Ильверморни

      Куда стремительно мчится время, никто из нас не знал. Уже через неделю нам было велено вернуться в Хогвартс на осенние каникулы, но покинуть Ильверморни значило оставить часть себя без надзора на какое-то время.       Осенний лес, укутавший школу, пестрил разнообразными красками, соблазняя пройтись перед обедом. Множество разноцветных вязаных шапок из листьев сверкали на дневном солнце, обещая тепло, но это тоже был обман — в горах об абсолютном тепле знали мало. Я гипнотизировал старое окно каменной рамы, которое держали мраморные Атланты на плечах: тишина вязко заполнила уши, а мысли текли неспешной кровавой рекой. Подперев одной рукой подбородок, а второй держа замершее перо, я раздумывал о том, как вовремя судьба уберегла меня от Беды — ещё несколько разговоров с ней, и я мог бы попасть в настоящую ловушку. Правда, предаваться самоистязанию долго не пришлось — как-от неожиданно моë уединение с невеселыми мыслями разрушила небольшая холодная рука. Тимати Пайк стоял передо мной растерянным и обеспокоенным, упрямо заглядывая в лицо — посланник во вражеский стан, значит. Позади него в полной тишине навострился весь мой сброд, напряжённо наблюдая за моими действиями и ожидая реакции. Не знаю, сколько они занимались этим, но почувствовал я себя неловко.       — Сэр, у вас всё в порядке?       — В полном, — я бросил перо, резко отодвинул стул, отчего парень отшатнулся назад, и направился за мантией в свои комнаты. Не хватало ещё разговоров по душам!       — Куда Вы? — крикнула Паркинсон.       — Хочу пройтись. Позволите мне, мисс Паркинсон?       Стоило мне собраться в дорогу, как я услышал топот нескольких пар ног. Обернувшись, я заметил 7 экипированных в уличные мантии молодых людей, что словно цыплята за курочкой последовали за мной. Если это скупой жест поддержки, то я очень тронут.       Горы были залиты дневным солнцем. Мы вышли за пределы замка, к горе Грейлок, и зашагали между плотным насаждением из деревьев, наслаждаясь хорошей октябрьской погодой и нагрянувшим теплом. Гринграсс тихо рассказывала о драке внутри факультета змеев подруге, а Драко хвастал о том, что его отец бывал Ильверморни десять лет назад. Кто-то спросил у Грейнджер, как поживает Поттер — по прежнему с издёвкой. После Салема подопечные немного успокоились относительно её личности в нашем коллективе, но признавали это без энтузиазма, как магловскую одежду.       Мы всё брели и брели под тихое шуршание разговоров, пока не вышли на небольшой клочок земли, покрытый листьями высокой ольхи, откуда открывался замечательный вид на красно-оранжевое буйство деревьев, покрывающих горы. Почти не было ветра, а солнце ласково огибало каждый ствол и каждое нагорье.       — Гарри писал, что в Уагаду они очень много практикуют беспалочковую магию и боевые заклятия. Но у них очень загруженный учебный день — занятия начинаются на рассвете, а заканчиваются на закате, и в Африке нещадное солнце, — она прищурилась, — я бы не смогла там.       Я остановился на опушке, вглядываясь в ландшафт, втянул носом прохладный разреженный воздух, будто был здесь один. В Хогвартсе, должно быть, ещё пахло гарью выжженного леса и перетертым в порошок камнем. Я посмотрел на своих подопечных, что также замерли, глубоко задумавшись о чём-то: стая выброшенных на землю рыб с холодными, потерянными глазами.       — Аманда писала, что в Шармбатоне практически все говорят на французском и неохотно переключаются на английский. Они несколько брезгливо настроены по отношению к хогвартским.       — Французы, что были у нас во время турнира Трёх, очень высокомерны, так что не удивил, Райт, — хмыкнула Паркинсон, поправив рваную чёлку.       — Давайте честно, нам повезло больше всех, — Тимати нашёл какую-то палку и принялся рисовать кривые узоры на сухой земле, — мы все с одного факультета, кроме Беды, и в школе, что так похожа на Хогвартс.       — И здесь нет «особого» отношения, — подтвердил Драко, а его приятели согласно кивнули, — я думаю перебраться сюда после получения диплома. Дома нас никто не ждёт.       Видимо, за пределами Ильверморни подозрительность студентов рассеялась, и они сочли нужным говорить то, что думают, словно нашли надёжное место для своих секретов. Неожиданно появившаяся откровенность подарила ощущение безопасности и принятия, поэтому я тоже решил поддержать разговор:       — Если говорить откровенно, то мистер Малфой прав. Отчасти поэтому директор Макгонагалл настояла на том, чтобы вы продолжили обучение вне Магической Британии. Вернуться домой было бы скверным решением для нас.       — Для вас тоже? — спросила Гринграсс из тени.       Я молча изучал присевших на камни сирот Пьюси и Пайка, которые если не закрепятся где-то, то потеряются, на Райта, что, наверняка, станет гелертером сразу после выпуска, лишь бы не возвращаться к отцу, на Паркинсон, родители которой спешно покинули поле битвы после смерти Поттера, на Малфоя, отец которого всё ещё занят судебными тяжбами. В отличие от них, молодых и нагруженных непростой жизнью, я мог упорхнуть куда угодно, без семьи и без детей.       — Да, для меня тоже.       Гермиона отвернулась сразу же, услышав мою реплику. Мне становилось очень больно наблюдать её отчужденность и безразличие, вызванное моим холодными поведением после Салема. Я бы пошёл за ней куда угодно, но вернуться домой — значит продолжить жить прошлым, бороться за место под солнцем и чахнуть, а Гермиона… Гермиона не сможет без Поттера, Уизли и насиженного теплого гнезда, где всё понятно и знакомо. Непослушные крупные кудри стали карамельного цвета от солнца, а клюквенного цвета мантия сделала её выше и взрослее — не понимаю, что при взгляде на нее заставляло тепло растекаться внутри?       — Вы думаете остаться в Ильверморни преподавать?       Я скупо пожал плечами, стараясь не выдавать внутреннее волнение от того, что разговариваю с ними, как с нормальными взрослыми людьми, которые ещё вчера едва доставали мне до локтя макушками. Я такого не делал больше 20 лет.       — Если честно, я тоже думаю остаться, — заявил пухлый Эдриан, и Пайк кивнул ему в знак согласия, — профессор Перес говорит, что мы с Тимоти можем претендовать на место в аспирантуре в Массачусетском Университете Колдовства и Алхимии, если пройдём подготовку у него.       — А я буду здесь преподавать: профессор Стюард предложила мне остаться здесь после выпуска, — уверенно смотря на меня сказал Бенедикт, — и Дефо доволен моей работой в совете гелертеров.       — Кэти хочет, чтобы после диплома я познакомился с её родителями в Калифорнии.       — А я, между прочим, буду жить с Магнусом в Лос-Анджелесе! — пискнула Паркинсон в сторону Драко, едва не хрюкая от возмущения.       — А мне сделал предложение гелертер Перес, — высокая Гринграс опустила глаза на траву, а на её щеках появился румянец.       Гермиона выжидающе обернулась на меня, и я понял, что следует что-то сказать о планах подопечных, хоть и был примят тем фактом, как всё само здорово устроилось. Получается, план сработал, а дети в надёжных руках.       — Я уверен, что буду вами гордиться.       И снова наблюдая за оживлением в нашем маленьком, подбитом коллективе из-за моей откровенной похвалы, я мысленно сделал заметку прислушиваться к Гермионе, когда дело касается отношений с людьми. Она хорошо их чувствовала и всегда знала, как правильно дать обратную связь.       Согревшись на опушке, мы медленно двинулись в сторону Ильверморни. Прогулка заняла не больше часа, о чем возвестили часы на главной башне, когда до ворот замка оставалось совсем немного. Студенты ушли вперёд, спеша по своим юным делам, а я неспешно подползал к статуям Изольды и Джеймса, чувствуя невероятное облегчение. И только одно заставляло меня нервничать, как первогодку — Гермиона, единственная кто был неподалёку, буквально дышала мне в спину. Если быть откровенным, мысли о случившимся в Салеме не покидали меня ни на минуту и вызывали тяжёлую апатию. Пусть мы с Грейнджер ничего друг другу и не обещали, но мысль о том, что она предала то особое «нечто» между нами, неприятно и неожиданно поранила меня, как настоящего романтика. Рациональная часть отлично понимала, чем грозит связь со студенткой, а вторая, глупая часть, терзала меня изнутри мыслями «а если бы…». Так отзывается крушение идеала — тупой болью в каждой клетке. Могла ли эта симпатия перерасти во что-то большее, красивое, вечное, надёжное? Я оглянулся, оценивающе посмотрел на кудри, что пружинили в десяти шагах от меня, и отогнал от себя непрошеные мысли. Влюблённость — развлечение для сопляков вроде Бенедикта, а мне достаточно душевных терзаний.       — Вы должны жениться, — словно нож, её резкий голос ударил мне в спину. Я остановился и повернулся к девчонке, подняв обе брови вверх, ожидая, пока она меня нагонит, — здесь много хорошеньких студенток, да и гелертерки выглядят очень даже прилично.       Тени от высоких стволов, обремененных последним листьями, падали на землю, укутанную редкой невысокой травой. Она была сухая, как пергамент, поэтому загадочно похрустывала в такт ее шагам. За деревьями прятались сообщества серьезных камней, что небольшими группками смотрели на нас выжидающе. В промежутках между тенями солнце кокетливо касалось щек, но не дарило тепла из-за прохладного горного воздуха. Не нужно быть романтиком, чтобы оценить красоту бросающихся из-за каждого дерева видов. И румяная от холода девушка, стоящая передо мной и притягивающая мою потрёпанную душонку всё ближе, намекала на то, что влюблённость — развлечение не только для сопляков. Или же я стал одним из тех глупых сопляков, которых порицал всю жизнь.       — Подозреваю, что в отличие от вас, пока не встретил никого подходящего.       — Неужели вашим требованиям не удовлетворяет мисс Дюваль?       — А мистер Райт удовлетворяет ваши потребности?       — Что? О чем ты?       — «О чем вы, сэр», — я прочистил горло, задрав нос как можно выше: пусть не забывает, кто здесь главный, — я подумал, что после слюнообмена в Салеме, вы должны быть крайне удовлетворенной девушкой.       Думал ли я, что получил пощёчину заслуженно? Нет. Я разозлился, как Цербер, оголив клыки и грозясь впиться в тонкую женскую шею этой упертой особы, которую я жаждал и ненавидел одновременно.       — Вы ужасны! — крикнула она мне в лицо, а алый след от пощёчины больно обжёг кожу. Но я не мог позволить себе попустительство, поэтому дёрнул девчонку на себя за локоть и зашипел в лицо не хуже змеи, которая пыталась меня убить:       — Не сметь, нахалка! Ты совершенно обнаглела и забыла о субординации!       — Ваша Беда! — она упрямо смотрела на меня этим твёрдым карим взглядом, вынуждая растерзать, испепелить, разорвать её. Я крепче стиснул пальцы на её локте, — это было Субдо! Дурацкая игра, на которую вы меня подбили!       — Надо было отослать тебя в Хогвартс ещё в прошлом месяце, — прорычал я.       — Эй, голубки, занятия не пропустите?       Мы не сразу обратили внимание на Дефо, но по голосу сразу же узнали нарушителя уединения. Слизеринцы уже давно отправились восвояси, но гелертер в клетчатой мантии не собирался покидать нас, поэтому я демонстративно расцепитель пальцы, выпустив птичку из клетки.       — Мы ещё не закончили, мисс Грейнджер. Продолжим позже.       — Я не буду приходить к вам в покои, профессор Снейп. Это плохо влияет на мою успеваемость! — убегающая в замок нахалка даже не обернулась, возвращая мне эту наглую ложь. В голове мелькнули воспоминания о том, как я пытался внушить вейлам, что Гермиона легкомысленная разгильдяйка, а она едва не расплакалась на школьном дворе.       — Да я тебя… — я было пустился следом, чтобы убить её и покончить с бедами, головными болями, бессонницей, тревожностью, жадным выискиванием её в толпе, сладким запахом и учащенным пульсом, но Калеб перекрыл мне дорогу, шагнув в сторону.       — Тише, Северус, — он погрозил мне пальцем у самого носа, — я, конечно, рад, что ты последовал моему совету, но у нас тут не публичный дом. Пусть девочка учится, а в свободное время…       — Да я не спал с ней!       — Северус, я серьёзно. Если узнаю, что она пропускает занятия из-за тебя или не осваивает необходимый объем знаний, то я вызову тебя на ковёр. Не забывай, что хоть я и являюсь твоим другом, я гелертер, Моргана меня дери! — мне оставалось только тихо рычать от несправедливости, то сжимая, то разжимая кулаки: ну разве ему что-то докажешь? — лучше подари девочке цветов если хочешь побыстрее с ней… определиться. У мадам Черри отличные розы в теплицах.       — Да ничего я не хочу с ней!       — Как знаешь.       Дефо определено что-то знал или же достигал невообразимого уровня проницательности. Он ведь не стал бы подслушивать частный разговор с гелертеркой Черри — худой и гибкой, как лоза, дамой, что предпочитала женским прическам бритую налысо голову, украшенную руническими рисунками, о том, что мне необходимо попасть на занятие по Травологии, или, как здесь принято это называть, «Основам плодородия». Дошли слухи, что Паркинсон не ходит на занятия, а когда ходит — хамит, поэтому мне не терпелось проверить это обвинение, а также одним глазком взглянуть на то, что здесь выращивают.       Осеннее солнце, ниже опускающееся к горизонту, накрыло оранжевым тёплым одеялом землю. Студенты у горшков плотно засели над кропотливой работой, создавая причудливые тени на земле, а гелертерка обходила свои владения, покуривая сигарету. Отметив с каким трепетом Пьюси и Пайк надрезают сухие веточки Амареля, я только усмехнулся, следуя за Черри по пятам. Чёрный подол мантии испачкался в земле, а ветер принес вкуснейшие запахи юных цветов.       — Это скорее отдых для души, чем занятие, — пояснила афроамериканка, указывая на студентов, — земля успокаивает, забирает плохую энергетику, а свежий воздух благоприятно влияет на мозг. Если честно, я не особо слежу, кто приходит на занятия, а кто нет, так что не могу ответить на ваш вопрос.       — Я и так вижу, что Паркинсон здесь нет, — хмыкнул я недовольно. Если честно, на такие занятия я бы тоже не ходил — полезной информацией и не пахло.       — Вам бы тоже не мешало в земле покопаться. Чувствую, что у вас есть нерешенный вопрос, гелертер Снейп, — она сделала новый затяг, а затем испепелил а сигарету, оценивающе рассматривая мои чёрные одежды, — возьмите белую.       Я изогнул бровь в знак непонимания: тогда она цокнула и закатила большие глаза, махнув рукой на насаженные слева кусты белоснежной сирени так, что рукав клюквенной мантии легко поднялся в воздух.       — Знаете, я думаю, что если выбирать между тем, сделать что-то или не сделать — стоит сделать. Иначе будете жалеть.       Она повела плечом невербально говоря мне о том, что дело за мной, и удалилась к раскидистому дереву, где две студентки собирали плоды. Не знаю, какие сплетни гуляют по школе сегодня, знала она или почувствовала мой нерешенный вопрос, но я застыл напротив кустов столбом. Сирень на языке цветов означает влюблённость, а белая невинность — и если первое отзывалось во мне приятной теплотой внутри, то второе не соответствовала реальности ни на йоту. Какие бы то не были чувства к Гермионе, они отнюдь не невинные.       Сам не понимая, как, я очнулся с садовыми ножницами в руках.       — Не паникуйте, мисс Грейнджер, я займу всего пару минут. Я понимаю, что это странно, но я хочу сказать вам, что вы мне ужасно надоели.       — Я не уеду отсюда, сэр, даже не пытайтесь.       — Ваше упрямство раздражает меня больше всего, но я хотел сказать прямо противоположное. Ваш старый профессор испытывает некоторые сложности с идентификацией того, что у него происходит, но молчать об этом уже не может: я думаю о вас постоянно.       — Сэр, я не собираюсь крушить Ильверморни и доставлять Вам проблем: я учусь, делаю домашние задания, не болтаю лишнего и завожу друзей!       — Мисс Грейнджер! Я лишь хотел проявить к вам внимание! Поухаживать, если позволите!       — Этот букет…мне? И вы хотите сказать, что…       — Что вы мне симпатичны, мисс Грейнджер, и я выражаю надежду, что я вам хотя бы не отвратителен!       Бред какой-то: я потряс головой в стороны, положив ножницы на теплую землю. Лучше вернуться в гостиную, пока не натворил дел.       Правда, стоило мне появиться на пороге, суматошный гул больно ударил по ушам: змееныши громко спорили о том, куда Блейз Забини, не вернувшийся на обучение, пустился в бега. Судя по разговорам, к ним попал «Пророк» недельной давности, поэтому хорошо знавшие беглеца друзья объединились за общим делом — перемыванием костей. На меня они не обратили никакого внимания, хотя еще днем глаз не спускали из-за апатии, которую можно было не только почувствовать, но и пощупать руками.       — Да нет же, Гойл должен знать! — уверял Малфой.       — Нет, он у Дункана, я уверена! — кричала Паркинсон, отбирая пергамент у блондина, — я напишу ему, он точно мне скажет!       — Они поругались с Дунканом, идиотка, — Тимати попытался протиснуться между ними, но Райт оттолкнул бедолагу на пуфики.       Я лишь покачал головой. Не всех удается спасти — это грустная правда. Я лично разослал письма всем семикурсникам с предложением сбежать из страны, но лишь некоторые изгои решились. К сожалению, Макгонагалл была права — обозленные и потерянные слизеринцы способны на все.       Справа от двери, напротив камина, сидела Гермиона, заполняющая таблицу по Рунам, как я мог судить. Ее почерк был аккуратным, но не самым читаемым из-за мягких завитков, однако я уверен — упади ко мне на стол сто эссе, я бы нашел ее вязь безошибочно. Мысли вернуться в комнаты испарились из головы мгновенно, поэтому, сняв мантию и бросив ее на стул, я устало присел на диван рядом с ней. Лишь на секунду перо замерло, выдавая ее внимание, но она вновь на меня даже не посмотрела.       — День почты, а вы никому не пишете? — осторожно спросил я.       — Я написала и отправила всё, что хотела, еще днем. Это ваши разгильдяи только сейчас очнулись, — она подняла голову на настенные часы: почти 12, скоро комендантский час.       — Гермиона, я хотел бы принести вам извинения за свое поведение.       — Хотел бы, но не буду, — пробубнила она, размашисто подчеркнув таблицу и ставя тем самым точку на домашней работе, — это было заклятие Субдо и один ничего не значащий поцелуй с Райтом. Он даже не помнит его.       Я нагнулся к ней, оперевшись на колени локтями, и проникновенно посмотрел в карие серьезные глаза. Все чаще Гермиона становилась раздражительной и холодной, но даже это не пугало меня — я все тянулся к ней, как магнит, вопреки здравому смыслу. Интересно, каково было бы, если бы она принадлежала мне? Хоть на мгновение, хоть на пару часов.       — Поцелуй со мной тоже ничего не значил для вас? — прошептал я.       — Нет! — она зло захлопнула свои записи, вставая, но я привычно удержал ее за локоть. Тем временем ватага моих подопечных, занятая наведением шума, тоже подскочила с места с воплями и гурьбой направилась к двери.       — Я не буду переписывать письмо! — кричала всегда спокойная Гринграсс, держа предмет спора над головой.       — Не переписывай, просто отправь его Гойлу! — кричал Эдриан, пытаясь допрыгнуть до ее руки.       — Дункану, и точка! — верещала Паркинсон.       — Давайте быстрее уже, а то не успеем к грифонам! — гундел Малфой.       Вскоре в тишине похрустывал только камин. Удаляющаяся в коридор компания исчезла так, будто ее и не было, словно мы вдвоем после тяжелого дня остались, чтобы приятно побеседовать. Гермиона не спешила отнимать от меня руку, за которую я еще ее держал, поэтому второй я принялся поглаживать ее ладонь, едва касаясь пальцами нежной кожи. Она часто задышала, наблюдая за моими движениями, а щеки налились румянцем.       — Значит, ничего? — вновь спросил я бархатным голосом.       — Вы пытаетесь выяснить со мной отношения, словно ревнивый любовник, однако ни одного шага навстречу не сделали. Я не понимаю, почему вы так ко мне относи…       — Вы мне нравитесь, я хочу вас, — перебил ее я, останавливая танец прикосновений. Мне было важно, чтобы она услышала меня и поняла, потому что «выяснять отношения», как она сказала, я не любил. А не любил, потому что не умел, вероятно…       — Просто секс? — нахмурилась она.       — И секс, и разговоры, и прикосновения, и… — слово «чувства» застряло где-то в горле намертво, поэтому я облизнул губы и выдохнул, — обмен ощущениями. Те же любимые вами поцелуи.       — А если я в этом не нуждаюсь?       — Дайте мне об этом знать, и мы порвем эту… незримую связь, — Гермиона раздумывала, смотря на тёплые ладони. Камин обдавал ее лицо красивым светом, в котором я видел девушку, которая подарила мне такую палитру эмоций, что не каждый смертный выдержит. Не уверен, что у меня есть типаж — ни одно лицо женщины, побывавшей в моей постели, я не смог бы вспомнить — несмотря на то, что их было не больше десяти за всю жизнь, и каждую из ночей разные. Но Гермиона была о другом — о глубокой привязанности, об умении отдавать людям должное, о том, чтобы сражаться за свои принципы и справедливость, даже если придётся спорить до хрипоты, шантажировать или убивать, об умении выстоять трудности самой, без любой помощи и любой опоры, и о доме, конечно, — вы очень тактильны, моя милая Беда. Разве вам не хочется иногда спустить пар? Взамен прошу одного: принадлежать только мне.       — За кого вы меня держите? Я не нимфоманка, сэр, поэтому предложение сомнительное.       — Я бы не стал отрицать эту вашу ипостась, — с самодовольной ухмылкой я откинулся назад, на диван, обняв одной рукой спинку, — либо же вы все еще девственница, которая не вкусила прелести секса, но томится в ожидании, бросаясь на вс… — прытко девчонка откинула свои записи, отчего те приземлились на пол с грохотом, и оседлала меня, крепко сжав бедрами с двух сторон. Она принялась страстно меня целовать, словно мечтала растерзать на куски, как львица, обвив руками шею. Неважно, каким способом я получил желаемое: манипулировал, доводил до бешенства или говорил правду — она здесь, в моих руках, что нетерпеливо гладят ее ягодицы под юбкой.       — Неужели я тебе совсем не нравлюсь? — тяжело дыша, я прекратил поцелуй, прислоняясь лбом к ее лбу. Все таки, мне уже не двадцать, нужно поберечь сердце и легкие. Гермиона быстро заморгала, подняв на меня взгляд и хитро улыбнулась:       — Мне нравится, что вы очень темпераментный мужчина, хотя кажетесь тем еще сухарём.       — Скажи мне, — я погладил ее бедра с внутренней стороны, вызывая хорошо ощутимые мурашки.       — Ты мне нравишься, Северус, и я осознала это совершенно недавно.       — Ммм, потрясающе, — я собирался нырнуть в новый поцелуй, и Гермиона, как глина в моих руках, подалась навстречу, но чуткий слух сработал быстрее тела, поэтому я резко отодвинулся назад, отталкивая ее на диван: громкие возгласы из коридора, а затем громко открытая дверь возвестили о переносе планов. Все таки на вопрос Дефо «Тело или сердце?», мы отвечали «Первое».       Две тяжело дышавшие девицы и Пьюси с Пайком ворвались в гостиную, бросившись к моим комнатам, но быстро заметили растрепанного меня в углу дивана.       — Сэр, там в коридоре Драко и Райт дерутся!       — И что я должен сделать, мисс Паркинсон? — я вызывающе поднял одну бровь, не желая покидать Гермиону, но та многозначительно кашлянула, намекая на то, что следует разобраться, — хорошо, пойдёмте.       Я пропустил подружек вперед и двинулся к двери, даже не посмотрев на Грейнджер, когда Пайк дернул меня за рукав сюртука, заставляя склонить к нему голову:       — Эм, сэр, наденьте мантию, а то парни подумают, что вас возбуждают драки.