Письмо

***

Привет, Гарри Поттер!

       Признаться честно, немного странно начинать письмо, обращаясь к самому себе, но я уже почти смирился с тем, что я не ты, и что, скорее всего, ты живёшь где-то вдали от клоаки под названием «Магическая Британия». Так что можно сказать, это письмо — практический эксперимент, последнее доказательство самому себе правильности наших выводов.        Как я понял, что я не Гарри Поттер (хоть отзывался на это имя, сколько я себя знал), но при этом настоящий действительно где-то есть? В первую очередь это гоблины виноваты. Но обо всём по порядку.       Когда мы победили Волан-де-Морта, отпраздновали победу и похоронили павших, передо мной во весь рост встал закономерный вопрос: что же мне делать дальше? Ведь до этого, кажется, все эти годы я жил в ожидании Финальной Битвы и, признаться честно, не надеялся в ней выжить. А потому теперь, получив жизнь в подарок, по-настоящему растерялся.        Итак, однажды вечером, примерно через месяц после Победы, мы с Роном (моим лучшим другом) в который раз обсуждали, куда нам стоит податься. Он агитировал за Аврорат. Я сомневался, подозревая, что за время войны пресытился сражениями с тёмными волшебниками до конца своих дней. Рон обиделся и, как это с ним бывает, ляпнул сгоряча: конечно, Избранному с такими деньгами и с орденом Мерлина на своей героической груди можно не пачкать ручки рабочей рутиной. Ему только подвиги подавай. Это простым смертным надо думать, как на жизнь зарабатывать.       Тут уже и я, признаться, вспылил и попытался дать ему в глаз. Он увернулся и заехал мне в ухо. В общем, когда через несколько минут прибежавшая на шум Гермиона (это второй мой лучший друг) нас разняла, каждый из нас мог похвастаться симметричными фингалами и разнообразными синяками на других частях тела.       Выпустив пар, мы с Роном, как обычно и бывает, тут же помирились, но его слова меня, что говорится, задели за живое. Если с профессией всё так и оставалось непонятным, то узнать, сколько же у меня на самом деле денег, было не так уж сложно. И действительно не помешало бы. То, что в гринготском сейфе у меня лежат кучи золотых монет, я знал с первого курса, но до нынешнего времени я никогда не задумывался о их точном количестве.        Только ты не подумай, что я хвастаюсь! Поверь, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Просто я очень хочу, чтобы ты, да и я сам понял, как шаг за шагом я пришёл к мысли о твоём существовании. А события в банке играют в этом далеко не последнюю роль. Кроме того, несмотря на собственную убеждённость, мне всё ещё сложно поверить в твоё наличие, что превращает это письмо почти в дневниковую запись. А от себя самого странно что-то утаивать, правда?        В общем, буквально на следующий же день после того разговора я действительно отправился в банк, где у одного из гоблинов с удивлением узнал, что на данный момент мне принадлежит сразу два сейфа, денег из которых мне, в принципе, без особого транжирства, хватит, чтобы завещать детям, а то и внукам. Не то, чтобы я действительно планировал следующие тридцать лет валяться в кровати, но было, безусловно, приятно узнать такое после десяти-то лет в чулане Дурслей (как ты, возможно, знаешь, до 17 лет я жил в доме старшей сестры Лили Поттер — Петунии Дурсль. Не знаю, могу ли я всё ещё называть Лили своей матерью?).        Так вот, возвращаясь к сейфам. Первый из них достался мне в наследство от Сириуса Блэка, моего (или всё же твоего?) крёстного. После выпуска из Хогвартса детей он завести не успел, а в 81-м из-за судейской ошибки и собственной глупости загремел в Азкабан, где ему было, мягко говоря, не до наследников. После побега из «самой надёжной тюрьмы» он два года спустя умер во время сражения с Пожирателями в Министерстве Магии. А всё его имущество по завещанию перешло мне.       А вот второй сейф, а точнее источники его пополнения, стали для меня полной неожиданностью. Как рассказал гоблин, второй из сейфов, который я всю жизнь считал наследством родителей, был открыт в ноябре 1981 года моим опекуном Альбусом Дамблдором. К слову, хотя, мне кажется, все маги в курсе этой новости, но на всякий случай уточню: ты же знаешь, что, как оказалось, он чуть больше года назад инсценировал свою смерть, чтобы обмануть Волан-де-Морта, и буквально на днях успешно «воскрес»? Мы с друзьями до сих пор не можем до конца в это поверить!        В общем, в конце 81-го года Дамблдор открыл на моё имя счёт и в тот же день пополнил его из своего собственного кармана на сумму, чуть превышающую стоимость оплаты за семилетнее обучение в Хогвартсе, как пояснил мне тот же гоблин. То есть директор Хогвартса в 81-м году положил мне на счет деньги, чтобы через 10 лет почти в полном объёме списать их в качестве платы за моё обучение в том же Хогвартсе! А мне-то потом при поступлении рассказывали слезоточивые истории, мол, меня ещё в младенчестве туда родители записали! Как позже сказала об этом Гермиона: — Необычный способ пополнения бюджета школы.       Но остаётся вопрос: каким образом в таком случае в сейфе остались деньги после окончания школы? Ведь даже если учесть, что на седьмой курс я не пошёл, всё равно суммы не сходились. А что бы там себе не думали всякие личности, логически думать я всё же способен.       Но и на этот вопрос гоблин дал ответ! Как оказалось, почти все деньги, что сейчас хранятся в моём личном сейфе - это подарки, что в восьмидесятых на моё имя переводили многие жители Магической Британии в благодарность за избавление от Тёмного Лорда. Вот тут я почти в прямом смысле застыл столбом и пару минут переваривал новости. Тебе, конечно, сложно оценить иронию, но соль в том, что все школьные годы я злился и психовал из-за собственной известности, а тут внезапно оказалось, что не будь её, и после выпуска, я бы оказался гол как сокол!        Услышав такие новости, я закономерно спросил, куда же в таком случае подевалось наследство Поттеров. То есть, не то, чтобы я такой жадный, и мне было мало уже имеющегося, просто со всеми этими схемами и денежными потоками невольно начали закрадываться нехорошие мысли о нашем великом волшебнике, моём опекуне. Ну и удивился, конечно, чего уж таить. Но гоблин лишь презрительно оскалился. Да выдал, мол, банк строго блюдёт тайну своих клиентов, и рассказывать о делах рода уполномочены лишь его главе да наследникам. На мой же закономерный и вежливый вопрос: — А я кто тогда, по-вашему, Мерлин вас подери?!       Я лишь услышал: — А вы — Гарри Поттер, избранный и герой ордена Мерлина, да и будет с вас.       После чего меня вежливо, но оперативно выставили за дверь. Вконец обалдев от таких новостей, я вернулся домой, где, конечно, тут же вывалил всю добытую информацию друзьям. Результатом нашего обсуждения стало два письма: Флёр Уизли, невестке Рона, которая работает в Гринготсе, а потому, как мы надеялись, могла объяснить нам гоблинскую логику, и Кингсли Брустверу, временно исполняющему обязанности Министра Магии и члену Ордена Феникса, с вопросом о том, в каком отделе его Министерства можно узнать о завещании родителей и познакомиться с делом Сириуса. Мне хотелось обелить его имя хотя бы посмертно, но, как объяснила мне Гермиона, без показаний живых участников тех событий инициировать пересмотр приговора можно лишь на основании процессуальных нарушений.       В ожидании ответных писем мы занялись другими делами. Рон убедил-таки меня подать документы в школу Авроров, так что мы усиленно готовились к вступительным экзаменам: учитывая, что из-за Битвы и предшествующих ей событий ЖАБА в этом году не сдал никто, Министерство выпустило декрет, что к профессиональному обучению в этом году допускаются все волшебники старше 17, сдавшие внутренние экзамены учебных учреждений, а ЖАБА при желании они могут сдать уже в следующем году. Гермиона сперва порывалась поехать-таки на седьмой курс в Хогвартс, но, посоветовавшись с деканом, подала документы на обучение в Мунго. Так что в итоге к экзаменам мы готовились все вместе.       Признаться честно, я не очень привык рассматривать себя в зеркале, так что первой проблему заметила Гермиона. Как-то на завтраке она вскользь заметила, что новый цвет волос мне очень идет. Рон заржал, а я искренне удивился. В протянутом подругой зеркальце отразилась моя удивленная физиономия с каштановой шевелюрой. Учитывая, что в парикмахерскую я сроду не ходил, заклятьями краски в меня никто не кидал, и мои волосы, сколько я себя помню, всю жизнь были чёрными. Причина изменений была непонятной. Присмотревшись, Гермиона с сомнением заметила, что и цвет глаз вроде как стал несколько иной. В тот день мы ещё какое-то время обсуждали мою внешность, да переключились на другие темы. Но с того момента я начал то и дело поглядывать в зеркало, с беспокойством уже и сам замечая постепенное изменение овала лица и формы глаз.       Так что, когда через пару дней в Косом переулке меня не узнал никто из случайных прохожих и даже парочка давних знакомых, я понял, что всё зашло слишком далеко, и аппарировал в больницу Святого Мунго. Там меня тоже не узнали и даже обозвали самозванцем, но в конце концов-таки согласились продиагностировать. В результате в крови обнаружились давние следы сильнейшего яда и противоядия (как, я понимаю, остатки яда Василиска и слез Феникса всё ещё со мной) в районе лба - отголоски темного ритуала (ношение крестража не прошло бесследно) а на теле в целом - полуслетевшие чары подмены. Последние с меня сразу там и сняли, после чего мягко выставили вон с рецептом на комплекс укрепляюще-восстанавливающих зелий и напутствием больше не применять на себе столь сложное волшебство, пытаясь выдать себя за другого волшебника.        В результате в наш дом вернулся совсем не тот человек, что из него вышел всего несколько часов назад: другой цвет волос и глаз (вместо яркой зелени они стали грязно-болотного цвета) другие черты лица, более изящные кисти рук и родинка на тыльной стороне кисти, которой сроду там не было. Я сам не узнавал себя в зеркале. Что уж говорить о друзьях, что с трудом лишь после тщательного допроса поверили в моё столь разительное превращение. После моего рассказа о визите в Мунго умница Гермиона умчалась в библиотеку Блэков, где уже к вечеру откопала манускрипт с заклинанием личины или подмены, о котором говорил целитель.       Если верить найденному тексту, заклинание было довольно сложным и энергозатратным. Как правило, его применяли для усыновления маглорожденных в качестве младших детей, дабы бывшие родители не узнали в подросшем сыне соседей своего пропавшего ребёнка. Сам автор считал такую практику милосердной, а вот Герм, маглорожденную по происхождению, такое назначение заклинания очень возмутило. Применяли заклинание к младенцам не старше одного года и так как на более взрослых оно уже не держалось. (Видимо потому в Мунго и сочли, что я шутки ради неудачно наложил его сам на себя).       Ещё в манускрипте указывалось, что чары привязываются к телу мага, а потому после смерти человек постепенно приобретает свою природную внешность. Это выяснилось случайно: одного мага убили на войне, но его лучший друг решил привезти тело родителям друга, чтобы похоронить его в семейном склепе. Однако во время пути тело постепенно начало меняться и к моменту прибытия в отчий дом уже почти полностью утратило знакомые черты. Тогда мать убитого призналась, что они в младенчестве усыновили мальчика, сменив тому внешность. Поскольку в процессе Финальной Битвы моё тело на какое-то время было мертво, то, видимо, заклинание начало спадать, а в Мунго лишь завершили процесс.       Закончив чтение, мы втроём какое-то время в шоке смотрели друг на друга. Наконец, Гермиона нарушила тишину, предположив, что Лили и Джеймс Поттер усыновили мальчика, но чтобы никто этого не узнал, наложили на сына чары. Мне очень хотелось поверить в такую простую и красивую версию, но она не учитывала слова гоблина о наследнике Поттеров и дате открытия на меня счёта в банке, так что я не согласился с подругой. Однако развивать эту мысль мне не хотелось, так что я поспешил сменить тему, спросив совет друзей о том, что же мне теперь делать.       Рон в замешательстве почесал свой затылок и спросил: Гарри Поттер я ещё или нет. После чего, взглянув на наши вытянувшиеся лица, поспешно заверил меня, что он, дескать, как и Гермиона, дружит со мной не из-за имени, и ему всё равно, кто мои родители и как меня зовут, но документы-то я подавал как Гарри Поттер, вот он и интересуется, пустят меня теперь по ним или нет.       Тут уж, задумавшись, запустил руку в свои лохмы и я. Гермиона же углубилась в какой-то фолиант и из беседы временно выпала. Наше молчание прервала Ронова сова Сычик, который принёс письмо от Флёр, в котором та поделилась двумя фактами: во-первых, согласно реестру посетителей банка, последний раз представитель рода Поттер заходил в банк в начале сентября 1981 года (цель визита в реестре не фиксируется). А во-вторых, когда в 1991 году, 1 августа, банк впервые посетил "Г. Дж. Поттер" представителем рода его не сочли. К сожалению, ничего иного она выяснить не смогла. Остальная информация защищена банковской тайной. Но выводы напрашивались однозначные: по данным гоблинов, я таки числюсь как Гарри Джеймс Поттер, но при этом они считают, что к роду Поттер я отношения не имею и являюсь, видимо, просто однофамильцем. Чудесно!       Тут Гермиона рассказала, что же она всё это время читала. Оказывается, орден Мерлина является строго персональной наградой. Его нельзя ни подарить, ни украсть, ни даже просто "дать поносить". А потому, по её словам, в крайнем случае я просто могу постоянно его носить, учитывая, что на сегодняшний день из ныне живущих орденом первой степени награжден только Дамблдор (за дуэль с Гриндевальдом) и Гарри Поттер, а я при этом на старца, разменявшего сотню лет, ну никак не похож, то методом исключения остается только один вариант.       На этих словах я представил себя в пижаме и с орденом на груди и невольно хрюкнул от смеха. Герм сразу насупилась. Я поспешил извиниться и озвучить нарисованную в уме картинку. Подруга немного оттаяла и попробовала меня успокоить, заметив, что орден не обязательно носить демонстративно, просто можно предъявлять его при необходимости, как магловское удостоверение личности.       Тут уже заржал Рон, предложив приколоть его к подкладке мантии и распахивать её перед каждым сомневающимся, как заправский «экскибиционер».       Возмутившись перековерканному слову и критике её идеи, Гермиона разразилась обличительной речью. Рон в ответ бурчал что-то оправдательное, а я тихонько умилялся их перепалке: сколько их было, сколько их будет. Мои друзья не меняются. И это здорово.       Когда оба спорщика немного успокоились, я поспешил вернуть разговор в конструктивное русло и уточнил, сможет ли Гермиона помочь мне вернуть привычную внешность, чтобы немного потянуть время и подготовиться к последствиям, что неизменно повлечёт смена внешности. А то лично я даже не предполагал, с какой стороны подойти к этой проблеме. Рон, как я подозревал, тоже. Подруга задумалась ненадолго и осторожно заметила, что она, дескать, может кое-что попробовать сделать. Надолго её чар явно не хватит, максимум на пару-тройку месяцев.       После небольшого обсуждения мы решили, что если получится, стоит попробовать сделать что-то среднее между моей прошлой и нынешней внешностью. Будем приучать людей к изменениям постепенно.       К обеду следующего дня Гермиона нашла нужные чары и даже успела смастерить кулон, что по её задумке должен их зафиксировать и продлить действие. Я уже писал, что она наш признанный гений? Так вот, расположившись в гостиной, мы принялись за дело: Герм колдовала, Рон держал у моей головы моё же фото, чтобы девушке было удобнее корректировать изменения, а я стоял и не шевелился, чтобы не сбить тонкую настройку чар. Где-то через полчаса Гермиона, наконец, сделала резкий взмах в сторону, словно нитку оборвала, и утомлённо опустила палочку. Рон тут же дёрнул меня за плечо, разворачивая к себе, и после внимательного осмотра с сомнением подтвердил, что у нас всё получилось. Горя от нетерпения, я шутя отпихнул друга в сторону и прошёл в холл, где у нас висит большое ростовое зеркало.       В отражении проявился привычный мне я и вместе с тем другой. Те же чёрные волосы, но с какой-то рыжиной, что ли? Глаза зелёные, но заметно темнее того цвета, что я помнил… И так далее. В итоге я вроде как стал очень похож на себя прежнего, но в то же время близкие знакомые обязательно заметят отличия. На мои восторги Гермиона лишь отмахнулась, но было заметно, что похвала ей понравилась.       И тут я огорошил друзей, что ещё вчера я получил сову от министра с разрешением на посещение министерского архива с допуском к делу Сириуса. На возмущения подруги, что справедливо надеялась сходить со мной за компанию и увидеть всё своими глазами, я заверил её, что Кингсли обещал, что можно будет сделать временную копию всех материалов. Так что я тут скорее большой совой подработаю и не более того. Хорошо всё сложилось.       Таким образом, на следующий день в два часа после полудня я вошёл в архив (очень внушительное помещение! Я даже представить боюсь, сколько макулатуры там хранится! ), где сухенький архивариус без особых проволочек выдал мне дело нашего крестного.       Ещё в 1993-м году, когда Сириус только сбежал из Азкабана, мы с друзьями (ну больше Гермиона, конечно), отыскали в газетах всё, что писали о нём после ареста. Информации там было немного: "Правая рука Волан-де-морта", "Шпион в Аврорате" (они с Джеймсом Поттером туда как раз накануне на стажировку поступили), "сошёл с ума и средь бела дня убил 12 маглов и Питера Петтигрю, что пытался ему помешать"; "во всём сознался и посажен в Азкабан". Всё. И теперь у меня была возможность узнать, как это было оформлено.       Папка была небольшой. Сперва был рапорт дежурного Аврора о факте использования мощной магии в Магловском квартале и направлении на место происшествия отряда авроров и обливиаторов. После него лежали: протокол задержания не сопротивляющегося Сириуса с палочкой в руках, что явно был не в себе, ("задержанный попеременно то смеялся, то рыдал") протокол осмотра палочки (последнее заклинание "петрификус") и собственно протокол с места происшествия, а также отчёт обливиаторов об изъятии памяти всех свидетелей-маглов с последующей зачисткой воспоминаний. В конце лежал буквально на два листика протокол допроса, что по сути, состоял из двух вопросов: 1. Признаёте себя виновным в содеянном? — Да! Да, это я во всём виноват! 2. Были ли вы в составе террористической группировки под названием Пожиратели Смерти? «Подозреваемый рассмеялся, потом заплакал и более на вопросы не отвечал». Папку завершал заочный приговор, подписанный судейской тройкой и завизированный Дамблдором лично.       Последнее меня, признаться, сильно подкосило. Да, я давно понял и принял, что он далеко не добрый дедушка, но он всё ещё оставался для меня важным человеком и лидером Ордена Феникса, а потому его подпись на приговоре своего человека выглядела настоящим предательством…       Тут прилетел бумажный самолётик от Кингсли, в котором было поручение для архивариуса сделать мне под его ответственность временную копию дела Сириуса, что должна исчезнуть через неделю, и извинения уже для меня за то, что он не может сегодня выделить для меня время. Я забрал материалы, поблагодарил сотрудника архива, отправил самолётик с благодарностью Кингсли и отправился на выход, не совсем отдавая отчёт, куда я иду.       Я брёл по улицам магловского Лондона, вновь и вновь перебирая разные события моей жизни, печальную историю жизни Сириуса, других людей, пытаясь сложить внезапно распавшуюся на отдельные осколки картину мира в единое целое. Получалось не очень. Почему я Гарри Поттер, но при этом не из рода Поттер? А отец был наследником? На что они с мамой жили, если в банке после их смерти ничего не осталось. Отцу, по словам Сириуса, на стажировке платили копейки, а мама вряд ли работала, имея младенца на руках? Почему всё-таки осудили Сириуса, учитывая, что воспоминания маглов в деле отсутствуют, а остальные доказательства шиты белыми нитками, даже на мой дилетантский взгляд? Он знал, что моя внешность ("вылитый Джеймс, только глаза мамины") не настоящая? Меня усыновили? А когда? И что случилось с моими биологическими родителями? И если я приёмный, то как все могли поверить в Пророчество?       Вопросы роились в голове, кружась и толкаясь друг с другом. Ответы толком не находились. Казалось, мне не хватало какого-то факта, маленького нюанса, что, словно по мановению волшебной палочки, сложит пока разрозненные пазлы мозаики.       Через пару часов бесцельного скитания по городу я порядком устал, но всё же хоть немного уложил встревоженный хаос мыслей в своей голове. А потому, наконец, аппарировал к дому, где на кухне внезапно обнаружил самого Дамблдора, спокойно распивающего с Гермионой чай.       Пока директор здоровался и извинялся за внезапный визит, подруга за его спиной сперва кивнула на него, а потом слегка качнула головой. Я знал её с первого курса. Мы долгие годы были не разлей вода. А уж скитания по просторам Британских островов, когда мы были объявлены вне закона и общались исключительно друг с другом, сделали нас друг другу ближе близнецов, которым не нужны слова для понимания друг друга. Так что сейчас я сразу понял, что директору Гермиона о моих проблемах ничего не говорила.       Мне не очень хотелось разговаривать с Дамблдором. Во мне всё ещё сидела обида за его инсценировку собственной смерти и самоустранение, когда он был так нужен. Но он пришел явно по мою душу, так что было понятно, что сбежать, как, видимо, поступил Рон, у меня не получится. И правда, директор, внимательно посмотрев в мои глаза (тут я порадовался, что опытные легилименты без заклинания и палочки могут считывать лишь эмоции и поверхностные мысли), попросил разрешения поговорить со мной наедине. Гермиона, конечно, тут же засобиралась и, попрощавшись с гостем, ушла в библиотеку.       Проводив взглядом подругу, я занялся приготовлением чая, предоставляя возможность собеседнику начать разговор. Директор это, естественно, понял и извинился за то, что ему «пришлось свалить всё на мои плечи», похвалил с успешным выполнением миссии, заметив, что «мои родители мной бы гордились».       Решив, что это хороший шанс задать мучавшие меня вопросы (конечно, я очень сомневался, что он на них честно ответит, но вдруг это нас к чему-то подтолкнет), я пожаловался на странные изменения во внешности, соврав, что в Мунго ничего не нашли.       На первых моих словах Дамблдор весь как-то подобрался, но потом, видимо что-то для себя решив, вновь откинулся на стуле и в ответ на прямой вопрос, что за хрень со мной творится и с чем это связано, как обычно, растекся мыслью по древу. В итоге он рассказал трогательную историю о том, что Поттеры очень хотели ребенка, но роды прошли трудно, и ребенок погиб, а Лили больше не могла иметь детей. И тогда, дескать, они решили усыновить мальчика. Но нужен был магически одаренный ребенок, ведь без магии жить в магическом мире очень тяжело. А потому они обратились к Дамблдору. И старик, заглянув в Книгу Хогвартса, рассказал им о ещё одном мальчике, что родился всего месяц назад и в тот момент находящегося в Магловском приюте, а следовательно, скорее всего, сироте. Как вскоре смог выяснить Джеймс, мать мальчика умерла во время родов, а отец был неизвестен, так что они поспешили забрать ребенка к себе.       Слова Дамблдора на первый взгляд звучали реалистично, но оставляли после себя ощущение недосказанности. И я поспешил спросить, почему же тогда все знакомые Поттеров твердили, что я вылитый Джеймс.       На что директор объяснил, что всему виной было магическое усыновление, в результате которого я получил имя и внешность своих приёмных родителей.       Тут я пожалел, что Гермиона, наша логик и умница, ушла из кухни: Искать нестыковки и странности самостоятельно было несказанно трудно. Наконец я вспомнил, как меня каждое лето заставляли возвращаться к тётке, обосновывая это материнской кровной защитой. И я тут озвучил противоречия. Ведь какая материнская защита в доме кровного родича, если мы даже не родственники..       И на этот вопрос у директора нашелся ответ. Он заверил меня, что материнская защита на мне была, и держалась она, дескать, именно благодаря моему проживанию в доме Петуньи. По его словам, Джеймс и Лили полюбили приёмыша, как родного сына и без колебаний отдали за него жизнь. Лили даже смогла наложить на ребенка чары материнской защиты — высшее проявление материнской любви. И якобы, будь мы одной крови, защита оберегала бы меня, где бы и с кем бы я ни жил, но в данном случае нужна была прямая родственница, как проводница магии и закрепляющее звено.       Я спросил о пророчестве, где говорилось о родителях мальчика, кто "трижды бросал ему вызов". Дамблдор пожал плечами и свалил всё на всё то же усыновление. Дескать, Поттеры меня усыновили, а потому с точки зрения магии приравнивались к моим родителям.       Я ещё более остро пожалел, что Гермионы сейчас нет рядом. Рассказ директора казался мне логичным, но вместе с тем что-то свербело на краю сознания, порождая сомнения.       Мы помолчали. Но новых вопросов мне так в голову и не пришло. Я, честно признавшись, что такие откровения мне вот так сразу трудно принять и требуется время, попросил пока закрыть тему.       Дамблдор ещё какое-то время расспрашивал меня о нашей подготовке к поступлению в Аврорат и вообще жизни. Но разговор шел вяло, и вскоре директор распрощался.              Проводив Дамблдора к камину, я опрометью помчался к друзьям. Выложив на стол копию материалов по Сириусу, я пересказал всю полученную от него информацию.       После рассказа ребята какое-то время молчали, обдумывая сказанное. Потом Рон задумчиво почесал свой затылок и спросил: — А неужели в Книге имена появляются прямо в момент рождения и ещё постоянно меняют адрес, местонахождения ребенка. А если он на метле будет лететь, там графства будут мелькать или что?       Гермиона сходу ничего подходящего не вспомнила. В Истории Хогвартса (её любимой книге) это явно не уточнялось. Но она вспомнила о бывшем директоре Хогвартса Финеасе Блэке, чей портрет мы по возвращению в дом повесили в библиотеке напротив окна, чтобы уважаемому директору не было скучно. Он-то точно должен был знать ответ. И хоть он нас не очень жалует, но порой всё же соглашается ответить на пару вопросов. Вот и сейчас, выслушав нас, мужчина задумчиво погладил подбородок и рассказал, что точного момента появления имени ребенка в Книге не знает даже он, но считается, что это происходит после первого магического выброса ребенка. Однако порой случалось и так, что выбросов ещё не было, а имя уже отображалось. Но чтобы всего спустя месяц после рождения. Такого он не слышал. А потому, узнав, что мать умерла, предположил, что магический выброс у младенца был спровоцирован угрозой для жизни. После чего, сухо восхитившись моим магическим потенциалом, мужчина раскрыл какую-то книгу и погрузился в чтение, больше не обращая на нас никакого внимания. Мы же вернулись на кухню (нам с Роном под бутерброды как-то лучше думается).       Но думалось всё равно как-то тяжко. Казалось бы, очередная загадка разгадана. Не было никакого заговора, просто небольшая семейная тайна и один одаренный сирота. Но в душе принять эту версию не удавалось. Наконец, Гермиона озвучила имеющиеся сомнения:       Во-первых, если было усыновление, то почему не ввели в род? И в чем тогда вообще это усыновление состояло, просто в смене имени и злодее в наследство?       Во-вторых, что это за загадочные чары наложила Лили, которые условно материнские, но сами по себе не держатся и требуют присутствия не самого заклинателя, а его неодаренной сестры? И неужели, если бы Лили была сиротой, страшное колдовство развеялось бы через несколько месяцев?       В-третьих, вспоминая оговорку гоблина и письмо Флёр, эта версия не объясняет, куда подевались деньги четы Поттеров. Ведь если представить себя на месте родителей, у которых есть приёмный сын, за которым гоняется Тёмный Лорд, то они должны были десять раз удостовериться, что ребенок, за которого они, по официальной версии, готовы были отдать свою жизнь, не будет после их смерти просить милостыню. Они же не могли знать, что после мальчик станет национальным героем и соберет толпы поклонников!       Таким образом, просуммировала она, хотя по отдельности почти всё сказанное Дамблдором, скорее всего, было правдиво, но поданное под не тем углом и с искажением нюансов, общая картина выходит ошибочной.       Рон попробовал пошутить, мол, раскопаем мы эту историю, и в итоге выяснится, что Поттеры просто плюнули на все эти шпионские игры и сбежали с сыном, а Дамблдор, чтобы не ломать свою игру, просто нашел сиротку на замену герою… Гермиона фыркнула, я тоже усмехнулся, но по спине почему-то прошелся холодок. Друг озвучил опасения, что уже крутились у меня в голове.       Ещё какое-то время мы перебирали всё, что нам известно на текущий момент, крутили так и иначе слова директора, но никаких новых идей так и не возникло, так что в конце концов было решено разойтись спать, благо время приближалось к полуночи.       Но я даже не успел забраться в постель, когда ко мне в дверь постучала Гермиона и попросила сходить в комнату с гобеленом Блэков. Мы с Роном, что, услышав шум, тоже выглянул в коридор, не могли скрыть своего удивления. В доме Блэков действительно была целая комната, стены которой были расписаны генеалогическим древом этого семейства. Последний раз я, кажется, туда заходил на Рождественских каникулах своего пятого курса и совершенно не понимал, зачем нам вдруг ночью понадобилась эта комната. На наши вопросы девушка пообещала объяснить по дороге и потянула меня к лестнице. Рон, естественно, двинулся следом.       Как оказалось, Гермиона предположила, что факт наследования (а, учитывая, что Сириус завещал всё мне, фактически я сейчас наследник рода), может отображаться на гобелене. А учитывая, что Поттеры - это тоже чистокровный род, который находится в родстве с Блэками, на гобелене они должны быть. Так что её идея состояла в том, чтобы "представиться гобелену и посмотреть, что он покажет". Не то, чтобы я много понял, но план звучал несложно и вроде бы не нёс каких-либо особых последствий. Так что я не стал возражать. А тут мы и дошли.       Все три сплошные стены комнаты были заняты гобеленом. На тёмном полотне ветви древа золотой нитью «росли» от родителей к детям, а от них к дальнейшим потомкам… Десятки, а то и сотни волшебников, что несли в себе кровь Блэков. Я нашел прожжённую дыру на том месте, где должен был быть «мой» крёстный, и провел пальцами по обугленному краю. Ни на что особо не надеясь, но не в силах сдерживать свой порыв, я достал палочку и, указав на раздражающую меня дырку, применил Репаро. Невероятно, но оно сработало! Сперва исчезла обугленность по краям, а затем повреждённые нити словно потянулись друг к другу. И через мгновение на гобелене возникла надпись «Сириус Блэк».       В ответ на Роново удивлённое: — А что так можно было?!        Гермиона предположила, что чары сработали, поскольку сейчас я официальный владелец дома и, соответственно, данного гобелена. Друзья попробовали тоже залатать пару дыр, но безрезультатно. После этого Гермиона вручила мне длинную иглу и ободряюще сжала плечо. Чувствуя какой-то внутренний трепет, я взял её и, слегка проткнув указательный палец, дождался, когда на нём выступит крупная капля крови, после чего решительно прижал палец к полотну, проговорив ритуальную фразу: — Приветствую, меня зовут Гарри Джеймс Поттер, наследник рода Блэк.       Стоило мне договорить, как вышитые ветви пришли в движение: одни из них поднимались к потолку, другие, наоборот, сдвигались к центру. Но спустя буквально полминуты всё опять замерло, и там, где впиталась моя кровь, проявился мой миниатюрный портрет и подпись: "Гарри Джеймс Поттер (Фурье)". От него шли золотые нити к портретам "Эстер Аделаида Блишвик" и "Морис Фурье", а серебристая нить связывала меня с Сириусом. При этом, немного поискав (ввиду перемещения веток), мы нашли и семью Поттеров: от портрета "Джеймс Чарльз Поттер" и "Лили Эванс" тянулась золотая нить к листику "Гарри Джеймс Поттер".       У меня внезапно защемило в груди. Несмотря на все открывшиеся факты и наши предположения, оказывается, в глубине души я надеялся, что мы всё же ошибаемся, и всё произошедшее имеет какое-то простое и банальное обоснование. А уж никак не подмена младенцев и тому подобная глупость!       Ребята попробовали меня ободрить, но я лишь попросил дать мне время и ушёл к себе. Не знаю, сколько я пролежал на кровати, гипнотизируя потолок, (не смотрел на часы) а потом внезапно захотелось написать тебе письмо. Ведь если я не настоящий Гарри Поттер, но при этом именно о мой лоб в Хеллоуин 1981 года запнулся Волан-де-Морт, то ты с родителями вполне можешь жить где-то за пределами Британии… Я не претендую ни на твоих родителей (это было бы глупо), ни на наследство (по какому бы праву, собственно). Мне просто интересно.       Надеюсь получить хоть какой-то ответ на это письмо. Хотя, если сова не вернёт мне его нераспечатанным, это же тоже будет своего рода ответ, верно?       Гарри Джеймс Поттер, урожденный Фурье.       17 июня 1998 г.       P.S. Я вложил в письмо своё фото, что сделано ещё до изменения внешности. Скажи, я действительно был твоей копией или твоего отца? Наверное, только исходя из этой похожести, мне стоило догадаться обо всём раньше, но ведь бывает же, что дети рождаются точными копиями своих родителей? А я о своих даже не знаю.       

* * * * *

      Привет, тёзка!       Мне хочется многое тебе рассказать и столько всего спросить, но зачем нам тратить зря чернила, если всё можно сделать намного проще, правда? Я вложил в письмо брелок со статуей Свободы — это официальный портключ, зарегистрированный отцом по всем правилам в МАКУСА. Я приглашаю тебя в гости. Родители и сестра тоже хотят с тобой познакомиться, а мама уже даже поставила печь пирог.       Надеюсь на скорую встречу.       Искренне твой,       Гарольд Джеймс Поттер.       P.S. Пароль — «Домой».       P.P.S. если хочешь бери с собой и своих друзей, портключ рассчитан на троих.

***