***
— Когда смотрю в глубины твоих глаз, — в их ласковом бездонном океане оттаивает сердце, и тотчас о ноющей я забываю ране. Когда тебя целую… — Стоп-стоп! — сеньор Бруно отделился от стола. — Ну опять, где чувства, где эмоции? Что ты читаешь, как будто у тебя во рту каша? — Ну не могу я! Она же моя сестра! — воскликнул Камило, выпуская из вспотевших ладоней руку Мирабель. Последние несколько минут он пялился на нее пустыми глазами и бубнил под нос текст. Они уже выучили свои стихи и теперь пытались их “нанизать” на общую канву и добавить театральности. Сеньор Бруно на минуту прикрыл глаза, видимо, призывая свое терпение. — Камило, ты любил кого-нибудь? — Камило неопределенно дернул плечом. — Понимаешь, тебе не обязательно любить Мирабель, хотя я бы на твоем месте подумал, — учитель сделал небольшую паузу, и сердце Мирабель сбилось с ритма, — сестра все-таки. Едва заметно Мирабель выдохнула. Ничего криминального, да? По крайней мере, все в рамках приличий. Ей просто показалось. — Ты ведь можешь себе вообразить вместо Мирабель другую девушку. Хотя бы свой идеальный образ? Камило снова пожал плечами и уставился на сестру, видимо, ища в ней черты “той самой”. — Мирабель, давай заново, — попросил сеньор Бруно. — Дай Бог, сегодня продвинемся дальше. Они мучили этот кусок уже минут пятнадцать, и другие ребята начинали скучать. Мирабель успела понять, что от нее требовалось, поэтому привычно “впрыгнула” в образ. — Мне чья-нибудь душа нужна, чтоб я могла любить… Нужна душа, твержу я, как в бреду: хоть каплю на меня пролей души своей, хоть отсветом ее умерь мою нужду! Глаза сами собой нашли сеньора Бруно. Кажется, в этот раз Мирабель обращалась именно к нему, умоляя дать ей успокоение. “Отпусти, выйди из головы…” Но зеленый взгляд оставался все таким же внимательным и не равнодушно-холодным, нет. Может быть, он пытался быть таковым, но Мирабель нутром чувствовала это “Я не могу”. — Мне в жизни лишь душа нужна, одна душа, одна, всего одна, но где ее найду? Ведь быть должна она, как небо, в звездах вся, чтоб я меж звезд ее свою нашла звезду. Мирабель воздела глаза к потолку на последних строчках, прижимая руки к груди. — А так я просто вещь, потерянная вещь… Она опустила руки, сжимая пальцы. И медленно начала прогуливаться то в одну, то в другую сторону. — Куда я и зачем иду, иду, иду? Я жизнью заплачу за душу, но кому? Кто мне отдаст ее, кого напрасно жду? И опять она почему-то посмотрела на сеньора Бруно. Он же, задержав на мгновение (короткое и долгое одновременно) взгляд, кивнул Камило, и тот, повинуясь знаку, шагнул к Мирабель. Взял ее за руку, поднял на уровень груди, набрал побольше воздуха и начал признаваться в любви: — Когда смотрю в глубины твоих глаз, — в их ласковом бездонном океане отскакивает сердце, и тотчас о ноющей я забываю ране. — “Оттаивает”, а не “отскакивает”, — вздохнув, снова вмешался учитель. — Ну что ты смотришь на нее, как осел на новые ворота? Ты в ее глазах должен видеть свое счастье, целую вселенную! Ее любовь — и успокоение, и манна небесная, и “ноющая рана”, которая никогда не затянется. Ты хоть что-нибудь чувствуешь? — Чувствую… что ничего не чувствую. Она же не Исабелла! — выпалил вдруг Камило. — Ну спасибо! — фыркнула Мирабель, вырывая руку и отворачиваясь. Брат — не Серхио, конечно, но все равно обидно, что даже родственник не признает ее красивой. — Спокойно. Без нервов, — хотя у самого сеньора Бруно, кажется, эти нервы начали сдавать. Обычно на уроках он был спокоен, как удав, даже когда ребята пересекали границы разумного. Но в последнее время с учителем творилось что-то неладное. — Покажу один раз, просто попытайся повторить, окей? — повернулся он к Камило. Тот кивнул и отошел. Сеньор Бруно встал рядом с Мирабель и взял ее за руку. Внутри сразу загорелся опасный огонек. Она и сама тоже не в порядке. — Когда смотрю в глубины твоих глаз, — в их ласковом бездонном океане оттаивает сердце, и тотчас о ноющей я забываю ране. Он забывает… А у Мирабель наоборот все заныло внутри от этого проникновенного взгляда. Сеньор Бруно как будто действительно искал в ее глазах ответы на вопросы, которых становилось все больше. — Когда тебя целую, — всякий раз мне мнится: удостоен я лобзаний самой Поэзии, пьянящей нас пленительным вином воспоминаний. О да, и воспоминания тоже заглянули на огонек. Там, на дискотеке все казалось другим, волшебным, а потому — разрешенным. Это же сказка, можно делать что угодно, не думая о последствиях. А сейчас, при свете дня, реальность накрывала с головой. И все казалось еще более странным, вызывающим дрожь на кончиках пальцев. К которым, кстати, сеньор Бруно не преминул поднести губы. От поцелуя на коже тут же расцвели ожоги. — Когда мы вместе, о моя любовь, мне кажется — весна вернулась вновь, и время не бежит, и зло безвластно, и никогда не налетит гроза. Царит гармония, и жизнь прекрасна. Мир совершенен — сквозь твои глаза. Только сейчас Мирабель вспомнила, что надо дышать. Волшебный пузырь, в котором они были с сеньором Мадригалем, вопреки ожиданиям не лопнул, а медленно растворялся, впуская в себя других очарованных магией поэзии. Моргнув пару раз, Мирабель увидела за спиной учителя вытянувшееся лицо брата. Сеньор Бруно, глубоко вздохнув, отпустил ее руку и повернулся к Камило. — Понимаешь теперь? Ты должен весь быть в ней, стараться стать ее частью, ловить каждый вдох. — А вы… кого представляли? — бестактный вопрос Камило повис в воздухе. Мирабель замерла, не зная, что испытывать — такое же жгучее любопытство или осуждение. Но сеньор Бруно остался невозмутим. — Может, тебе еще рассказать, сколько у меня было женщин или какие телешоу я смотрю перед сном? — А правда, какие? — тут же встрепенулся Камило. Поистине, нужны железные нервы. — “Танцы со звездами”, — парировал сеньор Бруно, присаживаясь на свой стол и доставая пачку и зажигалку из кармана пиджака. — Давайте дальше, до конца надо дойти. Потом каждому назначу индивидуальное занятие. Марко. Марко, подпирающий стенку последние полчаса, с удовольствием вышагнул вперед и начал что-то вещать про неразделенную любовь. Потом выступал кто-то еще и еще. А Мирабель только смотрела, как сеньор Бруно курит, более никого не перебивая, и как подрагивают его пальцы, когда он подносит сигарету ко рту и сверлит Мирабель взглядом.***
Начальные аккорды песни были слышны еще за закрытой дверью. Немного приглушенные, они разносились по пустым коридорам школы. Мирабель вернулась сюда аж к четырем часам, как и велел сеньор Бруно, чтобы довести ее стихотворение до идеала. Мирабель боялась, что внеклассное занятие доведет ее саму, так что, придя немного раньше, она побоялась сразу зайти и прислонилась к двери, слушая неизменный голос Алекса (ну просто преследует ее). Ты днем дома со включенным светом, А долгими ночами не спишь. Твои поцелуи развеивают тоску, А язык окрашен в цвет леденца от кашля. Ты сидела в углу, заваленным пальто, И я подумал, что ты можешь быть моей В этом маленьком мире в исключительно дождливый вечер вторника, В нужное время и в нужном месте. Песня вдруг прервалась столь же громкой трелью звонка. Вопреки всякому здравому смыслу, Мирабель вжалась ухом в дверь. Впрочем, этого не требовалось — сеньор Бруно говорил достаточно громко: — Привет, — голос приобрел металлические нотки. — Да. Нет. Да, я понимаю, но нет. Слушай, давай поговорим об этом позже, ок? У меня занятие сейчас будет. Мирабель скосила глаза на часы — без пяти четыре. Послышался щелчок зажигалки. Песня возобновилась, но Мирабель ощутила нетерпение. Он кому-то сказал, что у него сейчас занятие, и ей показалось, что стоит тогда приблизить этот момент. Она на цыпочках вернулась назад по коридору и уже, стараясь погромче топать (хотя вряд ли за музыкой было что-то слышно), дошла до кабинета. — Добрый день, сеньор Бруно! — как ни в чем не бывало, улыбнулась она, распахивая дверь. Ты прогнала мою январскую грусть И привела все в порядок. У меня чувство, что я задел Твою самую чувствительную струну. Сеньор Бруно сидел за столом, опершись на подлокотник кресла и курил. Не проронив ни слова, он следил за тем, как Мирабель входит в класс, садится за парту под аккомпанемент песни. И Мирабель сразу стало жарче. Скинув рюкзачок, она поколебавшись, все-таки потянула молнию кофты вниз под внимательным взглядом. И кто ее надоумил именно сегодня надеть топ с крыльями бабочки на груди! Он не пошло, но выгодно подчеркивал ее грудь, а еще — держался на спине только с помощью нескольких веревочек. Мирабель казалось, что кофта ее спасет, но как-то не подумала, что не-школьная форма тоже должна быть уместной. — Потанцуем? — вдруг спросил сеньор Бруно, туша сигарету в пепельнице и поднимаясь. — Прости, тяжелый день, просто хочу отвлечься, — пояснил он на ее недоуменный взгляд. Кажется, он готов был добавить что-то в духе: “Но если не хочешь…”, так что Мирабель стремительно вскочила. Она хотела. С ней действительно творилось что-то неладное, но ее чертовски влекла возможность снова оказаться ближе, чем необходимо. Она словно была зависима от этих странных спонтанных танцев. Ей уже нравилось ощущать одну его руку, сжимающую ее ладонь, а вторую — на своей пояснице, которая жгла кожу даже сквозь кофту. Когда нули выстраиваются в линию, превращаясь в полночь, Когда ты знаешь, кто звонит, несмотря на то, что номер скрыт. Когда ты расхаживаешь по дому в моей небесно-голубой Lacoste И своих гольфах. Сеньор Бруно едва слышно подпевал, покачиваясь с Мирабель из стороны в сторону. Нос щекотал запах табака, и Мирабель бессовестно почти тыкалась в вырез на этот раз бордовой рубашки, где дышала жаром чуть влажная смуглая кожа. Приближается ночь. В комнате призрак, по твоему мнению, Не одобряющий, что ты Занимаешься любовью, Но никогда не мешавший мне овладевать тобой, Удерживая за щиколотки в гольфах. Мирабель перетряхнуло, главным образом от того, что сеньор Бруно сам вторил каждой строчке, и она слышала этот шепот оглушительным набатом не только в голове, но и по всему телу. Вместо того, чтобы задуматься, что с ней, она решила перенести внимание: — И давно вы слушаете их? — между грудями сползла капелька пота. — Начал после дискотеки, — раздался голос сверху. Мирабель была не готова поднять голову и смотреть. Вместо этого она пялилась в ямку между ключицами, ощущая запах разгоряченной кожи. — Вы же говорили, что это была ваша любимая песня? — Я соврал. Мне просто понравилось танцевать. В воздухе повисло невысказанное “с тобой”, и Мирабель ощутила, как по спине наперегонки с потом табунами скачат мурашки. Да какого же дьявола ей так жарко? Ты могла бы быть моей. На последних аккордах сеньор Бруно отстранился, удерживая Мирабель за руку, и в образовавшееся пространство хлынул воздух, высушивая пот. Кажется, весь танец они стояли друг к другу преступно близко… — Что с вами? — Мирабель рискнула задать еще один вопрос, лишь бы не думать о том, что у нее намок даже пояс джинс. Она потела рядом с сеньором Бруно, как грешница в церкви. Она заболела? Учитель достал очередную сигарету, садясь за стол. — Пытаюсь бросить курить, — он поднял на нее темно-зеленые глаза. В горле пересохло, и казалось даже контактные линзы запотели, потому что Мирабель разглядела расширенные зрачки. — Еще пытаюсь бороться с разными мыслями, с прошлым. И боюсь думать о будущем. Мирабель проследила, как дымок от сигареты поднимается выше спутанных волос и стремится к потолку. В отличие от сеньора Бруно она боролась с побуждением снять кофту. Ей стало бы значительно легче, но она не была так в этом уверена. В итоге она решилась только чуть приспустить кофту с плеч. Направленный на нее взгляд прошил нутро током. В груди разверзся портал в ад. Кажется, ты заигралась, Мирабель. — Займемся… стихами? — чуть охрипший голос (это точно от сигарет, он слишком много курит) взметнул в голове все мысли. Наэлектризованный воздух переворачивал все смыслы, и Мирабель ощущала, как начинает закипать от напряжения. — Одолжите сигаретку? — без всяких ужимок попросила она, глядя чуть исподлобья. Словно одним днем повзрослев лет на десять. Сеньор Бруно чуть склонил голову, выждал пару секунд, видимо что-то решая про себя, и протянул Мирабель сигарету, которую зажимал между пальцами. Она потянулась вперед, и проклятая кофта сползла с плеч окончательно. В голове ревела сирена, но Мирабель одним взглядом попросила повернуть сигарету к ней и обхватила ее губами, упрямо не желая использовать руки. Медленно затянулась, прикрыв глаза и пытаясь успокоить взбесившееся сердце. Почему-то это помогло, и Мирабель, накинув на плечи кофту, встала, отошла к доске и принялась читать стихи. Сегодня ей особенно хорошо удалась “Молитва”, граничащая с безумной грешной мольбой. Сеньор Бруно остался ею доволен, и когда следующим пришел Марко, учитель и ученица вполне связно обсуждали стихотворение и будущий конкурс. — Хорошо выглядишь, Мирабель, — улыбнулся Марко, когда она собралась уходить. Они с Марко когда-то были вместе в начальных классах, и если уже не дружили, то относились друг к другу хотя бы доброжелательно. — Спасибо, — улыбнулась Мирабель, кидая короткий взгляд через плечо Марко на сеньора Бруно, стоящего у стола. Тот чуть прищурился и слегка улыбнулся в ответ. Когда я тебе позвонил, ты была просто именем в моей телефонной книжке, Мне было нечего терять. Когда зима в самом разгаре, и не похоже, что мечты сбываются, Разве не забавно, что ты будешь делать?