Версия Пацци

Уиллу снится знойный летний день у мелкой, изворотливой речушки, обросшей камышами и осокой, какими-то цветами розовых оттенков. Ольха и ивы притеняют новый бревенчатый мостик, а из воды метрах в семи торчат трухлявые, замшелые сваи старого. «Это, наверное, Луизиана,» - думает Уилл, любуясь колыханием длинных зелёных волос, в которых путаются рыбки, синекрылыми стрекозами, сеткой бликов на близком дне. А вон откуда ни возьмись плывёт бумажный кораблик. Это любопытно. На другом берегу тропа ползёт как раз вдоль реки, мимо высокого леса на крутом, почти отвесном склоне. Венерины башмачки, золотые пуанты с пурпурными развязанными лентами красуются на опушке. Где-то в кронах сосен звучит протестующий голос: - Но, доктор Фелл, я столько не заказывал! И в ответ, с шумом порывистого ветра: - Друг мой, вы не в кондитерской. Книг не бывает слишком много. Я нашёл ещё шестнадцать рукописей по вашей теме. Посмотрите, прекрасная Лия читает уже десятый манускрипт за утро. Лия, архивная нимфа с очами мухи-златоглазки, составляет библиографии на заказ… Тропа рассечена ручьём, бегущим в реку из тесного каньона. Оттуда звенит с переливами: - Я ищу трактат Абеллы, средневековой лекарки… «De natura seminis humani»… Прозрачные помпоны зернышек чертополоха в белых оперениях парят по воздуху. Уилл разувается, почти до колен закатывает штанины и вступает в воду; она тепла и ласкова, ил словно шёлк, галька приятно вдавливается… Стены – многометровые слои старинных книг. Из щелей между ними то тут, то там свисают корни или стебли мелких орхидей. Тысячелетние залежи фолиантов, переплетённых кожей динозавров. Новый кораблик качается в потоке. Уилл его подхватывает, щупает искусно сложенный пергамент или картон; он бархатист, длинная складка вся разбухла от влаги… - Вы заняты? - скрежет катящегося камня, - У меня к вам ряд вопросов, доктор. Игрушка брошена; все двадцать пальцев цепляются за кодексы; надо скорей подняться, выбраться: там происходит что-то скверное! Всё, вылез. Попал на ровное и голое плато под изумрудным небом. Вдалеке сквозь дымку тянутся к созвездию Большой Медведицы столбы с причудливой резьбой под остроконечными крышами и сосны не намного выше их. Знакомая картина! Ещё одно усилие!... Уилл уже сидит, уставившись на увеличенную копию «Жемайтийского кладбища», повешенную тут то ли из патриотических соображений, то из некрофильских. Окончательно расставшись с миром грёз, агент Грэм встал с рабочего места – с мягкого дивана и велюровой подушки – оглядел читальный зал. Ни души… Прислушался. Внизу невнятный женский голос, кажется, уборщицы. Бегом туда!... - Дочка просила с внуком посидеть, сама она на богомолье по обету, зятя чтобы прав на машину не лишали, ну, так, слава Богу, обошлось, простили, - объяснялась с Ганнибалом прыткая и моложавая старушка, - Я уж знаю, что в зарплате потеряю, а куда деваться! Детки – это святое. - Не тревожьтесь, донна Констанца, один день можете пропустить… - Ах, как хорошо! Господь вас наградит, мессере! Только вы цветочки не забудьте поливать… А то и не трудитесь: ничего с ним не сделается. Вёдра с тряпками я слева под чёрной лестницей припрятала. Вам оно, конечно, ни к чему, но уж так, на всякий случай… - Донна Констанца. Вы свободны. Любящая бабушка потопталась ещё полминуты, снимая фартук и убирая его в сумку, наконец ушла. - Что происходит? – спросил Уилл. - Мы закрываемся до завтра. - Почему? Какие-то проблемы? - Меня навестил инспектор Пацци. - Так. - Он подозревает нас в убийстве Солеате. - И? - Я пригласил его на ужин. - Да твою ж!... Ганнибал! Тебе не кажется иногда, что твои… поведенческие паттерны… скажем,… несколько весьма однообразны? Вышли в дремотный ноябрьский сад. - Ты хочешь это обсудить? - Я хочу, чтоб мне не приходилось это обсуждать! А ты чтоб вырубил автоответчик и объяснил по-людски, почему, стоит тебе уловить на горизонте какого-нибудь урода, как ты тут же тащишь его к столу, в смысле, за стол! И ладно бы в субботний вечер! Нет! Среда, начало третьего – а мы уже готовимся к банкету! Ты забыл, чего нам стоило получить эту работу!? Смотри – напросишься на увольнение! - Уилл, успокойся. Ты спрашивал себя, почему устроиться на пост куратора Каппони было так сложно? Ответ: потому что он, этот счастливец, становится полноправным распорядителем дворца. Я могу не только запереть двери на несколько часов раньше, но и, к примеру, устроить выставку картин Гогена или костюмированную вечеринку по случаю шестисотлетнего юбилея возвращения папского двора из Авиньона в Ватикан. - Тебя никто не контролирует? Уверен? - Мы в Италии. Усердный труд здесь приравнен ко вредительству, железное алиби покупается за медные деньги, место женщины – на кухне и в постели, то есть рядом с мужчиной, а единственный важный вопрос – где приобрести продукты для застолья? Надеюсь, рынок ещё не разъехался. - Если тут так хорошо, зачем ты свалил в Америку? - Ускользающая цель. Такую тему лучше не развивать… Сели в машину. Уилл вручил другу ключ, но ворчать не перестал. - Интересно, если бы про нас снимали телешоу, как бы оно называлось? «Ужин с придурками» - это, конечно, грубо. Как насчёт «Игры в бисер перед свиньями»? - Хочешь свинины? - Ты совсем меня не слушаешь!? - Прости, я планирую меню. - А можно я этим займусь? Уж я такое сочиню – век не забудете! - Изволь. - Ага! Главное блюдо – свинья с апельсинами! И не какой-нибудь молочный поросёнок, а старый, отбитый, потасканный боров!... - Нас ждёт трапеза с инжиром в кармане? - Ты сам говорил, что еда – универсальный код. - Продолжай. - На холодное – салат с кальмаром или осьминогом, в общем, со спрутом, с ла-пьоврой, догоняешь? Пусть вспомнит, чем должен заниматься полицейский! И маслин не пожалей! - Что будем пить? - Чинзано. Жёлтый. - На сладкое каштаны, запечённые в меду? - Щас! Морда треснет! Что ты там готовил для покойного профессора? - Панна-котту с калиной. - Неплохо, можно повторить, но с добавками. Значит, в желе – перца чили, а сливки водкой разбавь, и будет десерт для настоящего мачо! Ну, всё? Или я что-то упустил? - Гарнир. - Ах, да… - Свиньи, как и полицейские, умеют копать и отыскивать… - Только не трюфели! Я их уже видеть не могу! Знаешь, что по-настоящему любят свиньи? - Только не картошку. - Все её любят! - Ну… если немного… - Конечно. Мы и так слишком щедры к этому тупому душниле! Ганнибал пристроил машину на парковку, заглушил мотор. Компаньон открыл свою дверь... - Постой, Уилл, мне надо кое-в-чём признаться. … Когда я сказал, что наш будущий гость счастлив в браке,… это была манипуляция, которая в нужный момент направила на него твою агрессию. Один из нас должен был дать ему отпор в Салоне Лилей, но мои действия обычно причиняют больший ущерб, так что… - Так жена его не любит? - Я не знаю. Допускаю, что жалеет. Или пользуется. Он её точно боготворит. - Ты её видел хоть раз? - Да. Недурна… - Почему не пригласил её тоже? - Пригласил, но наш преследователь ещё не выжил из ума, чтобы вести свою королеву в логово убийц. - А, ревнует! … Что до тебя… Ты правильно поступил и тогда, когда… ну, вроде защитил его, и сейчас, раскрыв карты. Ты молодец… Только нельзя ли было раньше сказать? - Раньше, чем ты осыпал бы меня блистательными кулинарными идеями? Нет. - Но я ругался, как последнее хамло. Тебе пришлось выслушивать… - Выражения искренних эмоций оскорбляют не более, чем гром с небес или голоса животных. Грубость омерзительна в личине вежливости, ставшая вдобавок ложью. Твои нападки на Пацци к тому же созвучны моему собственному отношению, которое я в силу известных причин не могу вербализировать. Сегодня особенно важно, чтоб ты проявил к инспектору максимум сочувствия. Я ценю то, чего мы добились, не хочу это терять, но… - Всё будет нормально. Обещаю, мы проведём отличный вечер, и никто не пострадает. Пасмурный, но сухой, безветренный день казался тёплым. Рынок был полон шумного народа и пёстрых товаров. Ганнибал первым делом нашёл знакомого мясника, который заворачивал свинину не в тряпки или целлофан, но в остро-ароматные листья хрена; выбрал большой кусок с рёбрами, прямо на прилавке обеими руками сломал его поперёк костей, сложил вдвое и попросил стянуть шнурком, а внутрь сунуть ветку розмарина. Уиллу не нравилось смотреть на рубленые туши, он отошёл в овощной ряд и, собравшись с духом, возгласил: «Ми патате!». Тотчас со всех сторон зазвучало: «Qua! Qua! Qua!», словно люди превратились в лягушек. Громче всех квакала смуглая, длиннолицая женщина, с царственным видом лущившая кедровые орешки над горой клубней. - Сеньора, мольте, пор-фаворе, - попросил Уилл и показал пачку денег. - Per favore, - исправила торговка, накладывая картофель в холщовый мешочек. - Скьюзи, - покупатель приложил руку к груди, - Сан Американо. Женщина расхохоталась, скаля козьи зубы. Её смех подхватили соседки и прохожие. - Да что я такого сказал!? - Soldi dai, Santo! – нахально потребовала торговка. - Сама сдохни, кошёлка! – Уилл шлёпнул купюрами по грязной ладони, схватил покупку и поспешил на поиски спутника, которого обрёл вскоре перед ящиками апельсинов. Продавец пылко доказывал, что у него лучшие цитрусы в мире; Ганнибал слушал с видом человека, повторяющего в уме таблицу умножения. Сцена продолжалась минуты три, после чего были приобретены пять рыжих шариков средней величины. Но эпопея под названием «доктор Лектер покупает продукты» только начиналась. В течение сорока минут маньяк-кулинар отыскал авокадо, кумкват, кизил, барбарис, шесть сортов перца, полный гербарий зелёных приправ. Выбирая маслины, спросил спутника: «Такой калибр подойдёт?». Тот кивнул, а владелец лавки закричал со смехом: «Даже не сомневайтесь, сеньор! Такими пушку можно заряжать! Слона насквозь прострелит!». Вообще глядя не местных продавцов, Уилл думал, что ещё не опоздал заиметь клоунофобию. Его крепко поёжило при виде, например, огородника, жонглирующего тремя ярко-жёлтыми репами и курящего при этом трубку. Но всех заткнул за пояс рыбник, к которому друзья завернули под конец, ради головоногого. Пропахший морем тип, вытащил из бочки нечто длинное, свисающее полутораметровыми щупальцами. - А вот и Октавио! Прошу любить и жаловать, - представил он мокрое мёртвое тело, - Любить его, а жаловать – мне. Достойнейший был гражданин. - Давно скончался? - Минут десять назад. - Этот точно ответит за всю кОзу нОстру, - прошептал Уилл, и добавил громче, - Амо фрутти ди маре. Ганнибал достал кошелёк; продавец поместил осьминога в пластмассовое ведёрко, но вдруг с изумлённым возгласом выловил что-то того сосуда, где покойный спрут ждал своей участи. - Мама дорогая! Вы глядите! – показал всему люду кубик Рубека, - Собрал, шельмец! Я пять лет с этой штуковиной возился, крутил и так и этак – без толку! Отец мой бился - зря! Дед колупался – хоть бы что! Тьфу, думаю, тони ты к бесам! Бросил в бочку, а этот сцапал – и ведь разобрался! Всё цвет к цвету! Вот ведь умная животина! Ваша милость! Докиньте тыщёнку-другую! Не успев договорить последнее слово, прохвост получил от графских щедрот сразу три тысячи лир и залился новой трелью: - Ай, благодарствуйте, сеньор! Чтоб вам столько же диссертаций написать за одну ночь! Как отужинаете – так сразу начинайте! Этаким мозгам Эйнштейн бы позавидовал! Прощай, Октавио! Вечная тебе память! И от переизбытка чувств он захлопал в ладоши. Аплодисменты подхватили его товарищи и некоторые зеваки. Маэстро чинно раскланялся и прошествовал к воротам рынка. - Будь этот шут Пиноккио, его шнобель вымахал бы до самого горизонта! – рассчитал Уилл. - А, ты не забыл мою рекомендацию. Много уже осилил? Нравится? - Не особо. Мутно как-то… Главное, зачем сочинять такую сказку ЗДЕСЬ!?... - Надо полагать, на экспорт. - Ха! В каком ещё уголке мира люди не знают, что надо честно работать и не вешать ближним на уши спагетти? Кому нужны эти плоские морализаторства!? - Сколькими глазами ты читал? - Двумя. - Значит, открывай третий. У машины отирался какой-то бродяга в длинном пальто. Гремя отмычками из всех карманов, он сообщил, что подошёл просто полюбоваться, попросил на бедность, но удостоился одного лишь удавьего взгляда и по-быстрому унёс ноги. - Подумай о древесине, - намекнул Ганнибал, отпирая багажник, - Что такое деревянная кукла? Его глаза как будто надавили Уиллу на щёки. Сердце застучало тяжелей. - …… Это метафора. - Чего? - … Психопатии. - Верно. - А нос растёт… - По Фрейду. - Гадость! - Но ведь не ересь. - Лучше уж рога. - Красивей, да. Но подростку ещё… - Ганнибал, посмотри! Уилл заметил на тротуаре тощую бродячую собаку. Она отчаянно нюхала землю, перебегая от скомканной газеты к пустой консервной банке возле мусорного короба, жалобно глядя на приматов, тащивших кули снеди. - Угостить? - Да, пожалуйста! Доктор Лектер достал невесть откуда кинжал, вырезал ребро из куска свинины, но не бросил своей рукой, а предоставил для пожертвования другу. Собака не дала себя погладить, поймала подачку зубами и куда-то с ней убежала. Уилл, понурый, сел в машину и всю дорогу промолчал, краем уха слушая, как отставной мозгоправ и неисправимый книжник преобразует старую детскую сказку в психотерапевтическую мистерию, историю борьбы с расстройством личности. Ганнибал нарочно ехал медленней обычного, рассуждая, что первым шагом к оздоровлению души является сестринская любовь феи, но окончательное превращение в «настоящего мальчика» возможно после возвращения долга символическому отцу, а именно спасения его жизни. Казалось, всё это имело для толкователя глубокое личное значение, но Уилл никак не мог сосредоточиться. Он невольно думал о своих сыновьях, о питомцах, о том, какое счастье – обнять ребёнка или ручного зверя. Или женщину!… Но вот У ЭТОГО человека всегда на уме будут волшебные метаморфозы, морские чудища, говорящие сверчки… Он никогда не станет настоящим взрослым, которого можно оставить без присмотра – и без риска катастрофы. На кухне, в тепле и сытости от компромиссного бутерброда со сладким шиповничным чаем хандра покинула профайлера, и он включился в изготовление ужина. Первый, алхимический этап создания эликсиров, в которых потонут ингредиенты до обработки жаром, уже был позади. Ганнибал поставил между собой и ассистентом двухступенчатый блок с ножами всех размеров – выбирай, коллега. Уилл взял аналог перочинного и принялся обскабливать картошку. Доктор же выхватил нечто вроде мачете, которым изрубил премудрого Октавио, столкнул в маринад, где смешались ликёр Амаретто, сок лайма и ещё пять-шесть разных субстанций. Потом ногтями очистил апельсины, нарезал тонкими колёсиками, погрузил а Чинзано, а неформатные, полюсные части скормил помощнику. Сам он никогда не ел раньше срока. Пока дольки картофеля принимали йогуртовую ванну, Уиллу было поручено взять шприц (обычный медицинский) и делать подвыжатому кумквату коньячные вливания. - Вводи иглу несколько раз под разными углами, - серьёзно поучал шеф, сшивая переломанные свиные рёбра так, чтоб получилось подобие ладьи, борта которой утыкал лавровыми палочками. Сложив внутрь начинку, усыпав специями, он поставил очередной шедевр в разогретую духовку и сказал: - Теперь у нас полтора свободных… Тут из прихожей донёсся дверной звонок. - Кого там нелёгкая несёт? – удивился Уилл. - Я никого не жду. - Пойду, посмотрю. Через две минуты американец влетел на кухню переполошённый: - Это Пацци! Он уже здесь! - Странно. Мы договаривались на семь. - Что делать-то!? Нам нечего ставить на стол! - Успокойся. Займи его на четверть часа. - Да что можно приготовить за это время!!? - Pel`meni. «Коломбо хренов!» - шептал агент Грэм, садясь напротив местного сыщика в чёрное кожаное кресло. - Ганнибал попросил немного подождать, пока он закончит… с сервировкой… Ни из кухни, ни из смежной с ней столовой не было слышно ни звука. - Ладно. …………. Я отпросился пораньше… - Нда… - Немного тороплюсь… Жена просила отвезти её в «Скалетту» - это ресторан. Там её подружка отмечает помолвку. Что называется, девичник… - А на службе вы сказали, конечно, что идёте допрашивать подозреваемых? Пацци поймал себя на том, что предпочёл бы компанию подморожено-корректного доктора Фелла. - У нас две трети отдела расходится по частным визитам аж с полудня… - Остальная треть, видимо, подгребает в офис только после обеда. - А что вы делали ночью с прошлой субботы на воскресенье? - Гуляли, пили, ели. Во втором часу сторож галереи Уффицы за небольшую плату пустил нас поглазеть на Боттичелли, и мы до самой зари гадали, почему на картине «Весна» ровно девять персонажей, не связано ли это с мистикой Данте. - Выяснили? - Нет. Заснули. Инспектор хотел уточнить, на чём это можно спать в музее, но тут из паркета вырос Ганнибал и пригласил отужинать. В это трудно поверить, но стол был накрыт со всем шиком. Даже букет лиловых гладиолусов и диких мимоз возвышался над толпой горящих свечей. Перед каждой тарелкой стояла серебряная пиала с густым бледно-зелёным соусом. Среди салата кудрявились варёные щупальца осьминога, а под зеркальным клошем источали ароматный пар прихотливо слепленные штучки жёлтого цвета. - Ух ты! – Уилл не скрывал восхищения, - Считанные секунды - и такой пир! - Знаете, чем хирурги объясняют сотворение мира за семь дней? Тем, что Господь не делал пауз и лишних движений. Открой, пожалуйста, вино. Пацци как единственного гостя усадили во главе стола, и ему первому хлебосольный хозяин положил невиданных горячих изделий. - Как это называется? Бель…-мено? – спросил Уилл, получая свою порцию. - Пельмени. Сибирская паста. Я приготовил их про запас позапрошлой ночью – что-то не спалось. Вопреки классическому рецепту добавил в тесто куркумы, чтобы… - Да-да, выглядят вполне… Почти совсем не похожи на отрезанные уши. Уилл всё же налил себе вина до самых краёв. - За встре… Ганнибал глянул на Ринальдо и чуть не выронил бокал. Что же делал тот несчастный? Он ел. Плотно, как в утреннем автобусе, прижав локти к бокам, приклеив взгляд к краю тарелки, зажав в правой руке, но не используя, нож, он метко втыкал вилку в пельмешку, совал в рот; быстро, не размыкая губ, изжёвывал, глотал, накалывал новую и повторял те же бездушные действия, нелепо, как-то по кроличьи двигая стиснутыми устами. Никто ещё так варварски не нарушал застольный протокол, предписывающий гостю доктора Лектера после первого надкуса благоговейно осведомиться, из чего сотворено сие чудо, какой нацией оно изобретено, по каким особым случаям подаваемо, воспето ли бессмертными стихами и так далее. А эта полицейская дубина тупо уминала, словно сидя в дешёвой столовке! Брови Ганнибала сошлись шалашом, левый угол верхней губы дёрнулся кверху. Уилл издал что-то вроде подавленного чиха и уткнулся ртом в салфетку. Он никогда ещё не видел друга таким обескураженным, но не дал себе злорадствовать дольше секунды, посмотрел на едока со снисходительной улыбкой, пожал плечами, как бы призывая отнестись к происходящему юмористически, попробовал новинку. - Очень вкусно. Там фарш, да? Как всегда, комбинированный? - Как всегда. … Советую воспользоваться ложкой, что бульон не вытекал. - Хорошо. А тут у нас что? - Гуакамоле. Думаю, эти два блюда ещё ни разу не встречались… на одном приборе. - Да что там – под одной крышей! … Салатику, коммендаторе? Пацци потряс головой, как солирующий гитарист рок-группы. Инициативный эмпат положил ему в тарелку немного крошева из латука, моцареллы, маслин и моллюска. - Вкусно? Та же пантомима. Ганнибал нервно тёр скулу, а его подсознание выбивалось из сил, затаптывая, закапывая воспоминания о советском детском доме. - Выпьем? – предложил Уилл. Пацци автоматически хапнул бокал и залил в рот, как стакан содовой, после чего утерся жёваным платком из кармана, встал, задвинул стул и сказал: - Спасибо. - Уже уходите? – проронил доктор Лектер. - Да. Пора. Уилл вскочил, удержал это недоразумение за локоть. - Но сразу никто не уходит. В гостях так не принято. - Да? Я вообще не мастер по части визитов: не особо-то приглашают… Потом Аллегра… Ну, если ещё минут десять… Сел на место, посмотрел в пустую тарелку, потом на хозяев. - Хотите добавки? – спросил Ганнибал. - Не откажусь. - Нам не жалко, - отвечал Уилл, отсчитывая пять пельмешек, - Но за столом не обязательно только есть, можно и пообщаться. - Да!? Скажите это моей маме! Только сперва наденьте мотоциклетный или ещё какой-нибудь шлем. - Зачем? - Затем, что огребёте ложкой по лбу. - Ваша мама ещё жива? – полюбопытствовал Потрошитель. - Уже нет. - Жаль. Я попытался бы её разубедить. Пацци безнадёжно махнул рукой, уронил взгляд и ткнул вилкой… - С донной Аллегрой вы тоже ужинаете молча? Инспектор как будто даже испугался: - Есть… при Аллегре!? Неет. Я слишком люблю её, чтоб… У меня же никаких манер!... Да она и редко проводит вечер дома; обычно я прихожу с работы, морю червя перед телеком и жду звонка, потом забираю её из театра, с вечеринки или просто с улицы, везу в наше гнёздышко, а там!… Ну, вы, надеюсь, понимаете. - Ринальдо, вы лучший супруг во вселенной. Ваше здоровье. - Эх! Лучшим я был бы, если б денег получал раз в сто так больше. Машинку бы купил ей перламутровую, на Ривьеру свозил… Или где ещё хорошо? - Мне нравится здесь. … Но если вас тянет ближе к Эдему… - Слов нет, как тянет! Доктор Лектер эффектно задумался, потом выдал: - Мне рассказывали, как один человек сильно обидел некоего одиозного миллиардера и успешно скрылся от его гнева, залёг на дно, допустим, в Лигурии… Но доживать век в подполье он не собирался, активно выждал года полтора, то есть внедрил в личную армию врага своих друзей; узнал, сколько мешков золота готов выложить тот за его особу, непременно живую – для изощрённой мести. Богач хотел даже сам схватить свою добычу, а награду обещал тому, кто только возьмёт след, заполучит отпечатки пальцев, по которым этого человека можно опознать, а дальше займутся его воротилы. Что ж… Беглец предложил союз самому честному и, соответственно, бедному полицейскому, предоставил материал для дактилоскопии, после чего оказался в плену, но враг торжествовал не более часа… То был его последний час. Опустив подробности, скажу только, что полицейский за свои услуги получил сначала сто тысяч долларов от ловца, на которого бежал зверь, а потом и от самого зверя триста тысяч. Этого хватило и на пурпурную Мазерати, и на виллу под Неаполем, и на полугодовой круиз до Мальдив. - Аййй!... Вот повезло-то! - Ещё пельменей? Не стесняйтесь, доедайте. - Спасибо, доктор Фелл! Это чертовски вкусно! И салат! И вино отличное! Зря я не привёл Аллегру! - Да уж, - буркнул Уилл и подумал: «Ещё руки расцелуй, лизоблюд!». Пацци действительно был доведён кондиции: - Ух! Если б мне встретился такой же хитрож… то есть гениальный конспиратор, за чьи пальцы какой-то дебил отмусолил бы сто косарей! ОО! Я бы жизни за него не пожалел – чужой, конечно! Ваше здоровье, сеньор! – и осушил третий бокал. - Я думаю, у вас есть всё шансы… Кстати, как продвигается расследование гибели профессора Солеате? - Солеате? Какого Солеате? Впервые слышу… И мне, к сожалению, пора. Жена обидится. - А может, мы со своей стороны её чем-нибудь утешим? – предложил Уилл. Идеальный муж напрягся: - Чем это? - Например, пошлём гостинец. Салата ещё много… Я поищу на кухне контейнер. Агент Грэм не самой твёрдой походкой вышел из столовой и вернулся с эмалированной коробочкой, украшенной орнаментом из незабудок. Туда он сложил остатки закуски, закрыл, протянул Ринальдо со словами: - Вы ведь опытный, талантливый детектив с развитой интуицией, верно? Могу я задать вам чисто профессиональный вопрос? - Ну, давайте. - Допустим, вы ищите серийного убийцу – нет, не цветочного монстра, тот, видимо, уже как-то сам угомонился. А вот этот режет людей, как капусту; улик – ноль без палочки, но вам всё время мерещится странный образ – человек с чёрной кожей и оленьими рогами. Кого следует подозревать в первую очередь? Составьте портрет. - Что ж тут составлять? Вы сами всё сказали. Вам нужен негр, которому изменяет жена. Уилл всхохотал, но вдруг содрогнулся всем телом… - Изменяет… жена?... - Может, и не изменяет, но он её ревнует до безумия. Есть у нас в поле зрения такой кадр? Профайлер не ответил. Он перевёл на партнёра ошалелые глаза… - Ладно, - Пацци сунул за пазуху контейнер, - Спасибо за приятнейший вечер, доктор Фелл. Не провожайте. Вашему другу, кажется, дурно… Гость удалился. - Уилл,… поговори со мной. - … Господи! … Господи Боже!…… Это же… Джек Кроуфорд!...