***
— Откажись от меня. — заявил Малфой, садясь напротив нее за стол. Гермиона подняла взгляд от книги, отвлекаясь от поиска тем для работы по ЗОТИ. Она совершенно не ожидала его увидеть снова. Гарри с Роном были на тренировке по квиддичу, а она тем временем устроилась в читальном зале, выбрав отдаленный стол у окна. Лучи вечернего солнце падали сквозь большие мутные окна, и в них блестели серые пылинки. Гермиона наслаждалась книгой, тишиной и покоем, пока его не нарушил непонятно откуда взявшийся слизеринец. — Ну это я всегда с радостью, — ответила она, — а по какому поводу? Драко был раздражен. Он хмурился, и даже его волосы, всегда непогрешимо уложенные, находились в беспорядке. Гермиона невольно заметила, что на солнце они казались серебряными. — Мы с профессором Бриндлмор разошлись во мнениях, поэтому теперь я не могу поменять партнера для проекта, а вот ты можешь, я не сомневаюсь. Сделай это. — То есть ты сам не смог отказаться, поэтому предлагаешь это сделать мне? — Гермиона сложила руки на груди и усмехнулась. — И не подумаю. Ее даже позабавила эта ситуация. Они с Драко разговаривали о школьном задании, делая вид, что это действительно что-то значило, а не было лишь ширмой, чтобы спрятать руины. Драко злобно прищурился, но явно еще пытался сдерживаться. А Гермиона наслаждалась тем, что каждая секунда, проведенная рядом с ней, доставляла ему дискомфорт. — Лучше тебе подсуетиться и начать выполнять проект с кем-то другим, иначе можешь очень горько пожалеть. Гермиона не сдержала едкой улыбки: — Малфой, повзрослей наконец, эти угрозы выглядят нелепо. И прошу заметить, это ты прискакал что-то у меня просить, так что не наглей. — она вздохнула. — Тебе что, так невыносима мысль о нашем партнерстве? Он замолчал, словно действительно размышлял над ответом. — Поверь, одна эта мысль уже оскорбляет мое достоинство. Гермиона пристально на него взглянула и почти искренне спросила: — Неужели оно у тебя еще осталось? Если где-то существовал спусковой механизм, то Гермиона на него успешно нажала. Малфой медленно откинулся на спинку стула, не сводя с нее оценивающего взгляда. Его поза была обманчиво расслабленной, потому что на лице застыло хищное, жестокое выражение. — А ты ведь встречаешься с этим рыжим Уизли, да? — уточнил он, приподняв бровь. — А это уже не твое дело, — парировала Гермиона. — Просто странно, что не с Поттером, все-таки у него интеллекта побольше будет. Хотя, может в этом и причина, он понимает, что со своей популярностью может выбрать не такое… — он оскалился, посмотрел на Гермиону насмешливо и произнес, смакуя, — убожество. А Уизли никогда не был разборчивым, ему и объедки подойдут. Гермиона даже удивилась тому, как ровно и спокойно прозвучал ее голос. — Я хотя бы могу быть уверенной в том, что меня искренне полюбят, а не будут терпеть из-за наследства и фамилии, при этом каждую ночь в ужасе засыпать с отвратительным пожирателем смерти и знать, чьим приспешником он когда-то был. Драко Малфой указал на книгу. — Хорошо, что ты об этом заговорила. Предлагаю взять в качестве темы пожирателей смерти. У нас ведь столько наглядного материала, — он взглянул на ее руку, лежащую на столе, — шрам же еще остался, я надеюсь? У Гермионы на мгновение потемнело в глазах. — Ублюдок. — Она поднялась, с шумом отодвинув стул, и схватила сумку. Малфой злорадно рассмеялся. Сердце стучало в висках, Гермиона почти не заметила, как добралась до кабинета Профессора Бриндлмор и ворвалась туда без стука. Преподавательница сидела на диване с кружкой дымящегося напитка, а перед ней на столике лежала маленькая тарелка с печеньем. — П-прошу прощения, — сразу смутилась Гермиона, но все же выпалила. — Я хотела бы отказаться от своего партнера по проекту. Бриндлмор даже не удивилась, она манерно поставила чашку, поднялась, прошла за свой стол и села в массивное кресло, сразу став недосягаемой. Гермиона почувствовала себя жалкой и маленькой. — Вы знаете, — учтиво начала она, — мистер Малфой заходил сегодня утром с тем же требованием, и даже пришлось напугать его отчислением. Боюсь, вам я тоже не смогу ничем помочь. — Почему? — Гермиона растерялась. — Это же несерьезно, разве у нас нет права выбора? — Мисс Грейнджер, — предупреждающе подняла ладонь Бриндлмор, — наверное, вы не совсем понимаете, что списки пар составлялись тщательно и с учетом различных особенностей, более того, они были одобрены директором Макгонагалл. Мир не может быть построен на нетерпимости или ненависти, и с ними необходимо бороться. Вы и мистер Малфой можете стать примером для других, примером того, как бывшие недоброжелатели обретают гармонию. — И все же я настаиваю. Не нужно меня использовать в качестве каких-то примеров. — Вы, мисс Грейнджер, староста, а ведете себя безответственно. — вздохнула Бриндлмор. — отказываться от партнера, идти на поводу у своего упрямства — это ребячество. Вы должны вдохновлять, а не культивировать раздор. — Я просто не понимаю, какой смысл в… — и тут ее осенило. — Это приказ Министерства, да? Бриндлмор поджала губы, и все стало ясно. После войны Гермиону пытались превратить в инструмент, продукт, но, чаще всего, в заголовок. Она думала, что спрячется от всего в Хогвартсе, чьи заботливые стены оградят от чужих глаз, внимания, сплетен, но Министерство ухитрилось и здесь придумать для нее применение. Какой заголовок будет на этот раз? «Бывший пожиратель смерти и Победительница войны сидят за одной партой? Они смогли, сможете и вы?» Школьное задание превратилось в стратегию Министерства по урегулированию распрей, и Гермиона даже не могла его за это ненавидеть. — Я надеюсь, что благодаря этому проекту и вы, мисс Грейнджер, сможете стать толерантнее. — произнесла Бриндлмор. — и пользуясь моментом, сообщаю, что вы с мистером Малфоем будете первой парой, которая представит тему на следующем занятии. Жду не дождусь ваших результатов. Гермиона вышла из кабинета и прислонилась спиной к холодной стене, чувствуя себя разбитой и несчастной. Ей хотелось снова быть маленькой девочкой, которой родители читали сказки, когда она не могла уснуть из-за кошмаров, но никак не ведьмой, от которой требовали слишком многое. Как все глупо… Гермиона похлопала себя по щекам, заставляя собраться. Она переживала из-за какого-то задания, хотя по земле ходили еще последователи Волдеморта, родители ее не помнили, а магический мир только восстанавливался от потрясения. Что случилось с ее приоритетами? Совладать с противным слизеринцем, если того требует от нее Министерства, это не самое сложное задание. Она справится. Если Драко Малфой был гадкой, ядовитой змеей, то Гермиона сделает все возможное, чтобы стать его заклинателем.***
Джинни вошла в гостинную Гриффиндора разъяренной фурией. Увидела Гермиону за чтением книги и села рядом, устало выдыхая. — Что с тобой, Джинни? — Грейнджер вставила закладку между страниц и закрыла учебник, разворачиваясь всем корпусом к Уизли. — Гарри. — Что у вас происходит? — Он меня избегает. Гермиона давно заметила, что ее друзья отдалились друг от друга. Гарри старался скрывать свои эмоции: натянуто улыбался, держался от Джинни особняком, мало проводил времени с самой Гермионой и Роном. От аккуратных попыток узнать, что с ним происходит — отмахивался рукой, настаивая на том, что все в порядке. Но отблески кровавых событий прошлого часто мелькали в его ярко-зеленых глазах. — Ох, Джинни, дай Гарри немного времени. Ты же знаешь, как тяжело он переживает все то, что произошло с ним. С нами. Дай время и себе. Джинни подняла на Грейнджер злой колкий взгляд, а потом отодвинулась в сторону, забираясь ногами на диван. — Я тоже переживаю. Мне тоже больно. Почему тогда я хочу быть с ним рядом, поддерживать его и разделять это бремя на двоих, а Гарри, как последний трус, прячется от меня в стенах школы? Гермиона по себе знала, как тяжело даются разговоры на такие темы. Хоть они с Роном и договорились расстаться, но та надежда, которой светились его глаза, когда он предположил, что они смогут попробовать начать все сначала позже, была острой иглой, пронзившей ее сердце. Она не смогла сказать, что больше не хочет с ним отношений. Не могла причинить еще большую боль. Гермиона видела эту надежду в глаза Джинни, которая хотела быть с Поттером. А зная Гарри, он явно хотел сберечь сердце Джинни, просто пока не знал как. Гермиона протянула руку, крепко сжимая предплечье Джинни. — Пойми, Гарри не хочет тебя обижать. Он совершенно точно желает видеть тебя счастливой. Но как сказал мне Рон, и я с ним согласна, мы сейчас слишком разбиты сами, чтобы помочь залечить раны друг друга. Дай ему время, Джинни, и он все тебе объяснит. Вы решите все возникшие между вами недопонимания. — А я не согласна! — прошипела Джинни и выдернула руку из хватки Грейнджер, поднимаясь на ноги. — Жестоко так поступать по отношению ко мне. Несправедливо меня игнорировать. Как минимум, я заслуживаю объяснений! Уизли ушла в свою комнату, не оборачиваясь на оклики Гермионы. Грейнджер закрыла глаза, опираясь на спинку дивана. Конечно, доля правды была в словах Джинни. Она имела право испытывать недоумение. Но ее любовь к Гарри казалась Гермионе слишком наивной и детской. Уизли влюбилась в образ мальчика-который-выжил, его героизм, стремление сделать все для победы над Темным Лордом, жертвенность, которой он пылал. Джинни будто забыла, что Гарри тоже человек. Со своими переживаниями, волнениями и страхами. В лучшем друге словно что-то сломалось после всех событий. Он был сам не свой. Гермиона каждый раз, думая о Поттере, вспоминала то, как он сжимался и едва заметно мотал головой, когда Рон сидел у мертвого тела Фреда, рыдая. Каждую жертву, принесенную войне, Гарри взял на себя. Он был убежден в своей вине, и капли которой не нашлось бы во всех этих кошмарах, которые с ними случились. Они все — израненные души, тени прошлых себя, погребенных под осколками разрушенных стен. Гермиона поднялась, взяла в руки свой учебник, пошла в комнату Джинни, которая укрылась с головой, и лишь яркий локон рыжего цвета выглядывал из-под одеяла. Уизли плакала, ее тонкое тело тряслось в немом крике. Поэтому Грейнджер положила книгу на стоящую рядом тумбочку, рядом оставила палочку. Подняла край теплого одеяла, проскальзывая к подруге, а следом крепко прижала Джинни к себе. Теперь, когда у них есть все время этого мира, сложнее всего взять себя в руки. Окруженные войной, они проживали дни мимолетными вспышками событий, а когда от сражений остался лишь прах умерших да триумф горькой победы, собрать воедино разбитые на тысячи осколков сердца казалось непостижимо.