* * *
Моракс не покидает поле сражения до тех пор, пока не восстановит элементальную энергию. Медитировать под жалобные крики Бога Вихрей — не лучшая затея, но и рисковать своими воинами Властелин Камня больше не хочет. Чуть поодаль, на берегу, оправляются адепты. Хранительница Облаков помогает им исцелиться, в сознание приходит Сяо. К счастью, никаких серьёзных травм он не получил, не считая сильного истощения. Якша долго доказывает Сянь Юнь, что он в порядке, и ей стоит приберечь силы, чтобы исцелиться самой. Алатус направляется вдоль берега, издалека наблюдая за медитацией Моракса. Он сидит на плоском камне, который создал и пригвоздил к морскому дну сам. Глаза архонта закрыты — вокруг витает энергия. Сяо борется с желанием приблизиться к нему. А даже если и подойдёт, что скажет? «Спасибо, что в очередной раз меня спасли?». Хоть это и справедливо, в голове якши звучит глупо. «Тревожить Властелина Камня сейчас — не лучшая идея, — думает Алатус. — Впереди ждет процесс запечатывания Осиала, а ему нужно восстановить энергию. Не стоит вмешиваться». В голову приходит более разумная мысль: навестить братьев и сестёр в гавани. Морские твари должны были отступить после падения Бога Вихрей, но в этом стоит удостовериться. Энергии не хватает на телепортацию, поэтому Сяо отправляется в город пешком. Дорога занимает около десяти минут, и когда Алатус приближается к гавани, наконец выдыхает. Никаких звуков битвы: ни криков, ни лязга орудий. «Все кончено. Это победа». Опираясь на копье, Сяо приближается к берегу, где ведет свой бесконечный патруль охрана. Генерал миллелитов тоже находится здесь, раздавая указания. Увидев генерала Алатуса, приближается к нему. Уже открывает рот, чтобы задать очевидный вопрос, но Сяо его опережает: — Бог Вихрей пал. Лорд Моракс восстанавливает энергию, чтобы провести процесс запечатывания. Генерал миллелитов реагирует сдержанно: кивает и улыбается. — Где я могу найти маршала Летучего Змея? — спрашивает Алатус, наблюдая, как улыбка медленно сползает с лица человека. — Генерал Витой Молюск и генерал Обезьяна сильно пострадали. Маршал Летучий змей и генерал Огнекрыса позаботились о том, чтобы их в срочном порядке определили в лазарет. Думаю, они сейчас там. Сяо чувствует укол в груди. — Ясно, спасибо. — И, все еще опираясь на копье, спешит в город. Преодолеть лестницу, ведущую к обители Моракса, где, собственно, и находится лазарет, становится той еще задачей. Усталость, как-никак, берет своё. Однако находясь уже в просторных коридорах, Алатус снова ускоряет шаг. Он распахивает дверь в лазарет, и все взгляды сразу же устремляются на него. Здесь и миллелиты, и младшие якши и, конечно, его братья и сестра. Сяо чувствует себя неловко, но понимает, что все эти взгляды жаждут знать правду. Якша улыбается, кивает. Радостные возгласы, кажется, разносятся по всей гавани. Он ловит взгляд Босациуса: приветливый и одобрительный. Но состояние дел выдает грустная улыбка. Алатус спешит к нему. Проходя мимо коек, он видит якш из своего отряда и отрядов братьев и сестёр. Среди них Бонанас и Меногиас. Старший брат сидит на стуле между их кроватями, сложив руки на груди. — Как они? — с ходу спрашивает Сяо и садится на койку сестры. Девушка без сознания — на голове повязка, грубый шрам на аккуратном фарфоровом лице и бинт на правой ноге. — Бонанас сильно пострадала, но хорошо исцеляется. Меногиаса спас его же щит, а так и ему пришлось бы несладко. Отделался шрамами от укусов. Сестру сильно ужалили в ногу, вся в волдырях. — А Индариас? — В порядке. Отправил ее в обитель отдыхать. Босациус нервно вздыхает и сгибается пополам, упирая локти в колени. Сяо слезает с кровати и приближается к брату. Он кладет руку на его плечо и тихо спрашивает: — Сколько? Якша качает головой. — Трое из моего. По одному из отрядов Инды и Меногиаса. Двое из отряда Бонанас. Один из твоих тяжело ранен, но жить будет. Алатус оседает на кровать и запускает руку в волосы. — А миллелиты? — Около двадцати. Точно не уверен. Ими занимается их генерал. Много раненых. — Понятно. — Сяо вздыхает. — Как ты? — В норме. Спасибо Меногиасу. Его щиты — нечто. Собой рисковал, чтобы других спасти. Ладно хоть сам жив остался. — Босациус слабо улыбается. Попытка отшутиться приподнимает настроение. Алатус поддерживает и тоже улыбается. — Как Моракс и адепты с передовой? Сяо качает головой. — Долго рассказывать, давай позже? Нам всем нужен отдых. — Твоя правда. — Босациус встает, уперевшись руками в колени. — Пойдем. Бонанас и Меногиас будут в надёжных руках целителей.* * *
У обители якш Сяо и Босациуса встречает Хранительница Облаков в своей птичьей форме. Взмахнув крылом, она подзывает Алатуса и щелкает клювом. — Что-то случилось, леди Сянь Юнь? Птица качает головой. — Властелин Камня зовет вас, чтобы наложить печати на тюрьму Бога Вихрей. Чем больше, тем лучше. Можете взять Босациуса. Сяо кивает. — Конечно. Мы придём. Хранительница облаков, взмахнув крыльями, скрывается в небе. — Все в порядке? — Босациус кладет одну из четырёх рук на плечо Алатуса. — Да. Осиала запечатывают. Пойдешь? Якша кивает. — Хотел бы я посмотреть на лицо этого урода. Из-за него погибли якши, и я хочу отомстить, добавив к его тюрьме свою печать. Сяо ничего не отвечает, но в глубине души испытывает те же чувства, хотя и никогда не признается в этом.* * *
Властелин Камня с самого начала битвы не был в гавани и впервые испытывает страх. Боится вернуться и узнать, скольких унесла битва с Осиалом. Холодный тон Моракса, морщинка между бровей и хмурый отстраненный взгляд выдают его с головой. Конечно, адепты могут сослать все это на обычную усталость, но каждый знает истинную причину такого поведения. Никто не рискует посмотреть архонту в глаза, чтобы не столкнуться с этим мрачным жестким взглядом. Только Сяо улавливает в нем нотки печали, когда оказывается с Мораксом лицом к лицу на небольшом расстоянии. Тогда Властелин Камня вдруг выходит из оцепенения и взгляд его теплеет, будто он встретил старого друга, которого не видел несколько сотен лет. Моракс смотрит на якшу так, будто осознает, что перед ним живое существо. Его глаза проникаются светом и в сердце пробуждается забытая надежда, так долго подавленная холодными тенями разочарования. Тишина, раньше гнетущая и тяжелая, смягчается. Властелин Камня делает глубокий вдох, позволяя энергии камня поглотить его. Моракс устанавливает первую печать, и только после этого адепты присоединяются к нему и накладывают свои. Властелин Камня замечает, как с особой яростью к процессу подключается маршал Летучий Змей. Это рассказывает ему о многом, но предполагать худшее не хочется. Убедившись в прочности тюрьмы Бога Вихрей, Моракс принимает тот факт, что пора возвращаться в гавань. Но, чтобы скрыть эмоции, которые — он знает — несомненно его накроют, обращается в дракона и взмывает в небо. Адепты провожают его фигуру взглядом, и Гань Юй прерывает гнетущее молчание: — Босациус, скажи же, что все не так плохо!.. Якша качает головой. — Погибшие есть, и с этим ничего не сделаешь. — Он вырвается вперёд и спешит в город.* * *
Оставшийся день не приносит за собой ничего хорошего. Сяо и Босациус помогают с организацией похорон для якш, чтобы достойно проводить каждого из них. Тем же занимаются и семьи погибших миллелитов. Остальные адепты помогают Властелину Камня с наведением порядка в гавани, а Хранительница Облаков отправляет Гань Юй на заслуженный отдых. Все-таки девушка довольно сильно перенервничала. Босациус отправляется отдыхать только к вечеру, предварительно убедившись, что Инда в порядке и тоже отдыхает. — Алатус, ты идешь? — Да-да, я догоню. Старший скрывается на втором этаже обители, в своей комнате, а Сяо так и остается сидеть в столовой. Чай, к которому он так и не притрагивается, давно остыл, как и мясные лепёшки, на скорую руку приготовленные Босациусом. Даже блюда, приготовленные старшим братом, не вызывают аппетита, а улун напоминает о Меногиасе. «Он бы точно не отказался от чая, — думает Сяо. — А ведь точно!..» Якша двигает стул, на котором сидел, к шкафам и тянется к верхней полке, где находятся корзинка для пикника. В процессе наделав много шума, Сяо наконец достает ее и ставит на стол. В корзинку он кладет лепёшки Босациуса и новый, только что заваренный чай в небольшом чайнике. Не теряя времени, Алатус перемещается в лазарет. — Сяо! — кричит Бонанас, только увидев брата у дверей, и машет рукой, подзывая к себе. Меногиас тоже в сознании и приветливо улыбается. — Брат, как ты? — В порядке. Принёс тут… — Сяо ставит корзинку на тумбочку между койками брата и сестры. — Голодные, наверное? — Нас кормили около получаса назад, — отвечает Бонанас, заглядывая в корзинку. — Ох, это что, лепешки брата Босациуса?! — Да неужели? Мой любимый чай! — Меногиас выгружает из корзинки чайник и ставит его рядом. — Алатус, да ты герой! — Он треплет брата по волосам и тянется за кружкой. Сяо скромно улыбается и оглядывает помещение. Людей и якш уже меньше чем утром, и это не может не радовать. — Целители многих отпустили, — уже доедая свою лепешку, говорит Бонанас. — Нас тоже должны завтра утром. — Ох, это хорошо. — Алатус кивает. — Вы точно в порядке? Ничего не болит? Меногиас пожимает плечами. — Вся кожа в волдырях, но жить можно. Уже устал валяться здесь, хочу в свою мастерскую поскорее! Сяо закатывает глаза, улыбается. — Узнаю старого, доброго брата, — смеется Бонанас. — Еще несколько часов назад в отключке лежал, а сейчас ему уже мастерскую подавай! — Конечно, у меня полно нереализованных проектов! — Меногиас вдруг подпрыгивает на кровати. — Ох, точно, и наряд для Властелина Камня! — Успеется, брат, куда ты вечно спешишь?.. Сяо в пол уха слушает спор брата и сестры, продолжая наблюдать за людьми в лазарете. Здесь и миллелиты с переломами, укусами морских тварей, ожогами и другими травмами. Взгляд останавливается на якше, который в одиночестве лежит в другом конце комнаты. — Ты не понимаешь, это нельзя откладывать! Я не уложусь в график! Алатус поднимается со стула, оставляя Бонанас и Меногиаса наедине, и направляется к младшему якше. — Фай? — Ох, генерал? — Он подскакивает на кровати, головой ударяясь о спинку койки. Потирает ушибленное место и невинно улыбается. Это якша из отряда Сяо. Тот самый, который получил тяжелую травму. — Как ты себя чувствуешь? — Алатус садится на край его кровати. — Маршал Летучий Змей сообщил, что случилось что-то серьезное. Якша заметно поникает. — Да, и правда случилось. — Он отгибает край одеяла, и Сяо ужасается. Фай потерял ногу. Стараясь не показывать эмоций, чтобы не обидеть подчиненного, Алатус спрашивает: — Как это произошло? — Чудище с длинными щупальцами схватило меня за ногу во время сражения, — голос якши дрожит, — и я позвал товарищей на помощь. Оно попыталось утащить меня под воду, но… Ребята потянули меня, и… — Фай закрывает руками лицо. — Мне было так больно, генерал… Якша ощущает, как холод пробирается в самые глубины его существа. Каждый шов на перевязке напоминает о боли, и ему кажется, что он потерял часть себя. Чувство безнадежности сжимает его сердце, словно железная рука, лишая воздуха. Он чувствует себя беспомощным, как щепка на глади бурного моря. Страх и гнев смешиваются в его сознании. Гнев на то чудовище, которое отняло его ногу, и на себя самого за то, что не смог справиться. Он чувствует обиду на мир, который, кажется, не оберегает его. Контраст боли и утраты заставляет его вспоминать моменты, когда жизнь казалась простой и беззаботной; теперь все это затмевается мрачными воспоминаниями о сражении. Каждый шрам в его душе отражается в этой потере, и мысль о том, что он больше не сможет сражаться, становится невыносимой. В этот момент Сяо испытывает целый спектр эмоций, наблюдая за страданиями своего подчиненного. Он чувствует беспомощность, глядя на якшу, который когда-то был полон жизненной энергии. Теперь перед ним лежит раненый солдат, чья сила и уверенность исчезли. Это напоминает Алатусу о высоких ставках этой войны и о страданиях, которые она принесла. Он думает о том, что доля ответственности за случившееся лежит и на нем. Чувствует, что как лидер не сумел обеспечить безопасность своему отряду. Это чувство вины терзает его; Сяо осознает, что каждая потеря — это не просто отсутствие бойца, но удар по всей команде, по морали остальных. Его решимость заменяет растущая беспомощность. Алатус подается вперед, чтобы коснуться плеча якши, но одергивает руку, когда Фай начинает дрожать. Сквозь его всхлипы он слышит: — Простите, генерал… Простите… Сяо не знает, что сказать, и что вообще делают в такие моменты. «Я не только никудышный лидер, но и никудышный друг». Алатус чувствует, как холодные капли пота стекают по его спине. Он вновь и вновь осознает свою беспомощность в этой ситуации. Картинки яростной битвы и горькой утраты проносятся в его голове, как ураган осколков. Сяо сидит рядом с Фаем, ощущая, как стена эмоций возводится между ними. Он не знает, как утешить своего подчиненного, который находится в таком глубоком отчаянии. Внутри начинает зреть тревога. Сяо знает, что каждый выбор, который он делает, имеет последствия, и сейчас он не готов к этим последствиям. Думать о том, как оправдать себя перед другими слишком тяжело. В этой тёмной комнате, наполненной слезами и сожалениями, Алатус чувствует, как его собственные ошибки нависают над ним, словно решения в одиночной игре, каждая из которых окончательно тускнеет. Он понимает, что слово «друг» здесь не просто слово. Это ответственность, обремененная надеждой, а сейчас её тяжесть становится невыносимой. Сяо страдает от осознания, что не смог защитить свой отряд так, как должен был. Каждый его шаг, каждая команда теперь кажутся ему неверными, и искренние намерения растворяются в мрачных мыслях. «Я должен был остаться в гавани и защитить их…» Взгляд снова возвращается к якше. Алатус знает, что единственное, что он сейчас может сделать, — это быть рядом. Просто присутствовать, даже если слова не могут звучать. Чувство потери и вины все еще терзают его, но при этом в его сердце закрадывается идея о том, что иногда присутствие важнее слов.