***
Эмилия сидела в маленьком кабинете директора гостиницы, разглядывая пальцы на руках, серые швы на плитке, которой был отделан пол. Девушка сдерживала рыдания, подобравшиеся уже к самому горлу, выслушивая речь начальника. Отель не потерпел конкуренции, не смог победить в этой войне за клиентов, а потому находился на грани полного разорения. Штаб начали постепенно сокращать, но Волкова тогда еще не волновалась, ведь ее постоянно хвалили, она работала за двоих, а то и троих, а потому девушку додержали до самого конца. С надеждой, что дела пойдут в гору, ей давали зарплату неделю назад, но сейчас обстоятельства изменились. — Эмилия Андреевна, мне очень жаль, я понимаю ситуацию с вашей матерью, но, к сожалению, мы будем в ближайшее время реорганизовываться, а потому больше не нуждаемся в менеджере отеля, — мужчина был добрым, его глаза светились теплым светом, но слова ранили как ножи. Придется искать новую работу с такой же зарплатой, иначе матери не видать операции, а девушке здоровой или даже живой женщины, которая ее вырастила. — Совсем ничего нельзя сделать? — Эми не хотела выглядеть дурочкой в его глазах, но не успела прикрыть рот, прежде чем задать этот глупый вопрос. Мужчина окинул ее грустным взглядом и, тяжело вздохнув, кивнул. Волкова была по-настоящему ценным сотрудником, но отель больше не мог существовать только на ее рвении. Все посетители городка, все нуждающиеся во временном жилье люди, ехали в другое место под названием «Полночное солнце». Это был красивый отель в центре городка, обрамленный с двух сторон небольшими зелеными зонами с густыми кленами, тонкими березками и красивыми кустами роз. Место было роскошным, находилось в более удобной части города, а потому люди стекались в основном туда, оформляли заявки на проведение корпоративов и мероприятий, банкетов и свадебных торжеств, а про местечко, где работала Волкова, все начали постепенно забывать. Увольнение стало определенным ударом для девушки, мир снова пошатнулся, будто ее главной целью было устоять на ногах, а все вокруг только этому и мешало. Эмилию Волкову было трудно сломать, но очень легко прогнуть, заставив несколько дней подряд мучиться от терзающих темных мыслей, от слез, душащих, обжигающих изнутри. Девушка старалась удержаться на плаву, так старательно гребла, но ее будто утягивало на дно. Она пришла домой после увольнения в полной прострации. Двигалась приведением по комнатам, почти не разговаривала с матерью, которая, в общем-то, сама не стремилась поболтать с дочерью, мучилась от боли и спала после принятия анальгетика. Эмилию грызло изнутри отчаяние: сначала новость о дорогостоящей операции, теперь потеря работы, так еще и в баре попались отвратительные клиенты, постоянно норовившие заглянуть ей в вырез рубашки. Девушка часто-часто дышала, сдерживая подступающую истерику, но в конце концов уселась на пол в ванной, глотая жгучие соленые слезы. Эми хотелось рвать волосы на голове, кричать в голые пошарпанные голубые стены комнатки, просить прощения у матери, что она потеряла второй источник дохода и не может оплатить операцию. Когда в дверь постучали, Волкова уже почти успокоилась. Девушка умылась ледяной водой, окончательно приводя себя в чувство, оповестила мать, скорее всего проснувшуюся от звонка, кто пришел, и поспешила открывать. Эмилия пригладила волосы, не желая показывать друзьям всю свою слабость, выраженную даже через внешний вид. Ей хотелось быть сильной, самостоятельной, выглядеть в их глазах более стойкой, чем она являлась. Некое темное желание, чуть омрачающее дружбу, в которой предполагается искренность. Но девушка не умела иначе, она боялась, что такой: слабой и потрепанной, ее перестанут уважать и ценить. — Привет, — Машка притянула подругу в объятия, прижалась к ней всем телом, успокаивая и согревая своим теплом. Паша улыбнулся, стоя за спиной у сестры, окинул Эми взглядом, ища признаки совсем плохого самочувствия. Волкова кивнула ему, отойдя от подруги, притянула и его к себе. Ей катастрофически нужно было тепло этих двоих, чтобы пройти через очередные трудности. И пусть внутри все протестует, требует быть волевой и сильной, она позволяет себе раствориться в чужих прикосновениях, насладиться дружеской поддержкой. Паша тихонько выдохнул ей в волосы, пригладил их на затылке, успокаивая Эми окончательно. — Заварим чайку и поболтаем, — Маша с порога начала давать команды, это, казалось, было ее любимым занятием, а Эми лишь покорно кивнула. Пропустила друзей в коридор, ожидая, пока те снимут обувь и легкие куртки, провела в уже знакомое по постоянным посиделкам место. Волкова заварила целый чайник травяного душистого напитка. Комната заполнилась ароматом бергамота, мяты, а руки приятно согревали аккуратные кружечки из набора, который был приобретен в подарок матери пару лет назад. — Так что стряслось? — Паша не мелочился, к чему разводить разговоры ни о чем, если у подруги есть проблема, которую стоит решить. — Как я и сказала, отель совсем пришел в упадок, они его реорганизуют и меня одну из последних сократили, — Эми опустила взгляд в кружку, рассматривая плавающую чаинку. Маленький темный кусочек метался из одной части в другую, наворачивал круги на горячей воде. — Но ведь это ничего, можно что-то другое подыскать? — Мария взяла девушку за руку, погладила в дружеском жесте, стараясь поддержать и утешить. Эми улыбнулась, скрывая где-то за внутренними стенами все отчаяние, что рвалось наружу. — Да, но сейчас с работой очень сложно, хороших мест нет, а низкая зарплата не совсем меня устраивает, маме нужна очень дорогая операция, чтобы она наконец-то поправилась, — девушка, чтобы сдержать очередной накатывающий волной порыв слез, снова опустила глаза в чай. Ей казалось, что, если она посмотрит на друзей, тотчас разрыдается. — Маленькими шажочками соберешь, — эти слова вызвали в ней не только волну грусти, но и легкую агрессию, которую Эми скрыла, впившись ногтями в мягкую кожу на ноге под столом. — Не получится, максимум есть четыре месяца, чтобы собрать и сделать, — девушка наконец нашла силы взглянуть на друзей, но, встретившись с печальными глазами подруги, замкнулась еще больше. — Давайте придумывать что-то, мы можем тебе одолжить, да, Маш? — Павел всегда стремился поддержать подругу любыми средствами, искал всевозможные пути разрешения, но залазить в долги, тем более с лучшими друзьями, Волкова уж точно не планировала. Она должна была добиться всего сама, справиться с ситуацией пользуясь только эмоциональной, но не финансовой, поддержкой друзей. Маша кивнула, уткнувшись в одну точку. В глазах будто можно было увидеть, как быстро-быстро вертятся в голове шестеренки, а потом ее словно током ударило. Девушка вздрогнула, достала телефон, судорожно ища что-то в своих социальных сетях. — Я вспомнила, смотри, — она протянула ей гаджет, постучала по экрану красным ноготком. Эми протерла глаза, сфокусировалась на маленьких буковках. — Вакансия в «Полночное солнце», — девушка судорожно выдохнула, чувствуя, как мир снова начинает собираться по кусочкам из руин, как возвращаются надежды и радость. — Ты почитай полностью, рано обрадовалась, — Павел, как всегда, высказывается прямо, без попыток сгладить ситуацию, за что девушка обычно благодарна, но сейчас слова сродни удару под дых. Эмилия вчитывается, проглатывая предложение за предложением. Новый роскошный отель предлагает вакансию менеджера, но есть определенные условия. Они берут двух человек, которые будут в течении двух месяцев соревноваться в своих навыках, чтобы занять вакантную должность. Радость внутри утихает, уступая место страху и тревожности. Два месяца соревноваться, но по итогу не получить должность, готова ли она к такому? Маша смотрит прямо в глаза, ловит каждую эмоцию подруги, жадно считывая всю информацию. Девушка выглядит взбудораженной даже больше, чем сама Волкова, что вызывает легкий смешок. — Маша, ты чего? — Эми старается придать голосу ровный тон, унять легкую дрожь. С одной стороны на нее снежным комом свалилась возможность, а с другой, не стоит ли ей поискать еще работу, вдруг она не успеет оплатить операцию матери. — Эми, это же отличный шанс. Они платят за эти два месяца почти полную зарплату менеджера, обещанную по итогу, это твоя возможность и собрать деньги, и получить реально хорошую работу, — она бережно сжимает руку подруги, подталкивая к принятию решения. — Позвони, сейчас же, у них рабочий день через полчаса кончается. Волкова послушно кивает, не зная, как противостоять напору подруги. Ее эмоциональное состояние слишком шаткое, чтобы принимать решения, но в одном Маша точно права — вакантную должность могут занять, и тогда Эми придется разгребать огромную кучу, в которой она оказалась, другими силами. Девушка взяла свой мобильник, отошла от стола, набрав по пути номер, вычитанный в посте в социальных сетях. Где-то внутри била тревога, звонили маленькие колокольчики, предупреждающие, что поспешные решения еще ни к чему хорошему не приводили, но Эми приказала всему существу в голове заткнуться, чтобы не сбиться с настроя на звонок. Девушка на том конце вежливо поздоровалась, не показывая, как ее скорее всего утомили такие разговоры. Волкова быстро расспросила о самых важных деталях, договорилась выслать на почту рекомендацию с прошлого места работы, условилась о собеседовании и сбросила звонок. Настроение чуть приподнялось, но внутри все равно поселилось какое-то неуютное, щемящее чувство. Будто бы что-то должно пойти не так, обязательно окажется какое-то обстоятельство, способное сбить Волкову с ног. Но, глядя в горящие глаза друзей, девушка не посмела им признаться в этом. Маша снова притянула ее в теплые объятия, поздравляя с успешной договоренностью, что вызвало у Эми усмешку. Несмотря на все трудности в жизни близнецов, они вдвоем оставались яркими, веселыми и вечно забавными, пусть все вокруг и пыталось их сломить. В этом плане Эми завидовала силе, которая сокрыта внутри ее друзей. У нее не получалось оставаться наивно-доброй, веселой или открытой, когда мир старался сбить ее с ног. Паша легко сжал плечо подруги, показывая свою поддержку и радость за ее возможную перспективу. В такие моменты, когда они собирались втроем, Эмилия наполнялась изнутри каким-то небывалым теплом. Проблемы не отступали, но боль внутри утихала, подавленная позитивными улыбками друзей, теплыми прикосновениями, будто обжигающими даже. Волковой очень повезло встретить людей, которые могли понять ее боль, разделить и приуменьшить ее. Если бы не близнецы, возможно, она бы не могла так остервенело бороться за свое счастье, выносить все проблемы, падающие комом на голову. — Спасибо вам, ребята, — девушка растрогалась, дали о себе знать недавно пролитые слезы, резь в глазах снова проявилась, вынуждая Эми спрятать лицо на плече у лучшей подруги. — А теперь давайте отвлечемся, — Паша всегда разруливал такого рода ситуации, вынуждая девчонок отвлечься от терзаний внутри, сменить настрой с трогательно-плаксивого, взбодриться. Вот и сейчас паренек предложил сделать попкорн в микроволновке, устроиться на диванчике в маленькой гостиной и пересмотреть старую комедию, которую они традиционно раз в год включали, пусть и знали фразы наизусть. Дружба с близнецами была доброй, чистой и наполненной теплом. Эмилия благодарила все высшие силы, которые знала, что судьба столкнула ее с ребятами, подарив ей шанс выпутаться из темного лабиринта своей жизни, пережить самые кошмарные дни и ночи, ощущая на плечах теплые руки друзей, поддерживающих и неумолимо подталкивающих вперед.***
Тусклый свет падал на темную лакированную барную стойку, начищенную Эмилией до блеска всего пару часов назад. На поверхности уже красовались маленькие капельки от случайно пролитого алкоголя в руках уже не совсем трезвых посетителей. Девушка крутилась как белка в колесе, готовила напитки почти на автомате, улыбалась подсаживающимся людям и кратко поясняла, если задавали вопросы. Волкова привыкла к этой работе, пусть тут платили и не так много, но именно наличие смены на пару часов по вечерам позволяло ей откладывать большие суммы денег на лечение Елены Геннадьевны. — Добрый вечер, — за барный стул присел незнакомый мужчина в возрасте до пятидесяти. Эмили окинула его взглядом, ненадолго замирая: черные волосы, яркие синие глаза под нависшими пушистыми бровями, массивный, будто признак какой-то злобы, подбородок и скулы с проблесками щетины. Девушка почувствовала легкое напряжение от присутствия этого человека, внутри все кричало, что у нее могут возникнуть проблемы и очень скоро. Постаравшись отмахнуться от этой мысли, она принялась готовить остальные заказы, ожидая, когда грозный мужчина что-либо попросит. — Как такую привлекательную девушку занесло в такое место? — он сказал это на выдохе, когда Эми приблизилась к нему снова, чтобы принять его заказ. — Хорошее место, интересная работа, — Волкова всегда отвечала на такие вопросы шаблонными фразами, не желая стать жертвой тайного покупателя или проверки от начальства. Когда она только устроилась, руководитель отправил в бар клиента, который расспрашивал девушку обо всем на свете, интересовался мнением по поводу заведения и выпытывал недовольства, а потом Волкова стояла у стола директора, выслушивая цитирование предложений, произнесенных ею в тот вечер. Случай научил ее, что мнение стоит до последнего держать при себе, иначе бог знает, чем это может обернуться. Мужчина сделал заказ, не отрывая взгляд от ледяных голубых глаз Эми. Что-то в его ухмылке, жестах, пробуждало в ней первобытный страх. По спине пробежали мурашки, но девушка постаралась успокоить себя тем, что в баре есть охрана, чуть что, ей могут помочь. Раз в неделю обязательно случалось, что кто-то из гостей напивался до крайне неадекватного состояния, от чего Эми и доблестные охранники были вынуждены проводить несчастного до двери, попутно вытягивая с него деньги за сделанные заказы. Сейчас Эми чувствовала себя небезопасно, пусть охранники и смотрели на стойку почти постоянно, девушке казалось, этот вечер может знатно подпортить ей настроение и самочувствие. Когда мужчина уже порядком напился, девушка мысленно подметила, что движения его стали еще развязнее, мерзкая ухмылочка не спадала с лица, а глаза будто заволокло пеленой. Ситуация начинала накаляться, внутри поднимался страх и тревога. Пусть работа и была в большинстве своем непринужденной и удобной, иной раз Эми еле сдерживала дрожь в руках, когда очередной взрослый мужчина уж очень напоминал ей бывших матери. Так случилось и сейчас, когда она снова взглянула на него, увидев вместо этого человека отчима, который больше всех успел поизмываться. — Может хочешь поработать на дополнительные чаевые, красотка? — ему будто развязали язык, руки мужчины потянулись через стойку в желании прикоснуться к оголенному плечу Волковой. Девушка всем телом напряглась, будто готовая отразить удар, который может последовать. Она сама не всегда осознавала, почему такие моменты приводили ее в состояние полной боевой готовности, но, видать, тому виной были детские травмы и страхи, преследовавшие ее с первого десятка жизни и по сей день. — Нет, спасибо, может быть, хотите какой-то еще напиток? — Эми ощутила очередную волну мурашек, пробежавшую по спине от взгляда мужчины. Его синие глаза наполнились похотью, взгляд затуманился чем-то первобытным и опасным. Волкову слегка передернуло, потому она чуть дальше отошла, смотря на мужчину. — Порекомендуйте мне что-нибудь, — он чуть неуклюже опустил голову на согнутые в локтях руки, заглядывая Эми в глаза, проникая под кожу, будто выворачивая девушку наизнанку. Волкова собралась с силами, начала вспоминать так неудачно вылетевшие из головы названия и составы коктейлей, старалась рассказать мужчине обо всем в самой деловой манере, в какой только могла. Когда мужчина получил свой напиток, выбранный скорее всего наобум, учитывая, что он слишком активно испепелял ее взглядом и совсем не прислушивался, девушка чуть расслабилась. Пугающий мужчина увлекся своим коктейлем, потягивая его через трубочку, рассматривал столики сбоку от барной стойки. По его взгляду становилось понятно, что он подбирал кого-то нового, раз Эмилия на его «щедрое» предложение не согласилась. Но девушку уже не отпускали цепкие руки страха, сжавшего горло и осевшего тяжким грузом на плечи. Она начинала утомляться от долгого дня, постоянного встряхивания шейкера и улыбки, которую растягивала для гостей. Ее не отпускало и ощущение, что мужчина снова обратится к ней, но будет уже более настойчивым. К сожалению, ее шестое чувство не подвело. Сидящий за барной стойкой этакий «хищник» снова уперся взглядом в тонкие руки Волковой, рассматривал без зазрения совести выделяющуюся под формой грудь, «поглаживал» взглядом талию. Девушка смутилась, вся будто сжалась, превозмогая желания бросить все, что держала в руках, и сбежать куда глаза глядят. Она кинула взгляд на охрану, присматривающуюся к мужчине, но массивные парни ничего не предпринимали и, похоже, пока не замечали сгущающейся черными тучами угрозы. — Красотка, — язык мужчины уже заплетался, количество выпитого сыграло свою роль, делая движения все более смазанными и раскованными, взгляд затуманенным окончательно, а ухмылку кривовато-страшной. — Я хороший мужик, не обижу тебя, рассмотрела бы мое предложение, денег получишь, сколько попросишь, — он сверкнул дорогими часами, будто так пытаясь принудить Эми принять решение. Девушка поспешно помахала головой, не желая даже думать о таких мерзостях. Локоть опалило жаром прикосновения чуть влажной, большой руки, Эми сразу сжалась еще сильнее, посмотрела прямо в синие похотливые глаза мужчины за баром. Он чуть перевалился через стойку, чтобы ухватиться за нее, а теперь явно не намерен был отпускать. В ушах зашумело, в голове вихрем начали носиться воспоминания: отчим ее держит, прежде чем избить ремнем; мать хватает за локти, крича, что девушка заслужила наказание; отчим ставит ее в угол, перед этим крепко ударив по спине за проступок. Эми замерла с приоткрытым ртом, чувствуя, что все тело будто цепями сковало. Ей хотелось крикнуть «охрана», но язык будто опух, не поворачивался во рту, а горло передавило страхом и паникой. Благо, сидящий рядом клиент, бросив взгляд на происходящее, тут же разозлился и принялся открывать руки мужчины от Волковой. — Вы что творите, отпустите девушку, — это был тощий парень, наверняка немногим старше Эми, но он ухватился за руки мужчины, защищая ее честь и пытаясь освободить от цепкой хватки. — Не твое дело, ее работа обслужить меня, чего лезешь, — далее последовал поток очень смазанной, почти неразличимой брани, которую Волкова старательно пропускала мимо ушей, концентрируясь только на внутренней волне боли, поднявшейся из глубин. Ей всегда казалось, что она похоронила трагичную часть жизни, но, выходит, что у нее не вышло. Воспоминания просочились чернильной водой в маленькие трещины, окутали голову, вызывая волну тошноты и паники вперемешку. — Позовите охрану, — Эми сама не узнала свой голос, прошептала скорее эту мольбу, смотря прямо в глаза тощему пареньку. Слезы наворачивались сами собой, последние дни были слишком тяжелыми, так еще и эта ситуация, Волкова просто рассыпалась на тысячи мелких кусочков. Здоровые парни быстрым шагом подошли, когда малец подозвал их, вынудили одним только своим видом людей чуть расступиться, оторвали руку мужчины от Эмилии и увели его. Один из охранников задержался, осматривая девушку, взглядом интересуясь, все ли с ней хорошо. Она благодарно кивнула, сжимая свои плечи руками. Девушка внезапно почувствовала пронизывающий холод, несмотря на жар в помещении, ее била дрожь. Вызвав по специальной кнопке напарника, она быстро сняла форменный короткий пиджачок, выскочила в отдельную комнатку за баром, где просто упала на диванчик. Девушка прикрыла лицо руками, старясь привести дыхание в порядок. Часто случалось, что к ней кто-то начинал приставать, но почему-то именно сегодня все жесты мужчины возвращали ее мысленно в прошлое, возрождали сокрытые в глубине черные, как смоль, воспоминания. Слезы потекли из глаз совершенно неожиданно, Волкова даже не успела почувствовать кома в горле или рези, когда щеки уже намокли от дорожек, упорно вырывающихся из глаз. Тихонько шмыгнув носом, она выудила из кармана салфетки, силясь остановить потоки будто раскаленных слез. Все происходящее: потеря работы, срок операции, приставания, двухнедельной давности паренек из клуба — возродили в ней какое-то неистовое чувство тоски, пробудили боль, которую она так старательно скрывала за улыбкой и наивными взглядами. В голове крутился только вопрос «почему?». Почему все с ней происходит именно так? Болезненно, разрывая на мелкие кусочки, превращая внутренности в кашу, вынуждая судорожно, как рыба на песке, хватать ртом воздух, не в силах прекратить приступы паники. Почему она не заслужила быть счастливой, свободной? Каждый день ее сковывает будто цепями, вынуждая исполнять свой долг: зарабатывать на операцию матери, на их общее пропитание, оплату квартиры. Волковой до ужаса хотелось просто вздохнуть полной грудью, не чувствуя цепких рук тревоги на шее, не ощущая щемящего стыда внутри, что она отвлеклась на минуту от постоянной борьбы за жизнь женщины, родившей ее, за свою собственную жизнь. Эмилия нуждалась в свободе от всех забот, но не могла, просто не была в состоянии, бросить нуждающуюся в ее помощи женщину. Пускай она была не лучшей матерью, пускай детство было наполненно болью и тоской, никто не заслужил умереть в одиночестве от болезни, даже если она вызвана чрезмерным употреблением алкоголя, серьезных веществ или курением. Что бы ни делала эта женщина в прошлом, она оставалась матерью, человеком, воспитывавшим Эми в первые годы жизни, научившим ее ходить и держать ложку, завязывать шнурки и чистить зубы. И если бы не мать с ее вечными похождениями, Волкова не стала бы сильнее, умнее и более стойкой. Каждый человек имеет право на ошибку и право не быть осужденным за нее, поэтому в голове у Эми крепко держалась мысль, что мать заслужила шанс, потому Волкова ей его дала. Уже дома Эмилия сидела на своей кровати, разглядывая потолок. Мать чем-то шуршала на диване в гостиной. Когда Елена Геннадьевна увидела девушку, она сразу передумала задавать любые вопросы, вынуждать дочь посидеть с ней или развлечь ее: по лицу Эмилии становилось понятно, что она придалась тревожным воспоминаниям прошлого, а потому на доброту к матери совсем не настроена. Бежевые стены маленькой комнатки, где в действе Волкова, к сожалению, не могла найти покоя и безопасности, будто давили сейчас. Вихрь в голове только набирал обороты, и Эми, не выдержав, позволила тьме выбраться наружу, воспоминаниям просочиться и стать перед глазами мрачной, окрашенной в серо-черные тона картинкой. Маленькая Эми пряталась в шкафу, когда услышала открывающуюся в комнату дверь. Из-за постоянной тревожности и страха у девочки хорошо развился слух: она могла отличать, кто именно идет в комнату, иной раз даже в каком настроении, могла предположить, будут ли ее наказывать. Это все было так неправильно, противоестественно. Дети не должны так рано терять родителя, не должны подвергаться физическим наказаниям, коими одаривали Эми слишком часто. — Эмилия, живо выходи, иначе наказание будет еще строже, — голос отчима раздался громом среди ясного неба. Этот мужчина уже долго жил с ними и отличался крайне жесткими установками в отношении детей. По его мнению, дети должны были беспрекословно выполнять все «команды», подчиняться всем указаниям, поэтому поведение Эмилии, привыкшей к некоторой свободе, стало для него красной тряпкой. Вторым фактором, выводившим немолодого мужчину из себя, стали оценки. Он считал, что каждый ребенок должен учиться только на отлично, а раз мать Эми такая мягкотелая, дочку воспитает именно он. — А вот и ты, — он с силой распахнул шкаф, вытягивая девочку за шкирку. Она забрыкалась, стараясь вырваться из хватки, маленькими ручками цеплялась за одежду и дверцы, только бы не получать снова ремнем. — Отпусти, — она захныкала, совершенно не понимая, почему за плохую оценку ее должны наказывать. Мужчина отпустил ее, от чего Эми больно упала на коленки, сдирая тонкую кожу в некоторых местах. Слезы брызнули из глаз сами собой, застилая взор. — Ты знаешь, за что я тебя наказываю? — он возвышался над ней грозной скалой, был непоколебим, слезы маленькой дочки его женщины никаких чувств не вызывали. Казалось, ни один мужчина не мог проникнуться к Волковой любовью, которой ее одарял в детстве отец. Никто не мог полюбить ребенка, но все любили ее мать, причем крайне болезненно, неправильно, причиняя страдания и ей, и ее дочке. — Да, — девочка силилась выглядеть смелой, она читала в книжках, что стояли в меленьком деревянном шкафу, что главные герои должны отличаться мужеством, стойкостью, а потому следовала во всем их примеру. — Тогда выбирай, угол или ремень, — мужчина оскалился, он был похож на зверя, который вот-вот раздерет свою жертву на мелкие кусочки. — Угол, — девочка прошептала себе под нос, совсем тихо, чем разозлила его, кажется, еще больше. — Не слышу, а значит выберу сам, — он вынудил Эми стоять на месте, пока вытягивал из шкафа ремень. Девочка вся сжалась, готовясь к очередной порции боли, страшась, что пряжка может вылететь и металл раздерет ее кожу. Когда наказание кончилось, в горле Эми стоял так и не выпущенный наружу крик. Она правда старалась быть сильной, быть той самой героиней рассказа, которой все ни по чем. Но щеки стянуло от высохших слез, глаза резало, а в голове гудело от страха и боли. К сожалению, в этот раз ее главный страх оправдался — мужчина случайно или специально попал по ее тоненькой, бледной коже на спине пряжкой. Девочка перевела руку за спину, коснулась горящего огнем места, от вида крови на маленьких пальчиках ее начало мутить еще сильнее. Вечером мать обработала рану, причитая, что Эми должна быть послушной, покладистой, что она сама виновата, получила плохую оценку, а отчима вызвали в школу, так как он был мужем Елены Геннадьевны, ему пришлось краснеть там за поведение девочки. Волкова не понимала, почему посторонний дядя вообще испытывает за нее стыд, почему мать сама не могла разобраться, почему ее так наказывают за обычную двойку, полученную из-за бессонной ночи, когда мать с отчимом напились и буянили. Девочка глотала обиды, съедала их целиком, стараясь не подавиться, но внутри все больше и больше крушился маленький мирок. Волкова очнулась от воспоминания, судорожно потерла глаза, стараясь вытолкать из головы эту боль в пояснице, красные капли на пальцах, сковывающий в движениях страх. Мужчина из бара пробудил ту часть, которую Эмилия убаюкивала годами, заставляла замолкнуть и заталкивала подальше в глубь. Вытянул наружу черные, смоляные воспоминания, забивающиеся в нос и в рот, перекрывающие дыхание. Внезапный порыв, желание все выяснить, разрешить волнующие вопросы, очиститься от воспоминаний разговором, пусть это было по сути и невозможно. Девушка тихо открыла дверь, движимая желанием поговорить с матерью. Ее обида, накопленная годами боли, тревог и паники, вырывалась наружу, подпитывалась накопившейся за время судорожной работы усталостью, как огонь подпитывался кислородом, разгораясь все сильнее. — Мама! — девушка вынудила женщину присесть на диване, хлопая ресницами. Отвлекла от просмотра дешевого сериала по телевизору, вынуждая смотреть в глаза. — Почему ты никогда не защищала меня? Эми сейчас выглядела слабой, совершенно раздавленной. Сердце ныло и тосковало по той теплой, щедрой и доброй матери, которой была Елена Геннадьевна до смерти отца. Хотя бы на секундочку, на один миг, ей хотелось найти оправдание всем мерзким событиям, последовавшим после трагедии. — Потому что не знала, как правильно, — женщина задумалась, закусив губу. В ее глазах металась боль, отчаяние, накопленные также годами насилия со стороны любовников, метались и туманные воспоминания, утерянные под гнетом алкоголя, наркотиков. — Ты видела, что меня бьют, издеваются за просто так, — девушка тихо опустилась на свободную часть дивана, сжимая в руках край толстовки. Глаза снова резало, сегодня она была слишком чувствительной, возможно, разговор сыграет совсем не так, как хотелось в резком порыве. — Видела, но они тебя учили, ты ведь вон какая выросла, — в глазах матери стояли слезы, она понимала, где виновата, но так хотелось оправдать свою беспечность, свое отвратительное поведение, что она безбожно сочиняла отговорки, в которые верила сама годами. — Я выросла такой вопреки, — жестко отчеканила, почувствовав силу от поднимающейся волны злобы. — Прости Эми, я тогда сделала слишком много ошибок, за которые не заслужу твоей благосклонности еще очень-очень долго, — женщина опустила морщинистые тонкие руки, безвольно уставилась на дочку, ища в ней признаки сочувствия и понимания. В любой другой ситуации, Эми оправдала бы ее с радостью, сделала бы все, чтобы сказать «нет, моя мама была хорошей, это ее любовники плохие», но не могла. Не было таких сил, которые позволят ей полностью простить женщину. Вся жизнь Волковой — борьба. Борьба с собой, со своим отречением и одновременным сочувствием матери, со своей тревогой и паникой, вызванными напоминанием о детских кошмарах, со своим желанием быть свободной, над которым черной тучей нависает забота о больной женщине. — Не знаю, заслужишь ли, я настрадалась знатно из-за твоих похождений, твоих зависимостей. Знаю, тебе было больно, ты скучала по папе, но все твои мужья меня били, учили жизни, вопреки всем усвоенным от прежнего воспитания нормам. Шрамы можно только удалить, но пока они лишь напоминание, какой ты была, — девушка замолчала, не зная, стоит ли ей так откровенно резать мать без ножа своими словами, стоит ли ранить и так больную, страдающую женщину, продолжила уже мягче, спокойнее. — Но это не значит, что во мне не осталось любви к тебе, что я могу бросить тебя, нет, просто не уверена, смогу ли простить до конца. Не выдержав, девушка ринулась вихрем в свою комнату. Она высказала боль, что сидела в груди, но легче не становилось. Только смотреть сейчас в глаза матери — выше ее сил, труднее, чем когда-либо, потому ей точно нужно передохнуть в одиночестве, проработать все произошедшее, прежде чем с новыми силами ринуться в свой личный бой. Завтра Эмилию ждет собеседование, на котором решится, сможет ли она по сути заработать на операцию матери, не вынуждая себя мучиться на трех низкооплачиваемых работах, или нет. Но сейчас ей точно нужно попытаться успокоить ураган в голове, унять дрожь в руках, чтобы появились силы цепляться за идею, за свободу, которую ей пророчит успешная операция матери. Еще совсем-совсем чуть-чуть, еще пара маленьких шажков, и Эмили сможет жить для себя, помогая иной раз маме, но уже не в такой степени, как сейчас. Девушка заснула с тоской на сердце, болью, поглощающей все внутри, с желанием поскорее заработать, чтобы съехать из квартиры, вызывающей такие неприятные воспоминания. Чтобы не чувствовать запах горелой кожи, когда она берет в руки горячий чайник, чтобы не трогать со слезами на глазах шрам на спине, когда смотрит на шкаф, где покоился ремень. Волкова почерпнула из своих книжек, что нужно быть бойцом, нужно сражаться до последнего, а потому девушка до сих пор не сдалась. Пусть и хочется, пусть и ноет сердце, она дойдет до конца этот путь, поможет матери, а потом будет наконец-то полностью свободна и счастлива.