Дом за углом

      В день Рождества 1863 года Скарлетт лежала на кровати в полузашнурованном платье, с наполовину убранными волосами, а каменное лицо выражало глубокую задумчивость.       Ретт Батлер любит меня. По крайней мере, так можно было предположить из его писем, но с таким непредсказуемым человеком, как он, никогда не было до конца понятно и просто. Вспоминая его реакцию, когда он увидел своё заветное письмо, она поморщилась, как наяву услышав завывания смеха, — всё это словно было для него очередной странной и жестокой шуткой. Она не удивилась бы, окажись этот спектакль уловкой, чтобы ещё раз продемонстрировать ей и всем на свете, какой он бесчестный и противный. Хуже того, она осознала, что, возможно, была не так безразлична к нему, как думала раньше. Почему же иначе Скарлетт не забыла совсем о письме, когда он ворвался к ней с красивыми шляпками и весёлыми шутками? И когда Ретт отсутствовал столь долгое время, не предупреждая о своих приходах и уходах, она обнаружила, что скучает по нему – как будто она была влюблена в этого человека! И то, как и что он описывал в этих письмах, затронуло не только еë женскую гордость и пылкое сердце, но и рациональную часть её разума, пламенную часть её духа, и ей хотелось узнать больше о человеке, который утверждал, что любит её до безумия. Это напугало Скарлетт, напугало потому, что она хотела знать о нём больше, чем когда-либо хотела знать о другом человеке. Ей хотелось заглянуть в глубины его разума — как он мог так долго оставаться незамеченным для неë? Он утверждал, что они слеплены из одного теста, но редко показывал себя настоящего достаточно, чтобы она могла понять, что Ретт имеет в виду.       Но Скарлетт не могла отрицать, что, когда они танцевали на благотворительном базаре, возникло ощущение чего-то совершенно правильного, даже несмотря на порицание матрон Атланты. Даже когда его рука скандально накрыла её спину, когда его дыхание развевало пряди её волос, и когда его глаза восторженно блестели при виде её гнева – они были вместе – и только это имело смысл. Танец за танцем, шутка за шуткой, и когда она закрывала глаза и вспоминала покачивающиеся тела, ритмичную музыку, она могла бы поверить, что всё написанное — правда.       Она поднесла письмо к губам, как и Ретт в тот день, и задавалась вопросом, что происходило у него в голове. Не имея хоть какого-нибудь повода остаться у себя, она вздохнула и поплелась обратно к туалетному столику, лениво застёгивая мятый корсет к ужину. Скарлетт была уверена, что это будет ещё один скучный вечер в кругу родни, поскольку Мелли и Эшли будут погружены в свой личный, идеальный мир, а ей придется иметь дело с бесконечной болтовнёй своей тети Питтипэт.       В плохом настроении она отослала Присси, не имея ни сил, ни желания мириться с её некомпетентностью, хотя вскоре пожалела об этом. На полпути, застëгивая последние пуговицы, она озадачилась звуком входной двери – они не ждали гостей. Но когда Скарлетт услышала звук глубокого, гулкого баритона, проникшего в пределы комнаты, она застыла в ужасе, парализованная на туалетном столике, и желающая, чтобы пол провалился и дом поглотил её целиком.       Боже правый! Что угодно, только не это! Что он здесь делал?!       Её руки дрожали и пытались, судорожно пытаясь разом поправить все недочëты, пока она изо всех сил старалась выглядеть спокойной и равнодушной, а не сверкать глазами, как бешеная кошка. Но, Боже мой, её волосы были в ужасном беспорядке, её когда-то любимое платье выглядело бы слишком неряшливо, если бы она стояла сейчас рядом с ним, а ведь Ретт был всегда таким денди, одетый с иголочки, и лицо у неё слишком покраснело – она не могла выйти в таком виде! Спасая всё, что могла спасти, с помощью пары жалких шпилек и поправляя юбку, она знала, что никогда не будет довольна своей внешностью. Как она могла, если единственный мужчина, достаточно невоспитанный, чтобы дразнить её по этому поводу, находился всего в нескольких шагах от неё? Выйдя из комнаты с сердцем, бьющимся где-то в горле, она перегнулась через перила, заметив только концы его темно-синего пиджака, когда он медленно прошëл в гостиную. Мелани следовала сразу за ним и, услышав тихий шорох юбок, застенчиво повернулась к лестнице, как ребёнок, пойманный с поличным. И вместо молчаливых извинений или какого-либо чувства раскаяния предательница подмигнула ей, как подлый заговорщик! О, она, должно быть, догадалась об Эшли, и придумала весь план вместе с Реттом, чтобы отомстить за свою глупость!       Прежде чем Скарлетт успела пробраться обратно в свою комнату, Мелли крикнула:       — О, Скарлетт, ты готова! Смотри, капитан Батлер пришёл на ужин!       О, я и смотрю, коварная ты дурëха!       При звуке её имени Ретт оглянулся на лестницу и улыбнулся (и будь проклят её разум за растущую тревогу). Как всегда, он был самым хорошо одетым в комнате, умело сшитые линии его костюма подчеркивали подтянутую фигуру и напоминали ей о том, каково было быть прижатой к нему во время множества украденных танцев. Скарлетт покраснела до шеи. Она не знала, сможет ли продержаться до окончания ужина.       Ретт улыбнулся так, как будто знал причину её смятения, и говорил, будто это он был хозяином дома, а не Эшли Уилкс.       — Не медлите же, Скарлетт. Приходите к нам в гостиную.       Она не знала как, но собрала всю оставшуюся в ней грацию и самообладание, цепляясь за перила, пока её ноги скатывались по покрытым ковром ступенькам, всё ближе и ближе к её собственной неминуемой гибели. Не понимая, как он прокрался к нижней ступени, она была совершенно потрясена его близостью, когда её юбки случайно задели его штанину, а её глаза, находящиеся на одном уровне с его, сверкали весельем.       — Я не кусаюсь, Скарлетт, — протянул он и на том же дыхании склонил лицо, чтобы поцеловать её руку. Его губы задержались дольше, чем было необходимо, и он отстранился, гордясь своей неосмотрительностью. Злодей!       — Я знаю, — кипела она и проскользнула мимо него в гостиную только для того, чтобы увидеть остальных членов семьи Уилкс — Индию, Милочку и Джона Уилксов — толпящихся вокруг Эшли, как будто он сам был Знамением Божьим. Было достаточно плохо встретиться с Реттом, но иметь аудиторию, которая могла бы стать свидетелем её унижения, это уже слишком. Было чересчур много смеха, чересчур много разговоров, чересчур много веселья, когда всё, чего ей хотелось, — это кричать и кричать на мужчину, шедшего за ней.       — Да Вы, никак, снова злитесь на меня, — сказал он со смехом.       — Ну что Вы. Ничуть, — она села на диван.       Игнорируя все условности, как невоспитанный человек, он опустился рядом с ней.       — Ещё как злитесь, хотя мне интересно, почему. В конце концов, я веду себя наилучшим образом.       — На данный момент.       Он хмыкнул в ответ.        — Счастливого Рождества Вам, Скарлетт. Эшли довольно хорошо выглядит. Вы согласны?       — Мне сейчас плевать на Эшли Уилкса.       — Как странно. Всего месяц или около того назад, Вы горячо настаивали на обратном.       Наконец она повернулась и посмотрела на него. Его глаза всё ещё блестели от веселья. Он мог бы отправиться ко всем чертям хоть прямо сейчас, ей всё равно.       — Я не знаю, о чем думала Мелли, когда пригласила Вас.       — А вот я знаю. Она думала, что я смогу вывести её дорогую сестру из этого меланхолического настроения. Мне только интересно, в чëм причина её плохого самочувствия сегодня. Возможно, дело в том, что, несмотря на свои сердечные письма, ваш маленький джентльмен ещё не уделил Вам времени?       — Тише! — она торопливо оглядела комнату. На них смотрели из-за их невежливости, близости друг к другу, её хмурого взгляда, его ухмылки, того факта, что он был непринятым в обществе негодяем – она не знала, кто из них был хуже в их глазах. Еë разум был в смятении, она совмещала свое женственное безразличие леди с желанием противостоять ему, унизить его, как он сделал это с ней. Она хотела приказать ему уйти из дома. Она хотела, чтобы он успокоил её и сказал, что он имел в виду каждое слово на этих проклятых листах бумаги.       — Вы думаете, что Вы один такой умный, Ретт Батлер, Вы думаете, что знаете всё. Мне всё равно, что делает Эшли, он мне надоел так же, как и Вы в этот самый момент. Я даже не знаю, почему Вы им так обеспокоенны. Полагаю, Вы просто устали быть в одиночестве, потому что ни одна приличная семья, даже Ваша собственная, отказывается находиться с тобой в одной комнате? Неужели это заставило Вас прийти сюда и испортить мне праздник, даже больше, чем он и без того противен?       Ни одно из ядовитых оскорблений, похоже, его не задело, вместо этого он ухмыльнулся ещё шире, дурак!       — Я пришёл, потому что хотел увидеть Вас.       Её плечи поникли, рот открылся. То, как он это сказал, мягкая растяжка голоса, легкая полоска нежности, обезоруживающая её защиту, – ей хотелось поверить ему.       Но она надулась.        — Вы сказали это только для того, чтобы я больше не злилась.       — И как, это сработало? — поинтересовался он шелковисто.       — Нет, — она ​​ухмыльнулась и резко повернула голову в сторону, заставляя себя вступить в разговор со сбитыми с толку Индией и Милочкой, игнорируя его громкий, грубый смех, который вновь привлёк косые взгляды остальных людей в комнате.       До конца ночи она не смела с ним заговаривать.       — Спасибо за приглашение, миссис Уилкс. Я не мог придумать лучшего способа провести Рождество.       — Не за что, капитан Батлер. Это справедливо, после всего, что Вы для нас сделали.       Скарлетт, бывшая свидетельницей понимающих взглядов и тайного веселья, была в ярости от всей этой сцены. Как Мелани могла так предать её? Она никогда больше не поверит другому человеку.       — Скарлетт, дорогая, не могла бы ты проводить капитана Батлера? Мне нужно кое-что обсудить с Эшли, — спросила женщина, и прежде чем еë гневная собеседница успела ответить сердечным «нет», Мелли уже скрылась с места происшествия, оставив её наедине с мужчиной, что был ответственен за все её внутренние раздоры. Надменно она прошла мимо Ретта и открыла входную дверь, глядя на него, чтобы он наконец изволил оставить её в искажённом подобии покоя. Его лицо было пустым, когда он переступил порог, и как раз перед тем, как она смогла испытать удовлетворение, захлопнув дверь перед его лицом, он потянул её за руку, приглашая присоединиться к нему на крыльце, где прохладный ветерок терзал её теплую, покрасневшую кожу. Он ухмыльнулся.       — Итак, теперь мы одни. Вы можете сказать мне, чтобы я шёл к черту, или как Вам будет удобнее.       — Вы думаете, что всё это шутка, не так ли?       — Это зависит от того, о чëм Вы говорите.       Он притянул её ближе, настолько, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом, её руки сжались в его собственных на мужской груди. Она не понимала его, что Ретт имел в виду своими словами, своими поступками, он был настолько беззаботен и беспечен перед её смятением.       Её глаза сузились.        — Вы знаете, что я знаю, не так ли?       — Знаете что?       — Ретт! — она заскулила.       — Бросьте это, Скарлетт. Нет смысла ходить вокруг да около.       — Письма, — она стиснула зубы. Его лицо оставалось пустым. Ретт был невозможен. — Я знаю, что их отправителем были Вы.       Тишину наполнили шум ветра и стук конских копыт. Если бы она прислушалась, то услышала бы слабый звон колокольчиков, приглушенные звуки праздника, музыки и смеха. Но она не видела ничего, кроме его загадочного, сдержанного лица, не слышала ничего, кроме его ровного дыхания, затмевающего радость, которую ей так хотелось ощутить. Он был таким холодным, едва ли не отрешëнным, в то время как она была на грани страстного взрыва, колеблясь между тем, чтобы выцарапать ему глаза или броситься на него с объятьями, как обыкновенная девчонка.       — Неужели? — начал он спокойно, — Какое для Вас разочарование, Вы же так хотели, чтобы они были от Эшли.       — Эшли, Эшли, Эшли — это всё, что вам интересно? Он не имеет к нам никакого отношения!       — К нам? — тихо прошептал он, слегка приподняв уголок рта, — До сих пор я не знал, что есть мы.       Она проигнорировала его.        — Итак, Вы это признаëте. Вы отправляли письма.       — Да.       — Ты любишь меня.       Он молчал, всматриваясь в её отступающее лукавство, в её манящие глаза, полные надежды. Как будто она хотела, чтобы это было правдой, как будто она чувствовала то же самое.       — И?       — "И"? Это всё, что ты можешь ответить? Я хочу, чтобы ты сказал это мне в лицо, трус. Почему ты мне раньше не объяснил? Зачем вся эта ерунда с письмами?       Тогда он схватил её за плечи и притянул к себе, даже ближе, чем тогда, на базаре. Еë юбка-обруч повторяла контуры его ног, его торс скандально прижимался к её собственному телу, и Скарлетт чувствовала, как еë волновало знание, что ей удалось нарушить его спокойную невозмутимость, что он может позволить ей мельком взглянуть на мужчину, с которым она познакомилась в письмах.       — Потому что, моя дорогая, ты бы держала это знание как кнут над моей головой и обращалась со мной как с одним из твоих других кавалеров, в то время как ты продолжала бы безуспешно гоняться за мужчиной, который тебя не любил. Признаюсь, первое письмо было причудливым, моя радость, но ты, конечно, не предполагала, что всë остальное было азартной игрой. А что ты знаешь об азартных людях?       — Откуда я могла бы узнать обо всëм? — она выстрелила в ответ, — Ты написал, что я недостаточно видела Эшли, чтобы забыть его, но как часто ты сам был здесь, капитан Батлер? Я никогда не знала, где ты сейчас и когда приедешь. Я могла только принимать это. И когда ты был здесь, ты никак не дал понять, почему ты вообще удосужился меня увидеть. Я не знала, что и подумать. Его хватка на её руках ослабла.       — Вероятно, чтобы огорошить тебя своими словами.       — Действительно? — предложила она, схватив за лацканы пальто. — Итак, у тебя есть что мне сказать?       — Вы приводите убедительные аргументы, моя дорогая…       — Ретт…       — Да, я люблю тебя, чëрт возьми!       Её губы растянулись в широкой сияющей улыбке, глаза были зеленее блестящих безделушек, развешанных по дому, и впервые за неделю она почувствовала себя пылающе счастливой. Прохладный воздух омыл её нос, щëки, губы, но тепло изнутри обожигало её грудь, и тогда она обняла его, вдыхая запах сигар и лошадей – запахи дома, Тары. Скарлетт ожидала, что будет стыдиться потере контроля, отдаче своего сердца такому бессовестному мужчине, но это было похоже на первый вздох, потому что не было необходимости притворяться, не нужно было действовать. После многих лет, проведенных под принуждением держать лицо перед её матерью, Мамушкой, и приличным обществом, разговаривать с ним было похоже на то, как будто она надела пару старых изношенных, но таких удобных тапочек, а её любовь к нему была всего лишь ещё одной естественной склонностью.       Хихикнув, она позволила празднику окончательно заразить себя, компенсируя свои страдания и скуку, и подняла подбородок, чтобы увидеть отражение своего счастья в его глазах.       — Хорошо, потому что, возможно, я тоже, — ухмыльнулась она, и он рассмеялся, крепко обняв еë в ответ. Когда его губы коснулись её собственных, тёплые и манящие, она поняла, что жаждала его поцелуя, жаждала его прикосновений, его внимания. Она прижалась к нему, требуя быть ближе, потому что теперь, когда у неё есть этот мужчина, она не захочет провести ни минуты без него.       Год назад она бы ужаснулась, если бы ей сказали, что она свяжет свою судьбу с любым другим мужчиной, кроме Эшли Уилкса. Год спустя она обнаружила, что это вообще не имеет значения.