Искры во льду

      «Честью нашего дома клянусь в том, что мой брат Роберт, наш покойный король, законных наследников не оставил. Отрок Джоффри, отрок Томмен и девица Мирцелла — плоды гнусного кровосмешения Серсеи Ланнистер с ее братом, сиром Джейме Цареубийцей. По праву рождения и крови я…»       Дочитать Алисента не успела, потому что письмо полетело в огонь. Тайвин отряхнул руки с таким тщением, будто отбросил от себя не пергамент, а мертвую крысу. Впрочем, едва ли крыса, даже простившаяся с жизнью, вызвала бы у него те же эмоции, как то послание, что принес ворон с Драконьего Камня.       Алисента проследила за тем, как изголодавшиеся языки пламени пожирают письмо и довольно взмывают вверх. Она не знала, стоит ли ей что-то говорить, потому что Тайвин по обыкновению молчал, повернувшись к камину спиной, но это была не та ситуация, которую следовало оставлять без ответа. — Похоже, Станнис прислал это не только тебе, — осторожно заметила Алисента, припомнив те общие формулировки, которыми начиналось письмо и которыми оно, должно быть, заканчивалось, но чего ей уже не доведется узнать наверняка. — Ты сжег свое, но это не помешает другим прочесть остальные.       Тайвин повернул к жене голову, медленно, будто давая ей время поменять показания. Однако Алисента не могла лукавить, когда как в ее собственный разум уже давно начали закрадываться сомнения. Поначалу они с Мирандой шутили, будто бы Серсея настолько ненавидит мужа, что в своей утробе лепит детей по своему подобию, не позволяя чертам короля отравить их. Подруги забавлялись так после рождения Мирцеллы, но после явления на свет Томмена в шутках начали чудиться зерна чего-то более настораживающего, рискующего дать гнилые плоды. — Нужно признать, что обвинения не так уж и беспочвенны, — смелее продолжила Алисента, не повышая, однако, чересчур голоса, хотя в покоях они с супругом были одни. — Те близнецы, что зачал Роберт со служанкой… сначала у меня были сомнения, но потом, когда я увидела их… они были точной копией короля, хотя в их матери, вероятно, тоже течет кровь Ланнистеров, как и в Серсее.       Тайвин опустился в кресло, и его рука сжала подлокотник — не исключено было, что муж ее представлял на месте резного куска дерева шею Станниса. «Репутация нашей семьи отмывается кровью», — сказал ей как-то давно Герион, и теперь Алисента имела возможность убедиться в правдивости слов своего деверя. — Я не слепой, Алисента, — наконец ответил Тайвин, убедившись, что письмо окончательно расползлось на части и растворилось в очаге. — Серсея всегда была слишком горда, чтобы безропотно сидеть в замке и рожать наследников тому, кто прилюдно ее унижает.       Отчего-то Алисента не ожидала услышать такой ответ. Она полагала, Тайвин начнет все отрицать, велит запретить повторять подобную ложь — вероятно, это он потом и прикажет, но другим, а не ей. — Значит, ты допускаешь, что Серсея могла быть неверна Роберту? — еще тише уточнила Алисента. — Конечно, она не была ему верна, — с явным раздражением, то ли на дочь, то ли на всю ситуацию, ею созданную, ответил Тайвин. — Но это, — он указал на очаг, где насытившееся пламя удовлетворенно потрескивало в прежнем ритме, — это уже слишком.       Прежде они никогда не обсуждали подобные сплетни — и едва ли заговорили бы о них, если не это письмо, или же…       «Одна неверная жена — и ни кровь Кастерли, ни Ланна, ни Джоффри Лиддена уже ни в ком не течет», — вспомнила Алисента слова мужа, некогда принятые ею на свой счет. Мог ли Тайвин рассуждать тогда о леди Ланнистер, но думать тем временем о жене Баратеона? — То есть ты признаешь, что дети могут быть не от Роберта, но тому, что в письме, ты не веришь? — Алисента оперлась рукой на спинку его кресла, что позволяло ей продолжить говорить вполголоса, а ему — хорошо ее слышать. — Серсея и Джейме? Вздор. — Его пальцы снова сжались вокруг подлокотника. — Кто тогда? Серсея настолько хорошо прячет своего любовника, что Станнису было проще обвинить ее в кровосмешении, чем обнаружить настоящего отца ее детей? — Не столько проще, сколько удобнее, — возразил Тайвин. — Никто теперь не докажет, от короля дети Серсеи или нет, об этом никто кроме нее не знает наверняка. Измена бы бросила тень и на Роберта, будто бы он оказался не способен совладать с женой и зачать наследника в собственном браке. Если же обвинить королеву в кровосмешении… Ты росла в Староместе, и не мне объяснять тебе, что это значит для Серсеи, для ее детей, для всего нашего дома.       Тайвин, конечно, как всегда был прав. Кровосмешение верой порицалось и считалось особенно немыслимым грехом. Рожденные от такого союза дети были бы противной богам мерзостью — хуже, чем просто бастарды. В случае подобного обвинения тень падала не только на Серсею, но и на Джейме, а вместе с ним и на всех Ланнистеров.       Тайвин встал с кресла и снова подошел к очагу, опершись на каминную полку рукой. Репутация дома всегда была для него превыше всего, а теперь сотни писем, порочащих его детей, были рассеяны по всем Семи Королевствам. Будь он менее здравомыслящим, тут же поспешил бы на Драконий Камень, чтобы очистить имя своей семьи кровью врага. Пламя, поглотившее ложь, едва ли согревало его в эти тяжкие минуты. — И что нам делать? — спросила Алисента, снова оказываясь ближе к супругу — возможно, не только ради того, чтобы продолжать изобличающую беседу. — Единственное, что мы должны: удержать моего внука на троне. — Серсея сама подорвала его права, она всех нас опозорила. Кто она после этого? — не выдержала Алисента невозмутимой интонации Тайвина. — Ты столько лет трудился, чтобы имя Ланнистеров вновь стало великим, ты возродил гордость и могущество Утеса Кастерли, а она просто уничтожила это! А если бы Роберт узнал?! Если бы он казнил ее за измену?! Мы бы никогда не отмылись от такого!       Алисента заметила, что взгляд Тайвина изменился. Он выглядел почти… недоуменным. Хотя разве неправду она сказала? Мало того, что ее мужу приходится разбираться с последствиями бездумных выходок Джоффри, так он еще и должен сохранить трон, на котором его внук вовсе не имеет права сидеть!       «И это меня она еще до свадьбы величала шлюхой из Простора, — с горечью подумала Алисента. — Кто из нас двоих шлюха после такого? У кого трое законных детей, а у кого три бастарда?»       Тайвин качнул головой, будто избавляясь от какой-то назойливо кружащей вокруг мысли. — Это уже неважно. Джоффри прямо сейчас сидит на троне, и, чтобы занять его место, Станнису придется как-то обосновать собственные притязания, и все это понимают, — сказал он, будто пытался утихомирить гнев жены. — Мы все еще находимся в более выгодном положении. Любые его попытки очернить наш дом будут выглядеть как оправдание его измены. Никто не хочет видеть Станниса королем, даже Джон Аррен этого не желал. — Откуда ты знаешь? — спросила Алисента с подозрением, все еще раздраженная мыслями о Серсее. В последний раз она так злилась на Линессу, которая обмакнула имя Хайтауэров в лиссенийскую грязь, а все из-за своего эгоизма. — Я много чего знаю. У того, чтобы быть главным кредитором короны, есть свои преимущества, — спокойно отозвался Тайвин. Его пальцы несколько мгновений постукивали по рельефу, пережде чем он снова заговорил. — Об истинном происхождении детей Серсеи при дворе подозревает больше людей, чем ты думаешь. Но кому принесло бы выгоду разоблачение? При царствовании Роберта многие нашли себе теплые — и постоянные — места при дворе. Это не мнительный Эйерис, который готов отрезать языки и рубить головы из-за неосторожного слова. Роберт был пьяницей, но для знати такой король — не худший вариант. С Робертом было легко поладить, а тех, кто ему нравился, он щедро одаривал. При нем легко было выхлопотать должность при дворе кому-нибудь из родственников, чем и мы не раз пользовались. Но при Станнисе такого не будет — в нем больше чести и чувства справедливости, чем было в Эддарде Старке, на лесть он не падок. У Станниса свои понятия… обо всем в этом мире, и они не совпадают с понятиями остальных. — Будь Эддард Старк жив… — Старк наверняка тоже открыл правду, но он бы не стал молчать — нет, если его не заставить. Он хотел поступить как должно, Станнис сейчас делает то же самое. Ему безразлично, что у него мало поддержки, он считает, что правда на его стороне, а потому он готов до конца бороться за то, что считает правильным. — Но Робб Старк, похоже, не разделил мнение своего отца, раз объявил себя Королем Севера, — вспомнила Алисента весть, принесенную ей Герольдом с одного из советов Тайвина. — Он не станет поддерживать притязания Станниса. Разве это не хорошо? — Беда в том, что развелось слишком много королей. Не забывай про Ренли с армией Штормовых Земель и Простора. Он тоже щедр и весел, совсем как Роберт, только Ренли — лучшая версия брата. Его любят так, как некогда любили Роберта. Но ни мы, ни Станнис, ни даже Ренли не позволят Роббу Старку сделать Север и Речные земли независимыми.       Это могло дать надежду, но положение все равно казалось Алисенте безнадежным. Станнису и Ренли нужен трон, — тот самый, на котором сейчас сидит Джоффри, — а Роббу Старку нужны два королевства из семи. И ее мужу необходимо сохранить то, что другие хотят забрать. То, что они, возможно, небезосновательно хотят забрать у Джоффри.       Алисента не знала, как ее мужу хватает сил оставаться таким спокойным. Она бы уже рвала на себе волосы и плакала, если бы не его невозмутимость, благодаря которой затвердевала почва под ее ногами. — И что нам делать? — снова спросила Алисента. — Просто ждать?       Тайвин усмехнулся. — Станнис и Ренли ждут, пока мы со Старком друг друга изведем, а мы ждем, пока братья Роберта сделают то же самое. Мы разоряем Речные земли, чтобы навязать сражение Старку, а Станнис берет в осаду Штормовой Предел, чтобы навязать сражение Ренли. Армия Ренли больше, чем у его брата, и с Ренли договориться более реально, чем со Станнисом. Однако война — вещь непредсказуемая. Иной раз во время нее заключаются немыслимые союзы и выигрывают обреченные на поражение армии.       Алисента сделала еще шаг к мужу и сжала его пальцы в своих. В его руках было больше власти и ответственности, чем она могла вообразить. И так было всегда, просто теперь она поняла это чуть лучше, увидела немного явственнее. И ее это напугало. Неужели Тайвин никогда не смотрел вот так на свои ладони, воображая в них тысячи ниточек, тянущихся к его армиям, союзникам, даже к членам его собственной семьи?       Тайвин безмятежно наблюдал за тем, как она разглядывает его руки, будто видя там нечто большее, нежели надетый ею же перстень, мозолистую кожу на его ладонях, пересеченную линиями, которые рассказывали собственную историю. — Я верю в тебя, — тихо сказала Алисента. Может, он и не нуждался в ее словах, но ей хотелось произнести их. Она желала, чтобы он знал. — И я буду с тобой до конца. — Возможно, вскоре тебе придется внести собственный вклад.       Сердце Алисенты дрогнуло. Неужели… неужели оно? — Я готова. — Давно уже готова.       Он слегка сжал ее пальцы в ответ.