co-parents

В одну минуту я, уставший с работы, лежу на диване, слушая рассказ Джуниора о его новых знаниях из школы и одновременно думая о завтрашних делах в офисе, а в следующую минуту я просыпаюсь, все еще лежа на диване. Только теперь с болью в шее, и тени от предметов немного удлиннились. Мой сын все еще говорил, но я не уверен о чем конкретно. Интересно, сколько я проспал. Интересно, заметил ли это Джуниор; я фокусируюсь на его монологе, надеясь, что все-таки не заметил. – ...Но с этим нужно быть осторожнее, – говорит он и останавливается, абсолютно лишая меня возможности подготовиться к ответу. – И почему же? Кто это сказал? – Если его намочить, можно обжечься. – Именно. Тогда останется химический ожог. Он выглядит примерно так. Я поворачиваю голову вправо, и Тайлер Дерден сидит на другом краю дивана, показывая ожог от щёлока на тыльной стороне своей руки моему сыну. Тайлер выглядит... старше. Не знал, что это возможно. Во-первых, я думал, что он мертв. Я считал его мертвым уже долгое время. Он не выглядит хуже, совсем наоборот, просто немного старше. Его волосы длиннее, чем при нашей последней встрече – теперь пряди свободно спадают ему на уши. Тупые красные солнечные очки подняты на лоб, но не считая их Тайлер одет в точности как я, и одежда идет ему намного больше, чем мне. Хотя, не похоже, что ему в этом комфортно. Не похоже, что он когда-либо захотел бы такое надеть. – Хэй, – произносит Тайлер, оборачиваясь на меня. Джуниор не реагирует и начинает рисовать зеленую звездочку, – ты наконец проснулся. Тайлер, говорю я. В моем голосе слышится какой-то тупой шок, будто я не уверен, кого вижу перед собой, хотя на деле я прекрасно понимаю. Тайлер должен быть мертв. Тайлер был мертв. Я выстрелил ему в голову. Я видел, как он умирал. Много лет назад. Десятилетие назад. Тайлер, снова говорю я, и он поднимает брови, мол, продолжай. Ты должен быть мертв, говорю я. – Чтож, – отвечает он в своей привычной, непринужденной, раскованой манере, будто стресс для него абсолютно чуждая вещь, – прискорбно, что мне никто об этом не сказал. Почему ты здесь? Он пожимает плечами, вертя в руке восковой мелок – зачем Тайлер вообще взял восковой мелок? – а затем кладет его в рот, как сигарету. На нем наверняка достаточно микробов, чтобы убить человека. Интересно, находится ли мелок на самом деле у меня во рту. – Не знаю. Что ты делаешь? – Родительствую. Наверное. Родительствуешь? Взгляд Тайлера скользит в сторону кофейного столика, как бы говоря, мол, Ты забыл, что у тебя есть сын, недоумок? Джуниор, вышеупомянутый сын, сидит и довольно раскрашивает гладкую поверхность деревянного кофейного столика, который я так долго выбирал. По всей левой стороне вырисовывает неровные пятиконечные звездочки. Не знал, что он умеет такие рисовать. – Он не умел. Это я научил, – говорит Тайлер и ухмыляется. Становится заметен его сколотый зуб. Как же я хотел бы сказать, что не скучал по Тайлеру. На моем столике? – Ты бы видел, как он был счастлив, когда я согласился порисовать с ним, – Тайлер осуждает меня, я это знаю, – ты не проводишь с ним много времени, так ведь? Я покачал головой. Ответ – нет, врать бессмысленно. Тайлер знает все, что знаю я. Не понимаю, почему его беспокоят подобные вопросы. Может потому что ему нравилось быть правым. Может потому что ему нравилось, когда неправ я. – Твой отец – твой бог, – неожиданно серьезно произносит Тайлер, – хочешь, чтобы он был атеистом? Тайлер смотрит на меня секунду, откидывается на спинку дивана. – Научи его писать хайку или типа того. С этими словами Тайлер поднимается с дивана и уходит в направлении кухни. Постой, кричу я ему вслед, Тайлер! Он не оборачивается и исчезает за углом.  – Папа? – теперь Джуниор смотрит на меня, немного сбитый с толку, – кто такой Тайлер? Никто, быстро отвечаю я, игнорируя что-то кричавшего мне с кухни Тайлера. Он говорит невнятно. Интересно, специально ли. Джуниор рисует еще одну звездочку на столе. И тогда я спрашиваю его, знает ли он, что такое хайку.