир уже готовит ему увольнение с позором, но Кориолан старика знал, и понимал, что это было просто частью ритуала, молодых офицеров полагалось почаще ставить на место, чтоб не задавались – как говорил Логан, «кто жалеет розги, тот ненавидит сына своего, а кто его любит, тот вовремя наказывает». Хофф хотя бы не орал и не швырялся в провинившихся пресс-папье. – Что ж, – произнес Хофф, давая знак, что словесная порка закончилась, – раз уж солдатам вашего взвода, лейтенант Сноу, настолько нечем заняться, то добавим вам работы. Будете руководить казнью Арло Ченса. Сочтем вас за добровольца. Кориолан скривился. Руководить повешением ненавидели все, и ему стоило помнить, что у них был преступник, ожидающий казни, как стоило помнить и его солдатам… Кориолан теперь твердо решил показать этим придуркам, что такое гнев божий. Он мысленно перебирал в голове, какие казни устроит этим болванам, пока собрание продолжилось своим путем, он пробежал взглядом отчет, который швырнул в него Хофф, отмечая имена провинившихся. Новобранцы, отметил он, попались именно новобранцы из его взвода, опытные ребята успели вовремя слинять, конечно же. Этих троих он едва знал, худой болван из Капитолия, мелкий придурок из Одиннадцатого, и улыбчивый парень из Восьмого. Этот его удивил, он показался Кориолану смышленым, точно должен был слинять, как только появились патрульные… Что ж, получат как следует за свою глупость. – Можете быть свободны, – скомандовал Хофф, когда собрание закончилось и его гнев истощился. – Сноу, останьтесь. Кориолан нервно подобрался. Что, если командир запретит ему ходить в лес? – Поговорим о вашем наказании, Сноу. – Вот черт, он точно собирается запретить Кориолану ходить в лес. – Вы молоды, Сноу. Обычно офицеры вашего ранга имеют опыт службы рядовыми, даже те, кто поступает на службу после университета, обычно как минимум год тянут лямку обычной службы, вы же стали офицером, не имея никакого опыта. – Кориолан возмущенно открыл рот, но Хофф остановил его. – Я знаю, знаю. Если мне понадобится составить боевой план, рассчитать бюджет или собрать крылолет из дерьма и палок, я знаю, что смогу на вас в этом положиться. В деле же наказания рядовых… Просто имейте в виду – не перегибайте палку. Молодые офицеры часто переусердствуют в попытках утвердить свой авторитет, просто имейте это в виду. Это не государственная измена, а всего-навсего пьяная драка, какие случаются каждую неделю. Мой совет – поорите на парней минут двадцать, а наказание оставьте своему сержанту. Помните мой совет, который я дал вам, когда вы только пришли – пока вы руководите взводом или ротой, по максимуму опирайтесь на опыт и мастерство ваших сержантов, а к тому времени, как в ваших руках будет батальон, вы уже и сами будете понимать, когда надавить, а когда отпустить. Можете быть свободны. – Спасибо, сэр, – Кориолан просиял. – Утки были неплохие, кстати, – кивнул Хофф. – В меру жирные. Видимо, мы давно не охотились в местных лесах. Это отметил и Кориолан. Животные здесь не так сильно опасались человека, как в лесах у Второго, где местные часто выбирались на охоту. Кориолан задумался об этом, выходя из комнаты собраний. Он раньше не замечал, но теперь подумал – ведь жителям Второго дистрикта позволяется выбираться в леса за границы. Им не приходилось лазать в дыру в заборе, как делала Люси Грей, чтобы собрать съедобные растения и плоды, они просто получали разрешение в мэрии и свободно выходили через ворота, как каждый свободный день теперь выходил Кориолан. Почему так? Да, считалось, что жители Первого и Второго дистрикта были более лояльными к Капитолию, но они ведь тоже были из дистриктов? Тоже восставали? Они тоже принимают участие в Играх, почему тут такие привилегии? Разве правила не должны быть одинаковыми для всех? Он велел забрать с гауптвахты придурков из своего взвода и всласть наорал на них в своем кабинете, вручив затем их в заботливые руки сержанта Полларка, на прощание велев в следующий раз не попадаться, а бежать со всех ног, вместо того чтобы пересчитывать зубы патрульным. Впереди его ждало неприятная обязанность организовать казнь Арло Ченса. Ублюдок это заслужил, пытаясь организовать взрыв на шахтах, он убил троих невинных… Кориолан вспомнил взрыв на Арене, и он сжал кулаки. Тот взрыв тоже убил трех невинных. Полло и Диди Ринги, Гай Брин… Кто ответит за их смерть? Когда придет очередь качаться в петле для доктора Галл? Кориолан сжал зубы. Ему надо было поскорее перевестись в Капитолий. Стать адъютантом президента Равенстилла, вот что ему нужно было добиться поскорее, но для этого ему нужно было повышение… А пока, надо было дать понять Клеменсии, чтобы следила в оба, занимаясь Играми рядом с Галл. Ей надо было найти, кто помогал Повитухе с взрывами, она не могла ведь сделать это одна? Кто-то работал рядом с ней, не один человек, несколько, и кто-то из них должен был оказаться слабым звеном в этой цепи, в этой цепи, которую надо было разорвать, а потом потянуть за кончики… Это, да, именно это было самым лучшим для них с Клемми шансом – убийство близнецов Рингов и Гая Брина, это надо было вытащить на свет и показать изумленным жителям Капитолия, именно так они смогут сбросить Галл с пьедестала, а вместе с ней уничтожить ее детище, Игры… Билли Бурый, Мейфер Липп, ее отец, Галл, Хайботтом, Игры. Именно в этом порядке он разберется со всеми, кто попытался разлучить его с Люси Грей. Хотя, может быть, Хайботтома он оставит на потом. Если старый хрен не убьет себя сам морфлингом, Кориолан позволит ему увидеть, как отменяются Игры, покажет ему, что именно он их уничтожил, а потом придавит и его. За его попытки очернить отца, очернить память о нем. Что бы отец не сделал, когда был мальчишкой, он был храбрецом, героем и мучеником. И будь он проклят, если позволит хоть кому-то говорить о нем плохо. На следующий день он оставил для Люси Грей записку в условленном месте, в щели в стене у пекарни Мелларков, где попросил ее сказаться больной в следующие несколько дней, чтобы ее не заставили идти на повешение. Люси Грей не нужно было это видеть. После того, что она пережила на Арене, Люси Грей не нужно было видеть новые смерти, и не нужно было видеть, как он убивает. Люси Грей должна была весь остаток жизни провести в мире и покое, и когда Клемми наконец сможет перевести ее с остальными Кови в Капитолий, так и будет, но пока что заботиться о Люси Грей будет работой Кориолана. Но к его неудовольствию, когда пришло время казни, Люси Грей оказалась в первых рядах. Она стояла там, с наброшенным на голову черным платком, и смотрела, не отрываясь, на дерево, которое служило в Двенадцатом виселицей. Она стояла, обхватив за плечи Мод Беж, и остальные Кови стояли рядом с ней, и Кориолан с раздражением увидел недалеко от нее Билли Бурого. Кориолан уже слышал, что этот мерзавец пытался вернуть Люси Грей, при этом не оставляя отношения с этой уродиной Липп, и Кориолан отчаянно жалел, что никак не находится возможность просто прибить этого ублюдка. Если бы только удалось поймать его хоть на малейшей провинности… Когда началась суматоха из-за девчонки, выкрикивавшей имя Арло Ченса, Кориолан скривился, и с трудом сглотнул, когда майор Перес приказал схватить девчонку. Он видел, что эту девчонку, Лил, так ее звали, пытался оттащить какой-то парень, похожий на нее, видимо родственник, и он с интересом заметил, что этого парня в свою очередь оттащил от девчонки Билли Бурый. В этот момент раздались звуки рвоты, и Кориолан повернул голову, глядя, как одного из его солдат, Юния, того самого новобранца из Капитолия, выворачивает наизнанку, и Улыба, парень из Восьмого, подхватил его, заставляя выпрямиться. Кориолан снова повернул голову, глядя на Билли Бурого и парня, похожего на Лил. Затем снова посмотрел на Дылду и Улыбу. В его голове зародился план.