Меч, оставшийся целым

      – Мартин и Черничка к нашему возвращению должны крепко спать в своих постелях, ясно? Седрик, повтори!       – Да, госпожа, разумеется. Мартин и Черничка будут крепко спать…       Кошка Эльза холодно кивнула. Впрочем, для белки-домашнего слуги это было совсем неплохим знаком доверия.       – Надеюсь, ты понимаешь, что никакие копания в старых книгах не оправдывают манкирования обязанностями?       – Конечно, госпожа!       Седрик поклонился, приложив лапу к груди.       – Дорогая, ты судишь слишком строго. Наш Седрик – талантливый зверь, и было бы грешно не поощрять этого!       Конрад мягко улыбнулся, поправляя роскошный зелёный камзол. Эльза, впрочем, в ответ лишь фыркнула. Её глаза, светло-голубой окрас которых напоминал зимнее небо, с вызовом смотрели в ярко-зелёные очи мужа.       – Дорогой, ты слишком многое ему позволяешь. Эти либеральные веяния Салдастрона не доведут до добра!       Седрик был уверен, что она намеренно коверкала название горы зайцев и барсуков. Но, разумеется, он никогда не произносил своих догадок вслух.       – А для потомка великого Вердоги это и совсем уж неприлично!       – Дорогая, не надо так волноваться перед приёмом!       Он заботливо накинул манто на плечи Эльзы. Тёмно-синее, как и платье, оно замечательно сочеталось с её глазами.       – Ох, там опять будет этот посол Южноземья! Самовлюблённый беличий болтун! Как же я надеюсь оказаться от него подальше!       Седрик проводил господ по сумеречному двору усадьбы к воротам, за которыми их поджидал экипаж. Свет ажурного фонарика играл на лоснящейся шерсти двух мускулистых, быстролапых выдр. Эльза продолжала что-то возмущённо говорить, когда повозка, набирая скорость, с лёгким стуком двинулась по мостовой. Седрик смотрел ей вслед, заодно любуясь панорамой одной из лучших улиц Кацбурга, уходящей прямо к темнеющей на фоне вечернего неба громаде Котира. В прикрытых зеленью садов домах зажглись огни. Поздний летний закат ещё алел длинной полосой, и Седрик вспомнил вдруг о другой, зимней заре, что догорала над древней крепостью много-много сезонов назад…       Тщательно заперев ворота, Седрик пошёл обратно к усадьбе.       – Я могучий Вердога! Господин тысячи глаз! Властелин Котира и всей Страны Цветущих Мхов!       Взобравшись на стул, Мартин воинственно размахивал деревянным мечом.       – Ты просто больной старый кот! Трон не для таких, как ты! – сердито зашипела сидевшая на кровати Черничка. – Его должна занимать я, Цармина Тысячеглазая!       – Ах, так?       Мартин спрыгнул на пол, подбежал к сестре и ткнул её мечом. Черничка вскрикнула.       – Дядя Седрик! Он дерётся! Скажи ему! Скажи папе, пусть заберёт его дурацкий меч!       Седрик сложил лапы на груди и напустил на себя сердитый вид.       – Ай-яй-яй! А я-то как раз хотел рассказать вам на ночь историю про Вердогу, Мартина и Цармину! Но это история для взрослых котов, которые слушаются маму и папу, не дерутся и ложатся спать вовремя. Так что…       – Мы взрослые, взрослые! – наперебой закричали котята. – Расскажи, расскажи, пожалуйста!       Вскоре Мартин с Черничкой, умытые и причёсанные, лежали в своих кроватках. Седрик устроился на стуле, который только сейчас служил пьедесталом для господина тысячи глаз.       – Эта история о том, как важны узы родства и дружбы…       Седрик внимательно посмотрел на Мартина.       – И о том, что надо уважать чужое оружие…       Он повернулся к Черничке.       – Было это давно, в те времена, когда не стоял ещё наш прекрасный Кацбург, а Котир был только лишь старой ветхой крепостью. Одной суровой зимой великий Вердога, господин тысячи глаз, жестоко занемог…       

***

      Спёртый, насыщенный болезненными испарениями воздух казался таким же тяжёлым, как и вышитые бархатные занавеси. Множество изображённых на них глаз пялились, словно ожидая смерти хозяина. Вердога лежал на спине, ощущая в лапах мучительную ломоту. Слабость растеклась по некогда могучему телу, свалив на ложе того, кто ещё недавно одним рыком наводил ужас и на собственных воинов, и на жалких лесных жителей. Он сжимал челюсти, не желая стоном выдать бедственного положения, и прислушивался к тихим разговорам в комнате. Духота мучала Вердогу. Его закрывали тканями, говоря, что это от сквозняка.       Или же для того, чтобы он не услышал чьих-то слов?       Проклятая болезнь…       Раздался скрип отворяемых дверей. Уши кота резко дёрнулись. Застучала по полу деревяшка. Звук был знакомым и противным.       – О могучий Вердога, Владетель Страны Цветущих Мхов, Господин Тысячи Глаз…       – Дай отдых языку, Ясеневая Нога! Лучше отодвинь эти занавески…       Наконец-то повеяло хоть какой-то свежестью. Цармина и Ясеневая Нога стояли у постели повелителя, чуть дальше, в неверном свете факела сидел в кресле Джиндживер. На морде сына виднелось сочувствие. Хотелось ответить ему хоть мимолётным приветливым взглядом, но Вердога сдержал порыв.       – Фортуната пришла. Не утомляй себя, отец.       Голос Цармины звучал участливо. Вердога терпеливо выдержал неуклюжие прикосновения лап лисицы-знахарки.       – Сегодня мой повелитель выглядит лучше, правда?       – Если это и так, – прорычал он в ответ, – то виновно в этом точно не твоё шарлатанство!       Джиндживер поднялся с кресла и приблизился к ложу.       – Не волнуйся, отец. Фортуната хочет вернуть тебе здоровье.       Цармина с силой оттолкнула его в сторону.       – Заткнись, притвора!       Вердога приподнялся столь резко, что в голове зашумело.       – Цармина, не смей так разговаривать с братом! Ещё одно такое слово – и отправишься ночевать в подвал!       Фортуната быстро растирала травы и смешивала их с тёмной жидкостью в чаше. Как же гнусно воняли её снадобья. Ещё хуже, чем его собственная тёмно-рыжая шерсть, грязная и слежавшаяся.       – Что ты там приволокла?       – Господин, это всего лишь безобидный напиток из крапивы. Он поможет тебе заснуть. Господин Джиндживер, будь добр, подай отцу лекарство!       – Поставь. Сейчас я не буду пить.       Лишь на мгновение мелькнуло беспокойство во взглядах Цармины и Фортунаты, но от Вердоги оно не ускользнуло.       – Ах, господин, это всего лишь одна порция! Прошу тебя, выпей, а то лекарство потеряет силу! – запричитала лиса.       – Отец, если нужно, я разделю чашу с тобой… – неуверенно произнёс Джиндживер.       – Тебе сказано заткнуться! – злобно выкрикнула Цармина.       Вердога хотел сказать ещё что-то, но тут послышалась яростная возня, и двери вновь распахнулись. Два горностая втащили в спальню связанного, но яростно вырывающегося зверя. Вердога с удивлением смотрел на него. Этот мышь тяжело дышал, а его глаза сверкали гневом.       – Повелитель, мы поймали его в лесу. Он чужак и ходит с оружием!       В комнату вошёл ласка и положил у кровати отнятый у путника меч. Вердога, прищурившись, глянул на хотя и покрытый ржавчиной, но серьёзный клинок.       – В моих владениях запрещено носить оружие. Ты знал об этом?       – Кот, я не знал, что это твоя страна. И про закон ничего не знал! Прикажи развязать меня! Ты не имеешь права держать в плену того, кто рождён свободным!       Цармина схватила меч и приставила его к горлу мыши.       – Наглое ничтожество! Говори быстро, как тебя зовут? Где ты украл эту ржавую железку?       Пленник яростно рванулся, так что стражам пришлось отступить.       – Моё имя – Мартин Воитель. Этот меч принадлежал моему отцу, а теперь он мой!       – Ты многовато болтаешь для мыши…       – Развязать его и отдать меч!       Вердога постарался вложить в приказ все силы, сколько их у него оставалось. Цармина удивлённо повернулась.       – Что я слышу? Отец, неужели болезнь повредила твой разум? Эта наглая тварь нарушила твой закон! Может, теперь каждому позволишь разгуливать где угодно? Я сломаю его железку, как тростинку!       С глухим рыком Вердога поднялся с ложа, в два шага оказался рядом с дочерью и схватил её за лапу с такой силой, что она взвизгнула от боли. Меч с лязгом упал на плиты пола.       – Я повелитель Страны Цветущих Мхов, а не ты! Никому не позволено распоряжаться в моём замке и унижать того, кто в нём находится! Даже пленника! Убирайся прочь!       Он толкнул Цармину так, что та отлетела к стене.       – Все вон отсюда! Оставьте меня одного!       Стражники, давно и на собственных шкурах познавшие необходимость следить за настроением владыки, исчезли первыми. Испуганно оглядываясь, за порог выскочили Цармина с Фортунатой, следом за ними незаметно выбежал Джиндживер. Последним, бормоча ругательства и стуча протезом, ушёл Ясеневая Нога.       Наконец-то настал покой. Вердога прикрыл двери, подковылял к окну и распахнул ставни. Морозный зимний воздух ворвался в спальню. Невдалеке темнел лес, свинцово-серое вечернее небо отливало на горизонте алым и оранжевым. Отсветы заката поблёскивали на заснеженной равнине.       Сзади послышался лёгкий шум. Обернувшись, Вердога увидел, что мышь сбросил с себя путы, поднял меч и теперь стоял, бесстрашно глядя коту прямо в глаза.       – А ты не из робкого десятка, – с невольным уважением произнёс Вердога. – Садись уже, коли пришёл. Хотя и не сам…       Тяжело дыша, кот мешком рухнул на постель. Под шерстью выступил пот. Нельзя было так напрягаться, но как же ему надоела вся эта компания, Цармина со своим наглым самоуправством, Фортуната с мерзкими снадобьями…       Вердога задумчиво смотрел на темневшую в чаше жидкость. Несколько пузырьков потревожили поверхность, блестящую, словно гладкий чёрный камень. Что же Фортуната туда намешала? Стоило ли это пить? Или хуже, чем сейчас, всё равно не будет?       Искоса он глянул на Мартина, присевшего на край кресла. Фортуната просила, чтобы Вердога выпил снадобье при ней. Цармина не дала Джиндживеру отпить из чаши. Почему?       – Пей!       Мартин не шелохнулся. Ясно, такому не прикажешь.       – Мне приготовили целебный напиток. Как воин воина, прошу тебя разделить со мной эту чашу! Это честь для меня!       Медленно поднявшись, Мартин подошёл, склонился над напитком, принюхался. А затем рывком схватил чашу со столика и выплеснул её содержимое в окно.       – Там был яд, кот! Тебя хотят отравить! – вскрикнул он, пока Вердога ещё не успел произнести ни слова.       – Яд? С чего ты взял?       Вердога пристально смотрел в живые тёмные глаза Мартина. Только безумец стал бы сейчас ссориться со своим единственным защитником, но Мартин не походил на безумца.       – Я жил на севере с бабушкой…       Голос Мартина дрогнул, и в нём послышалась горечь.       – Так вот, она хороша знала травы и научила меня различать их. В этом напитке был сильнейший яд, клянусь честью воина!       Глухие подозрения беспокоили Вердогу едва ли не с самого начала странной болезни. После лисьего лечения его мутило, приходили жуткие видения. Но Цармина умела уговорить. «Дорогой отец, Фортуната замечательная знахарка, доверься ей… Так всегда бывает, когда изгоняют болезнь…»       Мысль о предательстве дочери ранила страшнее любого меча, но Вердога смог скрыть боль. Мартин не должен был увидеть её… Во всяком случае, сейчас.       – Ты защитил мою честь и не позволил сломать меч моего отца, – с достоинством произнёс Мартин. – Так что ответить благодарностью было долгом воителя!       Он всё ещё стоял у окна, сжимая в одной лапе злополучную чашу, а в другой – меч. Последний отсвет угасающего заката блеснул в мышиных глазах.       – Будь добр, закрой окно и присядь. Говоришь, ты пришёл с севера?       Вскоре Вердога знал о падении Маршанка, гибели Бадранга, Полуденной долине и всех трагических событиях, что остались за спиной шедшего на юг воина. Участь горностая-пирата его отнюдь не огорчила: рождение на севере нового сильного государства не сулило Котиру ничего хорошего. Но когда Мартин рассказал, что сражался вместе с какими-то мятежниками-тираноборцами, Вердога невольно насторожился. Не станет ли он сам в глазах неожиданного гостя следующим претендентом на свержение? Впрочем, пока что они – одинокий воин-странник, потерявший семью и любовь, и властелин, познавший горечь предательства – весьма подходили друг ко другу. А там посмотрим.       Голова Мартина свесилась на грудь, лапа сонно скользнула по лежавшему на коленях клинку.       – Стража!       От рыка Вердоги Мартин тотчас пробудился и тревожно схватил меч.       – Позови Джиндживера! – приказал Вердога, едва из-за двери высунулась морда ласки.       И снова молодой рыжий кот в простой тунике стоял в отцовской спальне. Его глаза, такие же зелёные, как и у родителя, беспокойно метались с Вердоги на Мартина и обратно.       – Отведёшь Мартина в гостевые покои. Пусть ему приготовят постель и умывание. Проследи, чтобы никто его не беспокоил. Как всё будет сделано, возвращайся сюда. Надо поговорить.       Как только захлопнулась дверь за Джиндживером и растерянным Мартином, Вердога устало откинулся на постель. У этого мышонка было сердце воина, это чувствовалось в его взгляде, голосе, да и во всём облике. К счастью или на беду пришёл он в Котир? Ответ на этот вопрос был неведом Вердоге, но одно он понимал ясно: отпускать Мартина просто так было нельзя.       Устало и угрюмо смотрел Вердога на окружавшие его изображения тысяч глаз. Стоило всё-таки эмблему сменить. А то пялятся отовсюду, словно следят. Надоело.       Прошло несколько дней, и вот длинная хитрая морда Фортунаты снова показалась из-за дверей спальни.       – Вы звали меня, господин?       – Совсем тяжко мне стало, – слабым голосом простонал распростёртый на постели Вердога. – Сделай-ка того же снадобья, да покрепче. Только на тебя надежда.       Фортуната скользнула взглядом по стоявшей у стены деревянной ширме. Ещё недавно она находилась у изголовья кровати. Быть может, лиса и заподозрила что-то, но её лапы уже выкладывали на столик содержимое знахарской сумки.       – Конечно, конечно, господин! Всё честь по чести! Для вас – лучшие снадобья нашей страны, целебные дары матушки-природы!       Вердога, не отрываясь, глядел, как льётся в чашу почти чёрная жидкость, как старый пестик толчёт высушенные травы. Какой позор был бы принять смерть не в честном бою, а от этой вонючей дряни!       – Прошу вас, господин! Надо выпить сразу и до последней капельки!       Огромная лапа осторожно приняла чашу. Вердога открыл рот…       – Готово!       Его живой, крепкий голос заставил Фортунату встрепенуться. Мартин и Джиндживер вместе вышли из-за ширмы. Первый встал с мечом у дверей, второй же оказался за спиной знахарки. Та испуганно крутила головой.       – А теперь пей, Фортуната. Я дарю тебе то, что ты для меня сготовила. Пей! Я приказываю!       – Господин… Я… Я забыла добавить важный элемент! Прошу, позвольте… Я сбегаю к себе…       Джиндживер приставил кинжал к шее лисицы.       – Ты сделаешь то, что приказал отец. Если хочешь выйти отсюда… Живой.       На мгновение он дрогнул, но теперь в его голосе явно чувствовалась жёсткость. Фортуната замерла. Отчаяние зверя, угодившего в смертельную ловушку, сверкнуло в её глазах. Вдруг она всплеснула лапами и рухнула на колени.       – Господин, прости меня! Прости, прости, прости! Это всё Цармина! Она давала яд… Заставляла меня…       Если бы Фортуната приползла раньше, у неё ещё был бы шанс вымолить пощаду. Но сейчас это дрожащее и тявкающее лисье туловище не вызывало у Вердоги ничего, кроме предельного омерзения. Он резко схватил Фортунату за шею и притянул к себе.       – Хватит лгать, лиса! Ты жила как предательница и заслужила то, что полагается за предательство. Расскажешь свои лживые байки тому, кто встретит тебя у ворот Тёмного Леса. Но не надейся на быструю смерть!       Вердога дёрнул лапой, и отшвырнутая лисица повалилась на пол.       – Стража, увести её в подвал! Пусть расскажет всё, что знает. Да смотрите, чтобы не сдохла раньше, чем нужно!       – Пощади-и-и!!!       Уводимая горностаями Фортуната взвыла, запрокинув морду. Дверь захлопнулась, но ещё несколько минут из-за неё продолжал доноситься затихающий лисий визг.       Откинувшись, Вердога взглянул на Мартина и Джиндживера. Сдержанная отстранённость мышиной морды не могла скрыть искреннего восхищения, а вот в Джиндживера всё происшедшее вселило ужас. Вердога хорошо помнил, как ночью сын валялся на полу перед отцовским ложем, умоляя о прощении. И хотя его вина, как и самого Вердоги, состояла лишь в доверчивости, кое-какого наказания Джиндживеру было не избежать. Пусть получит урок на будущее.       – Отец, ты веришь ей? – промямлил Джиндживер. – Веришь, что Цармина…       – Не называй её имени! Она больше не твоя сестра и не моя дочь. Она просто преступница, ожидающая казни.       Вердога встал и положил лапу сыну на плечо.       – Казни, на которую ты будешь смотреть от начала и до самого конца. Понял?       Джиндживер судорожно сглотнул.       – Да… Да, отец. Я понял.       Конечно, можно было придумать что-нибудь посерьёзнее. Чтобы, к примеру, он собственными лапами затянул петлю на шее сестры. Но довольно и того, что он увидит. Хрупкий, ранимый Джиндживер походил на свою мать, которая скончалась спустя несколько дней после его появления на свет. Воспитать из него вождя и воина, при этом не сломав, было задачей, сил справиться с которой Вердога в себе не находил.       И тут его взгляд снова упал на Мартина. А что, если…       – Джиндживер, ты как держал клинок? Да эта лиса, будь она посмелее, разоружила бы тебя в два счёта! Мартин, друг мой, не откажешься ли ты показать моему сыну хоть пару приёмов? Я вижу, ты добрый, опытный воин. Да и разве дело это для воина – сидеть в праздности?       Глаза Мартина вспыхнули.       – Ты прав, кот! Мне надо размяться. Есть у тебя место для воинских упражнений? Или тут все по постелям валяются?       Вместо ответа на очередную дерзость Вердога медленно провёл лапой по лбу, отодвигая шерсть, из-под которой показались старые шрамы. Рот Мартина приоткрылся.       – Как видишь, я не всегда валялся в постели. Все эти раны – следы тех битв, в которых я защищал свои земли. Может, хочешь сойтись со мной на мечах?       – Нет-нет, господин! – торопливо ответил Мартин. – И верно, твоему сыну стоит потренировать лапы. Так куда мы можем пойти?       – Во дворе стоят казармы, а перед ними плац. Для начала, Джиндживер, поможешь нашему гостю почистить меч да наточить как следует. У него отличный клинок, негоже держать его ржавым. Всё, идите, сегодня чудесный день для занятий!       Чаша с ядом осталась стоять на прикроватном столике. Вердога осторожно взял её, принюхался. Тонкий травяной аромат, хоть и был весьма противным, не сулил, казалось, никакой опасности. Но умудрился же Мартин унюхать скрытую в нём смерть.       И оказался прав.       В теле наконец-то чувствовалась свежая, радостная бодрость. Вердога распахнул окно, выплеснул страшное пойло и набил чашу снегом с карниза. Пусть впитает остатки яда.       Укутанная снегами Страна Цветущих Мхов сияла под безоблачным небом. Стволы и ветви деревьев чёрными росчерками темнели на фоне его светло-голубого, по-зимнему белёсого купола. Невидимое из окна солнце катилось где-то над горизонтом, перевалив, верно, низкий зенит. Может быть, день уже пошёл на увеличение, тьма отступала… Как отступила она от властелина этих земель.       Опустив взгляд, Вердога заметил, что плац не расчищен. Да, верно, дисциплина упала за время его болезни. Впрочем, снег не мешал собравшимся внизу зверям. Красный плащ Мартина мелькал на белом фоне, словно всполох пламени. Мышь яростно орудовал мечом, но, приглядевшись, Вердога увидел, что оружие это было лишь деревянным муляжом. Вовремя, наверное, кто-то догадался, что увечья и смерти при тренировке никому не нужны.       Противник Мартина, командир стражи ласка Кладд, был выше его на голову, если не больше. В лапах он сжимал весьма увесистую дубину, которой при известном старании не трудно было бы проломить чей-нибудь череп. На мгновение Вердога ощутил, как тревога сжала сердце, но быстро понял, что тяжёлое оружие не даёт его офицеру никаких преимуществ. Мартин легко уворачивался от ударов и, наконец, резко нырнув, сделал молниеносную подсечку. Неуклюже взмахнув лапами, Кладд повалился в сугроб. Стоявшие кругом ласки, хорьки и горностаи загоготали.       Уже сгустились сумерки, когда Мартин с Джиндживером, оба мокрые и взъерошенные, но с горящими от радостного возбуждения глазами, вернулись в Котир.       – Твои воины сильны, но вот смекалки им недостаёт, – с ходу выпалил Мартин. – Переть напролом – самая глупая вещь. В общем, показал я им пару приёмов, как побеждать со слабым оружием!       – Ага, а ещё кое-кто хотел с деревяшкой выйти против троих хорьков с настоящими саблями! – Джиндживер фыркнул, отряхиваясь от снега. – Я еле отговорил от этой затеи!       Ужинал Вердога в зале, впервые за много дней. Мрак сгустился под высокими сводами, но пламя свечей и факелов бросало отсветы на замерших у стен стражников и накрытый стол. Ореховый хлеб, немного сыра, разбавленное вино, жидкий суп – богатством трапеза не отличалась. Джиндживер сидел по правую лапу от хозяина, Мартину же достался стул, на котором ранее восседала Цармина.       – Вижу, голодное время выдалось в твоей стране, – задумчиво произнёс Мартин. – Стыдно мне объедать вас. Пора мне снова в путь.       – Какой путь? – хмыкнул Вердога. – Все дороги снегом замело. Нет уж, поживи у нас до весны. Это честь для меня – дать кров доброму воину!       Мартин допил вино и крутил кубок в лапах.       – Скажи, Вердога… Раз ты повелитель этой страны, стало быть, у тебя тут подданные. Это они строили Котир?       Мышиные глаза прищурились.       – Нет, – ответил Вердога. – Крепость уже стояла, когда я пришёл сюда с армией. Мы с местными жителями подписали хартию, что я буду защищать их от бандитов, а они станут платить налог…       – А глупые повстанцы всё испортили! – воскликнул Джиндживер и тут же, получив от отца увесистый пинок под столом, испуганно осёкся.       – Может, ты скажешь, я не прав? – спокойно продолжал Вердога. – Что я тиран? Зазря объедаю народ? Говори, Мартин. В мире маловато храбрецов, и я хочу услышать честный ответ одного из них.       Повисло тягостное молчание. Несколько стражников тихо приблизились к столу.       – Настанет день, и я отвечу на твой вопрос, – глухо произнёс Мартин, подымаясь. – Прикажи не подавать еду мне в комнату. Трапезничать буду только с вами. Мне-то к голоду не привыкать.       Слабая, но жёсткая усмешка тронула его уста. Кивнув, Мартин уверенно двинулся к лестнице. Хорёк-стражник шагнул ему навстречу, но Вердога поднял лапу, и он замер.       – Отец, я опять сделал что-то не так? – пробормотал Джиндживер, поёживаясь.       – Просто помни, сынок, что не всё, не всем и не сразу стоит говорить. Мартин нужен нам, его нельзя спугнуть. Постарайся сблизиться с ним, но аккуратно. Покажи, что уважаешь его, считаешь великим воином. Такие, как он, весьма падки на лесть. И осторожно разузнай о его жизни как можно больше. Кто его родители, чем он занимался, была ли у него семья. И не подпускай к нему этого Ясеневую Ногу!       Куница не пришёл к ужину, сказавшись нездоровым. Но Вердога успел уже заметить злобные взгляды, которые тот бросал в сторону Мартина.       – Теперь, когда кое-кого из обитателей Котира уже не надо кормить…       Лежавшие на столе лапы Джиндживера вздрогнули.       – И не нужно больше платить за некое, с позволения сказать, лечение, в нашем распоряжении остаётся больше запасов. Лесные разбойники болтают, будто мы собрали кучу краденых у народа богатств. И, похоже, пришла нам пора нанести ответный удар!       Тяжело ступая, Вердога взошёл на сооружённый на плацу массивный помост и уселся в принесённое из зала кресло. Стулья по бокам заняли Джиндживер и Ясеневая Нога, Мартин же стоял внизу, рядом с наполненной едой тележкой. Вот уже не один месяц Вердога сидел взаперти и теперь наконец-то полной грудью вдыхал холодный воздух. Болезнь ещё не сдалась окончательно, но её оковы были разбиты и пали.       Лесные жители жались друг ко другу в центре вычищенного плаца. Ежи, белки, кроты боязливо глядели то на повелителя, то на выстроившихся кругом солдат. Мало кто узнал о предстоящем событии, ещё меньше оказалось тех, кто поверил и рискнул явиться к Котиру этим ясным зимним утром. Вердога представил себе, как Джиндживер с парой солдат бродил по окраинам Леса Цветущих Мхов и вопил, что повелитель дарует милость. Наивно, конечно: вряд ли звери бежали в лес для того, чтобы потом вернуться за подачками. Однако сработало ведь.       – Мой народ!       Голос Вердоги раскатом грома пронёсся по двору.       – Все мы знаем, как тяжела нынешняя зима. Моя болезнь открыла путь для подлости и злоупотреблений, и нет сомнений, что все виновные в них будут строго наказаны. Котир бедствует так же, как и вы. Я желаю помочь вам и хоть немного утолить ваш голод. Каждый, кто явился сегодня перед моими глазами, получит хлеба, сыра и орехов. Но если кто вздумает поживиться за общий счёт, получит то, что полагается за воровство!       Вытянувшись в цепочку, лесные жители неуверенно двинулись к телеге. Вердога смотрел, как подошло семейство ежей – муж с женой и двое детёнышей. Ёж встретился взглядом со стоявшим рядом Кладдом. Мгновение они смотрели друг на друга, один – с ненавистью, другой – с презрением. Мартин положил хлеб в протянутую лапу…       И тут раздался зловещий клёкот.       – Аргулор! – заорал кто-то.       Запрокинув голову, Вердога увидел на небосводе силуэт огромного орла. Стало быть, его старый противник тоже решил устроить себе трапезу. «Я готов, Аргулор. Один из нас сегодня не уйдёт домой» – подумал Вердога, кладя лапу на рукоять меча.       Орёл быстро снижался, видно, голод заставил его забыть об осторожности. Просвистели стрелы, но Аргулор не обратил на них ни малейшего внимания. Раскинув крылья и растопырив лапы с жуткими когтями, он нёсся прямо к помосту. Звери с визгом кинулись во все стороны, Ясеневая Нога, вопя от ужаса, свалился со стула. Выгадав момент, Вердога рубанул мечом, вложив в удар все свои силы.       Не удержавшись, он упал, и спину тут же пронзила боль. Но пронзительный крик подсказал, что и орлу хорошо досталось. Снежная буря взметнулась над плацем, а через неё Вердога увидел Аргулора, сидящего на земле и яростно крутившего головой. Кто-то в красном плаще мелькнул совсем близко от изогнутого клюва.       – Мартин, нет!       Сжав челюсти, Вердога встал и попытался броситься к врагу, но острая боль и одышка дали ему сделать лишь несколько шагов. Раскрыв клюв, Аргулор устремился к Мартину и нескольким солдатам. Одно крыло волочилось, но даже сейчас скорость птицы оставалась невероятной. Хорьки с горностаями побежали врассыпную и, едва орёл замешкался, за какой жертвой ему погнаться, Мартин сорвал с себя плащ и швырнул ему в голову. Его почти сразу отнесло ветром, но выиграть несколько секунд воину удалось. Мартин подпрыгнул, его меч полоснул по оперенью. Упав, он тут же перекатился, уходя от смертоносного костяного крючка.       Через мгновение Аргулор ударил снова, и на этот раз крик Мартина прорезал воздух. Сжав челюсти, Вердога прыгнул…       Что-то рыжее мелькнуло вдруг над орлом…       С отчаянным предсмертным криком Аргулор запрокинул голову и содрогнулся всем телом. Почти наполовину погружённая в его шею сабля сверкнула на солнце, а затем чудовищная голова рухнула, чтобы не подняться уже никогда. Струйка крови показалась из угла ударившегося о камни клюва.       – Я убил его… Я… Убил… убил…       Джиндживер полулежал рядом с орлом и, не отрываясь, глядел в его уже подёрнувшиеся мутной пеленой глаза.       – Отличный удар! – воскликнул Мартин. – Да ты настоящий воин, Джиндж!       Тёплая куртка на его груди была разорвана, и сквозь дыру виднелся испачканный кровью клочковатый серый мех.       – Ты был достойным противником, Аргулор. Бой с тобой – честь для меня… Для всех нас.       Немного отдышавшись, Вердога как можно громче произнёс эти слова, чтобы ещё не улетевшая в Тёмный Лес душа орла услышала их.       Вдруг о тело Аргулора стукнулась отломанная доска.       – Господин, он ещё жив! Берегись! Я защищу…       – Заткни пасть, дурак!       Вердога с размаху отвесил подковылявшему Ясеневому Ноге такую оплеуху, что несчастный урод полетел кувырком. Его деревянная конечность загромыхала по камням.       Звери медленно подходили к месту битвы. Солдаты Котира и лесные жителями стояли бок о бок, словно страх разбил стену вражды между ними. Оглядевшись, Вердога заметил рядом с помостом нечто, похожее на плоский камень. На снегу виднелись торчащие из-под грубого платья иглы.       Пару сезонов назад весть о гибели крестьянки вызвала бы у Вердоги разве что досаду на уменьшение податного сословия. Но сейчас он ощутил вдруг острую жалость к этой бедной ежихе, которая притопала сюда за куском хлеба и нашла себе кончину. Подумать только, совсем недавно он сам так же лежал в собственной постели, беспомощный и медленно умиравший от яда. Смерть безжалостно уравнивала бедных с богатыми, слабых с могущественными. Двери хижин и замков открывались перед ней с одинаковым гостеприимством.       Впрочем, Вердога быстро понял, что ежиха жива. Большой ёж осторожно помогал ей подняться на ноги, но одна её лапа висела, как тряпка. Несколько ежат испуганно прижались к матери, когда Вердога приблизился к ним.       – Каково твоё имя?       – Меня зовут Бен Колючка…       Он выпрямился и снизу вверх, исподлобья смотрел на Вердогу.       – Это Гуди, моя жена. Господин, мы благодарим вас за милость. Простите, нам пришлось задержаться. Сейчас мы уйдём.       Наверняка он бы с куда большей готовностью высказал о Вердоге, Котире и всех его обитателях что-то отнюдь не столь вежливое. Конечно, он ведь думал, что перед ним высится тиран, сильный, богатый, наслаждающийся абсолютной властью.       Понятия при этом не имея, что этого тирана родная дочь едва не отправила в Тёмный Лес! Интересно, а могли бы ежата, чьи глазёнки с любопытством уставились на Вердогу, отравить папашу ради какой-нибудь развалившейся хижины?       – Нет. Вы никуда не пойдёте.       Ледяной ужас мелькнул в глазах Бена. Лишь произнеся эти слова, Вердога осознал, сколь зловеще они прозвучали. Может, эти ежи долго обсуждали, спорили, стоит ли идти в Котир, не ждёт ли там их ловушка. И вот…       – Джиндживер! Собери раненых и увечных. Устроим лечебницу.       – Уйдём мы или останемся, но только все вместе, – дрожащим голосом пробормотал Бен. – Господин, без Гуди мы не покинем вашего замка!       Вердога медленно кивнул.       Большинство лесных жителей поспешило убраться. Плац опустел, и на нём в окружении растерянных солдат стояло лишь ежиное семейство, какой-то крот да молодая мышь в неярком платьице и с длинным платком на голове.       – Господин…       Мышь шагнула вперёд.       – Моё имя Колумбина. Прошу вас, позвольте мне остаться с этой ежихой. Я знаю врачевание и хочу помочь ей.       Солдат-хорёк копьём перегородил ей дорогу, и она замерла, с надеждой глядя Вердоге в глаза. Тонкие лапки легли на копьё. Появление новой врачевательницы вместо разоблачённой и арестованной Фортунаты было бы очень кстати.       – Скажи-ка, Колумбина, – медленно произнёс Вердога, – умеешь ты отличать целебные растения от ядовитых?       – Конечно, господин!       Прозвучало это немножко залихватски. С улыбкой Вердога подумал, что везёт ему последнее время на уверенных в собственных талантах мышей.       – Проведёшь её в замок, – обратился он к Джиндживеру. – Пусть разберёт хозяйство, что осталось сам знаешь от кого. И будь осторожен, там сам знаешь, что может обнаружиться. А на ужин у нас наконец-то будет мясной суп!       Натёкшая из клюва Аргулора кровь стыла на грязных камнях. Порыв ветра взметнул снег и несколько орлиных перьев, что легко закружились в воздухе. Над крепостными стенами виднелось поднимавшееся с горизонта мутное марево: к ночи погода обещала испортиться.       – Господин, я понимаю, вы решили продемонстрировать эдакое великое милосердие… Перед этим Мартином.       Тихий голос Кладда вывел Вердогу из созерцательного состояния.       – Вот только голодранцев этих кормить будем из нашей кладовой, я так понимаю?       Вердога медленно повернулся к офицеру. На морде Кладда, всегда такой бесстрастной, сейчас отражалась явная ирония. Он даже не пытался её скрывать.       – Решил упрекнуть меня, Кладд? Ну что же, я тебе отвечу. Раз лесные жители оказались… у нас в гостях…       Вердога сделал многозначительную паузу.       – Значит, пусть их сородичи и позаботятся добыть для них пропитание. Вернуть, например, то, что утащили в свою чащобу. И, полагаю, пребывание соплеменников внутри стен Котира заставит их трижды подумать, прежде чем что-то против нас замышлять.       Кладд восхищённо приоткрыл пасть, но тут же тяжёлая лапа Вердоги легла ему на шею.       – Попытаешься на этом деле оторвать себе кусок – составишь компанию двоим самкам в подземной камере. Ясно?       Тот быстро закивал. Сомнений в участи тех, чьи имена теперь находились под запретом, у Кладда точно не было.       Лежа на постели, Вердога сонно прислушивался к вою ветра в вечернем мраке за окном. Лапы Колумбины очень нежно и в то же время с неожиданной силой массировали его спину, заставляя тихо урчать от удовольствия.       – Ничего страшного, просто ушиб! А вот шерсть ваша, должна сказать, очень грязная и свалявшаяся. Так и гнойники получить недолго! Настоятельно рекомендую принять горячую ванну с мыльным корнем!       Колумбина держалась с какой-то невообразимой простотой, словно находилась не в чужом замке, холодном и тёмном, а у себя дома. Джиндживер следил за ней, не отрывая взгляда, держа наготове саблю с ещё видимыми пятнами орлиной крови. Понятно, врачевательницы теперь не вызывали у него доверия. Мартин, чью раненую грудь покрывала целебная мазь, тоже глядел на Колумбину, но как-то иначе… Впрочем, и это было понятно.       – Ты ведь не здешняя? – спросил Вердога.       – Нет, конечно! – Колумбина весело хихикнула. – Я выросла в Глинобитной Обители. Это к югу отсюда. Нас настигла эпидемия, многие братья и сёстры умерли… Выжившие отправились искать пристанище, а я, так сказать, разведываю, где нам головы приклонить. Господин, а вы не слышали о барсучихе по имени Белла?       К счастью, как раз в этот момент Колумбина отвлеклась от массажа и полоскала лапки в миске с тёплой водой. Иначе она не могла бы не почувствовать пронёсшуюся по телу Вердоги дрожь.       – Что-то не припомню такого зверя, – как можно спокойнее проворчал Вердога.       – Наша настоятельница, аббатиса Жермена, кое-что говорила о ней. Они были подругами юности. Я так поняла, на север от нас была страна, которой она правила вместе с мужем. Вот если бы нам удалось её найти…       – Не надо вам ничего искать. Пусть эти твои братья и сёстры идут сюда. Конечно, страна наша небогата, но и вам скитаться не дело. А уж вместе придумаем, как жить дальше.       – Спасибо, господин!       Колумбина всхлипнула.       – Это так прекрасно, что вы раздавали хлеб беднякам. Не часто увидишь милосердие в наше время! А как победили ту ужасную птицу! Да, ежихе я сделала перевязь, её лапка должна будет скоро зажить!       Стыд, незнакомый и нестерпимый, жёг Вердогу. В его обхождении с Мартином, лести и игре на его тщеславии, было нечто от военной хитрости. А сейчас он лгал простодушной весёлой мышке, которая понятия не имела, участницей какой игры стала и куда готовилась привести своих товарищей.       Но тут же перед мысленным взором Вердоги встали картины из прошлого. Огонь и кровь… С безумным визгом лесные жители отчаянно кидаются на копья его солдат… Цармина хохочет, размахивая отрубленной беличьей головой… Он разгромил восстание, но сопротивление продолжало тлеть, словно уголья под слоем пепла. Сейчас весы склонились на сторону Вердоги. А весть о том, что старые друзья Беллы заперты в Котире, быть может, окончательно сломит непримиримую барсучиху. И возвращение кошмара станет невозможным.       Конечно, надо будет постараться, чтобы гости не чувствовали себя заложниками, даже по факту ими являясь. Хорошо бы они вообще не поняли, что тут происходит. А вот Белла должна будет понять и сделать соответствующие выводы.       Если бы удалось решить дело миром…       Весна пришла, как всегда, неожиданно. Небо словно стало выше и светлее, деревья подёрнулись еле заметным зелёным пушком, снег сходил, обнажая тёмную землю. Река Мшистая освободилась от ледяных оков, и её воды весело играли, переливаясь солнечными бликами.       Вердога стоял у окна и с наслаждением вдыхал весенний воздух, тёплый и пьянящий. Болезнь отступила окончательно, и он ощущал бодрую силу во всём теле. Почти как в далёкой молодости, на просторах Нагорного королевства. «Видно, надо было оказаться у самых врат Тёмного Леса, чтобы понять, насколько ценны самые обычные вещи, – думал Вердога, глядя на несущиеся по небу лёгкие облака. – Такие, как щуриться на солнечный свет и чувствовать дыхание весеннего ветра. Любой бедняк может наслаждаться этим сколько угодно, а вот для меня эта весна могла так и не наступить. И я ещё хотел испытать отраву на этом мышонке, который меня спас… Кошмар!»       Мартин сидел в кресле, отдыхая после очередной тренировки. Меч, идеально вычищенный, лежал на его коленях. Подошло время для трудного разговора, и Вердога понимал это.       – Снег тает, – глухо произнёс он. – Скоро дороги станут лучше, и ты сможешь продолжить путь на юг. Ты ведь туда стремился зимой, Мартин, верно?       Лапа воина поднялась с подлокотника и привычным движением прошлась по клинку.       – Ты не будешь препятствовать моему решению? Каким бы оно ни было?       – Нет, конечно. Разве могу я удерживать рождённого свободным?       Даже сейчас он продолжал льстить.       – Я принял решение и остаюсь в Котире, – твёрдо произнёс Мартин. – Надеюсь, навсегда.       Горячая радость охватила сердце Вердоги. Захотелось вдруг превратиться в котёнка и вместе с Мартином кувыркаться по весенней земле, подставляя бока солнечному теплу. Впрочем, чувства свои Вердога умел скрывать.       – Если ты думаешь, что мы наслаждаемся мирной жизнью, то ошибаешься.       – Я знаю. Мне известно про лесное восстание, Вердога. Позволь объяснить…       Мартин уселся поудобнее и закусил губу.       – Если бы я встретил бунтовщиков тогда, когда только пришёл в Цветущие Мхи, то, наверное, присоединился к ним. Я и сам ведь был бунтарём. Сражался в Маршанке с Бадрангом и убил его. Та борьба лишила меня друга и любимой. А ведь Бадранг предлагал мне править вместе с ним… Но я не пошёл на это. Он был тираном, злым и безжалостным. И тупым. Потом уже я думал порой: а что, если бы на его месте был правитель и сильный, и умный? Который бы не использовал власть для издевательств над зверями? Который смог бы построить крепость не на страхе и жестокости, и на… как бы сказать… взаимовыгодном сотрудничестве? В котором звери увидели бы защитника и покровителя? Мне казалось, что такого не бывает. Но я вспоминал отца… Воителя нашего племени… И продолжал надеяться, что, быть может, ещё найду такого зверя. Вождя, а не тирана.       Вердога молча смотрел в окно. Дрозд, трепеща крыльями, сел на карниз, но тут же, увидев кота, умчался прочь. Да, его боялись. Но он уже не находил в этом повода для радости.       – Помнишь, ещё зимой, за ужином я сказал, что однажды отвечу на твой вопрос? Сегодня этот день настал. Вот мой ответ: нет, ты не тиран! Когда мы вместе раздавали хлеб беднякам, когда ты поразил Аргулора, последние мои сомнения исчезли. И я говорю: отныне мой меч – твой меч, Вердога Зеленоглаз, а твои враги будут моими врагами! Прими мою клятву верности!       Ошарашенный Вердога даже не успел найти подходящих для такой торжественной минуты слов, как дверь распахнулась.       – Ох, отец, я не вовремя? Прости…       – Входи, Джиндживер. Ты собирался что-то сказать?       – Ну… Мы были в посёлке… Звери возвращаются, отец! Честное слово! И… вот ещё… Белла согласилась подписать новую хартию.       Вердога едва заметно усмехнулся. То, что Джиндживер говорил о таких вещах при Мартине, ещё не зная его позиции, Вердогу отнюдь не устраивало. Похоже, он успел всё выложить своему новому другу и вместе с ним обсудить! Каков пострел! Впрочем, сейчас Вердога готов был закрыть на это глаза. Ничего, потом он укажет сыну на промах.       – И вот ещё что… Мартин рассказывал, что у него на родине все звери племени вели хозяйство. Может, если мы выделим наделы хотя бы некоторым солдатам, то крестьяне перестанут смотреть на них, как на дармоедов? А солдаты не будут больше презирать крестьян? Ну… Мне так подумалось…       – Хорошо соображаешь, – не скрывая удовольствия, ответил Вердога.       – А ты не хочешь, Джиндживер, сообщить отцу о том, что между нами произошло? – сказал вдруг Мартин. – Что-то думается мне, сейчас самое время!       Джиндживер смущённо кашлянул, встретившись с отцовским взглядом.       – Отец, мы с Мартином побратались. Смешали кровь на лезвии меча. Он сказал, что будет помогать нам во всём, что касается мятежников и прочего…        «Вот как бывает… – подумал Вердога. – Были у меня дочь и сын, а стало два сына».       Опять хлопнула дверь.       – Господин, срочное донесение!       Запыхавшийся Кладд говорил, тяжело дыша.       – Мы наконец изловили того вора, что всю зиму лазил в кладовую! Мышь из лесных, хитрая же тварь, доложу я вам!       – Ты, конечно, не так хитёр, – спокойно произнёс Вердога. – Раз до сих пор не выучился предупреждать о приходе…       – Ох, простите, господин…       – Стало быть, вор всю зиму ходил в кладовку? – Мартин хмыкнул. – Да, хорошая же у вас охрана! Придётся и этим заняться. Но хорошо, что хоть сейчас изловили. Полагаю, этот воришка при должном подходе расскажет нам много интересного про лесные дела!       Вердога невольно отметил про себя жёсткость, прозвучавшую в голосе Мартина. Он, ещё недавно повстанец, борец за свободу против тирании, теперь готов был вытаскивать из пленника сведения о других повстанцах. Да, история делала интересные повороты.       А дальше она обещала стать ещё интереснее.       

***

      Голос Седрика осип, но значения это уже не имело: Мартин и Черничка крепко спали. Осторожно подоткнув котятам одеяла, Седрик загасил лампу и тихо прикрыл дверь.       Поднявшись в хозяйский кабинет, он устало опустился в кресло прямо напротив великолепной копии знаменитого гобелена из Котира. Изображённый на нём Мартин стоял, сжимая в лапах меч, а огромные лапы Вердоги покоились на его плечах. Зелёные камешки, изображавшие глаза великого вождя, слабо сверкали в свете свечи.       – Конечно, я не всё ещё вам рассказал, – пробормотал Седрик. – Вам предстоит ещё многое услышать. Как, например, совершилась казнь Цармины и Фортунаты, и две предательницы висели рядом, уставившись друг на друга мёртвыми глазами. Как Вердога женил Мартина на Колумбине, а Джиндживера – на молодой кошке с далёкой фермы. Как мятежники-радикалы убили Беллу, как Вердога совершил поход по Лесу Цветущих Мхов. Как гигантским погребальным костром полыхал Брокхолл. Как Джиндживер вместе с Мартином раскрыли заговор Ясеневой Ноги. Как Вердога построил для сестёр Глинобитной Обители новый монастырь из красного песчаника, а аббатиса Жермена разработала план реконструкции Котира и отвода из-под него грунтовых вод…       Мысль Седрика понеслась дальше. Можно ли представить, размышлял он, что Цармина добилась бы своего и убила отца? Если бы Мартин не оказался рядом, вполне. Тогда она, несомненно, расправилась бы и с Джиндживером. Не для того ведь шла она на отцеубийство, чтобы делить власть с братом! А вот смогла бы она провести те реформы, что в итоге привели Котир к нынешнему величию… На этот вопрос Седрик готов был ответить отрицательно. Скорее всего, чёрные тучи ничем не сдерживаемой жестокой тирании сгустились бы над Страной Цветущих Мхов, а и без того пострадавшее хозяйство погибло окончательно.       А что, если предположить, что Мартин бы встретился с повстанцами и принял их сторону? Ещё бы! С его-то идеализмом, опытом тираноборчества, верой в справедливость. А если бы кошка ещё унизила его, сломав меч… Если бы он сам оказался в тюремной камере, но смог сбежать… Тогда, влекомый жаждой мести, он точно бы поддержал восстание. И все его таланты пошли бы не на укрепление Котира, а, напротив, на его уничтожение.       Конечно, Седрик не произносил таких мыслей вслух. Мартин был одной из тех сакральных фигур, альтернативная трактовка которых могла повлечь крупные неприятности для неосторожного историка. Но в одиночестве Седрик любил снова и снова думать о том судьбоносном вечере, когда Цармина не успела переломить клинок странствующего воина. И, в конце концов, современный Седрику мир существовал, в том числе, и потому, что такой уже далёкой холодной зимой великий Вердога Зеленоглаз защитил и приблизил к себе одного храброго мышонка по имени Мартин.