И смерти не будет уже

Вальбурга сидела с видом королевы в коровнике. Джеймс видел, как она подносила чашку ко рту, но был уверен, что губы её даже края чашки не коснулись. Потому что грязно. — Значит, вы… — протянула «Петуния, просто Петуния, будьте добры». — Ирма. Ирма Фоксли. Я бабушка Ричарда. Сам Ричард… — Вальбурга покривила губы. Была бы в своём лице — вышло бы глумливо. А так — почти прилично, несколько горьковато даже. — Вы видите, — повела она рукой в сторону Джеймса. Джеймс лишь поглубже надвинул капюшон, сверкнув синими глазами. — Я бы хотел взять на себя ответственность за отпрыска моей семьи, — сказал он тихо. Только тихо выходило спокойно — они репетировали это чаепитие три дня. — Магические дети должны расти в магической среде. — Вы живёте в Эстонии, правильно? — Это государство не так называется, но находится на территории Эстонии, действительно, — степенно кивнул Джеймс. Ни капли грозного нетерпения не проступило в его интонации, лишь доля скуки. Этому он научился у паршивца Малфоя: скучать, когда хочется орать от нервного напряжения. “Щиты, похоже, считывают нас и передают Петунье какую-то информацию, — подумал он, смотря, как Петуния коснулась виска в секундной вспышке боли.” — Я вас совершенно не знаю, — покачала головой Петуния. — Как я могу отдать вам ребёнка. — Это до первого серьёзного магического выброса, Петуния, — холодно отрезала Вальбурга. — После будете тушить этот дом вместе с крышей и крыльцом. Ребёнок должен быть силён, его родители были выдающимися волшебниками. — Я… у нас уже взрывались все окна. Эти стекла, — Петуния промокнула глаза белоснежным платочком. Джеймс пододвинул ей чашку с чаем. — Вечно взрывалась каша. Приходилось вытирать с потолка… И кошмары! Самое ужасное — это просыпаться от кошмаров этого ребёнка. — Мой сын был такой же. Тревожный, капризный ребёнок. Приходилось ночами дежурить у его постели.. Вот только у меня была палочка. — Не подумайте, я совершенно не прочь отдать вам ребёнка. — Джеймс медленно сжал пальцы в кулак. — Но я как-то… мы оформили на него документы, да и передал нам его Дамблдор… — Опекун — вы. Поверьте, это видно. Вам решать, Петуния. Документы переоформит адвокат, так что нам нужно лишь ваше да, и Ричард возьмётся за дело. — Если угодно, я готов дать вам клятву, что не причиню вреда ребёнку. — Я… мне надо подумать, — сказала Петунья растерянно. — Я хотела бы переговорить с мужем. Приходите завтра днём, мы все обсудим. — Ребёнок уже у нас, что мы будем делать дальше? — за пятичасовым чаем — уже настоящим, а не маггловским — спросила Вальбурга. — С чего вы взяли, матушка, что они согласятся? — ядовито отозвался Сириус. Вальбурга одним выражением лица показала все, что думает о недоумке-сыне. — Конечно же, потому что я использовала духи с зельем доверия, Альдебаран. — Не называй меня Альдебаран! — Кажется тебе придётся привыкнуть к этому имени, Бродяга, — усмехнулся Джеймс. — Как мне к Ричарду. Но тётушка, — повернулся он к Вальбурге, — а как же защита? — Духи это просто духи. Никакого злого умысла. То, что они магические — ничего не значит, я же маг. Если магглы не умеют от них защищаться, — она пожала плечами. — Они опекуны мага. А значит должны. Но ты не ответил мне на вопрос, племянничек. — О, тётушка. Нас ждёт увлекательное путешествие в… — он замолчал ненадолго, наслаждаясь предчувствием того, как паника разукрасит лицо Вальбурги. — В Хогвартс! Та, впрочем, сдержалась, не дав насладиться широким спектром её эмоций. — Зачем? — Мне нужно в кабинет Дамблдора, Когда они зашли в комнату, которую занимали: Сириус обычно располагался на кровати, а Джеймс, чьё тело позволяло презирать комфорт, в кресле, Джеймс тут же сорвал с себя мантию и, расстёгивая рубашку, кинулся к зеркалу. — Что? — только обронил Сириус, а потом и сам подбежал к Джеймсу. Тот стал плотнее. Раньше сквозь его тело, как сквозь тонкий лёд, можно было видеть то, что происходит внутри, а теперь синий свет уплотнился, уподобляясь уже толстому льду. — Я закукливаюсь в маггловских районах. Словно отсутствие магии заставляет меня становиться более… материальным. Я задыхался у Петунии, я был словно рыба, выброшенная на берег, словно путник посреди пустыни. Я высыхал, и тело моё само приняло решение закуклиться, чтобы жить. Джеймс стоял перед зеркалом, но смотрел сквозь отражение, словно бы пытался разглядеть себя внутри. Себя, того, в кого он превращался. — Магглы отвратительны, они воняют серостью и умиранием, я не представляю, как я их пил раньше, сейчас бы меня вывернуло, — сказал он пустым голосом и обернулся к Сириусу. — У Петунии цветные пятна магии в голове, на руках, — он схватил Сириуса за руки и сжал. — Петуния касалась, трогала моего ребёнка! Сириус стоял напротив, бледный и онемевший. Джеймс все говорил и говорил, но в какой-то момент заметил, что Сириусу стало совсем плохо, он зашатался и почти упал. Джеймс успел подставить руки. — Что с тобой, Бродяга? — ярость схлынула, осталось лишь беспокойство. — Ты давишь. Я такое только в книжках читал в детстве, — сказал Сириус, когда отдышался. — Знаешь, про дивных писали, что они так же умели. Они помолчали. — Ты не человек, — наконец сказал Сириус. — Я не человек, — Джеймс сел в кресло и уставился в окно на краешек грязного лондонского неба. — Мы восьмой раз около Хогвартса, Бродяга, — сказал Джеймс, задумчиво рассматривая, как ночной замок перемигивается огоньками. — За последний месяц. За тот месяц, как я вернулся. — Можно парнягу убрать из Хогвартса, но не Хогвартс из парняги, — хмыкнул Сириус. — Чем больше ты нервничаешь, тем более дурацкие твои шутки. Я вот что подумал. Я ещё не превращался, все ли пройдёт нормально? — В крайнем случае пойдёшь собой, — отозвался Сириус. — Что делать. — Ну что, давай, что ли..? — спросил Джеймс и, не договорив фразу, начал перевоплощаться. Сириус некоторое время молча рассматривал то, что получилось, а потом отошёл подальше. — Знаешь, ты вот так на меня не смотри, — сказал он. — Волосы дыбом встают. Олень наклонил голову. — Ну ты выглядишь чудовищней, чем фестрал, раз в сорок. Нет, в сто. Кости видно, светишься, как призрак, а рога чёрные, будто в крови. На Хэллоуин ты бы имел успех. Олень фыркнул. Сириус нервно передёрнул плечами и тоже перекинулся. Две фигуры молча и стремительно проследовали ко входу в Хогвартс из розария. Самое удобное место, чтобы войти оленю с хорошим размахом рогов. Хогвартс спал. Тьма и шорохи господствовали над ним. Даже эльфы, закончив уборку, уже разошлись по своим спальням. На стенах храпели и сонно бормотали портреты. Лестницы лениво повернулись в назначенный час. Глухо пробили часы Астрономической башне. Редкие факелы на стенах горели, отбрасывая на стены чудовищные тени. И двое гостей Хогвартса в эту ночь лишь добавляли ужаса. На третьем этаже они повстречали пьяного мальчишку в форме Хаффлпаффа. Он шёл по коридору, бессвязно скандируя стихи и размахивая почти пустой бутылкой хереса, а, увидев оленя, в ужасе осел на землю, выпучил глаза и не смог произнести ни слова. Магия не покинула Джеймса и в таком виде, а мальчишка, как маг, видимо, был слаб. Остановившись перед поворотом к горгулье, Джеймс превратился и первым делом усыпил портрет. А потом глянул на превратившегося Сириуса. — Это будет сложно. Сириус усмехнулся и вытащил из кармана аккуратно сложенный буклет Сладкого королевства. — Или мы можем воспользоваться экстренным паролем. Не думаю, что он сильно поменялся, — предложил он. — А интересно, — оживился Джеймс. И сказал горгулье: — Нужна помощь. Горгулья неторопливо, даже несколько недоверчиво, отодвинулась. Они направились по ступеням вверх. — Надо усыпить портреты, — сказал Сириус, заглянув в щель. Кабинет был пуст, тих и тёмен. — Есть крутая идея, Бро… братишка, — ухмыльнулся Джеймс. — Инфернального оленя видел какой-то студент. Сириус ухмыльнулся в ответ. Они друг друга поняли отлично. Они кинули в кабинет артефакт, который останавливает время на несколько минут. По действию он был схож с хроноворотом, а в основе его лежал песок времени. Один такой артефакт удалось найти у Блэков, точнее, его припрятал Сириус в детстве, чтобы разыграть одну из своих шуток, но до шутки дело не дошло. Время замерло в кабинете. И наконец они вошли. — И где её искать? Если она вообще тут. Джеймс прошёлся по кабинету. — Представь, ты так хотел её изучить, что, надавив на любимых учеников, выпросил её себе. Он обошёл стол кругом. — Ты изучаешь её, смотришь на неё, пробуешь надевать перед зеркалом. Джеймс замер перед ростовым зеркалом, повёрнутым от стола так, чтобы отражение позволяло увидеть, что происходит справа сбоку. — Ты держишь её под рукой, — возбуждённо продолжил Сириус. — А потом твои ученики погибают. И тебе больше не надо спешить, чтобы быстрее отдать её. И ты оставляешь ее… — он обернулся к небольшому столику у окна. Джеймс подошёл туда же, остановился и медленно покрутился вокруг своей оси. — Я её вижу, — вдруг сказал он. — Магии тут достаточно, но так ярко светятся всего несколько артефактов. Джеймс протянул руку, казалось, в стену, и вынул мантию. Она ярко засветилась и, вспыхнув, осыпалась пеплом. Вот черным таким пеплом: частички закружились в воздухе, оседая на ковёр и оставляя на нем чёрные крапинки сажи. Джеймс замер с поднятыми руками, полными пепла. — Бля, — сказал Сириус. — Ты уничтожил реликвию вашего рода. — Бля, — повторил Джеймс. А потом вдруг расхохотался. Это был громкий, сумасшедший смех. Смех-освобождение. Смех радости и горечи. Сириус сначала смотрел на него растерянно, а потом и сам присоединил свой лающий смех к этому. Наконец, отсмеявшись, они некоторое время стояли, рассматривая друг друга. То ли лич, то ли инфернал в чёрных одеждах, полностью скрывавших его вид, и беглый преступник — всклокоченный, бородатый, похожий больше на Хагрида, чем на уточнённого Сириуса, мужик. Они стояли в словно игрушечном кабинете директора Хогвартса — ковры, загадочные шкатулки, интересные артефакты и спящие картины. — Нам тут не место, — наконец выразил общую мысль Сириус. Джеймс кивнул. Сириус выбил окно заклинанием и призвал метлы. Те летели буквально полминуты, за которые Джеймс успел наложить на картины заклинание и выстроить иллюзию того, как мёртвый инфернальный олень с капающей с рогов кровью — может, и более устрашающий, чем настоящий — топчет и бодает рогами мантию Смерти. — Погнали! — крикнул он. Сириус запустил в него метлой, и Джеймс, уже вылетев из окна, восстановил стекло. Через пару секунд проснулись портреты и в ужасе заорали. Перед ними инфернальный олень, адский вестник, всеобъемлющий страх, топтал и рвал рогами светящуюся полупрозрачную мантию. Расправившись с ней, олень беззвучно вострубил и выпрыгнул в окно. Когда они остановились на полянке Запретного леса, чтобы аппарировать, Сириус спросил: — Ну что, уходим? Матушка, уверен, встретит нас проклятиями за то, что бросили её с Гарри. — Заглянем ещё в одно место. У меня должок, — спокойно отозвался Джеймс. И так это прозвучало, что Сириус передёрнул плечами. Они аппарировали. Вынырнули из воронки на лужайке. По-весеннему некрепкая ещё зелень и светлая листва кустов были аккуратно подстрижены. Перед ними в тиши стоял двухэтажный домик. — Это же… дом маггловских родственников Лили? — Да, защита наконец пала. И я могу поквитаться с Петунией, — ответил Джеймс, направляясь по аккуратной дорожке к дому. — Там, в Азкабане я прошёл мимо Лестрейнджей. Они мои друзья, но у них есть сын. Он отомстит сам. За своего же сына я имею право мстить. — За что… мстить за что, Джеймс? — Ты видел, каким Гарри вернулся к нам? Он забился в угол и не выходит из него. Вздрагивает. А когда она вывела его, выглядящего, как узник Азкабана, он щурился на свет. Она держала его в шкафу, Сириус. А я даже не могу обнять сына, потому что он меня боится. Сириус лишь крепче сжал палочку. — Я с тобой, Джеймс. Пытать магглов? В конце концов, моему братцу, говорят, это нравилось. — Я просто её убью. Дверь мягко распахнулась, и Джеймс поднялся туда, где дрожали три огонька жизни — на второй этаж. Он усыпил обоих магглов, и левитировал Петунию вниз, в гостиную, чтобы не возиться в тесноте. По пути он указал Сириусу на дверцу под лестницей. — Можешь полюбопытствовать. Поттер и сын Поттера спал в шкафу. Сам Джеймс замер рядом, удерживая Петунию в воздухе. Отомкнув наружный шпингалет, Сириус потянул за ручку. Дверца не скрипнула, хорошо смазанная. Внутрь влетел шарик люмоса. — Сука! Ебический Мерлин! — воскликнул Сириус, не сдержав эмоций. — Даже у меня была кровать. В Азкабане! Внутри лежал матрас на полу. Надо отдать должное Петунии, это был толстый матрас, но лежал он на полу. На трёх вбитых гвоздях, очевидно, до того, как Гарри забрали, висела одежда. Ещё в углу лежал сломанный одноногий солдатик и паровоз без колёс. — Это… камера, — потерянно произнёс Сириус. Джеймс зашёл в гостиную и швырнул Петунию на пол. Та, ударившись, заворочалась, а, открыв глаза, заорала. Кто бы не заорал, если, проснувшись, увидел перед собой рожу Джеймса Поттера? — Ну здравствуй, Петуния, — сказал Джеймс уже нормальным голосом. Петуния несколько секунд вглядывалась в него, а потом резко села и закричала: — Ты! Ты не подох! Я знала, знала, что моя ненормальная сестричка с её муженьком просто решили подкинуть мне своего ублю… Её крик прервала пощёчина. Бил Джеймс сильно, так что когти пробороздили две кровоточящие царапины на коже. Петуния замолчала, упав от силы удара на бок. Вставать она не торопилась. — Думаю, голос все же не сильно изменился, — обратился Джеймс к Сириусу. — И ты, и тётушка, и эта безумица меня узнали сразу. Сириус ничего не сказал. Прошёлся по гостиной, нашёл бар. Плеснул в бокал виски и уселся в кресле, удобно устроив ноги на столике. — Я тут как зритель, — отсалютовал он бокалом Джеймсу, — не отвлекайся на меня. Джеймс хохотнул и опять вернул своё внимание Петунии. — Я сначала думал использовать круцио, — сказал он. — Но все же считаю, что лучше — приятнее — воспользоваться тем, что под рукой. Он поднял ладонь и поразглядывал достаточно крепкие когти. Потом миленько улыбнулся. Петунию перекосило совсем уж в запредельном ужасе. — Знаешь, я не придерживаюсь некоторых заветов старых семей, — продолжил Джеймс проникновенно. — Но в детстве очень любил одну историю про моего предка. Он вырвал сердце ведьме, которая лишила его сына. Перед этим он долго её мучил, но ты же и… не лишила меня сына. ТЫ ВСЕГО ЛИШЬ ПОСМЕЛА ДЕРЖАТЬ ЕГО КАК УЗНИКА, СУКА! — заорал он, не сдержавшись. Джеймс отвесил ей ещё одну пощёчину, и Петуния снова улетела на пол. Он подскочил к ней и засветил сапогом под ребра. Сириус выплюнул виски, не сумев сдержаться. — Никогда не замечал за тобой жестокости, — прокашлял он. Джеймс рывком обернулся к нему. Его глаза его ещё больше, ещё ярче светились фиолетовым. — Молчу-молчу, продолжай, — показал головой Сириус. — А знаешь, и правда, убить, но не мучить. Казнить её. Джеймс обращался к Сириусу и в то же время хищно смотрел на Петунию. Опустившись перед ней на одно колено, он занёс руку и сделал очень резкий рывок. Звук был похож на то, как рвётся ткань. Вот только в воздухе запахло кровью, и у Джеймса в ладони запульсировало, истекая остатками крови, сердце. Петуния с развороченной грудью забилась в судороге, заскребла пальцами пол в бессильной попытке спастись, раскрыла рот, но… умерла. Джеймс сидел над ней и рассматривал сердце. — А знаешь, — сказал он Сириусу, который старательно не отводил взгляд от поверхности виски в бокале. — А кровь вот приятно пахнет.