Хочется кричать, но это не поможет,
Ведь я сам сотворил себе ад.
Наверное, вот идеальное описание того, что творилось со мной в те чёртовы три дня. Иногда, когда я всё-таки делала небольшие перерывы, ловила себя на мысли: вот бы хоть кто-то помог мне. Хоть как-то направил и поддержал. Я злилась на себя, на того, кто должен был мне помочь, но только высмеивал мои робкие вопросы. Наверное, больше всё же на себя — я ведь всегда любила заниматься самобичеванием, если что-то шло не так. И впахивала, не жалея сил, не обращая внимания на замёрзшие руки, нездорово побледневшую кожу и скрутившийся в ком желудок. Взглянув на время в углу ноутбучного экрана, немилосердно жгущего глаза даже при минимальной яркости, я моргнула. Стало на три минуты больше — очень тревожный звоночек. Я сползла со стула, легла на кровать и закуталась в одеяло в безуспешной попытке согреться. На всякий случай поставила себе будильник — больше получаса спать нельзя, ведь иначе ничего не успею. А кто это сделает, кроме меня? В глазах плыло, но я отчётливо увидела фигуру перед собой. Маленькую, ссутулившуюся, с тёмными кругами под глазами. — Давай я помогу тебе. Я смотрела на саму себя, не в силах вымолвить ни слова. — Ну же, — повторила я-вторая и улыбнулась — ласково, но устало. — Ты пока отдохнёшь, поспишь, а я всё сделаю. — Как сделаешь? — губы разлеплялись с трудом, голос чуть хрипел: я давно ни с кем не говорила, а пила последний раз часов шесть назад. — Я же знаю, что тебе осталось. Справлюсь. Во взгляде меня-второй появилось нетерпение, но она упрямо ждала ответа, как будто иначе не могла действовать. Откуда я это знаю? От накопившейся усталости вся моя рациональность просто сдулась: вопросы, откуда в комнате появилась моя копия и почему она хочет мне помочь, возникли бы тогда последним делом. Я это приняла как нечто само собой разумеющееся. Что ж, неужели мечты начали сбываться? Мне ведь так хотелось помощи. Фигурка ссутулилась сильнее, обхватила себя руками и склонила голову к груди. Я разглядывала её, наверное, всего несколько секунд, но по ощущениям это длилось довольно долго — что, впрочем, было бы неудивительно, если вспомнить момент с часами на ноутбуке; иногда мне кажется, что я до сих пор лежу в холодной кровати и смотрю на свою копию. И правда, в точности как я: одежда давно растянулась и висит мешком, волосы не первой свежести собраны в короткий хвост, губы, так же как у меня, покусаны до ссохшихся корок. И она, такая замёрзшая и несчастная, хочет мне помочь. Что-то внутри протяжно заныло, в глазах защипало, но я сдержалась. — Тебе холодно. — Что? Так же, как я, она не расслышала слова с первого раза. Мне почему-то захотелось засмеяться, обнять её и прижать к себе. — Тебе холодно, — повторила я. — Ложись рядом, я как раз нагрела нам местечко. Я-вторая неуверенно села на кровать и заползла под одеяло. Мы тут же, не сговариваясь, сплелись в объятиях. Стало до странного спокойно. — Переставь будильник, — прошептала она мне на ухо, обдав его тёплым дыханием. — На час? — я нахмурилась и потянулась к телефону. — Мы тогда ничего не успеем. От этого «мы» мне стало легче, и я-вторая, конечно же, это почувствовала. — А лучше на два. Или три, — она хихикнула и на секунду отстранилась от меня, чтобы приподняться на локте и с самым серьёзным видом, на который я способна, сказать: — Нас ведь двое — ты и я. Я и ты. — Он меня прибьёт, — устало протянула я, крутя барабан часов в телефоне. — Давай сделаем так, — я-вторая оживилась, — я встану чуть раньше тебя и кое-что поправлю в твоей работе. А ты, когда проснёшься, подготовишь вывод. — Кое-что поправишь? Да там поле непаханое! Я ещё минутку полежу и… Я-вторая ничего не сказала — только вздохнула и посмотрела на меня, но этого хватило. Конечно, ведь она знала меня как облупленную, да и я её, по справедливости, тоже. В этих глазах светилась жизнь, но совсем тускло — словно лампочка, которая вот-вот перегорит. Передо мной проносились звёздные ленты воспоминаний — вспышки тысячи солнц, затерянных в нашей с ней вселенной. Доверие и страх, горечь обид и упрямое сопротивление, борьба и вечно стиснутые зубы, из-за которых у меня — и у неё тоже — появились проблемы с нижней челюстью. Психосоматика, пожал плечами врач, исключайте стресс из жизни и продолжайте наблюдаться. Всё, что происходит со мной, влияет и на неё. Сама она ведь ничего не может сделать без моего разрешения — только спрашивает робко, прямо как я у того, кто должен был мне помочь. В моих силах всё исправить. Тогда, быть может, сальный хвостик превратится в чистый и приятно пахнущий, выпрямится спина, пропадут синяки под глазами, а вместе с ними — закостенелые страхи и тревоги. Я притянула её к себе, обняла, закинула ногу на худое бедро. Она умудрилась сделать то же самое. Уже не мучил холод; даже за окном, казалось, стало теплее. Глядя, как она тихо посапывает мне в плечо, я улыбнулась, а вскоре и сама провалилась в сон. Когда открыла глаза, прошло уже больше трёх часов — чертыхнувшись, я вскочила с кровати и села за ноутбук. Тугой комок в желудке, похоже, развязался, и живот оповестил об этом громким урчанием. Пока ноутбук просыпался, я выпила стакан тёплой воды и сделала пару бутербродов с сыром. Меня-второй нигде не было — похоже, ей нравилось появляться и исчезать без предупреждения. Но, взглянув на второй бутерброд, я услышала тихий голос в голове: «Съешь, и я съем его вместе с тобой». Аккуратно, чтобы не заляпать пальцы, я жевала свой кулинарный шедевр и просматривала работу с самого начала. На удивление, всё и впрямь было неплохо — кое-где по привычке закопалась в детали, но если затереть хвосты во избежание вопросов, то можно закончить за пару часов. Усталость, конечно, не пропала после сна, хоть я и чувствовала себя бодрее обычного; но осознание того, что до победы остался буквально шаг, помогло мне собраться с силами. Сохранить. Сделать копию. Закинуть в облако. Вложить в письмо. Отправить. Фух. Я потянулась в кресле и чуть отстранилась от ноутбука. Неужели… всё? — Вот мы и справились, — зачем-то сказала вслух, зная, что она и так это слышит и знает. Она любит какао с маршмеллоу, без ума от сушек, а ещё втайне мечтает слопать торт в виде гигантского чоко пая. Ей нравится гулять в тихих дворах, качаться на качелях, наблюдать за голубями, читать всё подряд — от бульварного детектива до статьи про рост рынка IT. Она не умеет говорить нет и боится выступать на публике, но может выйти на сцену с дурацким номером, если больше некому, и помочь упавшей на улице бабушке. Когда я ненавидела себя — ненавидела и её тоже. Но она не сдавалась: как я упрямо шла к своей цели, так и она стойко выносила мою злость. А потом пришла ко мне — сама, устав от всего, с надеждой в глазах. И я наконец-то услышала её.