Проведи меня через туман. Летопись вторая: Морная сеча

ᛣᛉ

      Мирослава несла очередную охапку крапивы к своему платку, явственно ощущая, что тонкий хлопок толстовки не обеспечил полную безопасность кожи. Руки кое-где жгло, и хотелось сильнее их расчесать. Она, Никита, Астра и Иванна поочередно глядели на горизонт, про себя отмечая, что скоро солнце должно опуститься настолько, чтобы им можно было прекратить сбор травы. Да какая же это трава?! Это настоящий жгучий ведьмин хлыст!       Скосив взгляд вниз, Мирослава заметила поднимающегося к ним Яромира и, не глядя кинув охапку крапивы, рванула к нему. Никита, который в это время проходил мимо к своему платку, еле увернулся от летящей крапивы, подобрал ту с земли и уложил ее на платок, а только потом обратил внимание на то, куда рванула подруга.       — Ну наконец-то! — девчонка прыгнула в объятия друга, почему-то не подумав о том, что он сейчас все еще слаб, и они могли упасть в растущую везде крапиву. Полоцкий устоял, лишь покачнулся и сделал шаг назад, но удержал их обоих.       — Не думал, что всего день без меня — для тебя так невыносим!       — Как показала практика — мне без тебя как-то не по себе!       — Да? Почему же?       — Скучно! Никто не гундит и не фыркает!       — Я прям польщен.       — Да шучу! Скучали мы!       — О, твои ушки вернулись! — он поставил ее на землю и улыбнулся, заметив, что прическа подруги приобрела привычный вид.       — Это все Ванюта, я сама так не умею! Как ты себя чувствуешь?       — Княжич! — к ним подбежал Никита, который не стал снимать перчатки и просто обнял друга за плечи, не предлагая пожать ладонь. — Ну как ты?       — Вершинин, брысь! — отодвинула его Астра, и они вдвоем с Иванной обняли друга. Тот, криво ухмыляясь, похлопал их по спине.       — Как ты, Яромир? — спросила Иванна, задирая голову, чтобы посмотреть в его лицо, все еще бледное и с синяками под глазами.       — Да нормально. Хм, как обычно после полнолуния. А вы чем это тут занимаетесь?       — Крапивой, — буркнула Мирослава, расчесывая все же обоженный участок кисти.       — Кажется, солнце село! — вскрикнул Никита и облегченно выдохнул.       — Рано радуешься, нам еще ее перебирать, — расстроила его Астра.       Так и было. Несколько дней они только и занимались тем, что собирали крапиву, потом, сидя в столовой за столом их общины, отделяли веточки и скручивали их в небольшие пучки для сушки. Их надо было развесить в темном сарае, приспособленном для этих самых целей. У них уходили на это целые вечера, зато освобождалась первая половина дня. Друзья возвращались после зарядки и завтрака и могли еще часик-другой подремать. Пока кто-то работал на ферме, поле или собирал дневные травы, у них был отдых.       Единственная жалость — вечером на сеновалах организовывались вечерки, где все играли в настольные игры, карты, устраивали шарады или даже танцы. Яромир и Иванна, не очень любившие подобные мероприятия, не грустили, зато Астра, привыкшая быть в центре внимания, а также душа компании Никита и Мирослава, очень расстраивались, когда, закончив с крапивой, возвращались на сеновал, а все развлечения уже подходили к концу.

ᛣᛉ

      Погода потихоньку стала портиться, по утрам и вечерам становилось зябко, не лишними оказались кофты и толстовки. Школьную форму носить не заставляли, даже никаких знаков отличий, чтобы можно было определить общину. В августе все становились помощниками Ведограда, работниками фермы, объединенными общими заботами по хозяйству. Да, многие оставались недовольны, но мало у кого получалось отлынивать от работ. Даже София Мирская со своими подружками Агатой Голициной и Линой Ленской послушно, хоть и неохотно, собирали травы в Пуще.       Персей прилетал всего раз, рассказав, что у Онисима и Избушки все в порядке, и намекнув, что пора бы наведаться в гости. На следующий день все пятеро друзей отправились в лес с утра пораньше навестить их. Там Онисим устроил свой сезон по сбору трав, весь потолок избы был увешан пучками. Внутри пряно пахло душистыми травами, а вот на полу ни соринки, чистота! Мирослава принесла Онисиму яиц, хлеба, овощей и сладостей. Друзья набрали это все со скатерти-самобранки во время завтрака, и не пришлось идти с пустыми руками.       Восьмого августа, в день Стрибога, бога ветра, у второкурсников начались занятия по Стихиям. Занималась каждая группа в свое время, и Иванна объявила, что у них занятия будут несколько раз в неделю сразу после завтрака.       — Вот и закончилась наша халява! — раздосадовано причитал Никита, жующий пряник, когда они шли к поляне, где были назначены занятия.       — Да ну, хватит уже дрыхнуть до обеда, скучно, — не согласился с ним Яромир. Он, в отличие от многих, был одет согласно каким-то своим правилам: строго. В рубашку и брюки, хоть и летние. Солнце спряталось за тучами, поэтому рубашка была черной и из плотного натурального материала. Вершинин тоже шел в рубашке, но на пару размеров больше положенного, а еще она была надета поверх простой футболки с растянутой горловиной.       — Как думаете, кто у нас будет преподавателем? — задумчиво спросила Астра, запахиваясь в темно-зеленую тонкую телогрейку в розоватый мелкий цветочек: такие сейчас были в моде. Они шли неровным строем по деревенской дороге к поляне. Трава покрылась влагой после ночного дождя, и каждый старался не сойти с дороги, чтобы не вымокнуть.       — Я слышала, что это будет молодой парень. Во всяком случае, у колядников так, они рассказывали, — поделилась новой информацией Иванна, кутавшаяся в свой кардиган с вышитыми на рукавах мухоморами. Вышивала она сама и не только на одежде. Сейчас на ее ногах были надеты босоножки с вышитыми на них мышками.       Мирослава шла последней и широко зевала. Да, за последние дни они привыкли долго спать, и сейчас проснуться не помогла даже зарядка. А тело по привычке сопротивлялось необходимости учиться летом. Еще три недели до начала учебы, зачем начинать занятия именно сейчас?!       На ногах у нее были сланцы. Кроссовки стало жалко мочить в мокрой траве, зато тапочки можно легко снять и не надо сушить даже с помощью маги. По этой же причине, то есть из-за нежелания намокнуть, были надеты шорты вместо джинс. Зато сверху на плечах сидела толстовка на флисе. Однако ноги мерзли, и тело порой содрогалось в дрожи.       Воистину день Ветрогона! Погода отвратительная! Ветер колыхал стройные березы, клоня их в стороны, пролетал между каждой травинки, волновал воду в лужах, кривя отражения. Трава на поляне оказалась невысокой, не выше щиколоток, но никто и не подумал сделать деревянные помосты. Приходилось стоять на мокрой земле.       — Молодой парень? Насколько молодой? — заинтересовалась Астра, приподнимая подол своей длинной юбки, пока они шли к центру поляны.       — Да не знаю… Я сейчас! — ответила ей Иванна и направилась куда-то в сторону девчонок-одногруппниц. С Иванной дружили многие, а также все уважали ее как старосту, часто всех выручающую. Никита предположил:       — Может, как Горынов?       — Горынов молодой?! Если только сравнивать с Афанасьевым! — фыркнула Астра, припомнив их преподавателей по Превращениям и Славянской мифологии.       — Велеславу Трофимовичу года двадцать три, может, край двадцать пять!       — Это уже немолодой!       — А сколько лет Владимиру? Двадцать семь? — вдруг вспомнила старшего брата Яромира Мирослава. Друг вскинул бровь и повернулся к ней.       — В сентябре будет. А что, прикидываешь, насколько он уже старый?       — Владимир выглядит хотя бы очень даже ничего! — ответила за нее Астра, а Мирославу пробрал смех — у Кузнецовой всегда свое мнение.       — Да и Горынов нормально выглядит! — хохотнул Никита. Мирослава повернулась к Яромиру.       — А почему Владимир еще не женился?       Полоцкий застыл на месте с каменным выражением лица.       — Наверное, не встретил ту самую, я не знаю.       — А твой отец не заставлял его? Ну, то есть, жениться? По договору, допустим? — Мирослава выглядела беспечной, и Яромир немного расслабился, не учуяв подвоха в ее неожиданном интересе.       — Владимир против этого. Помню, когда мне было только лет восемь, а ему, соответственно, уже восемнадцать, а это самый подходящий возраст для женитьбы, брат поставил условие.       — Какое?       Они остановились вместе со всеми одногруппниками, ожидая преподавателя.       — Что хочет сначала сделать карьеру, а только потом заниматься личной жизнью.       — Это похвально, — кивнула Мирослава. — У простаков тоже такие тенденции. Современно!       — Думаю, он просто хотел доказать свою состоятельность перед отцом. Ему даже пришлось самому добиваться поступления в Ратибор, без помощи отца.       — Снова похвально.       — Морозыч, ты на Владимира глаз что ли положила? — прищурился Никита, как всегда внимательно слушавший их разговор.       — Ты слова сначала через мозг пропускай, Вершинин! — тут же отозвалась Мирослава, наградив друга свирепым взглядом. Но щеки у нее покраснели. Владимир, конечно, хоть и был намного старше, но нельзя было отнять у него его достоинств: храбрость, ум, высокий рост, черные проницательные глаза. Чем не кумир для девчонок?       — Слушай, а ты попроси нашего княжича за тебя брату слово замолвить! — усмехнулся Никита, который сегодня шутил совершенно несмешно. — Может, обратит на тебя внимание!       — Вершинин! — Яромир с упреком уставился на друга. Мирослава цокнула языком:       — Да, прекращай болтать, Никит! Никто не будет спорить, что Владимир — первый холостяк в империи! Но мой папа не поймет, если я когда-нибудь вступлю в брак с человеком, который старше меня почти на одиннадцать лет! Хотя ближе годам к тридцати возрастная граница обычно стирается…       — Вот сейчас ты даже меня не убедила, что у тебя к нему ничего нет! — тем же удивленным тоном произнес Яромир, глядя на подругу. Она была такой милой и юной, что он бы даже родному брату не дал с ней как-либо сблизиться. О, Ярила, о чем он думает…       — Дурак! Да я же просто так!       — Слушайте! А если Владимир первый холостяк, то, что это у нас получается? — разулыбалась довольная Астра, поправляя платок на плечах. — С нами учится второй холостяк империи?       — Да, думаю, скоро мы все ощутим, что это такое на собственной шкуре, — кивнул ей Никита, не обращая внимания на друга, который поджал в раздражении губы. — За ним толпами будут бегать девчонки, умоляя заключить договор помолвки. А потом эти толпы девчонок будут рыдать в три ручья, потому что наш княжич не собирается жениться! Но я лично готов их утешить сам!       — Ой, ну прекрати быть мерзким! — Астра скривилась.       — Следующий год будет тяжелый, — хихикнула Мирослава и повисла на плече друга, пытаясь поднять ему настроение щекоткой, пока никто не видел. Яромир криво улыбнулся, лениво отмахиваясь от приставучей подруги.       — Вы преувеличиваете!       — Уверена, что так и будет! — со знанием дела кивнула Астра. — Кроме твоих утешений девиц, Вершинин.       — Кузнецова, отвянь! — скривился Никита. — Будто за тобой сейчас никто не бегает, а, княже?       — А что, ты видишь вокруг меня толпы? — Полоцкий показательно огляделся. Мирослава, опираясь на его плечо, замерла на месте, когда все посмотрели на нее, как на единственную стоявшую рядом с ним девчонку. Она фыркнула:       — Пф! А я что? Мы вообще дали обет безбрачия, да ведь? Поедем после школы в путешествие, будем изучать новые практики, становясь сильными и духовно развитыми ведьмагами!       — Так и будет, — кивнул Яромир, вспоминая тот, как казалось и до сих пор, серьезный разговор.       — Обет безбрачия? Вы серьезно? — ошарашено спросила Астра, глядя на друзей. Никита цокнул языком.       — А еще они хотели, чтобы я женился на Мирской! Сказочники похлеще Пушкина!       Кстати, о ней. Яромир до сих пор ощущал ее особенное внимание к его скромной персоне. Она продолжала с ним здороваться, несколько раз на день пыталась завести разговор и позвать к ним на сеновал… поиграть в настолки с колядниками. С чего бы вдруг — он не знал, но и не соглашался, разумеется. Вообще старался игнорировать. Не было у них ничего общего, ради чего бы ему захотелось тратить время на общение с ней и ее компанией. Они слишком разные. И все осталось в прошлом.       — Это была плохая идея. Тогда Мирская вечно будет путаться в нашей компании, — произнесла Мирослава, которую такие перспективы пугали.       — Логично.       — Ну даете, конечно. Да где же там наш преподаватель? — Астра покрутила головой и заметила что-то говорящую Иванну, которая шла рядом с какой-то девушкой, внимательно слушавшей собеседницу. Заметив взгляд Астры, Иванна помахала ей и сделала жест, который побуждал друзей двинуться ей навстречу.       — Пойдемте!       Пока они дошли до центра поляны, где полукругом встали их одногруппники, та самая девушка с пшеничного цвета волосами, приняв у Иванны журнал, оглядела учеников. Она была невысокой, слегка полноватой, с мягкими чертами лица и голубыми глазами, а одета в длинный желтый сарафан, подол которого струился над влажной травой. Руки у нее, кажется, дрожали.       — Всем здравствуйте! Я — ваш преподаватель по Стихиям. Меня зовут…       — А сколько вам лет? — задал вопрос Влас под смешки Елисея и Лешки.       — Вы... правы, заметив мою молодость. Я только недавно закончила обучение. Но это не отменяет того факта, что перебивать учителя — непозволительно! — ее голос дрожал в такт рукам, которыми она держала журнал.       — Простите? — скорее вопросительно ответил Влас, разглядывая девушку. Да, она выглядела не сильно старше них самих. Едва тянула на восемнадцать лет.       — Меня зовут Ягода…       — Ягода? — теперь голос подала Астра, хмурившая брови. Ей почему-то казалось, что такой молодой преподаватель ничего обучить их не сможет. Девушка теперь посмотрела на черноволосую яриловку, смотрящую на нее будто свысока, таким неприятным казался взгляд девчонки.       — Мне казалось, что мы только что обсудили — на этих уроках сначала говорю я! А уже потом вы можете задать…       — Да, простите.       — … свои вопросы. Отлично… Так, о чем я говорила… — девушка смущалась, пальцами касаясь своего лба. Наверное, у нее только-только начиналась преподавательская практика.       — О том, как вас зовут! — напомнил ей Виталик. Он добродушно улыбался, и преподаватель решила, что будет чаще смотреть в его сторону, чтобы не натыкаться на презрительные подростковые взгляды. Кажется, они уже учуяли ее страх, и теперь точно не упустят возможности поглумиться. Она не Пень-Колода, которой одного взгляда хватало, чтобы все слушали ее, открыв рты.       — Меня зовут Ягода… — снова раздались смешки. — … Видана Здеславновна.       Астра уже что-то хотела сказать, но в этот момент Никита бросил на нее такой взгляд, от чего Кузнецова захлопнула рот и отвернулась. Все смотрели на преподавательницу, ожидая продолжения. На улице было сыро, одежда быстро становилась влажной, и оказалось неуютно стоять посреди поляны, окруженными высокими соснами.       — Стихии… Это…       Мирославе было жалко разволновавшуюся девушку, и она посмотрела на Яромира, который перехватил ее взгляд и покачал головой, будто просил не вмешиваться в учебный процесс. Да, той надо было самой взять себя в руки, иначе ничего не выйдет. Авторитет зарабатывается временем и характером.       — Кхм, — Видана, так определила ее для себя Мирослава, ибо для отчества та была чересчур молода, положила журнал на поток воздуха, будто рядом с ней стоял невидимый глазу столб или высокий стол. — Как мы все знаем, в нашем мире существует только четыре вида стихий: Земля, Огонь, Вода и Воздух. Мы будем работать с энергиями этих стихий по очереди, в конце концов, выясним, к какой стихии к каждому из вас будет большая предрасположенность.       — А если ни к какой не окажется этой предрасположенности? — спросила Лиля Ковтун, обхватив руками пухленькие плечи в бежевой водолазке.       — У всех есть своя стихия, иначе и быть не может! — заверила ее Видана, набрав в грудь побольше воздуха.       — А какая ваша стихия? — спросила Оля Измайлова, переминавшаяся с ноги на ногу.       — Земля — доминирующая. Воздух — дополняющая. Но и остальные даются, просто требуют несколько больше усилий.       Она взмахнула руками, и на поляне появились бревна, образуя вокруг нее широкий круг.       — Присаживайтесь и доставайте конспекты. Начнем с теории и техники безопасности, а следующие занятия у нас будут проходить чаще всего на восходе солнца.       Послышался ропот. Мирослава тихонько застонала, присаживаясь на неровное бревно. Нет, выспаться им точно будет не судьба! Рядом, подтянув брючины, сел Яромир. Они все достали из своих сумок большие тетради с твердыми обложками: листы их были желтоватые и пролинованные.       — Не ной, Морозыч, нам всем тошно, — Никита сел по другую сторону от одногруппницы. Иванна и Астра с другого от него боку.       — Это точно, — пробурчала Астра, разглаживая помявшийся лист.       — Итак, все готовы? — кажется, молодая преподавательница немного успокоилась и взяла себя в руки. — Во-первых, сразу скажу: для того, чтобы прочувствовать стихии, вам не потребуются ваши перстни. Поступайте, как вам удобнее — снимайте или концентрируйте потоки магии через руки, ноги и даже голову.       Все переглянулись. Видана продолжала, расхаживая вокруг своих учеников:       — Для начала запишем, что такое магия Стихий. Под этим понятием у нас понимается один из видов магии, использующий принципы и законы существования материи и организации элементалей (живых свидетельств существования этих законов) для разнообразных операций, имеющих своей движущей силой присущие данной стихии свойства. Первым, кто предложил и охарактеризовал теорию о четырех стихиях, был древнегреческий философ Эмпедокл. Он считал, что все вещества состоят из четырех элементов в равных пропорциях, а также они способны на любовь и вражду. Еще им была заложена идея о привязки характера и темперамента к определенным стихиям.       Она повторила дважды последнее предложение, прежде чем Мирослава подняла руку.       — Да?       — Видана… Здеславовна, а что такое элементали?       — Сразу запишите! Элементали — это разумные существа, или духи, которые появляются как проявления Стихии, к которой они относятся. Они появляются в виде облака, струи воды, тумана, огня или молнии. Отличаются от обычных природных явлений своей подвижностью. Если посмотреть на них, станет очевидным, что они непрерывно изменяются. Записали?       Все кивнули.       — По-другому, элементали — это мыслеформы, наделенные небольшим сознанием.       — А какие это именно духи? — спросил Матвей, поправляя на носу квадратные очки.       — У Земли — гномы, у Воздуха — сильфы, у Огня — саламандры, у Воды — ундины.       — А ху из ху? — спросил Емеля, записывая конспект корявым почерком.       Видана внимательно посмотрела на Остроумова, который сидел рядом с Пашкой Державиным на одном бревне.       — У нас с вами сейчас не иностранный язык. Кто конкретно вам непонятен?       — Ну гномов я знаю, саламандр тоже в принципе. Мы же по большей части нашу мифологию изучаем, а не заморскую.       Класс захихикал.       — Колонии данных духов живут и на территории нашей империи, — все же ответила Видана и тоже решила сесть на свободное бревно. У нее все еще от волнения подрагивали колени. — Сильфы — средневековые духи воздуха. Кстати, именно алхимик Парацельс предложил сильф в качестве элементалов этой стихии.       — А ундины? Это ведь как наши русалки? — спросила Настя Русак, внимательно глядя на преподавательницу.       — Верно. Ундины — прекрасные девушки, иногда с рыбьими хвостами, которые выходят из воды и расчесывают волосы, пением и красотой завлекая путников в глубины. Соблазняют мужчин, так как если родят ребенка от земного человека — смогут обрести бессмертную душу. Как нимфы и русалки, ундины «носятся над нивами и полями».       — Насколько я помню, — Никита почесал нос и поднял руку, — к теориям о четырех стихиях приложили свою руку Платон и Аристотель?       Преподавательница кивнула, улыбнувшись. Наверное, ей было радостно, что кто-то все-таки знает теорию ее предмета.       — Да, ты хочешь нам рассказать подробнее?       Класс многозначительно переглянулся. Яромир с наигранным вниманием уставился на друга, будто пытался увидеть в нем всю правду этого мира. Однако Вершинин не заметил этого, зато уже подскочил на ноги, немного напугав напором преподавательницу. Та даже вздрогнула.       — Итак! — он потер руки и встал посреди круга, чтобы видеть каждого. — Платон говорил, что стихии способны к взаимопревращениям, и выделял несколько свойств материи: воздушность, твердость, плавкость, ну и подобные. Соответственно, получается так: земля — это твердое, вода — жидкое, воздух — газообразное, огонь — плазменное!       — Вершинин, ты меня пугаешь! — отозвался Влас, сильно сокращающий слова в своем конспекте. Всем и всегда говорил, что его лень — двигатель прогресса. Как он разбирался в своих записях — было непонятно.       — Все правильно! — похвалила Никиту Видана Здеславовна. — А что Аристотель?       — Он пошел дальше, изучив идеи Платона, и описал основные качества всех четырех стихий. Записывайте, чего смотрите!       Подростки и, правда, слушали его, открыв рот. Кто-то просто хотел спать и держался, чтобы не зевать, а кто-то не понимал, как Вершинин умудрился занять место учителя спустя всего несколько минут после начала урока.       — Пишите! Огонь можно охарактеризовать теплым и сухим, воздух теплым и влажным, вода холодная и влажная, а земля холодная и сухая.       — Молодец, Никита! Очень подробно! Можешь прис…       — А вот еще! По поводу элементалей… Можно, Видана Здеславовна? — он даже не сдвинулся с места, чтобы сесть на бревно.       Мирослава поджала губы, чтобы сдержать смешок, и посмотрела на Яромира. Тот качал головой, ухмыляясь, и посмотрел на подругу в ответ.       — Удиви нас, Вершинин! — крикнул Лешка Сорока.       — Да, пожалуйста, — пробормотала Видана, пытаясь понять, как вести себя с этими школьниками. Опыта у нее не было.       — На самом деле, у нас есть свои аналоги элементалей. И, наверное, нам с ними будет проще работать. К элементалям Земли можно отнести наших леших, и, кстати, у нас уже получалось устанавливать с ними контакт!       — Правда? — заинтересованно спросила преподавательница.       — Да, мы с друзьями познакомились с местным лешим в Пуще!       — Вершинин! — Яромир уставился на друга, и тот будто понял, что его заносит.       — Так… к огню можно отнести Жыжа, духа огня. Воздух — это персонификация Ветра, который часто встречается у нас в сказках. Но он может появляться в любом образе: мужчины, женщины или ребенка, все зависит от его силы и силы призававшего ведьмага! И да, как уже говорили, Вода у нас связана напрямую с Водяными и русалками, именно они являются элементалями наших земель.       — Я в восторге! Потрясающие знания! — похлопала в ладоши Видана, и класс дружно поддержал ее. Вершинин однозначно являлся любимчиком класса, тем, с кем всегда было интересно, кто мог поддержать любую беседу. И никто не порицал парня за его знания, как это часто случалось в школах простаков.       — Хвастун, — коротко вставил Яромир, когда друг сел рядом.       — С чего это, княжич? Тебе не понравилось?       — Я твой самый преданный слушатель, Вершинин!       — То-то же!       — В тебе пропадает профессорский дар! — Мирослава перегнулась через Полоцкого и пихнула Никиту в колено.       — А кто сказал, что пропадает? Я им только начинаю пользоваться!       — Хвастун! — снова подстегнул его Яромир.       — Давайте продолжим! — прервала разговоры Видана, поправляя на коленях складки длинной юбки сарафана.       — А когда мы приступим к практике? — спросил Елисей, вороша свои светлые волосы. Они с Власом выглядели так, будто готовы были начать призывать элементалей уже сейчас.       — Чуть позже, а пока я хочу рассказать вам немного теории, — ответила ему преподавательница.       — А вы можете что-нибудь нам продемонстрировать? — спросила Астра, показывая свое недоверие молодой преподавательнице. — Ну, чтобы нам понимать, чему мы будем учиться?       Класс одобрительно закивал. Видана Здеславовна смутилась, быстро облизав пересохшие губы. На улице было прохладно, но у нее от волнения на лбу выступил пот.       — Так… Я могу, но хотела все же пока не заострять внимание на практике…       — Мы же не просим учить нас тому же, что умеете вы. Просто нам интересно, как это работает! — тон Астры сочился непонятным превосходством, и Мирослава мимолетно глянула на подругу, пытающуюся что-то доказать молодой преподавательнице. Она снова посмотрела на Видану Здеславовну и уже открыла рот, чтобы как-то сгладить возникшую неловкость, как заговорил Яромир:       — Может, развести костер с помощью элементаля? Мы можем пока натаскать хвороста!       Так и поступили. Ребята разбрелись по краям поляны, окруженной лесом, и натаскали хвороста, который все же был сырым и, если бы не призванные элементали огня, коими были маленькие саламандры, то он никогда бы не разгорелся. Но чтобы убедить саму себя и учеников в том, что чему-то может научить, Видана призвала элементалей воздуха, и те своими порывами подсушили промокший хворост. Только после этого лекция продолжилась.

ᛣᛉ

      Августовские деньки бежали быстро, как резвый ручеек меж гладких камушков во время таяния снега весной. Наступил праздник Медового Спаса. Ближе к вечеру на каждый сеновал пасечники принесли свежих сот и янтарного меда в небольших баночках, перевязанных у горлышка бечевкой. Часть меда относили на опушку к лешему, задабривали водяного и русалок на вире, пили сладкую медовуху, ели медовые булочки и последний раз купались на речке. После первого Спаса в воду больше никто не заходил, разве что только для обрядов и практик, но не для развлечений.       По-иному еще этот день назывался Маковей — праздник урожая и мая. День был теплым и солнечным, и когда Дарина Павловна пригласила яриловцев на свои занятия по Гербологии и травничеству, уже не приходилось сидеть на мокрых бревнах или мочить ноги в мокрой траве. Было сухо, воздух пьянил ароматом пшеницы и бушующих луговых цветов, старающихся в последние дни лета вобрать в себя побольше тепла и отдать миру всю свою красоту.       — Чтобы защитить себя от бед на будущий год, который наступит согласно древним традициям уже в сентябре, — говорила преподавательница, глядя на замлевших на солнце учеников, — можно собрать маковейник. Это оберег из семнадцати трав. Делают эти обереги традиционно девушки, но парни могут собирать вместе с ними необходимые растения.       На последних словах парни издали дружный стон разочарования. Идти куда-то не хотелось вовсе. Однако и девчонки не горели большим желанием снова шляться по полю. За две недели, прожитых на сеновалах, все уже изрядно замучились участвовать в сборах необходимых трав для школы на весь последующий год. Каникулы, как считали некоторые, были изрядно испорчены школьной практикой.       Но делать нечего — записав в блокноте все нюансы, которые надо было соблюсти для маковейника, Мирослава поплелась к лесу, пока Иванна и Астра выдвинулись в сторону бесконечных полей. Никита же вовсе пошел вместе с Власом и Елисеем в сторону вира, игнорируя задание учителя. Неудивительно, если они снова хотят попытать удачу в общении с русалками.       — И что ты планируешь там найти? Ягель и колючки? — спросил Яромир, скрываясь в тени Пущи.       — Я что, по-твоему, настолько глупая? — она оглянулась на Полоцкого, расслабленно шагающего за ней, сложив руки в карманы летних брюк, подпоясанных ремнем.       — Ну не прям чтобы настолько, но…       — Эй! Ты не заговаривайся! — Мирослава шутливо покачала указательным пальцем правой руки с перстнем из титана и лабрадорита и снова пошла по намеченному заранее пути.       Полоцкий, ухмыльнувшись, продолжать спор не стал, а просто шел следом. Солнце кренилось к закату. Белые ночи закончились, а лесную округу непривычно окутали ранние сумерки. Под ногами стелился мох, из-за которого мягко пружинили бесшумные шаги. Кое-где с веток срывались птицы, с криком перелетая на другое дерево или вовсе взмывая ввысь. Здешние обитатели в виде белок, зайцев, лисиц и даже волков, которые жили в Пуще, затихли, явно готовясь к ужину и скорому наступлению ночи.       Тропинка не виляла, была ровной и четкой, и Мирослава бодро шла туда, где как помнила, стояла Избушка на курьих ножках. Путь до этой опушки был недолгим. Минут через пятнадцать, потраченных на быструю ходьбу, они вышли из чащи леса и огляделись. Избушка, уже не такая заброшенная, какой она была в прошлом году в их первую встречу, стояла в центре поляны под последним лучом заходящего солнца, подставляя то один бок, то другой.       — Мы к Онисиму? — спросил ее Яромир, не до конца понимая цель их похода.       — Почти. Там Онисим, как Персей говорил, как раз много нужных трав собрал. Возьмем у него немного, зато не надо по полям ходить! — отмахнулась от приставучего комара девочка. Яромир хмыкнул. — Избушка!!! Привет!       Ее крик, подхваченный ветром, полетел вперед, и, коснувшись первого бревнышка избы, произвел небывалый эффект. Точнее, не совсем тот, на который рассчитывала Мирослава. Избушка, вздрогнув, резко обернулась к подросткам своей стороной, с которой находилось замененное Онисимом крыльцо. Однако она чуть склонила корпус вбок, глядя будто недоверчиво.       — Мы к тебе! Беги к нам! — прокричала девочка, и сама побежала в сторону Избушки. Яромир ускорил шаг, чтобы не отставать. Пока он просто наблюдал, не вмешиваясь.       Мирослава ловко перепрыгивала с кочки на кочку, пробегала по раскиданным тут бревнам, которыми иногда, в дни своей безудержности, играла заколдованная изба. До нее оставалось метров двадцать, но та так и не сдвинулась с места. Когда расстояние сократилось до десяти метров, Избушка как-то подобралась, согнув длинные курячьи лапы. Мирославе подошла еще ближе, задрав голову вверх и крикнув:       — Опускайся, мне пройти внутрь надо!       Изба так и сделала. Она опустилась на необходимый уровень, чтобы гости ступили на порог. Но только девочка протянула руку, чтобы ухватиться за хлипенькие перила крыльца, как Избушка прям на коротких лапах отбежала в сторону.       — Ты чего? — сделав еще несколько шагов, Мирослава повторила жест, но Избушка снова не захотела контактировать.       — Погоди ты, мне зайти надо! Там у тебя травы нужные мне есть! — Мирославе уже пришлось перейти на бег, чтобы не отставать от убегающего заколдованного бревенчатого домика, который издавал неправдоподобно курлычащие звуки, будто и, правда, был курицей.       Изба, не распрямляя лап, увеличила темп и перешла на бег. Мирослава ничего не понимала, но ее собственная натура, не терпящая недопонимания, хотела поскорее объясниться. Избушка бежала, начиная кудахтать.       — Ну прости! Я долго… не… приходила, да! — она бежала за Избушкой, которая уходила на большой круг вокруг Яромира. Тут из избы, скача по ступеням крыльца, вылетел алюминиевый бидон, и девочка еле успела через него перепрыгнуть, чтобы тот не свалил ее с ног. — Ты что творишь!!! Ока… Окаянная!!!       После этих слов из открытой двери вылетели несколько клубков ниток, так и норовившие попасть Мирославе в голову. Она ловко увернулась от них, при этом не сбавляя темпа. Яромир, не сдержавшись, рассмеялся, даже не пытаясь скрыть свое веселье от ничего не понимающей подруги. Та смерила его недоверчивым взглядом, не понимая причин смеха. Но зацикливаться на этом времени не было.       Затем пришлось на ходу ловить банки с вареньем, которое делал леший. Не дай бог разобьет! Поймав три банки, девочка в панике подумала, что тот ее точно убьет, если она что-то выронит. По земле покатился тюфяк, набитый соломой, и Мирослава прыгнула через него. Он остался позади, зацепившись на торчащую корягу. Но госпожа удача, кажется, в этот момент отвернулась от девочки. Следом из избы вылетела рыбачья сеть из русалочьих волос, которую Онисиму еще по весне подарил местный водяной.       Вскрикнув, когда тонкие русалочьи волоски упали на нее сверху, почти сразу обездвижив, Мирослава полетела вниз спиной назад. Но удара о землю не последовало: ее успел подхватить Яромир, после ниток уже понявший, что что-то здесь не так. Он пустился бежать следом, и они втроем стали носиться как оголтелые по всей поляне. Быстро догнал подругу и сделал это вовремя. Упади она навзничь — точно бы расшиблась — земля здесь была твердая, с большими камнями и острыми кусками бревен.       Однако смех не отступал. Мирослава, пока он, смеясь, распутывал ее из сети, бормотала и пыталась отдышаться:       — Главное банки не разбила! Вот же курица, погляди на нее! Ну чего ты ржешь, волчара?!       — Видела бы ты себя со стороны! Тебе с такой физподготовкой надо прямиком на Морную сечу, честь школы защищать! — оборвав пару русалочьих волосков, которые спутались с серьгами-гвоздиками подруги, Яромир наконец освободил ее из сети. Та, все еще прижимая к себе варенье, глупо смотрела на избу, которая теперь бочком шла к ним обратно, лапой закидывая все то, что сама раскидала, к себе через открытую дверь.       — Куда мне надо?       — На императорские состязания...       — Да я что?! Это она взбесилась! Подойди и впусти нас, мне нужно травы взять! — крикнула девочка и громко взвизгнула, когда заднюю сторону бедра прожгла боль. Колени предательски подогнулись. Яромир в это время присел, чтобы сложить сеть как подобает, но когда подруга вскрикнула, рванул вперед и снова поймал ее. Только теперь, когда он встал, она висела у него через плечо.       Перед ними стоял Онисим с длинной розгой в руке, а на плече у него сидел каркающий Персей. Было непонятно, смеялся он или просто забыл, что умел разговаривать по-человечьи.       — Вот я сейчас накормлю вас березовой кашей! — прошипел леший, размахивая прутиком.       — Онисим, это ты?! — вися вниз головой, просипела Мирослава, все еще ощущая боль.       Что ж, нечто подобное ей, как и Женьке, уже приходилось на себе испытывать. Однажды, когда им позарез надо было накопать картошки для костра, решили они позаимствовать ее у бабки Фроси. Жила она на краю поселка, а конец огорода у нее как раз располагался неподалеку от речки. Их разделяла только негустая роща. Березовая роща. Пробрались они к ней на огород, поживились двумя лунками картошки. Да только не заметили, что бабка Фрося коз своих выходила проверить. Она как раз, ковыляя, возвращалась с того места в роще, куда привязывала своих подопечных, как увидела очередных желающих поживиться ее картошкой. Надо было отметить, что огород ее был популярным у местной ребятни как раз из-за близости к реке. То картошку выкопают, то кукурузу обломают, то и вовсе клубнику потопчут.       Женщина это была не злая, просто именно на Мирославе и Женьке безграничное терпение ее и закончилось. Ходила она неслышно, да и в руках как раз несла прутик, которым своих коз стращала. В общем, после этого слегка покалеченные друзья на ее огород больше не лазили. Но не потому, что боялись очередной расправы от бабки Фроси, а потому как она сама лично пошла, да и рассказала все Антонине Григорьевне, маме Женьки, а та уже Серафиме Николаевне. Рыдала Мирослава в голос на весь двор от бабушкиных нравоучений о воровстве, от которых было еще обиднее, чем от боли после розг.       Поэтому те самые ощущения Мирослава запомнила хорошо. Она, вися на плече друга, кое-как подняла голову, глядя на лешего кверху ногами.       — Ту сдурел что ли, Онисим?!       — Не дошло с первого раза, погляжу. Ну-ка, давай еще разочек!       Он, тут было непонятно, то ли шутя, то ли определенно нет, замахнулся, целясь длинной розгой по пятой точке юной ведьмы.       — Ты чего удумал?! — Яромир успел обернуться, и удар пришелся ему по бедру. Мирослава снова вскрикнула, но уже от страха, а не от боли. Зато друг застонал, кривясь. — Чтоб тебя, рогатый…       — Яромир! Яромир, ты как?! — она заелозила, и друг ее опустил. Мирослава, прихрамывая, отметила, что у него даже порвалась штанина от удара. Сама же она была в шортах, и ей пришлось не лучше. На бедре красовался длинный и тонкий, уже покрасневший и налившийся кровью след от удара. — Вот ты черт!!! Ты чего взбеленился?!       — А чтобы неповадно было!!! — задрал голову Онисим. На ветвистых, как у оленя, рогах у него висели белые грибы, которые он, видимо, так сушил.       — Это моя Избушка! Я не могу в нее теперь зайти?!       — Твоя-тось твоя! Но ты почемусь, балбеска, совсем к ней не приходишь, а?! У нее крыша началася течь даже не в дождь!       Мирослава на пару с Яромиром осматривающая их ожоги, полученные от прута, охнула, когда Онисим, уже не собираясь ничего делать, просто закинул розгу себе на плечо. Однако девочка вздрогнула и отшатнулась, натолкнувшись на стоявшего чуть позади друга. Даже Персей, каркнув, перелетел с рогов лешего и сел на плечо к Полоцкому. Тот загородил подругу и сделал шаг вперед.       — И что это было, батька?! — его голос, низкий, но какой-то бархатистый и мягкий, засквозил холодом.       Онисим, однако, не смутился.       — Уйди, волчок! Мне ее учить надось!       — Нет. Отвечай!       — Она, — леший все же понизил голос, — подруга твоясь! Я ей у прошлом годе прощал беспечность! Но год прошел! Шестнадцать годков исполнилося!       — Да что я сделала-то?! — возмутилась Мирослава, подходя ближе и прихрамывая.       — А ну, поди сюды! — подозвал Избушку леший. Та ходила по поляне, разгребая куриными лапами землю, будто искала там зернышки. Услышав подзыв, уж было повернулась в его сторону, но все же осталась на месте, лишь громче закудахтав. Онисим повернулся к Мирославе, прищурив свои круглые глазки. — Видишь, чегось происходит тут у нас?!       — А что это с ней?       — Капризничать вздумалося! Как твоего гаврана увидала, так тебя ждала. Деньки шли, а твоим духом тут и не пахнет! Подумала она, видать, что ты бросила ее!       Мирослава, слушая его с широко распахнутыми глазами, тяжело вздохнула.       — Ну это ведь она сама себе надумала! Мы же приходили в начале августа!       — Включай мозги, если они у тебя, конечно, есть! — тут уже каркнул Персей, крепко цепляясь когтями за плечо Яромира, а тот терпеливо позволял это делать. Мирослава насуплено перевела на него взгляд.       — Вы сегодня все меня решили поунижать?!       — Что твоя курица могла себе надумать, если она всего лишь заколдованный дом! У нее лишь инстинкты и магическая привязка к ведьме! Коей ты и являешься! Кар!       — Тогда что это было? — совершенно растерялась девочка, потирая место удара розгой.       — Ей нужно тебя видеть как можно чаще. Если сказать по-простому, то она на тебя обиделась из-за того, что связь истончается. А ее надо подпитывать своей магией. То есть — хотя бы почаще приходить к ней, — Яромир взял слово сам, потому что леший явно не хотел что-то пояснять, а ворон был чересчур резок. Мирославу кольнула совесть. Она повернулась к Избушке, которая все еще ковырялась в земле, будто бы понурившись. Было удивительным, как человеческие эмоции проскальзывали в неживом существе. Однако ясно было одно: мы несем ответственность за того, кого приручили.       — И как же мне теперь у нее прощения просить, если она не хочет со мной даже рядом стоять?       — Доверие надо заслужить! — каркнул Персей, на эмоциях сильно сжав когти. Яромир ойкнул.       — Полегче!       — Какие все нежные. Пропащее поколение… — ворон недовольно отвернулся, но когти разжал.       — Сегодня она тебя точнось не подпустит. Приходи чаще, сиди, рассказывай ей чагось-нибудь, — пробубнил Онисим. — А сегодня чего приперлася?       Мирослава почувствовала на себе взгляд Яромира. При нем врать не хотелось, поэтому пришлось говорить правду:       — Цветов для маковника хотела у тебя взять.       Леший цокнул языком. От него прямо веяло негодованием и неким разочарованием. Может, в лесу что случилось, что у него настроения нет? Или это так Избушка со своими выкрутасами его так измучила? Или ее, Мирославы, поведение довело?       Он молча поплелся к избе, заметая следы своим сосновым хвостом. Та уже сидела на корточках, выжидая. Онисим прошел внутрь и вернулся уже с охапкой цветов. Но сунул их Яромиру, игнорируя девочку. Ей стало не по себе. Будто черная кошка между ними пробежала! Или, точнее, Избушка!       — Все, княжич, уводи всех. Сегоднясь и мне свои дела в лесу надо порешати. И еще… — он все еще смотрел на Полоцкого. — Уж вразуми ее сам, раз у нее в головешке пусто!       Яромир, держа в руках большую охапку полевых трав, кивнул, проводив лешего хмурым взглядом. Стало темнее, и лес на крае опушке, где они стояли, будто сгустился.       — Уходим.       Персей мигом взлетел с плеча парня, оставив на его рубашке несколько дырочек от когтей, и скрылся в Пуще. Будто бы выражал своим безмолвием свое мнение по этому поводу. Мирослава шла за другом, сначала молча обдумывая произошедшее, а потом и обсуждая это вслух. Яромир был для нее тем, кому она могла рассказать все, что было у нее на уме. Даже если и сама не понимала своих мыслей. Сначала ее жгла обида. Да как же так?! Разве могла она предугадать поведение Избушки?! Потом ей на смену пришла злость. Как посмел этот леший так поступать?! Розгой ее воспитывать вздумал?! Ну гад!       — Пойми, — говорил Яромир, выводя ее из лесу на поляну, с которой вела тропинка к сеновалам. На улице стояли густые сумерки, но все же что-то еще было видно. — Леший на то и Хозяин леса, чтобы свои владения защищать. Он наш, скорее, союзник, нежели друг. Нельзя приручить нечисть. Задобрить — да. Но приручить… Вот с избой еще сложнее. У нее сложное сознание, ведь она своего рода магический артефакт. Но это все просто исправить доверием и заботой, не переживай так.       Он, отдав Мирославе цветы и травы, которые нес, закинул руку ей через плечо, притянув к себе. Видел, что подруга поникла. Плакать было не в ее стиле, даже несмотря на то, что недавно ее отходили розгой. Яромир-то привык. Его отец и не так еще…       Девочка обняла его за талию, в обиде выпятив нижнюю губу, будто ей было пять, и родители не купили чупа-чупс. Но все оказалось сложнее. Она ощутила свою вину, и ей хотелось это исправить.       — Сделаем вот что, — заговорил Яромир, когда они уже подходили к сеновалам, из маленьких окошек которых уже горел свет. — Сейчас передадим Онисиму меда. Лично от нас, согласна? Ему лишним не будет.       — И конфет! — кивнула расстроенная Мирослава.       — И конфет! — согласился парень. — А завтра и все последующие дни в свободное время будем приходить к Избушке. Пускай видит, что ты про нее не забыла. Не забыла ведь?       — Нет, разумеется!       — Во-от! Но это ей надо самой понять. Не думаю, что долго ее обида тянуться будет.

ᛣᛉ

      Сразу после Медового Спаса в Подгорье настали Спожинки. Ровно пятнадцатого августа все собрались в поле, чтобы начать сезон страды. Каждой общине выделялась земля, с которой надо было убирать рожь, пшеницу, картофель, капусту и другие растущие на ней овощи. Большую часть поля убирали магией, так как аграрной техники тут не водилось. Да и зачем?       Но полагалось, чтобы каждый: ученик, фермер и учитель приложил руку к сбору урожая. По-простому выражаться: это была трудотерапия, с помощью которой все начинали ценить каждый съеденный кусок хлеба и выпитую кружку кваса.       Мирослава, хоть и выросла в городе, но была привыкшей, хоть и поневоле, к работе на бабушкином огороде. Однако объемы работы различались значительно: бабушкины двадцать соток никак не стояли рядом с гектарами на поле. Но опять же все познается в сравнении. Они были ведьмагами, умели уже многое, чтобы несильно марать руки в земле.       Во второй половине августа начался сезон картошки. По началу они магией вырывали из земли куст картошки вместе с клубнями, разделяли их на две кучки, но уже к обеду все валились с ног, а потом долго не могли восстановиться. Не был сил ни на танцы, ни даже дойти до столовой поужинать.       Рогнеда Юлиевна поясняла:       — У вас недостаточно концентрации и умения распределять силы для такой работы! Поэтому, чтобы сохранить магический запас, пришлось работать по-старинке. Руками, сгибаясь в три погибели. Но было в этом деле нечто вдохновляющее. Когда уже казалось, что сил нет, а спина скоро отвалится, не иначе, кто-нибудь заводил песню. И все подхватывали, разом запевая на все поле. Мирослава такого и представить не могла, когда училась в Питере. Вряд ли кого-то из ее одноклассников можно было загнать не то, что на поле, даже на дежурство в классе…       Поскольку дел с каждым днем прибавлялось: Рогнеда Юлиевна требовала повторять заговоры, Дарина Павловна собирать травы, а Видана Здеславовна учиться управлять стихиями, то времени ходить к Избушке было немного. Сначала Мирослава хотела ходить рано утром, но ее организму, утомленному магическими практиками и физическими нагрузками, сна было недостаточно. Днем после обеда у школьников был выделен обязательный час на отдых и сон. Надо было отметить, что никто и не сопротивлялся. Пообедав, все возвращались на свои сеновалы и отдыхали. Обычно в это время там стояла непривычная для громкоголосых и активных подростков тишина. Поэтому оставался только вечер. Так, закончив на поле, она бежала в лес, всегда сопровождаемая Яромиром, который лишь иногда тихонько возмущался, что сначала хочет сходить в душ, а уж потом идти в лес.       — Все равно там сейчас очередь! Пока сходим, уже и душ освободится! — отвечала ему Мирослава и тащила друга вперед. Порой к ним присоединялся и Никита, а чуть реже Астра с Иванной. Поскольку Избушка все еще никого не пускала к себе на порог, им приходилось сидеть на бревнах, коротая время и о чем-то рассказывая своенравной избе, которая ходила вокруг них и прислушивалась к их веселым разговорам.       Девятнадцатого августа, когда полевые работы были в самом разгаре, а в округе разносился сладкий аромат, наступил Яблочный Спас. В этот день все только и занимались, что сбором и обработкой всех сортов яблок, растущих в местных и богатых на урожай фруктовых садах. Парни, стоя на стремянках, собирали их в корзины и относили девчонкам, которые чистили и нарезали фрукты на кусочки для варенья, компотов, пастилы и пирогов.       Уже вечером уставшие Яромир, Мирослава и Никита, оставив лешего, который с окончанием лета стал еще более угрюмым, привычно вышли из лесу уже затемно, а подойдя к сеновалу, услышали громкий хохот.       — Солнышко садится, сеновал веселится! — пробормотал Вершинин, зевая.       — У нас там что, собрание? — спросил Яромир, глубоко вдыхая вечерний остывший воздух, пропитанный ароматом спелых яблок, убранных полей и подступающей осени. Среди хохота стал различим вороний крик, и у Мирославы затаились подозрения. Она решительно открыла дверь, над которой висел освещающий небольшой пространство желтым светом кристалл, и прошла внутрь сеновала.       На первом этаже ангара, где находились зоны отдыха для каждой группы яриловцев, прям посередине были сдвинуты ковры и кресла. На торшере, цепляясь на тканевый абажур когтями, сидел Персей и громогласно вещал:       — Была у меня в жизни история. Астра, по твоей части, кстати!       Кузнецова, сидя на ковре и опираясь спиной на кресло, в котором сидела Иванна, вскинула бровь.       — То есть?       — Ты же у нас главная по жеребцам! — каркнул ворон, и все снова покатились со смеху, видимо, это уже истерическое.       — В каком это смысле, пернатый?! — насупилась Астра, которой Иванна заплетала колосок из ее длинных черных волос. Дернуться она не могла, поэтому только прищурилась.       — Да история про конюшню! А ты что подумала?       — Рассказывай уже давай.       — Значится, дело было годов так… эм… — Персей, раскачивающийся на торшере, задумался. — В общем, неважно! Давно! Жил я тогда в леску неподалеку от одной фермы, и была там конюшня! А в конюшне прижился кот! Васек! Едрена вошь, вот же хитрый был, гад! Но да ладно! Как-то раз мы с ним повздорили…       — Как это? Мыша не поделили? — уточнил Влас, принимая от Елисея на «погоны» две карты. Парни дружной компанией играли в «дурака», но краем уха слушали рассказ.       — Да! — вдруг согласно почти крикнул ворон, нахохлившись. — Понятно дело, у меня там была сытая жизнь! Кругом зерно, мышей полно! Я тогда даже располнел!       — И как же похудел? — спросил Астра, теперь преднамеренно решившая не дать ему покоя на подколы.       Персей на нее только покосился и продолжил:       — Стал этот котяра блохастый у меня мои обеды воровать! Ну, то бишь, мышей ловить! Хозяева его за это и приютили, мол, какой полезный! Будто я таким не был! Но никто Персею и спасибо не сказал, только гоняли все! Будто я голубь паразитный!       — Что, голубь мой, снова байки травишь? — спросила подошедшая Мирослава, присаживаясь на подлокотник кресла, в котором сидела Иванна. Та ей понимающе улыбнулась. Уж сколько всего они наслушались от него за прошлый год!       — Правду матку! И не мешай! Княжич, неужто вы все, уже сходили?       Яромир кивнул, неохотно присаживаясь к компании прям на ковер неподалеку от Вершинина, который занял последнее место на тюфяке в виде диванчика.       — Принесла вас нелегкая… Следи за своей балабошкой, а то не даст же мне договорить! — распричитался Персей, а сам перелетел к Яромиру на плечо. Видимо, там ему было удобнее, чем на неустойчивом торшере.       — Я тебе не революционный эшафот, слазь! — отмахнулся парень, но ворон, сильнее вцепившись ему в плечо, заглянул парню в глаза.       — Не гони волну на пролетария, княжич!       — О как! Тогда вещай, Коба, эту легендарную блохастую историю!       — И буду! — ворон отвернулся от него и громко каркнул, привлекая внимание. — Значит, стал этот хитрый гад себе соломку стелить. К хозяевам ластится, так, мол, и так, какой он хороший! А Персей только на коней гадит, когда решает на них покататься!       — Простите, уважаемый Коба, а что, так и было? — еле сдерживая смех, спросила Мирослава.       — Люблю я лошадей! Красивые животинки! Да, Астрочка? — Персей, хитро прищурившись, теперь перелетел к ней и сел на колено.       — Не знала о таком факте из твоей биографии, Коба Виссарионович! — та покачала головой, но сгонять птицу не стала. Все захихикали.       — Потом покатаемся, да ведь? — он пробежался по ее ноге и подобострастно заглянул в глаза. Астра непроизвольно отклонила голову.       — Ну все, Кузнецова, нет у твоих поклонников шанса! Рублев, Рублев… бедный твой Юра! У тебя ведь вон, какой любитель лошадей нашелся! — фыркнул Никита, сидя между Ксюшей Вуколовой и Лизой Полесько. Девочки плели какие-то украшения из бисера. Кажется, это был широкий браслет с длинной бисерной бахромой с замысловатым орнаментом на славянский манер. Этим летом украшения в стиле «хэнд-мейд» вошли в моду.       — Он не мой! Покатаемся, Персей, покатаемся! — чтобы не срываться на Вершинина, ей пришлось стать более благосклонной к фамильяру подруги.       — Ну так вот!!! — почти без перехода закричал Персей, взбудораженный обещанием. Мирослава, надо сказать, была удивлена. Ранее о его любви к верховой езде она не была наслышана. — Решил этот котяра меня силой выжить! Раз через хозяев не выходило! И знаете чего удумал?!       Он умело вовлекал в разговор слушателей, которым приходилось отвечать на его наводящие вопросы.       — Чего же? — вдруг спросил Матвей Оболенский, которого явно вынудил спуститься ко всей компании общительный Виталик Пожарский, играющий в карты. Матвей же пытался читать, но мешал смех и разговоры, а потому непроизвольно слушал.       — А вот слухайте! Скачу я на Байкале, так звали того коня! Хорошее имя, правда, Астрочка?       — Очень хорошее! — стараясь быть серьезной, кивнула девочка, но Иванна тут же потянула ее на себя, продолжая плести колосок.       — Скачу себе, скачу, и тут этому копытистому приспичило сена пожевать! Я тоже решил там рядышком попрыгать, червей поискать, может, не помню…       — Голодное детство, да? — уточнил у него Яромир, и Никита прыснул, не сдержавшись.       — А вам все хиханьки, да хаханьки, придурки! — беззлобно огрызнулся Персей, уже приглядев у Астры тоненькую у виска косичку, в которую были вплетены блестящие бусинки.       — Как невежливо, Коба Виссарионович… — смеялся Никита, и смех его становился заразным: смеялись уже многие. — Болтун! А, чтобы ты знал, дорогой Персей, в болтливости скрывается ложь, а ложь, как известно, есть мать всех пороков!       — Ты что же, библиотэкарь, решил меня во лжи уличать?! — каркнул Персей, снова прищуривая черные глазки-бусинки.       — Это не я, а Салтыков-Щедрин. Но что-то в этом есть!       — Так, цыц! Слушаем! Вытащил червяка, да решил отлететь с ним подальше, чтоб меня мой же конь не притоптал…       — Уже твой конь! Да ты, как никак, богатырем был? — счастливо улыбаясь выигрышу в «дурака», спросил Елисей Войнович. Он скинул все карты, игнорируя недовольного Лешку Сороку.       Персей отвернулся в другую сторону, но продолжил рассказ. Вот ведь неугомонный!       — Байкал подошел к снопу сена, откусил немного, стал жевать, а оттуда раз!       В этот момент все непроизвольно прислушались, даже оторвавшись от своих дел.       — И Васька выпрыгнул! Байкал, не будь молодым дураком, испугался! И подпрыгнул! А сзади я!       Первой звонким смехом залилась Астра, живо представив эту картину у себя перед глазами.       — Он своим копытом подкованным прям в меня попал, пока я летел в сторону! Думал, из перьев вылечу! Аж к сараю не своим ходом долетел, в стену впечатался, но червя не выпустил!       На этом история о войне Персея и фермерского кота Васьки пока была закончена, потому что сеновал вновь заполнился громким смехом. Сам же Персей, не удержавшись, ухватился клювом за блестящее украшение в волосах Астры и попытался стянуть его, но то было вплетено чересчур крепко. После этого девочка, вырвавшись из рук Иванны, только-только подвязавшей резинками две косички подруги, гонялась за хитрым вороном, веселя народ.