Привет из забугорища

      – Девчонкам нравятся парни, которые разбираются в машинах. Я в машинах не разбираюсь, но могу делать вид, что разбираюсь, – констатировал парень с таким самоуверенным видом, будто бы систему сломал, не иначе. Выглядел он, кстати, не менее самоуверенно, улыбаясь, надувая губы и приподнимая одну бровь, будто позируя для обложки журнала. Вообще, он и выглядел соответственно, как сошедши прямиком с ламинированных страниц.       Кавински схватился за сердце, будто словил мини-инфаркт. Дело было не только в самой тачке, которая, к слову, выглядела так, будто бы журнальный парень ни разу в жизни не слышал слова «автомойка», и тарахтела, к тому же, как умирающий туберкулезник. Дело было еще и в том, что парень в одной черной майке, прилипшей к телу, с блестящими в свете лампочки бицепсами, смотрелся не то что моделью – ну статуей Давида! (Наверное, только за исключением косоглазия, хотя и за очками было не видно.) У парня было такое шикарное тело, что поднять взгляд выше Винс даже не подумал, ибо и грудь Давида находилась примерно на уровне его глаз. Казалось, если парень вдруг выйдет на улицу, тотчас его кожа засияет серебряным. Да он не только из журнала, он из подростковых фильмов вылез! Ну, право слово, у Кавински самооценка резко упала.       – Бля, чувак, а ты по воде случайно не ходишь? – поинтересовался завороженный Винс, будто слова парня пропуская мимо ушей. Всю его страшную невежественность, от которой можно было бы заработать в придачу к мини-инфаркту мини-обморок и душевную травму. (Кавински слишком любил машины, чтобы вот так просто прощать подобное пренебрежительное к ним отношение, однако Давиду можно. Давиду все можно.)       Но парень юмора не понял и только сконфузился.       – Э… нет, – сказал он. – Тут, понимаете ли, поломка. Че-то с зажиганием, кашляет, как старый дед.       – Вижу, – сказал Винс, глядя сначала на белый когда-то, кажется, до проезда по грязевому болоту, пикап, а потом на его обладателя. На этот раз в лицо, и отмечая прическу. Отменная укладка! (Сколько флаконов лака для волос он ради нее израсходовал? Кавински всегда думал, что геноцид этого самого лака прямо с полки магазина больше по его части. А тут вот достойный конкурент нашелся.) – А по девчонкам чего?       – Че? – не понял парень.       – Ну ты про них заикнулся… не без девчонки же у тебя свечка-то зажглась.       И тогда лицо парня стало таким по-детски глупым и несмышленым, что Кавински кое-как сдержал смех. Ну потому что «сам пошутил – сам посмеялся» в данном контексте не работало. Если он, конечно, не хотел выглядеть на фоне качка не то, что соломинкой, но дурачком, у которого крыша едет двести по встречке.       – Эх, ладно! – Кавински махнул рукой и тяжело-тяжело вздохнул. – Комплимент тебе пытался сделать, чувак…       – А, – вдруг протянул парень. – А! – Теперь до него дошло. – А!!! Свечка! Е-мое!       В сердце Кавински теплилась надежда, что юмор-то все-таки выкупили, однако парень продолжил:       – Дерьмовая шутка.       Кавински вдруг охренел и обиделся.       – А ты можешь лучше?       – Да! – воскликнул парень. – Вот смотри, заходит улитка в бар…       А потом выяснилось, что Давида зовут Брэндон. И что он незадачливый математик, еще более незадачливый механик, однако не без достоинств; качок (отчего у Винса от зависти уже рожа пухнет), ловелас еще тот, с жаром повествующий о своих любовных похождениях, и только чуточку все приукрасив, умолчав о весьма капризных барышнях, посмевших его отшить.       Да со всем своим не очень обширным словарным запасом и всякими «короче», «типа», «ну вот» и «это самое», он был даже весьма красноречив. Особенно в отношении своих собственных накачанных мышц. Самооценка его определенно пробила потолок, а Кавински вдруг сравнил какого-то там студента, в свои двадцать с хвостиком лет имеющего, кажется, все, чего можно было добиться, и себя в тридцать один годик, рассказывающего бедным клиентам шутки. Вот то ли клоуном он тут подрабатывает, то ли карьера стэндап-комика слегка не задалась. (Он как-то раз пошутил про бабу за рулем при клиентке и получил сумкой в рожу. Заикнулся про обезьяну с гранатой и потом неделю ходил с отпечатком каблука на лбу.)       Впрочем, клоуном Кавински был для души, а все его заслуги перед Империей, ордена, статус ветерана революции и прочее, и прочее – не показуха, но за границей вообще веса никакого не имели. Грубо говоря, конституция имперская тоже никакого веса не имела, ибо не распространялась на другие страны. Потому чисто теоретически никто не мог помешать Кавински спокойно выкрасть принцессу Лололошку из башни учебного учреждения и спасти его от сессий, однако…       – Ну так вот и она меня!.. – Брэндон замолк на мгновение, а потом добавил шепотом. – на три буквы послала… Но ведь я!.. Да если бы она узрела всю мою мощь…       Брэндон вдруг нахмурил брови, стиснул зубы, набрал в грудь побольше воздуха и встал в позу, чтобы все его бицепсы и трицепсы было видно с самого лучшего ракурса.       – Да, как же я хорош!       Кавински спорить не стал. А вот Брэндон решил, что молчание – значит «ты отстой, чел!» И он это знал не понаслышке.       – Ты только не будь как мой сосед! – вдруг опомнился Брэндон. – Дилан та еще заноза в заднице, к тому же Кощей! Я пришел как-то раз с трени, так он ко мне подходит и говорит: «Спасибо, из-за твоего запаха во всем блоке передохли мухи!»       Что ж… в чем-то с этим Диланом нельзя было не согласиться. Стоп.       «Дилан – знакомое имя!» – подумал Винс.       – Хорошо, я устрою похороны мухам, – выдал вдруг он со всей вселенской серьезностью, пребывая теперь в глубоких раздумьях.       – Зачем? – поспешил осведомиться Брэндон.       – Ну как! Помянуть погибших. Угарный газ – не шутки…       Брэндон ничего не понял, но честно пытался, а Кавински выглядел так, будто бы его сейчас разорвет на атомы.       – Каво? – Из страшного брутального дядьки Брэндон вдруг превратился в ничего не понимающего ребенка. Ну, когда в детстве от бати он слышал неведомые ему тогда матюки, а от батиных друзей анекдоты про Штирлица… короче, он понял. Вот кого ему этот юморной механик напомнил – один такой батин товарищ очень любил двусмысленные фразочки.       – Прямо под похоронную музыку из «Доты», – ответил Кавински.       – Так ты тоже? – Брэндон резко погрустнел. – в эту фигню рубишься?       – Почему сразу «фигню»? – И вся веселость Кавински вдруг сразу куда-то пропала.       – Потому что не сидеть на жопе надо, а в зале мышцы наращивать! Понимаешь? Всякому известно, что «Дота» для лохов.       Нет, ну понимать-то Винс понимает, однако это на самом деле довольно трудно реализуемо. Потому что, раз уж вспомнили о детстве и мощи батиного воспитания, давным давно, во времена счастливой юности, когда батя запирался ночью с матерью в комнате, из-под двери летели искры. Да и вообще эдакий искрометный батя только так и качался. (Только потом Кавински придумал шутку про накачанную правую руку. А еще долго-долго рассматривал свою собственную… На деле она не очень отличалась от левой, разве что татухой, набитой чернилами от ручки, которая являла собой букву «А» в кружочке – знак анархии. В молодости он был панком.) Впрочем, все это обычно вызывало у него только нервный смех, и теперь Винс вообще не мог перестать хихикать, даже не врубившись, в какой момент начал.       – Ты еще про мать пошути, – задумчиво протянул он в конце концов, предвидя непонимающий взгляд качка.       – Так она ж в канаве, – сказал Брэндон настолько невозмутимо, что Кавински забыл, как смеяться.       – Че? – не понял тот.       – Прости! – Брэндон тут же замахал руками. – Это шутка такая, ее Дилан постоянно рассказывает, а потом говорит, что юмор просто настолько черный, что в глазах потемнело.       – А, – сказал Кавински. Не понимал он этих зумерских приколов. – Так ты очки сними.       Брэндон так и не понял, стоило ли ему смеяться.       – Охренеть, – одними губами прошептал Брэндон, таки сняв очки, отчего все его непомерное удивление отчетливо вырисовывалось на физиономии.       Когда новый знакомый со словами «Пошли, че покажу!» потащил его вглубь мастерской, туда, где темнота поглощала стены гаража, и становилось невозможно разглядеть наличие там хоть чего-нибудь, (в сущности, Кавински встречал клиентов на входе, зловеще выплывая из недр этой черной-черной пещеры) Брэндон совсем не ожидал увидеть такое, отчего его самооценка из стратосферы упадет на землю, а то и под нее, куда-нибудь в кротовые норы.       Хоть все механизмы в руках Брэндона вели себя примерно как девушки, заприметив его, а именно – либо без конца ломались, либо вели себя как стервы, ни в какую не соглашаясь гайку на болт накручивать; а все же кретином он не был. И в тачках толк точно знал!       Когда свет зажегся, в свете софит (одинокой лампочки) засияла лакированным покрытием и замигала фарами-алмазами изящная ядерно-алая Lamborghini Aventador: семьсот пятьдесят лошадиных сил, двенадцать цилиндров, скорость до трехсот километров в час, разгон – две с половиной секунды; от вида которой захватывало дух. В такие технические подробности Брэндон углубился не просто так, а потому что о машине этой был наслышан в кругу ребят с универа, которые за тачки шарили больше, чем за тренды из ТикТака. Да и к тому же, на такую слюни пускал каждый, кто хоть раз в жизни слышал слово «автомобиль». Однако чтобы легче было представить всю ее мощь людям несведущим и разделить с Брэндоном его восхищение, представьте себе гепарда, бегущего прямо по трассе в свете заката. А теперь представьте, что у гепарда есть колеса, а шерсть его мерцает отсветами солнечных лучей, а где-то на фоне – ядерный взрыв, а гепард в десять раз медленнее этой тачки, и она обгоняет его, словно стрела… в общем, проезжая мимо, такая тачка оставит бедолагу гепарда глотать пыль.       А еще, когда эту красавицу Брэндон увидел впервые, он вдруг подумал, что она смахивает на блин. Вся ее приплюснутость тому подтверждение. В высоту она была Брэндону где-то по пояс, но это не мешало ему восхищаться.       – Круто, да? – осведомился Кавински, довольно улыбаясь и хитро поблескивая стеклышками очков. Даже у него, конечно, при виде Ламбы загорелись глаза. И он, подошедши к ней и положив ладонь на крышу, смотрелся самым крутым гонщиком во всем городе, и ему это действительно нравилось.       – Да не то слово! – продолжал охреневать Брэндон, тоже подходя ближе. – Эм… Можно нескромный вопрос?       – Валяй.       – Сколько она стоила?       – Тридцать пять миллионов.       Кавински сказал это так, как бы невзначай, будто бы такое было в порядке вещей, а вот у Брэндона отвисла челюсть. Винс на это только рассмеялся.       – Ты реально думал, что я простой механик?       Брэндон скукурузил такую физиономию, приподняв бровь, что стал похож на выходца из ДжоДжо мема.       Кавински это заметил.       – Не бойся, я не продам тебя на органы.       Только тогда Брэндон очухался.       – А ты хотел? – удивился он.       – Конечно, – согласился Кавински. – На самом деле мастерская – всего лишь прикрытие, и то мясо, которое ты ешь в столовке… Впрочем, о машине! Вот смотри, у тебя бицуха железобетонная, а у меня бабок, не буду скромничать, – хоть жопой жуй. Однако! Девушки почему-то, противореча всей своей меркантильной натуре, ко мне не клеятся. И это не сексизм. Я как-то одной барышне эту тачку показал, и ее реакция была типа: «Ну и че?» Тогда я спросил, что по ее мнению, вообще может удивить, например, меня. И она басом как рявкнет: «Я твой батя».       Брэндон изо всех сил старался переварить сказанное.       – Ну, может, тебе в качалку записаться? – предложил он, оклемавшись от словесного потока товарища.       – Может. – Винс опять спорить не стал. – Но суть-то не в этом… И не в том, что бабы – стервы… Короче, хрен с ними. Мне просто охренеть как хотелось рассказать эту историю, да все никак повода не было.       – А, – сказал Брэндон, всю эту болтовню давно пропуская мимо ушей. А загляделся он отнюдь не на Кавински, который в самом деле был спичкой, а на тачку позади него. Как же красиво, маняще, сводяще с ума она блестела фарами, а в тонированных окнах Брэндон мог видеть свое отражение, переливающееся не менее прекрасно!..       Вообще-то Кавински сексистом действительно не был, просто, если учесть весьма печальный детский опыт общения с отцом, то фразочки бати про мамин отменный «багажник» так плотно засели в его голове… а когда язык без костей в принципе, то специфическое чувство юмора – уже диагноз. Даже Брэндон не уловил всей той иронии и аллюзии на современное общество в словах о стервах и шутках про обезьяну с гранатой.       – Ну, может, болтать поменьше надо? – продолжил Брэндон, от Авентадора не отрывая взгляда.       – Может, – опять согласился Винс. – Хотя кто ты такой, чтобы меня учить?! – И тут же вспыхнул. – Тебе вообще сколько лет-то, мальчик?       И вот тут Брэндон предъявы не понял. Механик выглядел не сильно старше его и общался все время на равных, а тут вдруг – пожалуйста!       «То мух хоронит, то жуткие фразочки про человеческое мясо выдает… кажется, я не понимаю юмора», – подумал Брэндон.       А вслух произнес:       – Много, дядь. Просто меня-то девушки обожают! – Он не удержался от того, чтобы опять продемонстрировать бицепсы.       И Кавински вдруг сдулся.       – Эх, ладно, – вздохнул он. – Я-то вот о чем: машина-то клевая? – Винс продолжил, только дождавшись утвердительного кивка. – Хошь, прокачу?       И глаза Брэндона снова засияли.       Вообще, Брэндон только-только из качалки, да заехать решил, тачку подлатать, а тут!.. Однако это того стоило. И вот так просто мечта его сбылась. Доселе он только в Интернете на картинки восхищенно любовался, а вот оказался за рулем эдакой красотки! (Кавински по доброте душевной разрешил ему самому кружок навернуть по загородной трассе, ибо Брэндон, – по нему видно, – с огромным уважением относился к машинам, что бы он там не говорил о девчонках. Да вообще, впоследствии оказалось, что пикап его «закашлял» лишь от износа мотора, в чем вины самого водилы не было.)       А тачка все наворачивала круги, ревя мотором, руль в ладони ложился, будто влитой, а невероятная скорость завораживала всей своей крутостью. Брэндону все это нравилось до искр в глазах, а Кавински, сидя на пассажирском сидении, выглядел, однако, крайне задумчиво. В конце концов он решился заговорить:       – Слушай, чувак, а ты случайно с этим Диланом… А, блин, нет, не так! Дилан этот… Да бля…       Брэндон, не отрывая взгляда от дороги, только мельком глянул на товарища, не врубившись, в чем проблема. Кавински в итоге решил не париться и спросить прямо в лоб:       – Лололошку знаешь?       Брэндон опешил, дернувшись вместе с машиной. (Крайне при этом испугавшись за ее сохранность.)       – Конечно! Он мой сосед.       – Тем лучше, – ответил Кавински, удивительным образом не заметивший метаний Брэндона. – А то, понимаешь, история такая была… в общем, Империя. Слышал? Откуда Лололошечка ваш нарисовался, оттуда и я. И вот, понимаешь, мудаки эти – пограничники, не выпускают меня из страны. Говорят, что не по делу, да конституцией в рожу тычут. «Фиг тебе, а не Лололошка!» А я-то ветеран революции, важная шишка, со связями… а эти придурки не верят! Лололошка-то ордена все сожрал, потому и не верят – не докажешь! Он вообще пацан с прибабахом… Но счастье попытать сто́ит все-таки.       – Лололошка? – не понял Брэндон. – А он чего? Его у вас там совсем не кормят?       – Смешно, больше не шути, – мрачно отозвался Кавински. – это вообще-то реально проблема! Впрочем, как я выбрался… у меня свои методы. Неужто у вас он одежду не жрет?       – Нет. – Ошалевший Брэндон качнул головой. – У нас он сырое мясо жрет да в окна прыгает по ночам, вот и все его странности.       Кавински только неопределенно хмыкнул:       – Чем бы дитя не тешилось… Так че я хотел-то? Лололошка, во! Может, номерок его дашь или адрес? Хотя в общагу, меня, наверное, не пустят. Не похож я на студента?       Брэндон опять на мгновение оторвал взгляд от дороги и покачал головой. А потом произнес:       – Могу тэг в Пейджере дать.       – Пейджер – это че? – не понял Винс.       – А, – сказал Брэндон.       Конечно, он не думал, что придется объяснять старшему поколению, как пользоваться телефоном! По словам Кавински, в Империи они пользовались некими «коммуникаторами», что даже звучало как нечто очень и очень старое. Впрочем, не настолько старое как пейджер, однако Брэндон любезно объяснил несведущему старичку, что Пейджер – приложение.       – Кирпич, – прокомментировал он словами Дилана, когда Кавински показал ему приборчик, напоминающий простой смартфон, однако с голубым пиксельным экранчиком и крайне ограниченным функционалом. У Лололошки тоже такой имелся, и когда на вопрос о наличии телефона он достал это, смеялась вся общага. А еще штука эта работала только на территории Империи, так что в сущности вообще была бесполезна.       – Ладно, у меня есть нормальный, – сказал Кавински, доставая уже какую-то допотопную дешманскую звонилку.       – Серьезно? – удивился Брэндон. – Ты купил тачку за тридцать пять лямов и не можешь купить телефон?       Кавински пожал плечами.       – Не вижу в нем смысла.       Брэндон вдруг вспомнил чьи-то слова (то ли матери, то ли бати, то ли препода какого) о том, что у молодежи современной развилась зависимость от телефонов. Его тут же передернуло, когда Винс посмел заикнуться о том, что смысла в этих самых звонилках не было.       – Ладно. – Брэндон вздохнул. – Щас сделаем тебе все.       – На что я жмал? – послышалось из динамика.       Лололошка подумал, что это какие-то мошенники. Однако мошенника с ником WINS94 он знал только одного.       – Стой! Ниче не трогай! – сказал второй голос из того же динамика.       – Че за нах… О, Дейви!       И включилась видеосвязь. Лололошка, до того сомневающийся в своих догадках, теперь был совершенно точно уверен, это его кореш! Кавински! И… Брэндон. Стоп, че?       – Е-мое, ты че там забыл? – опешил Лололошка, поднимая камеру так, чтобы его физиономию было видно.       – Где? – не понял Кавински, крутя камеру, однако, весьма странным образом. В конце концов Лололошка узрел две перевернутых рожи.       – В телефоне, – ответил он.       Откуда-то с соседней кровати Лололошка услышал тихое хихиканье.       – Это видеосвязь, кретин, – послышалось все с той же кровати. Дилан любезно помог Лололошке настроить гаджеты, однако в некоторых аспектах тот все еще не до конца разобрался.       – А, – отозвался Лололошка. – Привет тогда.       – Короче, чел, тут к тебе в гости, слышишь? – сказал Брэндон по ту сторону экрана. – С Империи!       – А! – воскликнул Лололошка, чуть не прыгая от радости.       Дилан глядел на него как на умалишенного.       «Эх, – подумал он. – все-таки можно вытащить Лололошку из деревни, но деревню из Лололошки…»       А вообще, закончилось все хорошо, как всегда это бывает. Может быть, Кавински даже удалось задобрить вахтершу букетом цветов и коробкой чая, представившись очередным забугорным студентом.       А может, в забугорище его уже хватились, и теперь наряд полиции трясется в автобусе до общаги.       Впрочем, все жили долго и счастливо.