Дом за углом

      Однако у Скарлетт не было времени обдумать содержание письма, поскольку в коридоре раздался громкий высокомерный голос, будто смеющийся над собеседником. Скарлетт фыркнула, гадая, чего же на этот раз хочет этот негодяй. Какую пакость бы не замышлял нежданный гость, это не имело большого значения, поскольку Эшли любил её, теперь-то она в этом уверена, и её хорошее настроение едва ли можно было подавить. Её глаза были всë ещё взбудораженно пылающими а, торжествующая улыбка слишком широкой. Она аккуратно сложила письмо и прижала его к груди; страстные слова навсегда запечатлелись в её памяти, и она не могла удержаться от счастливого смеха.       — О, миссис Гамильтон, интересно, что же за радостная весть вызвала у Вас такое приподнятое настроение? – громко спросил вошедший Ретт, уверенной походкой подходя к ней, слишком грациозной для мужчины его роста, и поцеловал её руку. Она покраснела — он всегда был слишком нагл, чтобы вслух комментировать еë внешность— и глаза Скарлетт тут же скользнули к зеркалу, проверяя, есть ли к чему придраться. Отражение удовлетворило еë, она была достаточно привлекательна даже в уродливом чёрном траурном крепе.       — Разве это незаконно, капитан Батлер? Разве мне запрещено чувствовать радость? — она подошла к дивану и именно тогда заметила рядом с ним пакет: большую полосатую шляпную коробку, перевязанную смелой красной лентой (если бы она только могла вновь носить яркие цвета, как чудесно этот оттенок смотрелся бы на её коже!). Она задавалась вопросом, какое доброе дело она сделала, чтобы за один день получить сразу два приятных подарка. Он понимающе рассмеялся.       — Я никогда этого не говорил, не так ли? Я просто размышляю, что такого могло случиться, что со всей этой войной, с Вашим трауром и с тем, что ненаглядный Эшли ушëл под пули, вы могли так очаровательно смеяться.       Она просто улыбнулась с женским торжеством, замершим в уголках губ. Обычно, она разозлилась бы, что он вновь упомянул Эшли в насмешливом ключе, но Батлер просто не знал того, что знала она. Он поднял бровь, и если бы она была в состоянии обращать внимание на что-либо, помимо своего ослепительного счастья, она бы поняла, что он больше не улыбается. Его глаза вцепились взглядом в бумагу, что она всë ещё сжимала в руках, хотя любому постороннему он показался бы идеальным воплощением безразличия.       — Итак, Вы получили весточку от своего маленького домашнего джентльмена.       — Если бы даже и да, то это не Ваше дело.       — Так и есть, — злобно ухмыльнулся он, — Как интересно, неужели он, наконец, сделал невозможное и расстался со своей лелеемой честью, порядочностью и иже с ними?       — Да как вы можете, Эшли слишком честный, слишком благородный!..       — Дорогая моя, какой благородный мужчина женится на одной женщине, параллельно мороча голову другой? — перебил еë Ретт.       Прежде, чем она успела возразить, он захихикал, как если бы она была капризничающим ребёнком, не желающим признать свою неправоту, и сменил тему так быстро, что у неё закружилась голова.       — Неважно, мне не хочется обсуждать Вашего позолоченного рыцаря, это всё такая скука. Я пришел сюда ради более важных и приятных вещей.       В одно мгновение лента развязалась, шляпная коробка открылась, и ей преподнесли чудеснейшую зелёную шляпку. Его руки с размеренной неспешностью оправляли бархатные края пышных страусиных перьев, хотя глаза весело блестели, глядя на её идеально округлиашийся в удивлении рот.       — О, Ретт, какая милая штучка! — воскликнула она и встала, письмо упало с её колен. Скарлетт выхватила шляпку из его рук, бросившись к зеркалу, чтобы посмотреть, как блестящий оттенок подчеркивает цвет её глаз. Глядя на его отражние в зеркале, она знала, что он считает её красивой, и победно улыбалась, лаская гладкие шёлковые ленты между пальцами. Желая, чтобы он приблизился, она пошла на небольшую хитрость, притворяясь, будто не знает, как следует носить такие шляпки. Когда кружевная внутренняя часть мягко легла на её затылок, обнимая смоляную макушку, корона из перьев неуместно спала на лоб. Скарлетт повернулась к Ретту лицом.       Но он больше не смотрел на неё. Вместо этого его взгляд был прикован к листу бумаги в руках, и она готова была топнуть ногой от досады невовремя потерянного внимания Ретта, пока не поняла, что именно он держал. Подлетев, она выхватила заветное письмо из его рук и сложила в складках своего платья, её лицо покраснело. Позволить Ретту прочитать что-то настолько личное, настолько священное, предназначенное только для неё и Эшли…       Прежде чем она успела закончить кипеть внутри и позволила злости пролиться в реальность, мужчина начал смеяться. Его смех граничил с маниакальным хохотом. В другое время, она бы испугалась, услышав от Ретта что-то подобное, но сейчас гнев узурпировал все другие еë чувства, пока он упал на диван и кудахтал от смеха, как невоспитанный дикарь.       — Что смешного? — спросила она, ожидая ещё одной колкости в адрес её личной жизни, но что он понимал — он был таким негодяем, он никогда не знал о святости того, что разделяло её и Эшли!       — Всё, моя дорогая. Вы. Непостижимая, странная работа Вашего ума. Дурость человека, отправившего это письмо.       Конечно, он как всегда дал такой непонятный и запутанный ответ! Она толкнула его в плечо, но мужчина даже не пошатнулся, к её ужасу и негодованию, продолжая хохотать как безумный. Если бы у неее был пистолет, она бы выстрелила ему прямо в лицо!       — О, уходите! Уходите и никогда не возвращайтесь! — крикнула она, шляпка всё ещё лежала криво на её голове, а он только сильнее засмеялся. Ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы прийти в себя, и встать. Всё ещё забавляясь, его палец подддел ленту, которая безвольно свисала с её подбородка. Внезапно гнев покинул её, и она задержала дыхание, когда Ретт правильно повернул шляпку, невероятно медленно завязывая ленты на шее. Мимолëтное царапающее прикосновение на щеке, настолько тонкое и незаметное, что она Скарлетт задумалась, не вообразила ли она его. Тем не менее, её глаза закрылись, а голова соблазнительно наклонилась к нему, умоляя его позволить себе вольность.       Однако он этого не сделал, лишь выхватил письмо из её ослабивших хватку рук и прижал хрустящий пергамент к её губам, прежде чем сунуть обратно в карман домашнего платья. Он ухмыльнулся ей, последний раз затянул ленту, развернул бант и склонил её ошеломленную голову набок.       — Поверьте, я вернусь, — заверил он её (какая наглость!) и неторопливо пошёл к дверям, — сохраните это письмо, Вы бы не хотели, чтобы Ваш драгоценный Эшли сейчас потерял Вашу веру в него, не так ли?       Он ещё раз засмеялся, и когда она услышала хлопок входной двери, она издала разочарованный вопль, швырнув шляпную коробку в стену.       Как она его ненавидела!